Мы с Маттео промолчали. Кеччо сжал кулаки, глаза его сверкнули, он прошипел:
- Негодяй!
Мы все знали, что приказ отдал граф.
- Клянусь Богом, я так рад, что ты жив и невредим, - сказал Маттео.
- Каким же я был дураком, поверив его словам! Мне следовало знать, что он никогда не забудет оскорбление, которое я ему нанес.
- Он все хорошо спланировал, - заметил Маттео.
- Кроме солдата, - напомнил я. - Не предусмотрел, что его могут узнать.
- Возможно, он командовал остальными. Но как хорошо он все подготовил, задержал нас после ухода остальных, чуть не убедил Филиппо и меня уйти домой, оставив тебя одного. Катерина в этом участвовала.
- Интересно, почему он не отменил покушения, когда понял, что вы не один? - спросил я.
- Он знает, что один я никуда не хожу, а второго такого случая могло и не представиться. Возможно, он думал, что им удастся отбиться от вас, может, даже убить.
- А Эрколе и его люди?
- Да, я думал об этом. Единственное объяснение - они ждали наготове, чтобы прикрыть их отступление, если бы они добились успеха, и убить, если бы покушение провалилось или они не смогли бы сбежать.
Так они и сделали. Я видел, как Эрколе подал знак солдату, добившему раненого.
- Возможно. Идея состояла в том, чтобы уничтожить всех свидетелей и исключить расследование.
- Что ж, теперь все увидят, что это опасно - выполнять грязную работу для Риарио.
- Это точно!
- И что теперь?
Кеччо посмотрел на него, но не ответил.
- Ты все еще отказываешься поступить с Джироламо так же, как он попытался поступить с тобой?
- Нет! - без запинки ответил Кеччо.
- Правда? - вырвалось у нас обоих.
- Так ты согласен? - добавил Маттео.
- Теперь я не вижу причин, мешающих мне самому свершить правосудие.
- Убийство? - прошептал Маттео.
- Убийство, - твердо ответил Кеччо, а после паузы продолжил: - Это единственный оставшийся у меня выход. Вы помните слова Лоренцо? Они со мной изо дня в день, я обдумывал их снова и снова: "Дайте Кеччо знать, что только дурак ставит перед собой цель, которую не может или не хочет достигнуть, а мужчина, который достоин зваться мужчиной, уверенно и с ясным умом идет к цели. Он видит суть и отметает все ложное. И когда разум подсказывает ему средства для достижения этой цели, он глупец, если отказывается воспользоваться ими. Если же он мудр, то действует быстро и без колебаний". Я знаю цель, и я ее достигну. И знаю средства, и буду действовать быстро и без колебаний.
- Я рад, что ты наконец-то так заговорил, - кивнул Маттео. - Многие нам помогут. Моратини присоединятся к нам. Якопо Рончи и Лодовико Пансекки так злы на графа, что придут, как только услышат о твоем решении убить нашего общего врага.
- Ты слеп, Маттео. Разве ты не видишь, что мы должны сделать? Ты принимаешь средства за цель.
- О чем ты?
- Смерть Джироламо всего лишь средство. Цель дальше и выше.
Маттео промолчал.
- Мои руки должны быть чисты. Никто не должен сказать, что мной двигали личные мотивы. И инициатива должна исходить не от меня. Идея убийства должна прийти со стороны.
- И кто, по-твоему…
- Я думаю, предложить ее должен Бартоломео Моратини, а я уступлю его доводам.
- Хорошо! Тогда я переговорю с ним.
- Нет-нет, ни ты, ни я не должны в этом участвовать. Потом ни у кого не должно остаться ни малейших сомнений, что д’Орси уговорили пойти на убийство ради блага общества. Понимаешь? Я скажу тебе, что надо сделать. Филиппо должен нам помочь. Он пойдет к Бартоломео, расскажет о нависшей над нами опасности, предложит Бартоломео убедить меня в необходимости убийства Джироламо. Вам ясно, Филиппо?
- Абсолютно!
- Вы это сделаете?
- Я пойду к нему завтра.
- Подождите, пока о покушении не станет известно всему городу.
Я улыбнулся обстоятельности Кеччо: он, несомненно, все продумал и не упускал ни единой мелочи. И куда только подевались его моральные принципы?
Ночная тьма уже начала разбавляться зарей, когда мы разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи.
Глава 20
Я не проспал, как мне показалось, и получаса, когда меня разбудил доносящийся снизу шум. Поднявшись, я подошел к окну, выглянул, увидел на улице толпу. Люди кричали и жестикулировали. Тут я вспомнил случившееся ночью и понял, что новости разлетелись по Форли и горожане пришли, чтобы узнать подробности. Я быстро оделся, спустился вниз и увидел, что и двор запружен толпой. Тут же меня окружили озабоченные люди, жаждущие узнать подробности происшествия. Ходили противоречивые слухи. Кто-то уверял, что Кеччо убили, другие утверждали, что он цел и невредим, большинство полагало, что его ранили. Все ждали Кеччо.
- Если он невредим, почему не выйдет к нам? - спрашивали они.
Слуга уверял их, что Кеччо одевается и спустится к ним с минуты на минуту… Внезапно раздался крик. Кеччо появился на верхней площадке лестницы. Люди бросились к нему, окружили, радостно крича, пожимали ему руку, обнимали ноги, просто прикасались к нему, чтобы убедиться, что он не ранен, целовали его камзол… Бартоломео Моратини вошел во двор, сопровождаемый сыновьями, и толпа раздалась, чтобы он мог пройти и обнять Кеччо.
- Слава Богу, ты невредим! - воскликнул Бартоломео. - Если что-то случится с тобой, для Форли это будет черный день!
Люди ответили криками согласия. Но тут же с улицы донесся глухой и недовольный ропот. Люди, стоявшие у лестницы, оборачивались, чтобы понять, что там такое.
- Расступитесь! Расступитесь! - послышались резкие крики. Толпу расталкивали, чтобы пропустить группу мужчин, в центре которой шел граф. Граф! Кеччо вздрогнул, но тут же взял себя в руки и поспешил навстречу высокому гостю. Джироламо подошел к нему, обнял, расцеловал в обе щеки.
- Мой Кеччо! Мой Кеччо!
Сторонники д’Орси, знавшие правду, изумленно переглянулись.
- Я поспешил сюда, как только узнал ужасные новости! - воскликнул граф. - Ты цел и невредим? Совершенно невредим?
Он вновь обнял Кеччо.
- Ты и представить себе не можешь, как я испугался, когда услышал, что ты ранен. Как же я рад, что это неправда! Господи, я благодарю Тебя за то, что Ты уберег моего Кеччо!
- Вы очень добры, мой господин, - ответил наш друг.
- Утешает только одно: грабители получили по заслугам. Мы должны принять необходимые меры, чтобы избавить город от таких опасных людей. Что скажут люди о моем правлении, если станет известно, что мирный горожанин не может ночью дойти до своего дома, не опасаясь за свою жизнь? Ох, Кеччо, я так корю себя за случившееся.
- У вас нет на то причин, мой господин, но… наверное, будет неплохо выяснить, кто эти люди, узнать, известны ли они в Форли. У них могут быть сообщники.
- Разумеется. Такая мысль приходила мне в голову. Давай выставим их тела на ярмарочной площади, чтобы их все могли увидеть.
- Извините, мой господин, - вмешался один из сопровождавших графа придворных, - но убитых оставили на ночь в церкви Сан-Спирито, а к утру трупы исчезли.
Мы с Маттео переглянулись. Кеччо не отрывал глаз от графа.
- Исчезли! - воскликнул тот, выражая крайнее неудовольствие. - Кто несет за это ответственность? Предложи награду за розыск тел и сообщников этих бандитов. Я требую, чтобы их нашли!
Вскоре после этого он отбыл, вновь расцеловав д’Орси, похвалив меня и Маттео за поддержку, оказанную Кеччо.
- Я сожалею, мессир Филиппо, что вы не уроженец Форли. Я бы гордился таким гражданином.
Бартоломео Моратини еще не покинул дворец д’Орси, поэтому, воспользовавшись случаем, я взял его за руку и отвел в галерею, уставленную скульптурами, где мы могли поговорить без помех.
- И что вы об этом думаете? - спросил я.
Он покачал головой:
- Это начало конца. Конечно же, всем нам совершенно ясно, что эти убийцы наняты графом. Притворной озабоченностью он никого не убедит в собственной невиновности. Весь город шепчет его имя. После провала первой попытки он не колеблясь предпримет вторую. Даже если он сможет простить оскорбление, нанесенное Кеччо, он не простит оскорбление, которое нанес себе сам. И в следующий раз он своего добьется.
- Меня это очень тревожит, - признался я. - Вы знаете, с каким уважением я отношусь к обоим д’Орси.
Он остановился, крепко сжал мою руку.
- Я просто не могу позволить Кеччо так безропотно отдать свою жизнь, - добавил я.
- Но что можно сделать?
- Только одно, и вы это предлагали… Джироламо надо убить.
- Да, но Кеччо никогда на это не согласится.
- Боюсь, что нет. - Я тяжело вздохнул. - Вы же знаете, какой он совестливый.
- Да, и хотя, по-моему, он тут перегибает палку, я его за это уважаю еще больше. В наши дни так сложно встретить такого честного, прямого и совестливого человека, как Кеччо. Но, мессир Филиппо, приходится жить по законам своего времени.
- Я тоже убежден в благородстве Кеччо, но оно его и погубит.
- Боюсь, что да. - Бартоломео погладил бороду.
- Кеччо надо спасти, даже против его воли. Нужно, чтобы он понял необходимость убийства графа. Он не станет слушать ни меня, ни Маттео, но вы для него авторитет. Я уверен, если кто и способен повлиять на него, так только вы.
- Действительно, иной раз он прислушивается ко мне.
- Вы попытаетесь? Только он не должен заподозрить, что с этим предложением обратился к вам я или Маттео, а то не станет и слушать. Оно должно исходить исключительно от вас.
- Я сделаю все, что в моих силах.
- Как же я вам признателен. Только пусть его отказы не останавливают вас. Проявите настойчивость, ради нас. И вот что еще, вы знаете, что он начисто лишен эгоизма. Он не шевельнет и пальцем, чтобы спасти себя, но, если вы докажете ему, что делается все ради блага других, он не сможет вам отказать. Убедите его, что от него зависит безопасность всех нас. Такой уж он человек, побудить к действию его может только забота о других.
- Это я знаю, - кивнул Бартоломео. - Я пойду к нему и использую все аргументы.
- Я уверен, что ваши усилия будут вознаграждены.
Тут я показал себя идеальным пророком, потому что в предсказаниях опирался на факты.
Глава 21
Вечером Бартоломео вернулся во дворец д’Орси и попросил, чтобы его провели к Кеччо. По его просьбе нас с Маттео пригласили в кабинет хозяина, где уже находились два младших Моратини, Шипионе и Алессандро. Бартоломео выглядел даже более серьезным, чем всегда.
- Я пришел к тебе, Кеччо, побуждаемый чувством долга, и хочу поговорить с тобой о деле чрезвычайной важности. - Он откашлялся. - Прежде всего, ты уверен, что покушение на твою жизнь организовал Джироламо Риарио?
- К сожалению, должен признать, что да, уверен.
- Как и мы, абсолютно. И что ты собираешься теперь предпринять?
- А что я могу? Ничего!
- Ничего - это не ответ. Ты должен кое-что сделать.
- Что именно?
- Убить Джироламо до того, как он сумеет убить тебя.
Кеччо вскочил.
- Они говорили с тобой - Маттео и Филиппо. Это они надоумили тебя. Я знал, что речь снова зайдет об этом.
- Источник этой идеи только один - неодолимая сила обстоятельств.
- Никогда! Я никогда на это не соглашусь.
- Но он тебя убьет!
- Значит, я умру!
- Но ты погубишь семью. Что будет с твоей женой и детьми после твоей смерти?
- Если потребуется, умрут и они. Никто из д’Орси не боится смерти.
- Ты не можешь хладнокровно жертвовать их жизнью.
- Я не могу хладнокровно убить человека. Ах, друг мой, ты не знаешь, что для меня это значит. Я не религиозен, никогда не привечал священников, но что-то в моем сердце говорит - не делай этого. Я не знаю, что именно, совесть или честь, но этот голос ясно и отчетливо звучит во мне.
Он положил руку на сердце и говорил очень искренне. Мы проследили за его взглядом и увидели, что смотрит он на распятие.
- Нет, Бартоломео, - продолжил он, - нельзя забывать про Бога. Он всегда над нами, всегда смотрит на нас. И что я ему скажу, если мои руки будут обагрены кровью этого человека? Ты можешь и дальше убеждать меня, но, поверь мне, лучше оставаться честным и незапятнанным и, насколько возможно, придерживаться основных положений учения, которое оставил нам Иисус, скрепив его кровью из ран своих.
Бартоломео посмотрел на меня, словно говоря, что ему нечего противопоставить этим аргументам, но я энергичным кивком предложил ему продолжать. Он колебался. Совершенно не хотелось, чтобы он отступил, не позволив Кеччо должным образом сдаться. И Бартоломео предпринял еще одну попытку.
- Ты хороший человек, Кеччо, и меня глубоко тронули твои слова. Но если ты не хочешь спасти себя, подумай о других.
- Что ты хочешь этим сказать? - В голосе Кеччо слышалось недоумение, он словно пробудился ото сна.
- Есть ли у тебя право жертвовать другими? Жители Форли надеются на тебя.
- Они легко найдут себе другого вождя. Да ты сам мог бы помочь им гораздо лучше, чем я. Под защитой твоих могучих рук они будут в полной безопасности.
- Нет, нет! Ты единственный, кому они подчинятся.
- Но разве я могу сделать больше, чем уже делаю? Я не собираюсь покидать Форли. Я останусь здесь и приму необходимые меры предосторожности. Это все, что в моих силах.
- Кеччо, посмотри на свое государство. Так дальше продолжаться не может. Люди едва сводят концы с концами, граф должен ввести эти налоги, и что тогда будет с людьми? Они начнут умирать от нищеты, а оставшиеся в живых будут завидовать умершим. Неужели ты сможешь на все это смотреть? И ты знаешь, что Джироламо убьет тебя, это всего лишь вопрос времени, и кто знает, сколько его тебе отпущено? Возможно, уже сейчас он выковывает орудие твоей смерти.
- Моя смерть! Моя смерть! - воскликнул Кеччо. - Пусть будет, как будет!
- Но что будет с остальными, когда ты уйдешь? Ты - дамба, сдерживающая тиранию Риарио. После твоего ухода его уже никто не остановит. И едва он поймет, что убийство - удобное средство для достижения цели, он пойдет на него вновь. Нам всем предстоит жить в постоянном страхе, что в любой момент в каждого из нас может вонзиться кинжал. Пожалей своих сограждан!
- Моя страна! - простонал Кеччо. - Моя страна!
- Ты не можешь перед этим устоять. Ради блага своей страны ты должен возглавить нас.
- А если моя душа…
- Все делается ради страны. Кеччо, подумай о нас. Не только о тех, кто находится сейчас в этой комнате, но о наших женах, наших невинных детях, мы просим тебя, мы умоляем. Нам встать перед тобой на колени?
- Господи, что мне делать? - взволнованно вскричал Кеччо.
- Послушайте моего отца, Кеччо, - вмешался Шипионе. - Правда на его стороне.
- Только не ты, нет. Не давите на меня. Я чувствую, вы все против меня. Господи, помоги мне! Я чувствую, это неправильно, но решимость моя тает.
- Не думай о себе, Кеччо. Ты делаешь это для других, ради свободы, ради наших жизней, ради нас, и мы умоляем тебя сделать это!
- Я тронут твоими словами. Ты знаешь, как я люблю свою страну, и как я могу возражать, если ты говоришь от ее лица?
- Решайся, Кеччо! - Маттео поддержал старшего Моратини.
- Мы просим от тебя многого, - добавил Бартоломео. - Мы просим пожертвовать собой, даже, возможно, собственной душой, ради нашего общего блага.
Кеччо закрыл лицо руками, простонал:
- О Боже! Боже! - А потом с шумным вздохом поднялся. - Пусть будет, как вы хотите… ради блага нашей страны!
- Спасибо! Спасибо!
Бартоломео обнял его, поцеловал в обе щеки. Внезапно Кеччо вырвался.
- Послушайте вы все. Вы меня убедили, и теперь я должен высказаться. Клянусь, о себе я и не думаю. Если бы речь шла только обо мне, я бы и пальцем не шевельнул. Спокойно ждал бы удара кинжала убийцы. Я даже пожертвовал бы женой и детьми, и Бог знает, как сильно я их люблю! Себя бы я спасать не стал. И я клянусь всем, что для меня свято, что у меня нет никакого личного мотива, мною не руководит честолюбие, я не думаю о себе, не стремлюсь отомстить. Я с готовностью простил бы Джироламо все. Поверьте мне, друзья мои, в этом я честен. Клянусь вам, я делаю это только ради благополучия людей, которых я люблю, ради вас всех и… ради свободы.
Все принялись пожимать ему руку.
- Мы знаем, Кеччо, - выразил Бартоломео общее мнение. - Мы в это верим. Ты великий и добрый человек.
Чуть позже мы начали обсуждать способы и средства. Каждый предложил свой план, а у остальных нашлись к нему серьезные возражения. Мы говорили все вместе, и каждого раздражало нежелание остальных слушать именно его, каждый думал, насколько жалки идеи остальных в сравнении с его собственными. Кеччо молчал. А какое-то время спустя задал короткий вопрос:
- Вы выслушаете меня?
Мы прикусили языки.
- Прежде всего мы должны выяснить, кто с нами, а кто против нас.
- Я уверен, что Якопо Рончи и Лодовико Пансекки выступят вместе с нами, - первым ответил Шипионе. - Они ненавидят графа и давно говорили мне, что готовы его убить.
- Нас шестеро и их двое - уже восемь.
- Еще Пьетро Альбанеси, и Пальянино, и Марко Скорсакана.
Шипионе перечислил верных сторонников дома д’Орси, которые последовали бы за главой семьи даже в ад.
- Одиннадцать, - подсчитал Бартоломео.
- А еще…
Каждый упомянул по имени, так что всего набралось семнадцать.
- Кто еще? - спросил Маттео.
- Этого достаточно, - ответил Кеччо. - Глупо собирать целую толпу, если можно обойтись меньшим числом. Еще раз, кто они?
Повторное перечисление имен подтвердило, что все названные злейшие враги графа, и большинство из них связаны с д’Орси родственными узами.
- Нам нужно встретиться с каждым по отдельности и поговорить.
- Тут нужна осмотрительность, - предупредил Бартоломео.
- Никто из них нас не выдаст. Каждый мечтает о смерти графа.
- Но до этого мы должны закончить все приготовления, - продолжил Кеччо. - Мы должны тщательно продумать каждый шаг, чтобы им осталось только реализовать наш план.
- Что ж, я думаю…
- Будьте добры, послушайте меня, - вмешался Кеччо. - Вы говорили о том, чтобы убить его в церкви или на прогулке. Оба этих пути опасны, потому что его всегда окружают люди, а говоря о церкви, никто и не вспомнил, с каким ужасом люди относятся к святотатству. Свидетельство тому Галеаццо в Милане и Медичи во Флоренции. Необходимо учитывать предрассудки толпы.
- И что ты предлагаешь? - спросил Бартоломео.