Последовала короткая пауза. Кеччо пристально смотрел на графа. Тот отвернулся и отошел, и Кеччо взялся за кинжал. Последовал за графом. Джироламо повернулся к нему, держа в руке драгоценный камень, который взял с подоконника.
- Когда ты пришел, я рассматривал этот камень. Бонифацио привез его из Милана, но, боюсь, я не могу его себе позволить. Хотя искушение велико.
Он протянул камень Кеччо.
- Я не думаю, что он лучше того, что вы носите на шее. - Кеччо указал на другой камень, оправленный в золото, висевший на тяжелой золотой цепи.
- Нет, этот красивее, - не согласился Джироламо. - Сравни их.
Кеччо поднес камень, который держал в руке к другому, и при этом пальцами надавил на грудь графа. Хотел убедиться, что тот без кольчуги, чтобы не допустить ту же ошибку, что и подручный графа… Он предполагал, что никакой кольчуги нет, но рассчитывал убедиться в своей правоте.
- Я думаю, вы правы. В оправе второй камень смотрится лучше, сверкает ярче. И неудивительно, потому что оправа и цепь - шедевр.
Он приподнял цепь, вроде бы для того, чтобы получше ее рассмотреть, и при этом положил руку на плечо графа. Теперь точно знал, что кольчуги нет.
- Да, - кивнул Джироламо, - их мне изготовил лучший золотых дел мастер Рима. Настоящее произведение искусства.
- Вот ваш камень. - Кеччо протянул его графу, но так неловко, что, когда граф хотел взять камень, он проскользнул между их рук. Джироламо инстинктивно наклонился, чтобы поймать камень. В этот самый момент Кеччо выхватил кинжал и вонзил в спину графа. Того качнуло вперед, и он упал лицом вниз.
- Боже, - крикнул Джироламо. - Меня убили!
Ранее из кабинета не доносилось ни звука. Теперь же мы услышали и крик, и тяжелый удар. Слуга рванулся к портьерам.
- Они убивают моего господина! - закричал он.
- Заткнись, болван! - Я схватил его сзади и, руками закрыв рот, потащил назад. В тот же самый момент Маттео выхватил кинжал и пронзил слуге сердце. Несчастный дернулся, я оттолкнул от себя уже бездыханный труп, и он, упав на пол, откатился в сторону.
Тут же из-за портьеры появился Кеччо, привалился к стене. Бледный как смерть, дрожа всем телом, он молчал, жадно хватая ртом воздух, и я подумал, что сейчас он лишится чувств. Потом невероятным усилием воли он заставил себя просипеть:
- Господа, мы свободны!
- Свобода! - вырвался из нас общий крик.
- Он мертв? - спросил Лодовико Пансекки.
Вновь дрожь пробежала по телу Кеччо, словно от порыва ледяного ветра. Он доплелся до стула, плюхнулся на него, простонал:
- О Боже!
- Я пойду посмотрю. - Пансекки откинул портьеру и скрылся в кабинете.
Мы стояли, дожидаясь его. Услышали тяжелый удар, потом появился Пансекки.
- В этом можно не сомневаться.
Мы увидели кровь на его руках. Подойдя к Кеччо, он протянул ему кинжал, украшенный драгоценными камнями:
- Возьмите. Здесь он понадобится вам больше, чем там, где вы его оставили.
Кеччо в отвращении отвернулся.
- Слушай, возьми мой, - предложил Маттео кузену. - Я возьму твой. Он принесет мне удачу.
Едва эти слова слетели с его губ, в коридоре послышались шаги. Шипионе осторожно выглянул за дверь.
- Андреа Фрамонти, - прошептал он.
- Та еще удача, - пробормотал Маттео.
Командир дворцовой стражи в это время дня всегда приходил к графу, чтобы узнать новый пароль. Мы об этом забыли. Андреа вошел в приемную.
Сразу заметил лежащее у стены тело.
- Господи! Что это? Что тут…
Посмотрел на нас и замолчал. Мы уже окружали его.
- Измена! - закричал он. - Где граф?
Обернулся. Шипионе и Маттео блокировали дверь.
- Измена! - повторил он и выхватил меч.
Одновременно мы выхватили свои и бросились на него. Он парировал несколько наших ударов, но нас было слишком много, и он упал, истекая кровью, с дюжиной ран.
Схватка произвела на Кеччо магический эффект. Он встал, выпрямился в полный рост, щеки раскраснелись, глаза засверкали.
- Все хорошо, друзья мои, все хорошо! Удача на нашей стороне. И теперь пора браться за работу. Дай мне мой кинжал, Маттео, теперь он священный. Он окроплен кровью во имя свободы. Свобода, друзья мои, свобода!
Мы вскинули над головой мечи и прокричали:
- Свобода!
- А теперь вы, Филиппо, возьмите Лодовико Пансекки и Марко и отправляйтесь в покои графини. Скажите ей, что она и дети под арестом, и никому не позволяйте входить или выходить. Сделайте это любой ценой… Мы же пойдем поднимать город. На площади меня ждут двадцать вооруженных слуг. Они будут охранять дворец и окажут вам всяческую помощь. Пошли!
Я понятия не имел, как добраться до покоев графини, но Марко часто бывал во дворце и знал все входы и выходы. Он подвел нас к двери, у которой мы остановились. Через несколько минут до нас донесся поднявшийся на площади шум и крики "Свобода!". Потом на лестнице послышался топот. Во дворец ворвались вооруженные слуги Кеччо. Некоторые подбежали к нам. Я отправил Марко руководить остальными.
- Очисти дворец от всех, кроме слуг, - приказал я ему. - Остальных выгони на площадь. Если кто будет сопротивляться, убей его.
Марко кивнул и ушел. Дверь в покои графини открылась, из нее выглянула женщина:
- Что тут за шум?
Она увидела нас, пронзительно вскрикнула и метнулась обратно в покои. Оставив двоих у двери, я вместе с Пансекки и остальными последовал за женщиной. Нас встретила графиня.
- Что происходит? - сердито спросила она. - Кто вы? Кто эти люди?
- Мадам, - ответил я, - ваш муж, граф, убит. А меня послали, чтобы арестовать вас.
Женщины расплакались и заголосили, но графиня и бровью не повела. Осталась она безразличной и к моей учтивости.
- Вы, - я указал на женщин, - должны незамедлительно покинуть дворец. Графиня останется вместе с детьми.
Потом я спросил, где дети. Женщины посмотрели на свою хозяйку, которая отдала короткое распоряжение:
- Приведите их.
Я дал знак Пансекки, который следом за одной из дам вышел из комнаты. Вскоре они вернулись с тремя маленькими детьми.
- А теперь, мадам, отпустите этих женщин, - приказал я.
Какие-то мгновения она колеблясь смотрела на меня. Шум на площади усиливался, превращаясь в рев, от которого дрожали стекла.
- Вы можете оставить меня.
Женщины вновь заголосили, отказываясь подчиниться. Терять время мне не хотелось.
- Если не уйдете, вас вышвырнут, - предупредил я.
Графиня топнула.
- Уходите, говорю я вам! Уходите! - крикнула она. - Не хочу слышать ваших воплей!
Женщины с плачем бросились к двери, как стадо овец, толкая друг друга. Наконец комната опустела.
- Мадам, я должен оставить в вашей комнате двух солдат.
Я запер обе двери, ведущие в другие комнаты, поставил у каждой по охраннику и ушел.
Глава 24
Направился я на площадь. Ее по-прежнему заполнял народ, но я не заметил ни энтузиазма, ни суматохи, ни криков радости. Или умер не тиран? Они стояли испуганные, сбитые с толку, словно овцы… Я видел заговорщиков Кеччо, которые сновали в толпе с криками: "Смерть тиранам!" и "Свобода, свобода!" - но в целом толпа не реагировала. Тут и там люди залезали на телеги, обращались к толпе с пламенными словами, но пламя не возгорелось… Молодежь что-то возбужденно обсуждала, однако торговцы сохраняли спокойствие, как будто чего-то опасаясь. Рассуждали о том, что теперь будет… что сделает Кеччо? Некоторые предполагали, что город отойдет папе, другие говорили о герцоге Лодовико и грозящей мести со стороны Милана.
Я остановил Алессандро Моратини.
- Что слышно? Какие новости?
- Господи, я ничего не знаю! - На лице отражалось отчаяние. - Они ничего не хотят. Я думал, они вдохновятся и сами все за нас сделают. А они инертные, словно камни.
В этот момент в конце площади возникло какое-то движение, из примыкающей к ней улицы выплеснулась толпа ремесленников, возглавляемая гигантом-мясником, который размахивал мясницким топором. Они кричали: "Свобода!" Маттео направился к ним, начал им что-то говорить, но мясник прервал его, рявкнув: "Свобода!" - и остальные поддержали его ревом и криками.
Рядом с Маттео возник Кеччо, сопровождаемый вооруженными слугами. За ним следовала небольшая группа людей, кричащих: "Браво, Кеччо! Браво!"
Увидев Кеччо, ремесленники окружили его, громко приветствуя и поздравляя… Народу на площади все прибавлялось. В городе закрывались все лавки и мастерские, люди спешили на площадь. Я протолкался к Кеччо и шепнул ему:
- Эти люди! Воодушевите их, чтобы подать пример остальным.
- Возглавить толпу?
- Не важно. Используйте их. Бросьте им кость, и они исполнят вашу волю. Отдайте им тело графа!
Он посмотрел на меня, кивнул и прошептал:
- Быстро!
Я побежал во дворец и сказал Марко Скорсакане, что нужно делать. Мы прошли в Кабинет нимф. Тело графа лежало лицом вниз, в луже крови. В спине зияли две раны: Лодовико нанес второй удар, чтобы подстраховаться и гарантированно отправить Джироламо в мир иной. Мы подхватили еще не остывшее тело и потащили к окну. С трудом подняли его на подоконник.
- Вот ваш враг! - прокричал я.
Потом мы столкнули графа вниз, и он упал на камни с глухим ударом. Громкий крик вырвался из всех глоток, когда они бросились к трупу. Один человек сорвал с шеи золотую цепь, но, когда бросился бежать, за нее ухватился другой. В борьбе цепь порвалась, один остался с цепью, второй - с драгоценным камнем. Потом с криками ненависти они набросились на труп. Пинали его, били по лицу, оплевывали. С пальцев сорвали перстни, потом с тела камзол, обтягивающие штаны, башмаки. Менее чем через минуту он лежал на камнях голым, каким и появился на свет божий. Они не знали жалости, эти люди. Смеялись, отпускали грязные шутки насчет его наготы.
А народу на площади все прибавлялось. Появились женщины низших сословий, их пронзительные вопли присоединились к крикам мужчин. Шум стал оглушающим, и громче всех звучали слова "свобода" и "смерть".
Вдруг кто-то крикнул: "Графиня!" - и крик этот волной прокатился по всей площади:
- Графиня! Графиня!
- Где графиня? Приведите ее. Смерть графине!
Узнав, что графиня во дворце, толпа заорала:
- Во дворец! Во дворец!
Кеччо повернулся к нам.
- Мы должны ее спасти. Если они доберутся до нее, то разорвут. Отведите ее в мой дом.
Маттео и Пансекки собрали вооруженных слуг Кеччо и ушли во дворец. Через несколько минут вывели из него Катерину и детей, окружив их плотным кольцом, с мечами в руках.
Крик вырвался из тысячи глоток. Толпа надвинулась на маленький отряд. Кеччо обратился к людям, требуя, чтобы они дали пройти графине. Горожане чуть отступили, но, когда Катерина проходила мимо, шипели и обзывали ее грязными прозвищами. Она шла с гордо поднятой головой, глядя прямо перед собой. На лице не читался ужас, даже щеки не побледнели.
Казалось, она вышла на площадь, запруженную верноподданными, которые собрались, чтобы поприветствовать ее. Внезапно какому-то мужчине пришла в голову мысль, что она могла спрятать на себе драгоценности. Он пробился прямо к Катерине, ухватился за ее грудь. Она ударила его по лицу. Толпа ответила криком ярости, двинулась вперед. Маттео и его люди остановились, плотнее сжав оцепление.
- Клянусь Богом, я убью любого, кто подойдет на расстояние вытянутой руки! - предупредил Маттео.
Горожане в испуге подались назад, и, воспользовавшись моментом, маленький отряд покинул площадь.
Люди начали переглядываться. Их ненависть требовала выхода, но они не знали, с чего начать. Глаза сверкали, руки чесались. Кеччо уловил настроение толпы и указал на дворец:
- Это плоды ваших трудов, ваши деньги, ваши драгоценности, ваши налоги. Пойдите и возьмите то, что принадлежит вам. Этот дворец! Мы отдаем вам дворец!
Толпа ответила громкими радостными криками, горожане бросились к дворцу, поднялись по лестнице, устроили давку в дверях, разбежались по великолепным залам и комнатам.
Кеччо смотрел, как все больше и больше людей исчезает за дверями.
- Теперь мы их наконец-то проняли.
Через несколько минут толчея в дверях только усилилась, потому что появились те, кто хотел уже не войти, а выйти. В ход пошли кулаки, тут и там вспыхивали драки. Окна распахивались, из них на площадь летели вещи - покрывала, простыни, портьеры, великолепные шелка, парча, атлас. Стоявшие внизу женщины все это подбирали. Иногда завязывались потасовки, но из окон летело так много вещей, что никто не оставался с пустыми руками. Из дворца мужчины выносили охапки всякого добра, до отказа набив и карманы, отдавали все своим женам и вновь устремлялись обратно. После того как с мелочевкой покончили, пришла очередь мебели. Люди выносили стулья и сундуки, торопясь, как бы их добыча не приглянулась кому-то еще. Иной раз двое или трое мужчин тащили тяжелый комод или резное изголовье кровати. Крики и толкотня только нарастали. Покончив с мебелью, оглядываясь, они видели везде только голые полы и стены. Но тут же поняли, что забрали еще не все. Принялись выворачивать двери. С площади мы видели, как за дверьми последовали и оконные рамы. Их выдирали вместе с петлями. От дворца люди уходили, тяжело нагруженные, с окровавленными от тяжелой работы руками.
По всему городу звонили колокола, а люди все прибывали на площадь. Тысячи не смогли ничем поживиться во дворце, и они злобно кричали на других горожан, которым повезло больше. Люди сбивались в банды, стихийно появлялись главари, которые распаляли остальных. Кеччо стоял среди людей, не в силах утихомирить толпу. Внезапно возникла и мгновенно разлетелась по площади новая идея:
- Сокровищница!
Неодолимая, как море, толпа рванула к Габелле, зданию, которое занимали сборщики налогов, и через несколько минут его постигла участь дворца: от него остались только голые стены.
Толпа схлынула и площадь опустела. Обезображенный труп графа лежал на холодных камнях у стены дома, которым Джироламо так гордился. Сам же дом, с зияющими дырами вместо окон, казалось, стал жертвой гигантского пожара: от него остались только голые стены. Он опустел, если не считать нескольких упрямцев, которые еще бродили по залам и коридорам в тщетной надежде чем-нибудь поживиться. Они напоминали стервятников, опоздавших к пиршеству.
Тело графа сделало свое дело и теперь могло покоиться с миром. Кеччо послал за монахами, которые положили труп на носилки, прикрыли его наготу и унесли в церковь.
Пришла ночь, а с ней и некоторое успокоение. Бурлящий город начал затихать. Постепенно все звуки сошли на нет: горожане забылись тревожным сном…
Глава 25
Утром мы поднялись рано. Город принадлежал нам, за исключением крепости. Кеччо уже подъезжал к ней, возвышающейся над городом, и предложил коменданту сдаться. Он, как и ожидалось, отказался, но нас это не сильно волновало: Катерина и дети находились у нас, и мы рассчитывали, что это убедит коменданта открыть ворота крепости.
Кеччо созвал заседание совета, чтобы обсудить, что делать с городом. Сделал это лишь из уважения к заведенным порядкам, потому что для себя он уже все решил и предпринял соответствующие шаги. С учетом городской смуты, крепости, остававшейся в руках врага, и армий Лодовико Моро в Милане надежды выстоять в одиночку не было никакой, и Кеччо принял решение предложить город папе. Тем самым он мог обезопасить себя от внешних врагов, а во внутренние дела владыка Рима особо вмешиваться бы не стал. Реальная власть принадлежала бы самому влиятельному горожанину, ставленнику папы, и Кеччо знал, кто им станет. Более того, и без того мягкая хватка папы могла ослабеть после смерти последнего, в суматохе очередного конклава, и вот тогда появлялась возможность обрести настоящую свободу, а Кеччо мог бы стать настоящим правителем. Поэтому еще прошлой ночью он отправил депешу протонотарию Савелло, назначенному папой губернатору Чезены, с изложением случившегося и предложением папе взять город под свое крыло. Кеччо попросил ответить немедленно и ожидал послания протонотария с минуты на минуту.
Заседание совета назначили на десять утра. В девять Кеччо получил согласие Савелло.
Председатель совета, Никколо Торниелли, открыл заседание, напомнив членам совета о причине его созыва, и предложил высказаться. Поначалу все молчали. Никто не знал, что задумал Кеччо, и никому не хотелось, чтобы его предложение не понравилось Кеччо. Жителей Форли всегда отличали осторожность и осмотрительность. Через какое-то время поднялся какой-то старик, поблагодарил Кеччо за свободу, которую тот принес городу, и предложил ему выступить первым. Идею подхватили, один за другим начали подниматься наиболее влиятельные члены совета и говорили то же самое, пусть и другими словами, как бы претендуя на оригинальность.
Потом встал Антонио Ласси. Именно он посоветовал Джироламо обложить город более высокими налогами, и его знали как смертельного врага Кеччо. Многие удивились, когда увидели его входящим в зал заседания совета, предположив, что он покинул город по примеру Эрколе Пьячентини и других фаворитов графа. А уж когда он решил выступить, изумление охватило всех.
- Наш добрый друг Никколо созвал нас, чтобы решить, что делать с городом. Судя по всему, многие склоняются к тому, чтобы просить защиты у того или иного сильного соседа. Но мне представляется, что лучше остаться свободными, какими мы стали благодаря нашей победе. Давайте сохраним свободу, которую добыли нам эти люди, рискуя собственной жизнью… Почему мы сомневаемся в нашей способности сохранить свободу наших предков? Мы же их прямые потомки, в наших жилах течет их кровь, мы выросли в построенных ими домах! Почему мы думаем, что не способны воспользоваться выпавшим нам шансом? Давайте не бояться, что могучий монарх, который защитит город, сойдет с тропы справедливости и не сумеет взрастить росток свободы, который наконец-то взошел в нашем городе.
Тут Антонио Ласси выдержал паузу, чтобы оценить реакцию других членов совета.
- Но сам Спаситель показал нам, что пастух необходим для сохранения стада. И Он указывает нам, что наши взоры должны обратиться к тому, кто непосредственно приложил руку к уничтожению волка. Я предлагаю отдать нашу свободу в руки того, кто лучше всех сможет ее защитить, - Кеччо д’Орси.
Члены совета ответили криком удивления. Неужели это предложил Антонио Ласси? Они посмотрели на Кеччо, но его лицо оставалось бесстрастным, лишенным даже намека на эмоции. Они спрашивали себя, не подстроено ли все заранее, не подкупил ли Кеччо своего врага, не попытался ли Антонио таким способом примириться с победителем. На лицах читалось смятение. Собравшиеся оказались в трудном положении: никто не знал, чего именно хочет Кеччо. Высказываться им или молчать? Вид их вызывал жалость. Наконец один поднялся и поддержал предложение Антонио Ласси. Тут уж и остальные собрались с духом и принялись произносить восхваляющие Кеччо речи, упрашивая его взять на себя правление городом.