- Ладно! - смеясь, ответил я.
Маттео распахнул дверь и возник на пороге, с ног до головы в моих новых нарядах.
- Ты варвар! - воскликнул я, забавляясь его нахальством.
- Ты тоже неплохо выглядишь с учетом обстоятельств, - ответил он, спокойно взирая на меня.
Глава 2
Когда мы прибыли во дворец д’Орси, многие гости уже собрались. Маттео тут же окружили его друзья, и не меньше двадцати женщин махали ему руками из разных концов зала, так что пути наши разошлись и мне не оставалось ничего другого как бесцельно слоняться в толпе. Наконец я оказался рядом с группой мужчин, так плотно окруживших одну женщину, что я даже не смог ее рассмотреть. К ним присоединился и Маттео, и они смеялись над какой-то его шуткой. Я уже отвернулся, чтобы двинуться дальше, когда услышал, как Маттео зовет меня.
- Филиппо, - он направлялся ко мне, - пойдем, я познакомлю тебя с донной Джулией. Она попросила представить тебя.
Он взял меня за руку, и я увидел, что женщина и ее кавалеры смотрят на нас.
- Самая очаровательная женщина Форли, - шепнул он мне на ухо.
- Позвольте мне расширить круг ваших воздыхателей, донна Джулия. - После этих слов мы с Маттео поклонились. - Мессир Филиппо Брандолини, как и я, профессиональный солдат.
Передо мной предстала грациозная, миниатюрная женщина в парчовом платье, с маленьким личиком, на котором выделялись огромные карие глаза, излучавшие нежность и ласку. Личико обрамляли роскошные красновато-каштановые волосы, на губах играла пленительная улыбка.
- Мы спрашивали Маттео о нанесенных ему ранах, - заговорила она, обворожительно улыбаясь мне. - Он говорит нам, что все они в области сердца.
- В этом случае, - ответил я, - здесь он оказался на поле боя, более опасном, чем любое из тех, на которых мы побывали во время войны.
- Какой войны? - спросил мужчина, стоявший рядом с Джулией. - Ныне мы живем в такое счастливое время, когда на территории нашей страны идет с десяток различных войн.
- Я служил под началом герцога Калабрии, - ответил я.
- В таком случае ваши битвы были бескровные.
- Мы пришли, увидели и обратили врага в бегство, - вставил Маттео.
- И теперь, воспользовавшись преимуществами мирной жизни, вы приехали, чтобы будоражить сердца Форли, - вновь улыбнулась мне донна Джулия.
- Кто знает, может, ваши мечи окажутся здесь очень кстати! - вырвалось у какого-то молодого человека.
- Помолчи, Никколо! - бросил другой.
Возникла напряженная пауза, по ходу которой мы с Маттео удивленно переглянулись, а потом все мужчины вдруг заговорили одновременно, так что понять, кто что сказал, не представлялось возможным. Маттео и я откланялись, покинули донну Джулию и направились к Кеччо, стоявшему среди группы мужчин.
- Вы успели отдохнуть? - спросил Кеччо.
- Ты путешествовал, Маттео? - спросил один из гостей.
- Да, вчера проскакали шестьдесят миль, - ответил Маттео.
- Шестьдесят миль на одной лошади - у вас, должно быть, хорошие скакуны и богатое воображение, - прокомментировал уродливый, с землистым цветом лица господин, которого я возненавидел с первого взгляда.
- Такое случается крайне редко, и мы хотели скорее добраться домой.
- Вы не могли бы ехать быстрее, если бы бежали с поля боя, - добавил незнакомец.
Я подумал, что он сознательно нарывается на скандал, но промолчал. Маттео не стал придерживаться этого золотого правила.
- Вы говорите, как человек, имеющий в этом немалый опыт. - Юноша обаятельно улыбнулся.
Я заметил, как Кеччо нахмурился, а на лицах остальных появился интерес.
- Я это сказал лишь потому, - мужчина пожал плечами, - что герцог Калабрии знаменит отступательной тактикой.
- Возможно, вы не слишком сведущи в тактике, - насмешливо произнес я.
Он повернулся и посмотрел на меня, как бы говоря: "А кто ты, черт побери, такой?" Пренебрежительно оглядел с головы до ног, и я почувствовал, что вот-вот потеряю терпение.
- Мой дорогой молодой человек, судя по всему, я уже воевал, когда вы сражались разве что с нянькой в детской.
- Вы превосходите меня как в учтивости, так и в годах, мессир, - ответил я. - Но я смею предположить, что человек может сражаться всю жизнь, однако и в ее конце смыслить в войне не больше, чем в начале.
- Все зависит от интеллектуального уровня, - вставил Маттео.
- Именно об этом я и толкую, - кивнул я.
- И что это, черт побери, значит? - сердито бросил мужчина.
- Полагаю, ничего не значит, Эрколе, - вмешался Кеччо и деланно рассмеялся.
- Думаю, он может ответить сам, - фыркнул неприятный господин. Краска залила лицо Кеччо, но он промолчал.
- Мой дорогой господин, вы должны принять во внимание мое желание отвечать.
- Дерзкий мальчишка!
Я положил руку на рукоятку меча, но Кеччо схватил меня за запястье. Я разом пришел в себя.
- Прошу меня извинить, мессир Кеччо. - И я повернулся к Эрколе: - Вы вольны оскорблять меня здесь. Этим вы демонстрируете собственные манеры! Знаешь, Маттео, ты не говорил мне, что у тебя есть такие обаятельные соотечественники.
- Не суди нас строго, Филиппо, - ответил мой друг, - ибо Форли не несет ответственности за такое чудовище.
- Я родом не из Форли, слава Богу! Ни граф, ни я. - Господин пренебрежительно огляделся. - Мы благодарим Господа всякий раз, когда заходит такой разговор. Я гражданин Кастелло.
Маттео уже собирался взорваться, но я заговорил первым:
- Я тоже гражданин Кастелло, и позвольте сообщить вам, что я нахожу вас чрезвычайно кичливым и приношу свои извинения присутствующим за то, что мой соотечественник забыл об уважении, которое должно проявлять к жителям города, оказывающим гостеприимство.
- Вы из Кастелло! Так кто же вы?
- Меня зовут Филиппо Брандолини.
- Я знаю вашу семью. Я Эрколе Пьячентини.
- Не могу ответить вам тем же. Никогда не слышал о вашей семье.
Стоявшие вокруг мужчины засмеялись.
- Моя семья ничем не хуже вашей, мессир.
- Знаете, я не знаком со средним классом Кастелло, но у меня нет сомнений, что ваша семья очень достойная.
Я обратил внимание, что слушателям очень нравились мои реплики, из чего сделал вывод, что мессира Эрколе Пьячентини в Форли не жалуют, но Кеччо выглядел озабоченным.
- Наглый мальчишка! - взвился мужчина. - Как ты смеешь так говорить со мной! Я дам тебе пинка.
Я снова попытался выхватить меч, но чья-то рука остановила меня, и я услышал слова Кеччо:
- Не дури. Успокойся.
- Отпустите меня! - воскликнул я.
- Не дури. Ты нас погубишь. - Он крепко держал мои руки, не позволяя мне вытащить меч.
Эрколе видел, что происходит. Его губы разошлись в злорадной улыбке.
- Вам дают полезный урок скромности, молодой человек. И вы не единственный, кому пришлось его выучить. - Он оглядел мужчин, стоявших рядом.
В этот момент к Кеччо подошел слуга и объявил:
- Граф!
Группа сразу распалась, Кеччо направился к другому концу зала, сопровождаемый Эрколе Пьячентини и другими гостями. Маттео и я остались на месте. В зал вошли граф и графиня, следом - их свита.
Конечно же, мой взгляд задержался на Катерине, восхитительно красивой. Высокая, хорошо сложенная женщина, она держалась гордо и шла с высоко поднятой головой.
- Ее без труда можно принять за дочь короля! - пробормотал Маттео, не отрывая от нее изумленных глаз.
- И она так похожа на Франческо, - добавил я.
Мы оба безмерно восхищались Франческо Сфорцей, королем кондотьеров, который проделал путь от простого солдата до правителя самого гордого герцогства в мире. И Катерина, его дочь, унаследовала волевые черты лица и проницательный взгляд, только грубая, в оспинах, кожа Сфорцы уступила место гладкой и бархатистой. А какое-то время спустя Катерина доказала, что от отца ей досталось не только внешнее сходство, но и мужество… Ее великолепное платье из серебряной ткани при ходьбе струилось и переливалось, в волосы, как обычно, были вплетены золотые и серебряные нити, но великолепные каштановые пряди блестели ярче металлических украшений, которые лишь подчеркивали красоту волос. Катерина что-то сказала, и ее голос, низкий и сильный, звучал как мужской.
Маттео и я, не отрывая взгляда, смотрели на нее, а потом оба воскликнули: "Черт побери, она прекрасна!"
Я начал вспоминать сказочные истории, которые рассказывали о Катерине в Риме, где она заворожила всех своей красотой, и Сикст транжирил богатства церкви ради удовлетворения ее прихотей и фантазий: банкеты, балы, пышные зрелища и великолепные церемонии сменяли друг друга, город опьянел от вина и сходил с ума от ее красоты.
Внезапно Маттео ткнул меня в бок:
- Взгляни на Джироламо!
Я поднял глаза и увидел, что он стоит совсем близко от меня, высокий мужчина, мускулистый и широкоплечий, с крупным, массивным лицом, тяжелым подбородком, длинным крючковатым носом и маленькими, очень подвижными глазами. Красная и грубая кожа его оставляла неприятное впечатление. Одежда же своим великолепием могла соперничать с платьем жены.
- В нем проглядывают черты деда. - Я вспомнил, что отец Сикста, основатель рода, начинал простым матросом в Ровезе.
Граф беседовал с Кеччо, и разговор, похоже, шел о нас, потому что Джироламо повернулся и направился к Маттео.
- Блудный сын вернулся, - кивнул он. - Мы обязательно забьем по этому поводу жирного теленка. Но на этот раз ты должен остаться с нами, Маттео. Мы можем взять тебя на службу так же, как и герцог Калабрии. - Маттео мрачно улыбнулся, а граф уже повернулся ко мне: - Кеччо рассказал мне и о вас, мессир, но, боюсь, наши шансы удержать вас минимальны, раз уж вы перелетная птица, однако я надеюсь, что вы побываете во дворце, где встретите самый радушный прием.
Пока он говорил, его глаза пребывали в непрерывном движении - вверх-вниз, вправо-влево, - и я чувствовал, что он буквально просвечивает меня насквозь… после этих слов он улыбнулся без толики веселья, механически, вроде бы вежливо, и с поклоном двинулся дальше. Я глянул на Маттео и увидел, что он злобно смотрит вслед графу.
- Что такое? - спросил я.
- Он дьявольски пренебрежителен, - ответил Маттео. - При нашей последней встрече мы обнимались, но, Бог свидетель, с тех пор он заважничал!
- И твой кузен что-то такое говорил, - напомнил я.
- Да, теперь я понимаю, о чем шла речь.
Мы прогуливались по залу. Смотрели на людей, разговаривали.
- Посмотри, какая красивая женщина! - Я указал на пышнотелую даму, раскрасневшуюся, с большой грудью.
- Твой взгляд притягивается к красивым женщинам, как сталь к магниту, Филиппо, - рассмеялся Маттео.
- Представь меня, - попросил я, - если она не кусается.
- Никогда в жизни, хотя она, судя по всему, уже обратила на тебя внимание. Но это жена Эрколе Пьячентини.
- Мне все равно: я собираюсь убить этого человека, что не может быть помехой для знакомства с его женой.
- Ты окажешь ей двойную услугу, - кивнул Маттео, и мы направились к ней.
- Клаудия, взгляд твоих роковых глаз пронзил еще одно сердце.
Чувственные губы изогнулись в улыбке.
- Неужто у него такая сила? - Она пристально всмотрелась в меня и чуть подвинулась. Мы с Маттео сразу поняли намек, так что я устроился рядом, а Маттео удалился.
- Я-то думала, что вы уже пали жертвой мадонны Джулии. - Клаудия томно посмотрела на меня, а потом искоса глянула на упомянутую даму.
- Никто не поклоняется луне, когда светит солнце, - вежливо ответил я.
- Джулия больше походит на солнце, потому что собирает всех мужчин в свои объятия. Я более скромная.
- Это говорит лишь о том, что вы более жестокая.
Она промолчала и лишь глубоко вздохнула, улыбаясь, не сводя с меня больших томных глаз.
- А вот и мой муж.
Я поднял голову и увидел великого Эрколе, который злобно смотрел на меня, и мысленно рассмеялся.
- Должно быть, он сильно ревнует такую красивую жену? - полюбопытствовал я.
- Ох, он ужасен. Ревнует меня до смерти.
Учитывая обстоятельства, я решил воспользоваться моментом: пододвинулся ближе.
- Я это понимаю. У меня затрепетало сердце, как только я вас увидел.
Она одарила меня долгим взглядом из-под ресниц.
- Эти глаза! - воскликнул я, пристально вглядываясь в них.
- Ах! - вновь вздохнула она.
- Мадам, - к ней подошел паж, - мессир Пьячентини просит узнать, не соблаговолите ли вы подойти к нему.
Раздраженный вскрик сорвался с ее губ:
- Мой муж!
Она поднялась, повернулась ко мне, протягивая руку. Я вскочил, предложил ей свою, и мы степенно пересекли зал, направляясь к Эрколе Пьячентини. Там она мне грациозно поклонилась, я ослепительно улыбнулся счастливому мужу, который в тот момент выглядел очень мрачным и сделал вид, словно и не заметил меня. Что ж, я отошел крайне довольный собой.
Граф и графиня уже собрались уходить. За ними последовали Эрколе и его жена, а также другие гости, и вскоре в зале остались только мы с Маттео, еще двое гостей и Кеччо.
Глава 3
Кеччо провел нас в небольшую комнату, расположенную в некотором удалении от зала приемов, и повернулся к господину, которого я не знал.
- Ты слышал Пьячентини?
- Да! - ответил тот, и какое-то время они молча смотрели друг на друга.
Мне сказали, что зовут его Лодовико Пансекки, он наемный солдат и служит у графа.
Кеччо развернулся и пристально посмотрел на меня. Маттео сразу понял, что означает этот взгляд.
- Филиппо не бойся. Он так же верен тебе, как и я.
Кеччо кивнул. Потом подал знак молодому человеку, который тут же поднялся, направился к двери, закрыл и запер ее. Какое-то время мы сидели молча. Потом Кеччо встал.
- Я этого не понимаю, - вырвалось у него. Он закружил по комнате, наконец остановился передо мной.
- Вы никогда раньше не видели этого человека?
- Никогда! - подтвердил я.
- Ссору затеял сам Эрколе, - вставил молодой человек, как я потом понял, Алессандро Моратини, брат Джулии даль Эсти.
- Я знаю, - кивнул Кеччо, - но он не решился так вести себя, если бы не знал о каких-то планах Джироламо. - Он помолчал, вновь посмотрел на меня: - Вы не должны задирать его.
- Наоборот, - ответил я, - должен. Он меня оскорбил.
- Это не важно. Я не допущу, чтобы вы его задирали.
- Это касается только меня.
- Чушь! Вы гостите в моем доме, и, насколько я понимаю, это та самая возможность, которую выискивает Джироламо.
- Я не понимаю, - честно признал я.
- Послушайте, - Кеччо вновь сел, - когда Сикст передал Форли своему племяннику, Джироламо Риарио, я, показав себя полным дураком, сделал все, чтобы подчинить ему город. Мой отец был против, но я отмел его возражения и поставил наш род ему на службу. Без меня он никогда бы не стал правителем Форли.
- Я помню, - кивнул Маттео. - Ты использовал Сикста для того, чтобы не допустить возвращения Орделаффи, и ты думал, что Джироламо станет орудием в наших руках.
- Я не отдал бы город в руки человека, которого раньше никогда не видел… Но с тех пор прошло восемь лет. И Джироламо отменил самые большие налоги, гарантировал городу множество привилегий и взошел на трон вместе с Катериной.
- Под радостные крики, - добавил Алессандро.
- Через какое-то время популярностью он затмил Орделаффи, и, когда он проходил по улицам, люди подбегали, чтобы поцеловать полу его плаща. Он проводил много времени в Риме, но направлял богатство папы на украшение Форли, а когда приезжал, пиры и балы следовали один за другим.
Потом папа Сикст умер и Джироламо обосновался в Форли, во дворце, который перестроил для своих нужд. Пиры и балы продолжались. Когда высокородный чужестранец приезжал в город, граф и его жена устраивали в его честь роскошный прием, чтобы показать богатство и процветание города.
Поэты на все голоса прославляли правителя, а люди повторяли вирши поэтов…
Потом наступила катастрофа. Я часто предупреждал Джироламо, потому что мы были близкими друзьями… тогда. Я говорил, что нельзя жить в той роскоши, к которой он привык, когда он мог распоряжаться всеми богатствами христианского мира и тратил на ожерелье Катерины сумму, равную годовому бюджету какого-нибудь города. Он не слушал. Отвечал: "Я не могу быть жадным и прижимистым", - и называл это политикой. "Чтобы быть популярным, нужно быть великолепным". Но наступил момент, когда казна опустела и ему пришлось брать деньги в долг. Он делал заемы в Риме, и Флоренции, и Милане и все это время не сокращал расходы, учитывая, а, наоборот, тратил все больше. И когда более не мог одалживаться на стороне, он пришел к гражданам Форли, прежде всего ко мне, и я неоднократно ссужал ему крупные суммы. Но этого не хватало, и он посылал за самыми богатыми жителями Форли и просил денег. Естественно, ему никто не мог отказать. Но он растранжирил их деньги, как растранжирил собственные, и в один прекрасный день созвал совет.
- Да, - кивнул Алессандро. - Я там был. И слышал его.
Кеччо продолжил, едва Алессандро замолчал.
- Он пришел в зал заседаний совета, как всегда, в великолепных одеждах и начал разговаривать с сенаторами, с каждым в отдельности, очень вежливо, смеялся, пожимал руки. Потом, пройдя на свое место, произнес речь. Напомнил о мягкости своего правления, о процветании города в последние годы, объявил о возникших у него проблемах и, наконец, попросил вернуть ранее отмененные налоги. Они были настроены против него, потому что многие в частном порядке уже одолжили ему деньги, но вел он себя так обаятельно, говорил столь убедительно, что все вдруг увидели разумность его требований. Я знаю, что и сам во всем пошел бы ему навстречу.
- Если он только начнет говорить, то от любого добьется всего, что ему нужно, - вставил Лодовико.
- Совет единогласно проголосовал за введение прежних налогов, и Джироламо рассыпался в благодарностях.
Последовала пауза, прерванная Маттео.
- И что потом? - спросил он.
- Потом он уехал в Имолу, - ответил Кеччо, - и там начал тратить деньги, собранные здесь.
- И как теперь к нему относятся в Форли?