Я еще раз посмотрел на Джулию, а потом вернул на место белую материю - укрыл их лица.
- Приведи мою лошадь, Фабио.
Через несколько минут она уже ждала меня.
- Вы кого-нибудь возьмете с собой?
- Никого!
Когда я вскочил в седло и собрался тронуть лошадь с места, он спросил:
- Куда вы теперь?
И я искренне ответил:
- Это известно только Богу!
Глава 41
С каждой минутой я удалялся от города. День только начинался, все вокруг было холодным и серым. Ехал я бесцельно, куда вела дорога, по равнине, к виднеющимся на востоке горам. Солнце поднималось все выше, впереди я видел реку, вьющуюся среди полей по ровной, как стол, земле. Тут и там попадались небольшие рощи. Я проезжал мимо деревенек, однажды вроде бы услышал колокольный звон. Остановился в какой-то харчевне, только чтобы напоить лошадь, и поспешил дальше - не мог видеть людей. Утренняя прохлада ушла, и под жарким солнцем мы тащились по уходящей к горизонту дороге. Лошадь начала потеть, за нами поднимались клубы белой пыли.
Около полудня я остановился в придорожной гостинице. Спешился, отдал лошадь конюху, вошел в зал. Хозяин предложил заказать что-нибудь из еды. Есть я не мог. Заказал вина. Мне его принесли, я налил немного, пригубил. Поставил локти на стол и зажал голову руками, словно она разламывалась от боли.
- Мессир?!
Я поднял голову и увидел францисканского монаха, стоящего у моего столика. С мешком на спине. Я предположил, что он собирал еду.
- Мессир, я молю вас о пожертвовании для больных и сирых.
Я достал золотой, отдал ему.
- Тяжеловато сегодня путешествовать по дорогам.
Я не ответил.
- Далеко едете, мессир?
- Тому, кто собирает пожертвования, возможно, не пристала назойливость.
- Ах, нет, мессир, все это из любви к Господу и милосердия. Но я не собирался докучать вам. Подумал, что могу помочь.
- Я не нуждаюсь в помощи.
- Вы выглядите несчастным.
- Прошу тебя, оставь меня в покое.
Он ушел, я вновь зажал голову руками. По ощущениям ее залили свинцом. Но буквально через мгновение рядом раздался ворчливый голос:
- Мессир Филиппо Брандолини!
Я поднял голову. Поначалу не узнал человека, который обращался ко мне, но, как только в голове прояснилось, я понял, что это Эрколе Пьячентини. Что он здесь делал? Потом я вспомнил, что нахожусь на дороге в Форли. Вероятно, он получил приказ покинуть Кастелло и теперь направлялся к прежним хозяевам. Однако я говорить с ним не хотел. Снова опустил голову на руки.
- Так отвечать невежливо, - не унимался он. - Мессир Филиппо!
Я поднял голову, мрачно глянул на него:
- Если я не отвечаю, то причина в том, что нет у меня желания с вами разговаривать.
- А если я желаю поговорить с вами?
- Тогда я должен взять на себя смелость попросить вас придержать язык.
- Да вы наглец.
Я чувствовал себя слишком несчастным, чтобы злиться.
- Ради Бога, оставьте меня. Вы уже наскучили мне до смерти.
- Я говорю вам, что вы наглец, и буду делать то, что считаю нужным.
- Вы тоже нищий, раз такой назойливый? Что вам угодно?
- Помнится, вы говорили в Форли, что готовы сразиться со мной при первой представившейся возможности. Она представилась. Я готов отблагодарить вас за высылку из Кастелло.
- Когда я хотел сразиться с вами, мессир, я считал, что вы благородный господин. Теперь я знаю, кто вы по происхождению, и должен ответить отказом.
- Трус!
- Конечно же, отказ от поединка с таким, как вы, никак не может считаться трусостью.
Теперь он кипел от ярости, я же сохранял полное спокойствие.
- Нечем тебе хвалиться! - проревел он.
- К счастью, я не рожден вне брака.
- Рогоносец!
- Что?
Я вскочил и с ужасом уставился на него. Он презрительно рассмеялся и повторил:
- Рогоносец!
Теперь пришла моя очередь злиться. Кровь ударила в голову, жуткая ярость охватила меня. Я схватил кружку с вином, стоявшую на столе, и со всей силы швырнул в него. Вино выплеснулось на лицо, кружка ударила в лоб и порезала так, что потекла кровь. Через мгновение мы оба выхватили свои мечи.
Эрколе умел сражаться и сражался хорошо, но против меня шансов у него не было. Ярость и агония последнего дня сломили бы любое сопротивление. Я кричал от радости, потому что наконец-то нашел того, кому мог отомстить за все мои горести. Мне казалось, что я сражаюсь со всем миром, и вкладывал в каждый удар всю накопившуюся во мне ненависть. Ярость придала мне силу дьявола. Я теснил и теснил противника, яростно атакуя. Через минуту я вышиб меч из его руки, при этом, похоже, сломав ему запястье. Эрколе прижался спиной к стене, откинув голову, беспомощно разведя руки.
- Спасибо Тебе, Господи! - восторженно воскликнул я. - Теперь я счастлив!
Я занес меч над головой, чтобы раскроить ему череп, и рука уже пошла вниз… когда вдруг я остановился. Увидел его вытаращенные глаза, бледное лицо, перекошенное ужасом. Он привалился к стене, будто упал на нее. Я опустил меч - не смог его убить.
Сунул меч в ножны.
- Уходи! Не буду я тебя убивать. Слишком презираю тебя.
Он не шевельнулся. Стоял, будто обратился в камень, все еще объятый ужасом. Потом, чтобы показать мое презрение, я взял рог с водой и выплеснул в него.
- Что-то ты бледен, друг мой. Вот тебе вода, чтобы смешать ее с вином.
И расхохотался. Смеялся, пока не заболели бока, но никак не мог остановиться.
Я оставил деньги, чтобы расплатиться за полученное удовольствие, и вышел. Сел на лошадь и отправился дальше по пустынным дорогам. Голова разболелась сильнее, чем прежде. Вся радость ушла - больше я не мог получать удовольствие от жизни. И сколько это могло длиться? Сколько? Я ехал под дневным солнцем, лучи которого, казалось, прожигали голову насквозь. И бедное животное опустило голову, язык вывалился наружу, потрескавшийся и сухой. Августовское солнце не знало пощады, все живое замерло в испепеляющей жаре. И человек, и зверь укрылись от обжигающих лучей. Люди спали, домашнюю скотину и лошадей увели в сараи и конюшни, птицы молчали, даже ящерицы залезли в норы. Только лошадь и я тащились по дороге, лошадь и я. Никакой тени не было, низкие стены вдоль дороги не позволяли за ними укрыться, от самой дороги, белой и пыльной, шел жар. Я словно ехал в печи. Все было против меня. Все. Даже солнце испускало самые жаркие лучи, чтобы добавить мне горестей. Что я такого сделал и почему все это выпало на мою долю? Я вскинул кулак и в бессильной ярости погрозил Богу…
Наконец я увидел небольшой холм, заросший хвойными деревьями. Подъехал ближе, и их темная зелень притягивала, как холодная вода. Больше я не мог выносить эту ужасную жару. От большой дороги отходила маленькая, которая вилась вверх по склону. Я повернул лошадь, и вскоре мы оказались среди деревьев. Я глубоко вдохнул прохладный, пропитанный ароматом хвои, воздух. Спешился и повел лошадь за уздечку. Как же мне понравилась эта прогулка. Под ногами мягко пружинила опавшая хвоя, я полной грудью вдыхал лесные ароматы. Мы вышли на полянку, увидели небольшой пруд. Я напоил бедное животное, потом жадно напился сам. Привязал лошадь к дереву и дальше пошел один. Вышел к обрыву. Внизу расстилалась равнина. Высокие хвойные деревья обеспечивали тень и прохладу. Я сел, оглядел равнину внизу, безоблачное и бездонное небо над головой. По одну сторону равнины я видел стены и башни какого-то города, к нему широкими изгибами текла река. Далеко-далеко синели горы, а внизу моим глазам открывались поля пшеницы и овса, виноградники, оливковые рощи. Почему мир столь прекрасен, когда мне так плохо?
- Действительно, вид удивительный.
Я поднял голову и увидел монаха, с которым разговаривал в гостинице. Он опустил свой мешок и сел рядом со мной.
- Вы не сочтете меня назойливым? - спросил он.
- Извините меня, я вам нагрубил. Вы должны меня простить, я был не в себе.
- Не говорите об этом. Я увидел вас здесь и спустился вниз, чтобы предложить вам воспользоваться нашим гостеприимством.
Я вопросительно посмотрел на него. Он указал куда-то себе за плечо, и, присмотревшись, я разглядел за деревьями небольшой монастырь.
- Как умиротворяюще он смотрится! - воскликнул я.
- Так и есть. Святой Франциск иногда приезжал сюда, чтобы насладиться тишиной и покоем.
Я вздохнул. Почему бы не покончить с жизнью, которую ненавидел, и тоже не насладиться покоем? Я почувствовал, что монах наблюдает за мной, поднял голову и повернулся к нему. Высокий, худощавый, глаза глубоко посажены, щеки запали, лицо бледное, следствие молитв и постов. Но голос звучал очень мягко.
- Почему вы смотрите на меня? - спросил я.
- Я был в таверне, когда вы разоружили мужчину и сохранили ему жизнь.
- Я сделал это не из милосердия и жалости, - с горечью ответил я.
- Знаю, - кивнул он. - От отчаяния.
- Как вы узнали?
- Я наблюдал за вами и в конце сказал: "Господи, пожалей несчастного".
Я в изумлении уставился на этого странного человека, а потом со стоном ответил:
- Вы правы. Я так несчастен.
Он взял мои руки в свои с нежностью, достойной Матери Божьей, и я услышал от него:
- "Придите ко мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас".
Страдания переполнили меня. Я уткнулся лицом ему в грудь и разрыдался.
Эпилог
Прошло много лет, и благородный дворянин Филиппо Брандолини теперь бедный монах Джулиано. Роскошные одежды, бархат и атлас уступили место коричневой мешковине. Вместо золоченых поясов талия моя перепоясана пеньковой веревкой. И как изменился я сам! Каштановые волосы, которые целовали женщины, стали белыми, как снег, и выбриты на макушке. Глаза тусклые и провалились, щеки запали, кожа юности приобрела пепельный оттенок и покрылась морщинами. Белые зубы выпали, но и десен хватает для пережевывания монастырской пищи. Я стар, скрючен и слаб.
Одним весенним днем я пришел на обрыв над равниной, чтобы погреться на теплом солнышке, посмотреть на огромную страну, которую я теперь так хорошо знал, на далекие горы, и внезапно у меня появилось желание написать историю моей жизни.
Теперь этот труд завершен. Мне больше нечего сказать, за исключением одного: с того самого дня, как я пришел, ослабев душой, под прохладную сень хвойных деревьев, в большой мир я уже больше не возвращался. Земли и дворцы я отдал моему брату, в надежде, что он лучше, чем я, использует свою жизнь. Ему же я передал право использовать нашу древнюю фамилию. Я знал, что потерпел неудачу во всем. Жизнь моя пошла наперекосяк, не знаю почему, и у меня не хватило смелости начать все заново. Я признал свою неспособность участвовать в этой битве и позволил миру жить по своим законам и забыть о моем существовании.
Кеччо продолжал интриговать и строить планы, растрачивая жизнь в попытках вернуть землю отцов, но всегда его ждало разочарование, всегда его надежды не оправдывались, пока наконец он не впал в отчаяние. И шесть лет спустя, вымотанный бесплодными усилиями, скорбя о величии, которое потерял, жалея страну, которую так любил, он умер от разрыва сердца, изгнанником.
Маттео снова взялся за оружие, вернувшись к полной тревог жизни наемного солдата. Он погиб, храбро защищая страну от вторгшихся иноземных захватчиков, но, умирая, знал, что и его усилия потрачены зря, потому что Италии все-таки не удалось избежать порабощения.
И я не знаю, может, им повезло больше, чем мне, потому что они покоятся с миром, тогда как я продолжаю мое одинокое путешествие по жизни, а цель его все отдаляется и отдаляется. Но теперь оно все-таки подходит к концу. Силы мои иссякают, и скоро я обрету покой, о котором мечтал. Господи, я не прошу у тебя золотой короны или божественных одежд. Я не надеюсь на блаженство, уготованное святому, но дай мне покой. Когда великое освобождение придет, дай мне покой. Позволь погрузиться в глубокий сон и не просыпаться, чтобы я наконец-то мог забыть и примириться с собой. Господи, дай мне покой.
Часто, шагая по дорогам, босиком, собирая еду и пожертвования, я хотел лечь в придорожную канаву и умереть. Иногда я даже слышал шум крыльев Ангела смерти. Но он забирал здоровых и счастливых, а мне позволял идти дальше.
Хороший человек сказал мне, что я заслужил счастье; я даже не заслужил забывчивости. Я шагаю по дорогам, думая о моей жизни и любви, которая погубила меня. Ах, как я слаб, но, уж простите меня, я ничем не мог себе помочь! Иногда, когда мне удавалось сделать что-то доброе, я ощущал необычную радость, благословенную радость милосердия. И я люблю мой народ, бедняков, которых так много в этой стране. Они приходят ко мне со своими бедами, и когда мне удается им помочь, я разделяю их радость. Но это все, что у меня есть. Я прожил бесцельную жизнь, растратил попусту, и если в самом ее конце я сделал что-то хорошее для моих земляков, то так мало!
Я терпеливо несу свою ношу, но иногда не могу не возмутиться судьбой, и ругаю ее за то, что она так жестоко обошлась со мной. Почему? Что такого я сделал, почему у меня отняли мою маленькую толику счастья? Почему я должен быть менее счастливым, чем другие? Но потом я останавливаю себя и спрашиваю, действительно ли я был менее счастливым? Кто-нибудь из живущих счастлив? Можно ли говорить такое в мире несчастий, где единственное счастье - умереть? Кто знает?
Ах, Джулия, как я тебя любил!
Как вы слепы, чего бороться зря?
Вы все вернетесь к матери-природе,
И ваши имена едва кто вспомнит.
Примечания
1
Перевод Валерия Брюсова. - Здесь и далее примеч. пер.
2
Сокращенное от frafer (лат.) - брат. Частица, присоединяемая к имени католического монаха.
3
Один из древнейших городов Италии. По легенде, основан консулом Гаем Ливиусом Салинатором в 188 году до н. э. Расположен в Северной Италии, в области Эмилия-Романья.
4
Речь идет о первом романе Сомерсета Моэма "Лиза из Ламбета", опубликованном в 1897 г.
5
Роман Сомерсета Моэма "Сотворение Святого" впервые опубликован в 1898 г.
6
Удача, счастье, успех (ит.).
7
Древний город в итальянском регионе Умбрия в провинции Перуджа.
8
Грубое животное! (ит.)
9
Сикст IV, в миру Франческо делла Ровере (1414–1484) - папа римский в 1471–1484 гг.
10
Франческо Сфорца (1401–1466) - основатель миланской ветви династии Сфорца.
11
Командир наемного отряда в Европе в XIV–XVI вв. или воин, состоявший на службе в таком отряде.
12
Город, основанный в 82 г. до н. э. В описываемое время Джироламо был также и правителем Имолы. К достопримечательностям города относится замок Сфорца, построенный Джироламо для Катерины Сфорца.
13
Знатная и богатая флорентийская семья, враждовавшая с Медичи. Неудавшаяся попытка убийства Лоренцо Медичи, предпринятая в 1478 г., закончилась для Падзи крайне печально - смертью многих ее членов и конфискацией имущества.
14
Поперечный неф в базиликальных и крестообразных в плане храмах, пересекающий под прямым углом основной (продольный) неф и выступающий концами из общей массы сооружения.
15
Тит Макций Плавт (254 до н. э. - 184 до н. э.) - древнеримский комедиограф.
16
Пристройка к церкви или отдельное здание, предназначенное для совершения крещения.
17
Лоренцо Гиберти (ок. 1378–1455) - итальянский скульптор, ювелир, историк искусства. Делом всей жизни и главным произведением Гиберти стали бронзовые двери - северные (1403–1424) и восточные (1425–1452) - для баптистерия во Флоренции.
18
Джованни Пико делла Мирандола (1463–1494) - итальянский мыслитель эпохи Возрождения, представитель раннего гуманизма.
19
Сан-Пьетро-ди-Кареджо - деревушка рядом с Флоренцией.
20
Ринальдо ди Монтальбано - герой французского рыцарского эпоса (Ринальд Монтальбанский).
21
Скотина! (ит.)
22
Галеаццо Мария Сфорца (1444–1476) - герцог Милана, убит заговорщиками в церкви 26 декабря. Погибли и все участники заговора.
23
В ранее упомянутом заговоре 1478 г., в результате которого погиб брат Лоренцо Медичи, активное участие принимали церковники во главе с кардиналом Франческо Сальвиати. Убийство произошло в церкви, и возмущенные флорентийцы растерзали заговорщиков.
24
Отец родной! (лат.)
25
Имена двух знаменитых верных друзей, живших в Сиракузах. Когда Пифиас был осужден тираном Дионисием на смерть, то Дамон хотел сам умереть вместо друга, и на месте казни они оспаривали друг у друга право на смерть. Дионисий так был тронут этой дружбой, что простил осужденного и пожелал быть принятым третьим в общество этих двух друзей.
26
Библия. Евангелие от Матфея, 11:28.
27
Ф. Петрарка. Триумф смерти.