Бессмертному подвигу советской женщины - воина и патриотки - посвящена эта книга.
Книга "По зову сердца" выдержала несколько изданий у нас и за рубежом. Примером высокой моральной чистоты, беззаветной храбрости стали для читателей героини книги артиллерист Аня Балашова, отважная разведчица Маня, военврач Нилова, партизанка Паша и другие.
Содержание:
ОТ АВТОРА 1
Книга первая - СЛЕПОЙ ПРЫЖОК 1
Книга вторая - ПРЯМОЙ НАВОДКОЙ 34
Книга третья - ЖИЗНЬ НАЧИНАЕТСЯ СНОВА 65
Примечания 82
По зову сердца
ОТ АВТОРА
После Великой Отечественной войны, работая секретарем райкома комсомола, я близко общалась с молодежью. Слушая, наблюдая ее, поняла: для нее может быть интересным пережитое мною. Во мне зрела потребность рассказать о том, что я видела, слышала и испытала. Я стала работать над своими воспоминаниями, стремясь к одному - к правдивости и достоверности.
В своей книге я задумала воссоздать образ нашей воспитанной партией и ленинским комсомолом советской женщины. По зову сердца, откликаясь на призыв Родины, пошла она защищать мир и радость на земле.
Вышедшая в 1951 году первая книга воспоминаний не совсем отвечала этой задаче - в ней, на мой взгляд, было слишком много личного, автобиографического. Она была в основном посвящена событиям Великой Отечественной войны, делам славных артиллеристов. Воспоминания так и назывались "Записки артиллериста".
Минувшие с той поры годы многое изменили в стране. Наша Родина взрослеет. Этот процесс остро ощущается всеми людьми, чувствовала его и я. Глубже осмысливались события. Кроме того, стало известно о важных переменах в жизни героев моих записок. Знакомство с документальным материалом о разведчицах, с которыми я работала, позволило мне подробней рассказать о них.
Все это привело к решению - переработать книгу, полнее рассказать о героях, которые и в годы войны и в годы мирного коммунистического строительства по зову сердца утверждают прекрасную жизнь для всех людей.
Так родилась эта книга.
Славной советской женщине - верной защитнице мира - посвящаю
Книга первая
СЛЕПОЙ ПРЫЖОК
I
- Вот и приехали! - сказал Гриша, резко затормозив блестящую "эмку" у резных ворот бывшего барского сада. В глубине его, в конце тенистой аллеи, белела большая, нарядная дача. Над воротами протянулось алое полотнище с надписью:
"Пионерский лагер миста Львова".
- Гражданочка, платите за проезд! - не снимая рук с руля, Гриша лукаво взглянул на меня.
А мне не хотелось прощаться с мужем, - ведь мы расставались на целую неделю.
- А ну, догони! - крикнула я и, выскочив из машины, кинулась в сад.
- Ах, ты так! - Гриша бросился вслед за мной.
Догнал меня, схватил за плечи, повернул к себе… Потом, взявшись за руки, мы кружились по аллее и хохотали; мы были молоды, и нам было очень весело.
- Фу, устала! Присядем, - сказала я, опускаясь на садовую скамейку.
- Однако бегаешь ты быстро! - Гриша снял военную фуражку и вытер платком вспотевший лоб.
- Не зря же я участвовала в соревнованиях! Это ты только всегда надо мной смеешься. И когда на курсы снайперов пошла, тоже смеялся. Разве тебе не приятно, что у тебя жена - снайпер? Ну скажи, приятно? - допытывалась я.
- Что ж тут хорошего? - Гриша нахмурился. - Винтовка - не женское дело. Женщина должна быть женщиной.
Мы не первый раз спорили с мужем на эту тему, и сейчас, видимо заметив на моем лице знакомое ему упрямое выражение и не желая ссориться, он решил обратить разговор в шутку.
- Эх ты, вояка, - засмеялся он, обнимая меня. - В кого стрелять-то собираешься? Уж не думаешь ли в случае войны идти на фронт?
- А почему бы нет? - с вызовом взглянула я на мужа. - Помнишь фильм "Фронтовые подруги"? Как этим девушкам снайперская сноровка пригодилась.
В предчувствии близкой войны я не раз уже думала о том, что мое место в трудное для Родины время - в рядах бойцов, только на переднем крае. Недаром я была комсомолкой. Недаром героиней моей юности стала Долорес Ибаррури, замечательная женщина-революционерка. Пассионария - пламенная, как звал ее родной народ. Я даже дочери своей дала имя Долорес - в честь испанской коммунистки.
- Ну и фантазерка же ты, Тамара! - снисходительно улыбнулся Гриша, снимая колючки репейника с диагоналевых галифе, муж был большой аккуратист. - Конечно, сосед у нас ненадежный. Фашисты могут начать войну в любой момент. Но в случае чего - собирай вещи и шагом марш домой. На войне тебе делать нечего. И давай больше об этом не говорить, - это прозвучало категорически.
Я помолчала, видя, что спорить бесполезно. Не могла же я знать, что уже через несколько дней мне придется вернуться к этому вопросу.
Да, мы говорили о войне, но не подозревали о том, как она к нам близка.
Три месяца назад, после длительной разлуки, я приехала из Крыма к мужу во Львов. Мой муж, Григорий Васильевич Жернев, служил в армии, был лейтенантом, командиром взвода. В Крыму остались старики родители и маленькая дочка Долорес, Лорочка, как мы ее звали.
Во Львове мне не сиделось без дела, и я стала работать в горкоме комсомола инструктором по пионерской работе.
В городе у нас была квартира, но последнее время мы там встречались лишь по выходным дням: Гриша всю неделю проводил в военных лагерях.
Вот и сегодня муж взял напрокат легковую машину, чтобы отвезти меня в командировку в пионерский лагерь, а теперь ему надо было возвращаться в часть.
- Хорошо здесь, - прервал молчание Гриша, оглядываясь вокруг. - А воздух какой!
Да, утро выдалось чудесное. Прохладные аллеи парка были влажны от росы. Солнце только поднималось из-за леса, и в саду было тихо, лагерь еще спал. Одни птички весело щебетали в листве, да над цветочной клумбой басовито гудели пчелы.
- Ничего, - сказал Гриша, - скоро отпуск. Поедем в Крым, к морю!.. Будем купаться. Лорочку научу плавать. Она ведь уже большая - скоро шесть месяцев!
Я засмеялась. И вдруг…
- Ой-ой!.. Гриша! - схватила я его за руку. У самого моего носа кружилась и жужжала пчела.
- Гриша, Гриша!.. Ну что же ты?
Но муж только хохотал, глядя, как я отбиваюсь от назойливого насекомого.
- Эх ты, - с торжеством произнес он, - а еще снайпер. - И, взглянув на часы, заторопился: - Ну, мне пора!
Провожая мужа к воротам, я сказала:
- Приезжай в следующее воскресенье, у нас будет открытие лагеря.
- Хорошо, приеду.
Проводив глазами удалявшуюся машину, я вернулась в лагерь. На центральной аллее догнала женщину с двумя детьми. В руках у нее был старенький чемодан.
- В лагерь детей привезли? - спросила я.
- Да, - сказала она и принялась разворачивать белый платочек, в котором аккуратно были завернуты путевки.
Пока я просматривала их, женщина рассказывала:
- У меня их пятеро, диточек. Мужа убили хвашисты, когда были здесь, а я осталась з ними. Спасибо, наши прийшлы та вот помогают мени. На той мисяць обещали еще две путевки дать. И уси диты учатся бесплатно, а я роблю на хвабрике…
- Пойдемте, - сказала я и повела их на веранду к пионервожатой.
В это время в помещении звонко проиграл подъем горнист, и из спальных комнат навстречу нам высыпала толпа загорелых ребятишек. Весело толкая друг друга, они сбегали по широкой мраморной лестнице и начинали строиться на зарядку.
В лагере все проснулось, все ожило. Из стоявшей на веранде радиолы раздались знакомые звуки спортивного марша, его перекрывал зычный голос подававшего команду физрука.
Прощаясь с мальчишками, женщина прослезилась:
- Вот до якого счастья наши диты дожилы! А при панской Польше тильки пански диты мали таку жизнь…
И, вытирая слезы, она еще долго смотрела, покачивая головой и улыбаясь.
После завтрака ко мне подошел начальник лагеря.
- Тамара Александровна, пойдемте на просмотр. Проверим, как ребята подготовились к костру…
Заиграл баян, и на специально приготовленную для выступлений деревянную площадку выбежали дети.
- Начнем! - хлопнув в ладоши, скомандовала пионервожатая.
Группа девочек в белых коротеньких пачках с желтыми веночками на голове поплыла по кругу. Они расходились в разные стороны, в такт музыке плавно взмахивали руками, потом встали в кружок и наклонили головы в желтых венках, получилась белая ромашка с желтой серединкой, вокруг нее стала порхать "стрекоза" в зеленовато-бирюзовой пачке с играющими на солнце прозрачными крылышками.
Какими радостными, счастливыми были ясные детские глаза! Дети сами шили себе костюмы с помощью вожатых. Только и разговоров было о выступлении у костра.
Хлопот хватило и на всю следующую неделю. Но вот и суббота. В этот день все особенно суетились. Одни в рабочей комнате заканчивали шить костюмы, другие готовили дрова для костра, третьи писали афишу и пригласительные билеты, - на праздник должны были приехать родители.
Укладываясь спать, дети, возбужденные приготовлениями, все еще обсуждали предстоящее торжество.
- А моя мама получит открытку с приглашением? Ведь я только сегодня послала, - спрашивала вожатую маленькая "стрекоза".
- Конечно, получит. Ведь до города близко. Не волнуйся, спи спокойно, - убеждала ее вожатая, поправляя подушку. - Все, все приедут, будет весело… Спите, дети! - Она выключила свет и вышла.
Некоторое время из спальни еще доносился шепот, потом стало тихо.
- Пойдем спать и мы, - сказала мне вожатая.
"Завтра Гриша приедет на костер, - подумала я, засыпая. - Вот хорошо, что скоро у него отпуск… Поедем в Крым, а потом заберем к себе Лорочку".
Я очень соскучилась по своей маленькой дочке и с нетерпением думала о той минуте, когда снова увижу ее.
II
Меня разбудил непонятный гул. Зловещее зарево освещало комнату, дребезжали стекла распахнутого настежь окна. На соседней кровати стояла на коленях пионервожатая и смотрела в окно на пылающий горизонт.
- Что случилось?
- Не знаю. Какие-то взрывы. Во Львове пожар…
Дальнейших слов я уже не расслышала: их заглушили частые выстрелы зенитного пулемета и густой рев пролетевших над лагерем самолетов. Мы выскочили на веранду. Вдалеке, вероятно во Львове, ухали взрывы. На листьях деревьев и белых статуях мраморного бассейна плясали багровые пятна света. В высоких окнах корпусов пылало отражение пожара. Мы стояли ошеломленные, не понимая, в чем дело. На соседний балкон выбежали перепуганные малыши.
- Пойдемте к детям! - крикнула вожатая.
В дверях спальни мы столкнулись с маленькой девочкой. Она прижимала к груди марлевый костюм стрекозы и белые балетные туфельки. За ней бежали старшие девочки.
- Дети, вы куда? Не выходить! - приказала пионервожатая. - Ложитесь в кровати!
Но все были уже на ногах. Землю снова потрясли взрывы. Малыши заплакали, старшие дети притихли.
- Теперь не будет костра? - спросила маленькая девочка, все еще прижимавшая к груди костюм стрекозы.
- Будет, обязательно будет… И танцы, и костер - все будет, - старалась я успокоить обступивших меня ребят.
Когда я снова вышла на веранду, уже светало. На стене отчетливо была видна афиша, написанная детским почерком:
"В воскресенье, 22 июня 1941 года - открытие пионерского лагеря. Линейка и подъем флага в 7 часов вечера. Массовые игры и танцы у костра".
Холодный мрамор лестницы напомнил мне, что я - босиком. Вернулась в комнату, чтобы надеть туфли. За мной вошел начальник лагеря.
- Сычева, ты понимаешь, что происходит? - спросил он.
- Догадываюсь…
Да, все было ясно. Война!
- Там пришли родители, - сказал начальник. - Проследите, чтобы детей забирали без паники, а я поеду в город, в горком партии.
Он ушел. "Где теперь Гриша? - подумала я с тревогой. - Может быть, уже воюет?"
Вышла в сад. У ворот стояли заплаканные матери. Встреча пионеров с родителями состоялась, но не такая, к какой мы готовились. Плакали дети, плакали матери, рассказывая, как бомбили Львов.
И все-таки дети оставались детьми: прощаясь, девочки спрашивали, можно ли забрать с собой маскарадные костюмы.
- Берите, берите, - отвечали мы.
А маленькая Наташа в суете все пыталась найти свой пионерский галстук; так и не нашла, уехала со слезами.
Когда по радио передавали правительственное сообщение, его неоднократно прерывали чужие, крикливые фразы.
- Вот гады! - ругался наш радист. - Подключаются где-то к сети…
Но основное мы поняли: враг вероломно напал на нас, и партия призывает всех на защиту родной земли.
Стихийно возник митинг.
Решили: все комсомольцы добровольно идут на фронт. Здесь же составили список. Записалось одиннадцать мужчин и две женщины. Среди нас были повара, пионервожатые и кладовщик. Мы собрались идти пешком в военкомат. Только вышли из ворот - подъехал грузовик. Шофер подал мне письмо от мужа. Гриша предлагал немедленно ехать во Львов, собирать вещи и на этой же машине отправляться на станцию. Надо было торопиться, пока ходили поезда. Он писал, чтобы я жила в Крыму и ждала от него вестей.
Узнав от шофера, что воинская часть, в которой служил муж, уже выступает навстречу врагу, я посоветовалась с товарищами, и мы попросили шофера отвезти всех нас, добровольцев, в штаб полка.
- Хорошо, садитесь, - согласился шофер. - Только…
Он взглянул на мое цветное крепдешиновое платье и сказал, что фашистские самолеты охотятся за каждым человеком, в такое время платье будет демаскировать машину.
- Что ж делать? У меня здесь нет другого.
Шофер достал из-под сиденья свое старое обмундирование.
- Возьмите… А вот вам и обувь! - и шофер бросил к моим ногам пару тяжелых, с железными подковами, солдатских ботинок…
С сожалением посмотрела на свои цвета беж модельные босоножки. Ребята заметили мою нерешительность, и кто-то укоряюще бросил:
- Тряпок стало жаль… Сказано - женщина!
- Поторапливайтесь. Теперь время военное, - строго взглянул на меня шофер, вытаскивая из кузова канистру. - Сейчас машину заправлю и поедем…
Переодеться я забежала в детскую рабочую комнату. Еще вчера шумная, полная звенящих ребячьих голосов, сейчас она показалась мне хмурой и неприветливой.
В каком-то оцепенении я присела на край скамьи у длинного стола, забросанного обрезками цветной бумаги и крашеной марли. Да. Как изменилось все за одну ночь…
Только сейчас я по-настоящему поняла, что произошло. Сердце тревожно забилось: "Что теперь будет с нами?.. Надо подумать, - может быть, Гриша прав: мне нужно ехать домой? Нет. Нет! На фронт! - настойчиво говорил во мне какой-то другой голос. - А если убьют, что будет с Лорой?.."
Сдавило горло, по щекам поползли слезы. В руках очутился вместо платка красный пионерский галстук. Это его утром искала Наташа. Вчера она его забыла, когда примеряли костюмы. Какими счастливыми были лица детей, а что их ждет сегодня?
Снова оглушительные взрывы, и, как утром, задребезжали стекла и захлопали зенитки. Я бросилась к окну, грохот разрывов все усиливался, в небо поднимались клубы дыма.
"Бедные дети! - содрогнулась я. - Многие из них, может быть, уже погибли… Нет, довольно киснуть. Пора! Меня ждут".
Я рванула на себе платье так, что оно затрещало по швам. Кинула в угол босоножки и натянула тесные в бедрах галифе. Ноги в шелковых носках всунула в огромные солдатские ботинки. В первую минуту мне показалось, что я не смогу в них сдвинуться с места.
Закончив экипировку, по привычке подскочила к зеркалу и отпрянула. Предо мной стоял солдат. Лицо суровое, напряженное.
Пилотка сползла на макушку, ей мешали волосы, собранные на затылке.
"Отрезать, красоваться теперь не приходится", - решила я и схватила со стола большие ножницы.
- Тамара! - послышался голос пионервожатой. - Ты скоро? Или раздумала уже?
Вбежав в комнату, девушка ахнула:
- Ты что - волосы обрезала?! Тебя не узнать. Скорее идем! Что делается во Львове, смотри: небо все черное!.. - показала она в окно. - Лучше бы дети здесь переждали.
Я потуже затянула широкий солдатский ремень и решительно сказала:
- Я готова, пошли.
Пыльная проселочная дорога свернула в лес. Из гущи деревьев потянуло прохладой и запахом сосновой смолы.
Но лес вскоре кончился, и в лицо снова хлынул знойный июньский ветерок. По сторонам дороги побежали усеянные цветами поляны, густые заросли кустарника. Колючие ветки зацарапали по кабине и кузову.
Навстречу стали попадаться бойцы с автоматами за спиной. Лица их были серьезны и сосредоточенны.
Свернув на поляну, поросшую кустарником, машина резко затормозила.
- Приехали, - сказал шофер.
Полк, в котором служил муж, уже занял оборону в лесу.
- Сычева, ты доложишь командованию, - поручили мне товарищи.
У свежеотрытого окопа стояли командир и комиссар полка и рассматривали какие-то бумаги. Неподалеку на ящиках от снарядов сидел начальник штаба и, положив на колени планшетку, что-то писал. Вокруг толпились штабные командиры. Многих из них я знала.
"Только бы сейчас не встретить мужа", - подумала я и, решительно поправив пилотку, подошла к командирам. Поздоровавшись, я доложила, что мы, двенадцать комсомольцев городского пионерского лагеря, решили идти добровольно на фронт.
- Просим принять нас во вверенную вам часть.
- Хорошо, - сказал комиссар. - Народ нам нужен, всем дело найдется. Как думаете, товарищ подполковник? - обратился он к командиру полка.
- Правильно, оставайтесь. Только не трусить!
- Ребята у нас боевые, - заверил кладовщик, стоявший позади меня.
Полковник одобрительно кивнул головой и ушел. В эту минуту недалеко от нас остановилась машина, из кабинки выскочил муж. Он смотрел на меня во все глаза. Я взволнованно сказала комиссару:
- Товарищ батальонный комиссар, я решила на фронт… А муж требует, чтобы я эвакуировалась. Поддержите меня!
Жернев подошел, как всегда щеголеватый и подтянутый.
- Товарищ батальонный комиссар, разрешите обратиться к жене.
- С сегодняшнего дня, товарищ лейтенант, ваша жена - боец Красной Армии, - строго сказал комиссар.
- Разрешите обратиться к бойцу Красной Армии?
- Говорите при мне.