XIII
В следующий раз комиссар рассказывал мне о Мане.
- Манина биография проще, - сказал он, закуривая папиросу. - Она выбросится недалеко от фронтовой полосы, в районе станции Семь Колодезей. Выдаст себя за официантку из городского ресторана. Якобы копала с населением окопы; когда советские войска высадили десант, она ушла с немцами. Постепенно проберется в Симферополь, отмечая в селах свой керченский паспорт. Придет в город, там ее встретят наши и устроят работать в буфет штабного ресторана.
Она должна встретить Луизу и стараться, чтобы ее приставили обслуживать молодую парижанку. Бывая у Луизы дома, Маня будет поддерживать с вами связь… Но помни, Сычева, там надо быть особенно твердой в случае провала. Язык откуси, но ничего о товарищах не скажи!
Несколько дней у нас ушло на то, чтобы приготовить экипировку, особенно мне, у меня ничего не было гражданского, все пришлось приобретать, причем не новое, а поношенное.
У Луизы уже были готовы два чемодана, набитые нарядами, сшитыми по последней парижской моде, - все эти вещи привезла настоящая Луиза из Парижа. Приходилось только все подгонять по фигуре.
Как-то холодным вечером, сидя на постелях, мы разговаривали о том, как будем работать в тылу врага.
- Боюсь, девчата, - вдруг призналась Луиза. - Когда я работала с Маней в Киеве, мне было не так страшно. Киев я хорошо знаю, выросла там. А здесь город незнакомый…
- Ничего, ведь я буду с тобой рядом, - успокаивала ее Маня, - да и Тамара будет недалеко и другие наши.
- Вам, конечно, хуже, - сказала я, - придется все время быть на глазах фашистов.
Луиза в этот вечер была необычно грустной, даже ни разу не рассмеялась.
- Что с ней? - удивленно переглядывались мы с Маней.
- Тамаре легче, - сказала вдруг Луиза, зябко кутаясь в накинутую на плечи шинель: - Если даже случится несчастье, все-таки она уже любила, у нее муж, ребенок… А мы с Маней? Мы даже никогда не любили еще по-настоящему, и вдруг - умереть? Умереть, так и не узнав счастья!
- Луиза! - возмущенно перебила Маня. - Как тебе не стыдно! Прекрати сейчас же! Об этом ли мы должны сейчас думать?
В душе я Луизу вполне понимала. Эти девушки, молодые, красивые, жертвовали жизнью, отправлялись на опаснейшую работу в тыл врага. Но права и Маня. Конечно, разве об этом надо думать, когда решается судьба Родины!
Через несколько дней всех нас, группу разведчиков в восемь человек, собрали и повезли в закрытой машине на аэродром нашей части. Тут я увидела и "брата", которого мне описывал командир. Лейтенант Миша сообщил, что через несколько дней мы отправимся на Крымский фронт и будем выбрасываться в тыл врага. Поэтому здесь, на нашем аэродроме, мы должны сделать тренировочный прыжок с самолета.
На аэродроме нас накормили сытным завтраком. Мы уже допивали чай, как вдруг в столовую вошел летчик. Вид у него был возбужденный.
- Кончайте завтракать, сестрички. - И, вызвав повара, добавил: - Готовьте хороший стол. Сейчас будем Золотую Звезду обмывать!
- Кого же это наградили? - заинтересовались мы.
- Свинцова. Вот читайте! Он только что прилетел с Крымского фронта, и сегодня ему вручили Золотую Звезду, - летчик протянул нам газету.
- А ну, покажите! - Луиза вскочила, схватила армейскую газету с портретом летчика-героя.
- Какой красивый! - воскликнула она.
Мы все, окружив Луизу, тоже рассматривали портрет. Из-под козырька фуражки на нас смотрели смелые черные глаза молодого летчика.
"Сегодня наша часть вручает Золотую Звезду отважному летчику Анатолию Свинцову, проявившему героизм и мужество в борьбе с фашизмом", - громко читала Луиза.
Перебивая ее, позади кто-то из летчиков крикнул:
- Да вот и сам Свинцов идет!
Все бросились к окну, из которого хорошо был виден аэродром.
К столовой приближалась группа летчиков в теплых унтах, в шлемах, впереди шел стройный, смуглый лейтенант.
Как только он перешагнул порог, Луиза, с газетой в поднятой руке, скомандовав нам "смирно", подошла к лейтенанту, приветствуя и поздравляя его от имени медицинских сестер Н-ской части.
Увидев перед собой красивую смелую девушку, лейтенант смутился, но подал команду "вольно!" и поблагодарил Луизу за поздравление.
Голубые глаза девушки разгорелись и казались совсем синими, щеки зарумянились.
- Эх! - воскликнула она. - Вот такого героя можно полюбить по-настоящему, на всю жизнь. Правда, девушки? - обернулась она к нам с Маней.
Все засмеялись.
Маня, смутившись, незаметно сжала мне руку и покраснела, закусив губу: общительность и смелость Луизы иногда казались ей нескромными.
- Ну, что же вы стоите? - обратилась Луиза к вошедшим летчикам. - Рассаживайтесь, будьте гостями.
Летчики были ошеломлены таким натиском. Но уже через несколько минут мы сидели за общим столом, оживленно разговаривая.
Только лейтенант Свинцов, казалось, никого не замечал, кроме Луизы. И поздравлений товарищей, и тостов в его честь тоже не слышал. Он сидел рядом с Луизой и смотрел на нее, слушал только ее.
- Повезло тебе сегодня, Толя, - кивая на девушку, говорили летчики и смеялись: - Смотрите, он даже вина не пьет!
А Луиза так и заливалась счастливым заразительным смехом, потом с бокалом в руке поднялась и запела арию из "Периколы":
Какой обед там подавали,
Каким вином там угощали!..
- Неужели она будет пить? - шепнула я Мане.
- Перед прыжком? Что ты, никогда! - строго посмотрела на меня Маня. - Н-нет, - не сводя глаз с Луизы, проговорила она. - Но такой я никогда еще ее не видела. Неужели она влюбилась?
В это время в столовую вошел наш командир взвода, увидев нас за столом, побледнел. Заметив это, Луиза громко сказала:
- Идите сюда, товарищ лейтенант. Как медик, я разрешаю вам выпить бокал вина.
Лейтенант понимающе усмехнулся, подошел к нам.
- Ну, товарищи медики, - тихо сказал он. - Прыгать будем не скоро. Погода нелетная.
- Ничего, мы подождем, - ответила за всех Луиза.
И, встряхнув кудрями, опять громко запела:
Эх, Андрюша, нам ли быть в печали!
Не прячь гармонь, играй на все лады!
Поднажми, чтобы горы заплясали,
Чтоб зашумели зеленые сады…
Я не могла оторвать от нее глаз. Живая, легкая, подвижная и - до чего ж очаровательная.
Я даже рассердилась, когда Маня, вставая из-за стола, шутливо бросила Луизе:
- Пой, пташка, пой, да где-то сядешь!
- На оккупированной немцами территории, а то и на штыки фашистов, - склонившись к ней, тихо ответила Луиза.
…Часов в двенадцать небо начало проясняться, из-за снеговых туч показалось холодное зимнее солнце. Летчики по одному стали покидать столовую.
Последовала команда и нам:
- На аэродром!
Торопливо, на ходу надевая парашюты, мы вышли на посадочную площадку. Погода была тихая. Под ногами хрустели льдинки, в небе завывали самолеты.
- Сегодня будете прыгать со скоростного бомбардировщика, - сказал Миша и подвел нас к большому самолету.
- Миша, ты не сердишься на нас? - спросила Маня.
- Нет, это летчики нашей десантной части, ничего.
Луиза все время шла позади, а подле нее - лейтенант Свинцов. В самолет она входила последней. Помахав лейтенанту рукой, привычно захлопнула за собой бортовую дверь.
Заревели моторы, самолет покатился по полю и стал набирать высоту. Земля быстро удалялась. Все сидели напряженные и серьезные. Одна Луиза продолжала смеяться, рассказывая что-то. Маня слушала ее и нехотя улыбалась, а мне было совсем не до смеха.
- Ну ладно, хватит тебе! - рассердилась я, когда Луиза, смеясь, дернула меня за рукав шинели, рассказывая о Толе.
- Конечно, - поддержала меня Маня. - Тамара прыгает впервые, она волнуется.
- Ерунда! - махнула рукой Луиза и крикнула инструктору: - Я буду прыгать первая!..
- Нет, вы будете прыгать замыкающей, - сказал строго командир взвода. - Первыми прыгают мужчины, потом Маня, за ней Сычева, а потом вы…
От волнения у меня сдавило горло. Звучит команда: "Приготовиться!" - Один за другим, пригибаясь, прыгают в люк бойцы. Вот к открытому в полу люку подходит Маня.
Затаив дыхание, я шептала правила прыжка, вспоминая слова инструктора: "Прыгнуть и в воздухе считать до десяти, потом дернуть кольцо, а когда парашют раскроется, согнуть в коленях ноги…"
- Сычева, прыгай! - услышала я голос командира взвода.
Стало страшно, но пересилила себя, присела на край люка и, ухватившись за кольцо, свисающее с левого плеча, бросилась вниз. Волны воздуха меня подхватили, я испугалась и, не досчитав до десяти, с силой дернула кольцо парашюта. Меня рвануло, лямки натянулись, и я увидела над собой огромный белый купол. На сердце сразу стало легко и весело.
Плавно качаясь, я не заметила приближения земли. Неожиданно с силой брякнулась о землю. Ноги, согнутые по инструкции в коленях, спружинили, и это спасло меня от переломов. Свалившись набок и потушив свой парашют, я сейчас же взглянула на кружившийся над полем самолет. Из люка выскочил последний парашютист. "Луиза", - подумала я.
Парашютист летел к земле, с каждым мигом увеличивая скорость. "Не раскрылся парашют!" - ахнула я и тут же увидела, что все находившиеся на аэродроме бегут к месту предполагаемого падения парашютиста. Среди других я заметила и высокую фигуру лейтенанта Свинцова.
Взглянув на парашютиста, я похолодела: земля была уже слишком близко, чтобы на что-нибудь еще надеяться. И только метрах в двухстах от земли над падавшей фигуркой взвилось белое полотно парашюта. Луиза, раскачиваясь на лямках, весело махала нам рукой, а Толя Свинцов, потеряв фуражку, весь мокрый, все еще бежал вслед уносившемуся в поле парашюту.
- Наложу взыскание! - сердито крикнул позади меня командир взвода. - Я ей не разрешал делать затяжных прыжков…
Лицо его было взволнованным и сердитым.
- Надо же хвастнуть! - сказала подошедшая Маня.
Вскоре мы, опять все вместе, ехали домой в той же закрытой полуторке, но кроме нас ехал и Толя Свинцов. Он сидел рядом с сияющей Луизой и возмущенно говорил:
- Но вдруг бы парашют отказал?! Как ты могла рисковать собой? Пойми… - и он что-то горячо зашептал ей на ухо.
- Это ведь так просто! - смеялась в ответ Луиза. - Что мне, в первый раз?
Они с Луизой сошли в городе у нашего штаба.
- Потеряли мы Луизу, - сказал один из наших разведчиков. - Такого с ней никогда не бывало.
Луиза приехала только поздно вечером, необычно тихая и молчаливая. Такой же она была и все следующее утро, а под вечер вбежала в комнату сияющая и объявила:
- Девчата! Целуйте меня. Я выхожу замуж.
- Что-о? - поднялась пораженная Маня. - Что ты сказала?
- То, что ты слышала. Мы с Толей решили пожениться. Мы любим друг друга.
Раскрыв чемодан, она достала белое шифоновое платье.
Маня ошеломленно наблюдала за ней.
- А командир полка, а комиссар?..
- Они уже разрешили, и Толя ведь наш…
- Луиза, ты не должна этого делать, - горячо сказала Маня, - сейчас не время.
- Почему? Вот именно время, - подняла брови Луиза. - Толя хороший, меня любит… Хоть три дня, да поживу с любимым! А там ведь неизвестно, что будет… - сказала она и вдруг заплакала.
Это было так необычно для Луизы, что даже строгая Маня смягчилась.
"Сегодня познакомилась и на другой день замуж, - стояла я в раздумье, а где-то глубоко шевелилась мысль: - А может, она права?"
- Ну, что же вы загрустили? - прикрикнула на нас Луиза, вытирая заплаканные глаза. - Свадьбу сегодня будем играть! О нас уже доложили старшему командованию.
Быстро сбросив сапоги и брюки, Луиза надела пышное белое легкое платье и белые туфли и через минуту уже весело кружилась по комнате, напевая:
Крошка-дитя, я влюбился не шутя,
Крошка-дитя, полюби и ты меня…
- Ну что же вы стоите? - снова накинулась она на нас. - Сейчас Толя придет. Маня, иди в столовую, сдвигайте столы, помогайте накрывать. Я бы сама пошла, но неудобно…
Не успела она договорить, как объявили тревогу по части.
- Стройся! - крикнул командир взвода, стукнув в дверь.
Наспех переодеваясь, Луиза бурчала:
- И замуж нельзя выйти по-человечески!.. Свадьбу не дадут сыграть…
Выстроившись в пальмовой аллее, мы ждали комиссара. Через несколько минут нам уже зачитывали разрешение старшего командования на брак двух воинов нашей части.
- Вот видишь, Маня, а ты еще сомневалась. Самый настоящий брак, крепче загса, - шептала Мане Луиза.
В начале вечера выступил наш комиссар. Он сказал, что жизнь молодых начинается с больших испытаний. Пусть помнят они всегда, что за их спиной Родина-мать, которая находится сейчас в большой опасности. И светлую жизнь, счастье свое и своих детей им придется завоевывать в кровавых боях. Но он верит в то, что все испытания выдержат они с честью.
- Крепче дружбы фронтовых друзей не бывает! - закончил свою речь комиссар.
До отбоя, который в этот день был на час позже, в вестибюле бывшего санатория звенели тарелки, стаканы, говорились напутственные речи.
Все весело поздравляли молодых и кричали: "Горько!" - летчики, штурманы и радисты этой авиадесантной части. Все знали, что медсестра Луиза выходит замуж за летчика. Но Анатолию было известно о своей невесте гораздо больше, и потому весь вечер он был мрачен и задумчив. Даже Луиза не могла развеселить его. Потом она рассказывала нам, что, когда они остались вдвоем, Анатолий говорил ей:
- Эти дни как сон. Я тебя вчера нашел, сегодня мы счастливы, но завтрашнее неизвестно. Лучше бы ты действительно была медработник. Завтра я вылетаю на задание, но теперь я не один, а с тобой в сердце! Ты, родная женушка, теперь моя счастливая звезда, ты постоянно будешь у меня перед глазами, и мы с тобой должны только побеждать. Смотри береги себя!
Он порывисто обнял ее.
- Боюсь за тебя… Будь осторожна. Даешь мне слово?..
- Хорошо. Ради тебя…
На другой день мы с восторгом встретили радостную новость: войска Западного фронта перешли в контрнаступление и разгромили оккупантов под Москвой.
А тридцатого декабря стало известно, что группа войск Кавказского фронта, чтобы облегчить героическую борьбу наших воинов под Севастополем и оттянуть войска врага, высадила десант в Керчи и Феодосии и ведет ожесточенные бои за продвижение в глубь Крыма.
В этот вечер мы собрались по тревоге и на машинах приехали в Новороссийский порт. С наступлением темноты началась погрузка на теплоход. По узкому и крутому трапу бойцы всю ночь таскали ящики с боеприпасами, машины грузили подъемным краном.
Пахло смоляными канатами. Наш старшина бегал по пристани, распоряжался хозяйством, торопил неповоротливого повара.
- Гнатенко! Гнатенко! - кричал он. - Идите скорее, получайте продукты.
- Да подождите, дайте кухню погрузить, - отвечал тот.
Стало рассветать. Подул свежий утренний морской ветер. Люди с тревогой все чаще поглядывали на небо.
Наша группа разместилась на верхней палубе, у капитанского мостика. Не прошло и получаса, как объявили воздушную тревогу. Послышался тяжелый гул самолетов и нарастающий свист. Мы втроем прижались к стене. Совсем рядом что-то сверкнуло, загремело, и меня воздушной волной отбросило к борту корабля.
Со всех кораблей и катеров ожесточенно стреляли, вокруг рвались бомбы, густой черный дым нестерпимо ел глаза. Я с трудом встала.
- Тамара, где ты? - кричала Луиза. - Жива? Отвечай!..
И, убедившись, что я цела, засмеялась:
- Молодец, воздушный балет совершила!
Но мне было не до шуток. Перед глазами плыли цветные круги, уши заложило, в голове звенело.
- В соседнее судно попала бомба, - объяснила мне Луиза.
Наш теплоход не повредило, и он продолжал готовиться к отплытию. Днем было еще несколько воздушных налетов, но зенитная артиллерия успешно отразила их, сбив два самолета врага.
В сумерках теплоход отчалил и стал медленно пересекать бухту. Капитан стоял на мостике и подавал команды. Командиры, собравшись у борта, молчали и напряженно смотрели на воду. Непривычная тишина показалась мне подозрительной.
- Куда все смотрят, что случилось? - удивилась я.
- Немецкие самолеты набросали мин в бухту, - мрачно ответила Маня.
Я подошла к борту. Впереди нас сновали тральщики, миноискатели. Вдруг возле одного из них поднялся высокий столб воды. Это взорвалась мина.
- Одну подорвал! И вторая есть!.. - произнес командир взвода. - Молодцы ребята!
Теплоход благополучно вышел из бухты в открытое море. Мы с Маней присели у борта. Луизе, видно, надоела тишина, и она тихо запела. Мы с Маней поддержали ее. Мерзли ноги, руки, но тепло было на душе - согревали любимые песни.
Вдруг Луиза замолчала и с тоской прошептала:
- Где-то мой Толя сейчас?..
К полуночи подул ветер, пошел снег, все вокруг затянуло белой пеленой. Высокие пенящиеся волны то порывисто падали, то снова поднимались, качая теплоход. Совсем замерзнув, мы с Маней и Луизой залезли под лежащий на верхней палубе брезент и, прижавшись друг к другу, заснули.
Нас разбудил резкий толчок и треск. Теплоход сильно качнуло еще раз. Мы услышали беготню по палубе и высунули головы из-под брезента.
- Наскочили на мину… Тонем!.. Мина, тонем!.. - раздавалось со всех сторон. Теплоход быстро кренился на правый борт. На мостике послышался спокойный голос капитана:
- Раздать пояса! Не поднимать паники!
Погас свет, перестали работать машины, но по инерции теплоход продолжал двигаться. Волны захлестывали палубу. Нам тоже дали спасательные пробковые пояса.
- Глупая смерть, - сказала Луиза.
- Смерть всегда дура, - ответила Маня.
- Да, но прыгать в море мы не будем, все равно не доплывем в такую бурю, - отозвалась я.
- Машинное отделение и трюмы залило водой! Теплоход тонет! - прокричал бежавший мимо боец.
- Не паникуй! - крикнул ему кто-то из разведчиков.
Капитан старался вывести корабль на мель. Начали спускать шлюпки, все бросились к ним. Вскоре переполненные лодки скрылись во тьме. Мы с ужасом смотрели на черную бездну моря.
- Тамара, я закоченела, но, когда представлю, что прядется нырять в эти волны, меня бросает в жар, - говорила Луиза, дрожа от холода. - Знал бы сейчас мой Толя, что его героиня струсила.
- Какие тут могут быть шутки, - рассердилась Маня.
Теплоход заметно погружался, нижняя палуба была уже в воде, волны поднимались все выше и выше, захлестывая нас и сковывая морозом тело. Одежда отяжелела и тянула вниз.
Кто-то прыгнул в море в надежде доплыть до берега. Внизу послышались крики.
Сильный толчок повторился, теплоход заскрипел, затрясся, и наша палуба оказалась под водой. Кто-то крикнул:
- На вторую мину напоролись!
Вода накрыла нас с головой. "Конец!.." - промелькнула мысль. Мы захлебывались, не хватало воздуха. Но волна откатилась.
На мостике кто-то громко сказал: