VIII
Вышла на дорогу. Попутная машина оказалась из нашей части. К обеду мы въехали в густой лес. Навстречу все чаще попадались знакомые бойцы. Некоторые из них, узнав меня, приветственно помахивали пилотками.
- Вот и санчасть, - сказал шофер, затормозив машину у длинной брезентовой палатки с красным крестом.
Меня окружили и засыпали вопросами товарищи.
Но меня интересовало одно, здесь ли муж.
- Нет, - сказали мне, - Жернев в часть не приезжал.
Последняя надежда была потеряна. Чтобы скрыть от товарищей мое настроение, я пошла разыскивать Нилову.
Но напрасно я старалась уйти от друзей. Всегда лучше свое горе переживать на людях. Я тогда же поняла это.
Обедавшие, в палатках бойцы, заметив меня, наперебой кричали:
- О, Сычева приехала! Сычева, сестра!..
Справлялись о моем самочувствии и, добродушно посмеиваясь над моей стриженой головой, приглашали к обеду.
Но я задержалась только во втором взводе саперного батальона, которым командовал муж. Здесь особенно почувствовала, что попала в родную семью.
В который раз я с волнением выслушивала рассказ бойцов о том, как Гриша взорвал мост и как его ранило. Я видела, что бойцы тоже огорчены и ждут возвращения своего командира.
- Он может еще приехать, не волнуйтесь, - старались они меня успокоить.
- Оставайтесь, в нашем батальоне, Сычева, - предложил мне командир саперов. - Наш батальон вам должен быть роднее…
- Нет, здесь я пользы не принесу, - ответила я. - Я решила изучить противотанковую пушку. Хочу стать артиллеристкой.
- Почему именно противотанковую? - удивился командир.
Я объяснила, что умею стрелять из снайперской винтовки. А ведь известно, что панорама противотанковой пушки имеет такое же прицельное устройство, как у снайперской винтовки. Сестрой же оставаться в армии я не могу, с медициной незнакома, крови боюсь, руки дрожат, когда раненых перевязываю.
- Значит, в артиллерию решила? - испытующе глядя на меня, сказал командир. - Ну что же, в жизни важно точку найти, к которой стремишься.
- Желаем удачи, - сказали мне саперы на прощание.
Лесная тропка, еще мало протоптанная, привела меня к поляне, на которой за длинными самодельными столами, шумно переговариваясь, обедали офицеры нашего полка.
Выйти на поляну я не решилась и стала разыскивать глазами Нилову.
Офицеры весело шутили, расхваливая обед, и, опустошая миски, снова подходили к стоявшей тут же полевой кухне.
- Ну-ка, Клава, подлей еще.
На подножке походной кухни с большим черпаком в руке стояла, смущенно улыбаясь, незнакомая мне краснощекая девушка. Из-под марлевой косынки у нее совсем по-детски торчали две тоненькие косички, белый халат был явно широк для ее узеньких плеч. "Новенькая", - подумала я, рассматривая девушку.
- Вот борщ так борщ, настоящий украинский, - хвалили офицеры.
- Так старалась, даже порезалась, - засмеялся кто-то, указав на забинтованный палец девушки.
- То ж я лук крошила, - краснея, отвечала Клава.
Проголодавшись, я с жадностью вдыхала запах свежего борща, даже слюну проглотила.
- Клава, ты причаровала своим борщом всех офицеров, смотри, еще влюбится какой, - засмеялась Нилова.
- Да ни, товарищ капитан, мы с офицерами не дружим. Мы больше с рядовыми. - Клава бросила косой взгляд в кабину машины, а когда Саша подошла за добавкой, шепотом рассказала: - Сегодня я одеваю цей халат и косынку, а наш шофер Васька смеется: "Да ты, Клава, зовсим снегурка".
- Смотри, - строго сказала девушке Нилова, - ты не давай им воли!
- Да ни-и, что вы, товарищ капитан, - горячо прошептала девушка.
Когда офицеры стали расходиться, я подошла к Саше.
- О-о, Сычева приехала! Ну как, нашла мужа?
- Нет.
Понимая мое состояние, Саша переменила тему:
- Тамара, смотри, вот наша новая поварушка-говорушка, как наварила зелья, сразу всех и причаровала. А ты, наверное, уже соскучилась по солдатскому борщу? Ну-ка, Клава, налей полную миску.
Я не заставила себя просить. Скоро миска была пуста.
- Ну, а теперь рассказывай все по порядку, - приказала Нилова.
Во время моего длинного повествования она задумчиво молчала, но, узнав, что Жернев поправился и получил назначение в часть, с облегчением проговорила:
- Это ничего, был бы жив, а воевать везде можно. Конечно, жаль, что не повидались, но расстраиваться из-за этого не стоит. Просто ты еще не совсем поправилась, потому у тебя и настроение такое.
Она поднялась и уже другим, начальственным тоном сказала:
- Ты, Тамара, просилась в батарею наводчиком, я сегодня поговорю с командиром, и, если он не станет возражать, пока мы на формировке, учись вместе с бойцами.
Саша сдержала обещание. В этот же день она переговорила с командиром и комиссаром полка о переводе меня в батарею.
Наутро, когда все санитары готовились к полевым занятиям, Нилова подошла ко мне и сказала:
- Тамара, собирайся в третью батарею, где была санитаркой, на обучение к наводчику Юшкову. Они тебя уже ждут.
От радости я готова была расцеловать Сашу. У меня будто и силы прибавилось вдвойне. Я чувствовала, что именно там, на батарее, мое место, там я найду свое призвание.
Товарищи встретили меня дружелюбно. Каждый старался проявить обо мне заботу. Дали палатку, принесли завтрак. После завтрака, когда орудие стали вытаскивать на полигон, мне поручили нести только панораму. Это мне уже не понравилось.
- Я пришла сюда рядовым бойцом и хочу быть равноправной, прошу не делать мне никаких скидок, - заявила я.
Бойцы заулыбались, а наводчик Юшков, махнув рукой, проговорил:
- Это только в первый день. - И, помолчав, добавил: - Из уважения.
Через несколько дней к нам на занятия пришел новый комиссар, присланный недавно из дивизии. Лицо его показалось мне очень знакомым. "Где я его видела?" - подумала я. И вспомнила: перед войной он был у нас на курсах снайперов политруком.
Когда он знакомился с личным составом взвода, я ему напомнила об этом. Он удивился:
- Я о вас слышал в штабе, но не знал, что с вами знаком. Значит, не зря мы учили вас стрелять? Молодец, Сычева, - похвалил он меня.
- Сычева у нас скоро будет настоящим артиллеристом, - поспешил ответить за меня командир орудия Наташвили. - Она уже подбила один танк.
- И зачем это ей, женщине? - недоумевающе пожимал плечами Юшков. - Работала бы в штабе или в санчасти. Женщине трудно будет в таких боях, как теперь, когда танки стеной идут.
- Юшков, вы забываете, что физически она, может быть, и слабее мужчины, но духом, видно, сильна, а это главное в борьбе с врагом. И здесь нет ничего удивительного. У нас много таких женщин, как Сычева. Одни работают в тылу не покладая рук, другие идут с оружием в руках на фронт, и кто смеет запретить им защищать свою Родину и свое счастье? - комиссар в упор смотрел на Юшкова.
- Да, товарищ комиссар, но зачем ей обязательно наводчиком, это ведь так опасно и трудно, - не сдавался Юшков.
Но тут вмешался командир орудия сержант Наташвили:
- Знаешь, если бы я сумел командовать батареей, я с удовольствием пошел и не испугался бы трудностей, потому что знаю: удар мой по врагу удесятерится, я стану сильнее. Вот так и она хочет больше сделать. - Наташвили говорил горячо, ударяя себя кулаком в грудь. - У нее го́рит, го́рит здесь, - делал он ударение на первом слоге, - понимаешь, го́рит.
- Но, конечно, - перебивая Наташвили, обратился ко мне комиссар, - женщина на войне должна кроме военной специальности приобрести еще солдатскую выносливость.
- Постараюсь, - смущенно ответила я комиссару и, заметив, что бойцы уже выкатывают орудия для занятий, бросилась им на помощь.
После беседы с комиссаром наводчик Юшков старался все свои знания и опыт стрельбы по танкам передать мне. Все остальные дни с утра до обеда, а - пообедав, до самого вечера мы занимались по огневой подготовке.
- Оружие к бою! - командовал Наташвили, и весь расчет бросался по местам.
Наводчик Юшков внимательно следил за моей работой у панорамы, поправляя меня.
- По танкам огонь! - подавалась команда. Потом - отбой.
И снова:
- Оружие к бою!
Так целые дни.
Составляли также карточку противотанкового огня и занимались другими дисциплинами.
IX
Недолго мне пришлось учиться. Вскоре ночью полк получил приказ, и мы по тревоге двинулись в путь. На какой-то станции сели в эшелон и через несколько дней были в районе Днепропетровска, где шли бои с просочившимся на левый берег противником. Несколько дней мы обороняли деревню на берегу небольшой речушки, притока Днепра, сковывая маневры подвижных групп оккупантов.
Во время интенсивной автоматной перестрелки я почувствовала, что мне резануло правую ногу. "Кость перебило", - подумала я с замиранием сердца, глядя, как из длинной поперечной раны на ноге хлещет кровь. Когда санитары вели меня в медпункт, не удержалась и расплакалась - от боли и от досады, что не успела даже повоевать у орудия.
Осмотрев ногу, Нилова сказала: "Ерунда, мякоть рассекло, останешься в санчасти полка".
На второй день я уже стала ходить, но в расчет Нилова меня еще не отпускала.
Потом мы опять отступали, и наша санчасть остановилась на кукурузном поле какого-то совхоза. Гитлеровцы, видимо, не знали наших сил и на этом стыке двух частей не наступали. На правом фланге гремели орудия и слышалась частая ружейная перестрелка. "Там и наша батарея", - волновалась я и рвалась в расчет.
Вечером начальник штаба приказал отправить всех, бойцов из тыловых подразделений на правый фланг. Капитану Ниловой, мне и одному санитару майор велел остаться с ранеными на кукурузном поле. Он предупредил:
- Не спите, товарищи. Следите, чтобы немецкая разведка не подошла к вам близко. Мы вынуждены были этот фланг оголить. Кроме вас, на участке никого нет.
И нам вручили по автомату и по нескольку гранат.
Нилова высказала опасение:
- А если противник нас атакует?
- Здесь противник не пойдет в атаку, а мы будем недалеко, на правом фланге, там трудно и нужны люди.
Взошедшая луна осветила развороченные бомбами дома совхозного поселка. На правом фланге бой не утихал. Метрах в пятистах от нас взлетали осветительные ракеты, где-то строчил пулемет.
Выставив санитара в охранение на краю кукурузного поля, мы с Ниловой, прижавшись друг к другу, сели в окопчике и стали вспоминать прошлые годы, говорить о родных и товарищах. Саша была москвичка, и я стала ее расспрашивать о Москве. Она рассказала, как училась в медицинском институте. С пятого курса с группой студентов была направлена в военно-медицинскую академию им. Кирова в Ленинград и с тех пор служит в армии.
По окончании академии Сашу назначали в танковую часть в город Проскуров. События в Западной Украине застали ее в санатории. Отпуск пришлось прервать. Потом сражалась на Халхин-Голе, на финском фронте.
- А вот теперь опять воевать приходится, так вся молодость проходит, - с грустью закончила Саша. - Не дают спокойно жить.
А я слушала и думала: какая она замечательная. Женщина - и академию закончила. Мне самой удалось только десятилетку окончить. Потом вышла замуж, ребенок. А теперь уж неизвестно, как пойдет жизнь, даже если останусь в живых…
Саша хотела еще что-то сказать, но разговор прервала близкая автоматная очередь. Мы вскочили.
- Видишь, какого нахальства набрались! - прислушиваясь, сказала Нилова.
Я струсила: вдруг гитлеровцы узнают, что здесь почти никого нет, придут сюда и перережут нас и раненых, ведь в высокой кукурузе нетрудно подобраться незаметно.
Раздался тревожный окрик часового:
- Стой! Кто идет?
Нилова вставила новый диск в автомат:
- Посмотрю, кто там ходит, а ты иди к раненым.
Она скрылась.
Не успела я поднять санитарную сумку, как раздался приглушенный гортанный крик, другой, и сразу все стихло.
"Что-то неладно", - подумала я и, надев через плечо сумку, пошла к раненым.
- Сестра, что там такое? - спросил меня раненый капитан.
- Не знаю, туда пошла Нилова, - ответила я, стараясь скрыть тревогу.
- Дайте мне воды, - попросил капитан.
Когда я поила его из алюминиевой фляги, застрочил наш автомат и послышался громкий крик Саши:
- Хальт!
И снова выстрелы.
- Тамара! - долетел до меня тревожный голос Ниловой.
Я побежала на помощь. Но высокая кукуруза мешала видеть. "Дам очередь", - и я нажала на спусковой крючок. Пули одна за другой полетели в небо, и сейчас же совсем близко раздалась ответная очередь. В нескольких шагах от меня над кукурузой показался летный кожаный шлем Ниловой.
- Тамара, - не оглядываясь, сказала она, - смотри, я двух фрицев поймала. Они задушили нашего часового. Я незаметно подкралась и дала им очередь по ногам.
На земле лежали, вытянув руки, два здоровенных гитлеровца. Один из них тихо стонал, видимо жалуясь на простреленную ногу. Нилова крикнула им что-то по-немецки.
- Тамара, обыщи их, - сказала она. - Они обижаются, что к русским бабам в плен попали.
Я не совсем смело подошла к немцам и начала выворачивать карманы. Нилова заметила мою робость.
- Ты смелей, не бойся. Пусть только шевельнутся… Я их предупредила.
В карманах нашла зажигалку, фонарик, перочинные ножи и какие-то таблетки.
- Сними с них автоматы, - раздраженно проговорила Нилова.
Я поняла, что допустила ошибку. Прежде всего надо было забрать оружие. Когда доложила, что все готово, Нилова сказала:
- Я доставлю их в штаб, а ты останешься на посту. Да смотри в оба, - добавила она.
Я осталась одна. "А вдруг еще фашисты подойдут?" - подкрадывалась тревожная мысль. Несмотря на то что была теплая летняя ночь, меня знобило. Прислушивалась к каждому шороху.
По небу плыла большая круглая луна. Она серебрила кукурузные листья. Вдруг совсем рядом листья зашелестели.
- Стой! Кто идет? - крикнула я не своим голосом и машинально выпустила очередь в воздух.
- Ты с ума сошла, Сычева? Свои, - раздался знакомый голос.
Через минуту показалась голова раненого капитана.
- Хочешь добить? Я и так еле двигаюсь.
- Что вы здесь ходите? - рассердилась я на него, хотя рада была живому человеку. Я рассказала капитану о происшедшем.
- Нилова - геройская девушка, я давно знаю ее, - ответил он. - Это, наверно, была разведка, надо ждать новых гостей.
Скоро возвратилась Саша. Капитана она отругала за то, что тот встал.
- Вам нельзя ходить. Утром придет машина, поедете в госпиталь.
- Нет, я завтра на передовую пойду.
- Идите на место, - строго сказала Нилова капитану. - И я пойду с вами, посмотрю раненых, а ты оставайся здесь, Тамара. Скоро будет светать.
На другой день к вечеру меня вызвали в штаб полка. В чисто убранной крестьянской хате, над столом, покрытым клетчатой полотняной скатертью, висела маленькая керосиновая лампа с закопченным стеклом. За столом сидел командир полка и что-то отмечал на карте. Тут же сидели Нилова и комиссар. Лица их были серьезны и озабоченны.
Я доложила о прибытии.
- Ну, как здоровье? - спросил меня подполковник, поднимаясь из-за стола.
- Хорошо. Завтра начальник разрешает вернуться в расчет, - кивнула я на Нилову. Та, улыбаясь, утвердительно кивнула головой.
- Нет, в расчете пока и без вас справляются, - ответил подполковник. - А сейчас мы хотим дать вам ответственное задание. Пойдете в разведку в тыл врага?
Вопрос был для меня неожиданным, и я замялась.
- Вы что, боитесь? - спросил подполковник.
- Конечно, страшно, - призналась я, - но если нужно…
- Я уверен, что вы справитесь, - перебил он. - В деревне, где мы стояли неделю назад, противник сосредоточил много войск. Вы женщина, вам легче будет пройти туда и все рассмотреть. Побудете там денек и вернетесь обратно. Вы помните хату, где находился штаб полка?
- Помню. Наша батарея недалеко от нее стояла.
- Да, да. Так вот вам задача: пробраться в эту хату. Хозяин ушел в партизаны еще при нас, дома осталась хозяйка с двумя детьми.
- А как я перейду линию фронта?
- Пойдете с группой разведчиков, они вас проведут через боевое охранение немцев. Вот карта. Изучите. Ваша задача проникнуть в деревню и запомнить: в каком месте огневые точки противника, где стоит артиллерия, танки, сколько их. Есть ли у них там штабы.
Всю ночь я не спала, обдумывая, как лучше выполнить задание. Заснула только на рассвете.
С вечера пять разведчиков и я стали собираться в путь.
Лейтенант, командир разведывательного взвода, принес мне туфли, ситцевое платье и косынку. Дал кошелку, в ней лежал крестьянский хлеб и килограмма два сала. Все это для маскировки.
- Если попадешься, - сказал командир взвода, - говори, что идешь к тете Гаше - так зовут хозяйку хаты.
- Мы хорошо знакомы, я у нее бывала. Ну, а если попадусь, то лучше умереть…
- Умереть никогда не поздно. Надо выполнить задание, - строго сказал лейтенант.
В двенадцать ночи мы вышли. Впереди - командир. За ним легко и неслышно двигались бойцы. Последней шла я.
Ночь была облачная и прохладная. В легком платье с короткими рукавами я продрогла. Но, возможно, дрожала не только от свежести летней ночи. Ведь это была моя первая разведка. За бугром изредка вспыхивало зарево, временами слышалась пулеметная или автоматная стрельба. Разведчики шли быстро, мягко ступая, словно им не раз приходилось ходить по этой дороге. Я отставала: мешала кошелка. Один из бойцов предложил:
- Давайте понесу.
Отдала ему ношу и пошла быстрее.
Пулеметные очереди стали слышны совсем близко. Мы опустились в траншею и, пройдя по ней немного, остановились. Тут находилась пулеметная рота, бойцы разговаривали шепотом, никто не спал.
- Ну, ребята, закуривай, - сказал командир взвода разведчиков.
Я присела на корточки и прислонилась к стенке траншеи. Засветились папироски, кто-то из пулеметчиков предупредил:
- Прикрывайте рукой, а то немецкий наблюдатель заметит.
- Ведете в гости? - спросил командир пулеметчиков лейтенанта, указывая на меня.
- Да.
- Это нужно.
Мы двинулись дальше. Мины изредка прижимали нас к земле. Вскоре пришлось ползти.
- Здесь начинается боевое охранение врага, - шепнул мне лейтенант.
Впереди послышались голоса. Немцы сменяли посты. Мы залегли. Когда шаги затихли, поползли дальше. Меня подозвал командир взвода.
- Мы останемся здесь. Если надо будет, откроем огонь, а ты ползи вперед.
На спину мне прикрепили кошелку с салом.
Простившись с товарищами, я поползла.
Где-то вспыхнула ракета. Подняла голову и впереди увидела силуэты домиков и деревьев.