* * *
Сначала их увидел наблюдатель, спрятавшийся в кроне огромной кривой сосны, ветки которой поднимались выше почерневшей и поржавевшей крыши школы. В ствол сосны были вбиты скобы, служившие ступеньками. Наблюдатель стоял на дощатой площадке, держась за ветку и прижимая к глазам артиллерийский бинокль.
- Танки! - закричал вдруг он, и его надтреснутый, взволнованный голос донесся до самых окопов внизу, на берегу. Ритмичный стук лопат и заступов разом стих. Бойцы и сельчане побросали свои орудия труда, выскочили из окопов и замелькали перед брустверами, взволнованно вытягивая шеи.
Из дверей школы выбежал надпоручик Янко, без фуражки, в расстегнутом кителе, и посмотрел на верхушку сосны.
- Где ты их видишь?
- Там, вон там, пан надпоручик.
Боец энергично указывал рукой на юго-запад. В том направлении на горизонте поднимались серые клубы дыма. Танки медленно друг за дружкой спускались по склону в долину. Ветер доносил слабый, едва слышный рокот моторов.
- Они направляются к дороге, - решил надпоручик и, посчитав облачка дыма, повернулся к Галузе, который вышел вслед за ним: - Доложи в батальон: двенадцать танков в колонне. Идут на Тимченки.
Галуза вихрем влетел в помещение.
- Батальон! - крикнул он девушке, которая в углу за столом обслуживала три зеленых ящичка полевых телефонов. - Живо, батальон!
Девушка быстро начала вращать ручку. Галуза выхватил у нее из руки трубку.
- Я - Шестьдесят третий, Шестьдесят третий… вызываю Двадцать второго… На нас идут танки!..
Сквозь открытую дверь было слышно, как надпоручик твердым голосом подает отрывистые команды:
- Боевая тревога! Красную ракету! Стреляй красную!
Возле самого здания прозвучал выстрел и засвистела летящая ракета.
- Есть! - крикнул Галуза и резко положил трубку. Поймав испуганный взгляд белокурой телефонистки, он выскочил из помещения, по дороге сорвав с гвоздя на стене автомат.
Янко стоял возле школы, не спуская глаз с приближавшихся танков. Они сползали к дороге, как большие черепахи.
- Что такое? - отмахнулся Янко от ординарца, который подбежал к нему с полушубком и настойчиво предлагал надеть его. Потом ординарец подал Янко ушанку и портупею с пистолетом. - Что батальон? - крикнул Янко, завидев Галузу.
- Ничего. Там знают о них. Нам приказано стрелять только в том случае, если они проникнут на наш берег. Ими займется Новиков.
Янко проговорил, рассеянно пристегивая кобуру:
- Пока что они идут как на параде…
- Я сбегаю погляжу, как там у Новикова, - предложил Галуза.
Батарея 76-миллиметровых орудий отряда капитана Новикова разместилась правее от школы, примерно в 150 метрах, на опушке леса. Четыре орудия были расположены в шахматном порядке на расстоянии 20 метров друг от друга в полукруглых мелких окопах. Артиллеристы, сгорбившись, стояли на коленях за щитами. Наводчики, не отрывая глаз от резиновых оправ прицельных устройств, лихорадочно крутили рычажки наводки. Длинные стволы с воронками дульных тормозов медленно поворачивались вслед за целью. Ящики со снарядами были открыты, и подносчики уже держали снаряды в руках.
Черные гремящие коробки танков погрузились в лощину, но через минуту опять выползли оттуда. Окутанные вечерним туманом, они переправились через дорогу, ведущую из Мерефы в Соколове, и, покачиваясь среди низких тополей, двинулись по дороге на Тимченки. "Там держит оборону рота капитана Чуканова, - вспомнил Галуза, спешно направляясь по мокрому, тающему снегу к батарее. - Может, они не пустят их через мост?.." У него мороз пробежал по коже, когда он представил себе, что немецкие танки вот-вот окажутся здесь.
Обычно веселый, сейчас капитан Новиков, с покрасневшим лицом, стоял прислонившись к желто-красному стволу сосны. В руке он держал цигарку, зажженным концом обращенную к ладони, и, жадно затягиваясь, сосредоточенно следил за танками. Время от времени левой рукой он поднимал к глазам бинокль, висевший у него на шее на тонком ремешке.
На позициях миргородской обороны все затихло. Солдаты с волнением следили за танками, которые были уже в сотне метров от моста. Из выхлопных труб вылетали черные клубы дыма. Гусеницы взметали снег. Если они пройдут…
Галуза остановился и затаил дыхание. И тут вдруг посреди моста мелькнула ослепительная вспышка. Десятиметровый мост, разваливаясь на части, взлетел на воздух. В облаках дыма дождем посыпались переломанные бревна и брусья.
- Молодцы! - крикнул капитан, улыбаясь во весь рот. Потом загасил окурок и поднял руку: - По танкам… противотанковым!..
За щитами орудий замелькали руки, загремели затворы, сверкнули желтые гильзы, а потом спины артиллеристов вновь стали неподвижными.
- Дальность два… - Капитан чуточку выждал, пока наводчики поставят дальность. - Из четырех орудий - беглый огонь!
Четыре выстрела грянули почти одновременно. Орудия подскочили. Из открытых затворов, звякнув, вылетели горячие гильзы. Из рук в руки переходили новые снаряды, лязгали затворы, пушки рявкали, изрыгая огонь…
Галуза, закрыв уши руками в варежках, восхищенно наблюдал за стрельбой.
- Горит! - вырвалось у него, когда он заметил, что из головного танка повалил жирный, черный дым.
- Горит! - эхом откликнулись окопы. На закопченных и потных лицах артиллеристов засверкали белозубые улыбки. Довольные, артиллеристы хлопали друг друга по спинам.
Колонна танков повернула назад. Командирский танк, окутанный дымом, лизали языки пламени. Галуза радостно обнимал Новикова.
Это было 7 марта, под вечер.
* * *
В Соколове на командном пункте первой роты, разместившемся в домишке возле церкви, утром 8 марта окна еще были завешены одеялами. Вокруг стола, склонившись над картой, расчерченной цветными карандашами и освещенной мутным, колеблющимся пламенем керосиновой лампы, собрались надпоручик Ярош, надпоручик Ломский, надпоручик Седлачек, подпоручик Сохор и медик с университетским образованием подпоручик Армии Шеер. Исхудалые щеки их ввалились, будто они разом постарели на десять лет.
Сквозь открытую дверь из соседней комнаты до них доносился разговор связных. Слышались шаги, жужжание полевого телефона.
- Это означает, - объяснял Ярош, сильно наклонившись вперед и поставив ногу, на перекладину стула, - что мы можем ждать их уже сегодня. Отсюда… или вот отсюда. - Синим карандашом он начертил на карте длинные стрелы и продолжал: - Откуда бы они ни пришли, мы попробуем остановить их перед окопами. Если не выйдет, будем с боем отходить-к церкви. Понятно? Это центр обороны. Мы сделаем из нее крепость, как билютинцы в Тарановке…
- У них уйма танков, - озабоченно заметил Сохор.
- Танками займется Седлачек. - Ярош повернулся к смуглому подтянутому брюнету - тот молча кивнул. - От тебя же, Тонда, пока требуется только основательная разведка. Они не должны застать нас врасплох, понимаешь?
Сохор поднял на Яроша большие, все понимающие глаза.
- Ребята их стерегут, - сказал он уверенно.
Ярош обошел вокруг стола, засунув большие пальцы рук за пояс.
- Еще раз обойдем взводы. Все ли у нас… - Он не окончил, так как снаружи донесся топот множества копыт.
Они вышли из дома. Уже рассвело. Над деревней висели низкие серые тучи. К церкви от реки подъезжали четыре 76-миллиметровые пушки, каждая была прицеплена к двуколке, которую тащила четверка лошадей. На левых, оседланных конях трусили возницы, по бокам в развевающихся шинелях, сменяя друг друга, рысцой поспешали бойцы расчета.
Батарея подъезжала к церкви. Были слышны гортанные выкрики. Орудия останавливались одно за другим. Кони мотали головами, фыркали и скалили зубы. Возницы спрыгнули на землю. Сзади гарцевал пригнувшийся к шее коня всадник, а за ним впритык ехал другой. Оба остановили коней как по команде. Первый передал второму поводья и огляделся. Увидев группу офицеров возле дома, он направился к ним по скользкой дороге, левой рукой придерживая планшет. Льдинки со звоном вылетали из-под его сапог. Ярош пошел ему навстречу.
- Старший лейтенант Филатов, - представился всадник. - Командир пятой батареи. По приказу капитана Новикова я откомандирован для поддержки вашей роты.
Ярош отдал честь и пожал ему руку.
- Противника уже слышно. Он обошел Тарановку и идет на нас. Необходимо прикрыть центр и правый фланг нашей обороны.
Филатов с пониманием кивнул и, прищурившись, посмотрел на горизонт.
- Ясно. Две пушки я выдвину вперед, а две оставлю где-нибудь здесь. Сейчас размещу их.
Он на ходу отдал честь и побежал назад. Раздалась протяжная команда. Всадники вскочили на коней.
- Силен, - бросил за спиной Яроша Седлачек и затянулся папиросой.
- Дай курнуть, - проговорил, едва разжимая губы, Ярош, обернувшись к нему.
"Тоже нервничает", - подумал Седлачек и протянул ему дымящуюся папиросу.
В окопах, врезавшихся в склон возле деревни в непосредственной близости от рассеченной надвое балки, беспокойно переминались с ноги на ногу, пехотинцы. Ночью они спали в хатах, бодрствовали лишь бойцы, обслуживавшие тяжелые пулеметы. Теперь же над бруствером густо торчали стволы винтовок, легких пулеметов Дегтярева с тарелкообразными плоскими магазинами, толстые трубки "максимов" и длинные стволы противотанковых ружей. Над ними поднимались головы бойцов, обеспокоенных тишиной. Лишь иногда доносился отдаленный рокот моторов.
Старший сержант Кубеш осматривал протянувшиеся на пятьдесят метров окопы взвода, переходя от одного бойца к другому. Он проверял, все ли в порядке, и одновременно старался разрядить нервную обстановку. Беспокойство овладело всеми, да и сам он с трудом скрывал волнение. Ночью он спал плохо, в голове проносились разные мысли. Что, если его убьют? Наверняка во взводе будут убитые, и среди них может оказаться и он. Кубеш написал письмо домой:
"Милая мама, я стараюсь с честью исполнить свой долг. Ведь ты сама меня так воспитала, и спасибо тебе за это. Я бы не хотел причинять тебе боли, но если я не вернусь, у тебя останется еще Енда. Он вознаградит тебя за твою любовь к нам, мальчишкам. Если б был жив отец, он тоже бы согласился со мной. Наша родина переживает тяжкое испытание, и она нуждается в нашей помощи. Марушке скажи, чтоб не ждала меня и выходила замуж".
Кубеш сунул письмо в нагрудный карман, хотя и понимал, что это глупо. Кто его передаст? Надо было бы отдать его Галузе, но тот остался за рекой, в Миргороде. Там, наверное, не будет так жарко. При мысли о предстоящем у него засосало под ложечкой. Сердце сжалось от страха. Он попытался преодолеть его и мысленно приказывал себе: "Спокойно, Франта! Не дрейфь, не будь трусом!" Он не выспался и промерз, как и все, но ни на минуту не забывал о том, что он командир и коммунист и должен быть примером, о чем не раз говорил им на собраниях капитан Прохазка. Кубеш вспомнил наказы Прохазки: "Коммунист должен быть всегда впереди. Если мы хотим зажигать людей, должны гореть сами!" Кубеш распрямил плечи, выгнул грудь, оглядел своих бойцов.
- Ну, ребята, есть такие, кто испугался фашистов? - загремел он могучим голосом.
Бойцы зашевелились, принудили себя улыбнуться. Кубеш хорошо понимал, что они сейчас скованы тревожным ожиданием.
- Слышите? - заговорил он с наигранной бодростью. - Уже едут. Гитлеровские холопы! Как только покажут нос, хорошенько цельтесь, ребята! Мы этой минуты ждали с тридцать восьмого года.
- А как насчет завтрака, пан ротный ? - пропел вдруг голос с натуральнейшим прононсом жижковского франта . Солдаты сразу будто очнулись от колдовского сна и дружно засмеялись.
- Ах, как же так, тебе в постельку завтрак не подали? Ну и персонал, гнать их надо в шею!
- Тебе уже жарят собачий хвост.
- Послушай, Дурдик, ты должен радоваться, что у тебя пустые кишки. По крайней мере, не придется подвязывать штанины!
- Болван! Можно подумать, что только я хочу жрать.
- Ребята, не ругайтесь, сейчас все будет.
По тропинке от деревни в гору к окопам семенили две девичьи фигурки - санитарки. За две ручки они тащили здоровенный термос.
- Если они опять состряпали нам свою кашу, я вылью ее им на голову! - заворчал Дурдик, но голос его потонул в звоне мисок. Из узких накладных карманов английской униформы бойцы вытаскивали алюминиевые ложки.
Около одиннадцати часов дня туманный, темно-фиолетовый лес зазвенел от далекой стрельбы стрелкового оружия. Солдаты в окопах навострили уши. От деревни на передний край пробежали двадцать автоматчиков. Кубеш, заметив Сохора, кивнул ему:
- Что случилось?
- Окружили наш дозор. Идем выручать.
Слева линия окопов заходила в садик, где стояла небольшая хатка, крытая серой соломой. Из дверей, шаркая ногами, вышел дед Трофимыч с миской дымящейся картошки в руках. Простуженно покашлял. Солдаты сдружились с ним с первого дня, когда еще рыли окопы. Когда они отрыли в мерзлой земле яму для тяжелого пулемета и сверху прикрыли ее толстыми сучьями, дед, в старых валенках и облезлой бараньей шапке, приковылял к ним. Почесав свою седую бороду, он засунул руки в карманы изношенного пальтеца, не достигавшего колен, и недовольно проговорил:
- Нет, братцы, так не пойдет. Это же прутики! Да у вас все разлетится от выстрела из винтовки. Здесь нужны брусья, здоровые брусья!
- Какие же брусья! - обернулся Кубеш. - За ними надо топать в лес бог знает куда. Времени нет, отец. А сад ваш ради такого дела мы рубить не будем.
- Сад, конечно, жалко. Но вот… погодите… я вам кое-что принесу.
Дед Трофимыч засеменил на кривых ногах в хату и вернулся, неся топор. Раздались глухие удары. Солдаты удивленно переглянулись. Дед стал разбирать деревянный хлев. Кубеш подошел к нему.
- Отец, зачем?.. Жалко хлев.
Дед лишь махнул рукой.
- Эх! Чего там жалко, - проговорил он, тяжело дыша. - Хлев поставить - тьфу, а вот жизнь солдату вернуть… Вот так-то. Лучше подсоби мне!
Вечером вся команда Кубеша сидела у деда в хате вокруг стола. Пили чай. Печь дышала теплом. Дед достал из сундучка порыжевшую буденовку и рассказывал о Первой Конной, о том, как сражался против Деникина, а потом против белополяков.
Над старинным диваном с мягкой спинкой висели фотографии двух пареньков. Оба были похожи друг на друга как две капли воды, и у обоих были такие же широкие лица и рты, как у деда Трофимыча.
- Это Миколка, а это Васька, - сказал дед. - Двойняшки. Оба воюют, только не знаем где. Давно от них уже нет писем.
Старушка села на табуретку в углу и всплакнула.
- Скорей бы пришел конец этому мучению, - проговорила она.
С того дня ребята из взвода Кубеша чувствовали себя здесь как дома. Забегали погреться, ночью спали. И всегда их ждали тут стакан чая и доброе слово. С едой было хуже. Гитлеровцы, прежде чем драпануть, забрали все, что могли. Так что у деда Трофимыча мало что осталось.
И все-таки он вышел сейчас на пронизывающий холод с миской горячей картошки.
- Ешьте, ребята, - говорил он глухим голосом. - Берите! Ешьте на здоровье!
В это время над головами солдат со свистом полетели снаряды. В разных местах внизу, в деревне, раздались взрывы. Невидимые немецкие артиллеристы вели пристрелку.
Потом наступила тишина, тяжелая и зловещая, как грозовая туча.
* * *
Когда в час дня группа гитлеровских танков приблизилась к краю деревни справа, солдаты Кубеша ничего не видели. Им закрывал обзор выступ склона. Они только слышали гул моторов, к которому потом прибавились удары, будто кто-то бил в большой барабан. Затем откуда-то снизу донесся крик "Ура!". От церкви к командиру взвода прибежал связной, и тут же по всему окопу разнеслась весть: справа от деревни горят три танка, остальные ушли.
Старший сержант Ружичка прошел по окопу:
- Приготовиться к бою! Все по местам!
Бойцы легли на бруствер, устремив взгляды на опушку леса на горизонте, где натужно ревели моторы. Так прошло два часа.
Внезапно вибрирующий гул усилился, разливаясь по всему горизонту. Окутанные дымом, из лесу выползали танки. Они находились на расстоянии километра. В окопе всех охватило волнение. Звякали затворы заряжаемых противотанковых ружей. Бойцы склонялись к прицелам.
Сзади, на позициях за рекой, полыхнуло зарево. Раздался воющий грохот реактивных снарядов, донеслись глухие удары орудий. Перед танками вырастали огненные кусты. Небо и земля содрогались. Прошло некоторое время, прежде чем угловатые чудовища выбрались из дымовой завесы. Теперь они стали видны более четко. Слышался лязг гусениц. Три или четыре танка горели, но остальные шли, растянувшись в цепочку. С белой равнины хлестали выстрелы, но танки с каким-то самоуверенным железным спокойствием неудержимо продвигались вперед. Вот из длинных дул их пушек вырвались языки пламени, а потом раздались короткие резкие выстрелы. На брустверах окопов послышались хлопки разрывных пуль. Прямо перед Кубешом поднялся фонтан снега и земли. От взрыва дрогнул окоп. Кубеш быстро нагнулся, прикрывая голову. Окоп наполнился ядовитым запахом тротила. Кубеш закашлялся. Кто-то закричал: "Санита-а-ар!" Кубеш повернул голову. На дне окопа лежал ефрейтор Дурдик, лицо его было в крови. Несколько солдат склонились над ним.
- Эй, сюда, скорей! - звали они.
Пригнувшись, бежали санитарки. Туго набитые санитарные сумки болтались из стороны в сторону. "Только бы не остаться калекой! - мелькнуло у Кубеша в голове. - Лучше погибнуть, чем до конца жизни оставаться калекой!" У него вдруг затряслись руки. Усилием воли он вновь овладел собой.
Позади окопа что-то загудело - это ударило противотанковое орудие. Кубеш почувствовал, как его обдало воздушной волной, и выглянул наружу.
В клочьях дыма он увидел громадные очертания танков. Они уже находились так близко, что можно было различить черные кресты на их башнях. Один застыл на месте, и его броню уже лизали ярко-оранжевые языки пламени. Скрежет и лязг железа усиливались.
Время от времени танки делали короткие остановки. Как только качающийся ствол орудия застывал неподвижно, раздавался выстрел и танк рывком брал с места. В брустверы врезались дугообразные потоки трассирующих пуль из танковых пулеметов.
- Укрывайтесь! - крикнул Кубеш лишь для того, чтобы убедиться, что он не лишился голоса от сознания смертельной опасности.
Вдали оглушительно бабахнуло противотанковое орудие. Снаряд перебил одному из танков гусеницу, и тот беспомощно завертелся на месте. Сзади за ним остановились низкие длинные транспортеры. Из них посыпались фигурки пехотинцев, которые стали разлагаться в разные стороны.
- Стреляйте по пехоте! - закричал Кубеш.
Он рванул затвор своего автомата и, прижав лицо к прикладу, нажал на спусковой крючок. Вся линия окопов ощетинилась огнем, раздался оглушительный треск стрельбы. Заработали пулеметы. Кубеш почувствовал, что самообладание вернулось к нему. Спокойствие разлилось по всему телу.