Немцы шли пригнувшись, стреляя на ходу из автоматов. Напоровшись на плотный огонь, их ряды начали ломаться. Фашисты залегли. Между тем танки цепью приближались к окопам. По огням, просвечивавшим сквозь туман, можно было сосчитать, сколько танков уже горит, но Кубеш не успел этого сделать, так как неожиданно из серой дымной мглы совсем близко высунулись жерло орудия и лобовая броня танка.
- Танк! Танк! На нас едет! - тонким голосом крикнул слева восемнадцатилетний Василь Головко. Неописуемый ужас отразился на его лице. Он бросился к задней стенке окопа и стал карабкаться наверх. Кубеш стянул его вниз.
- Назад! Куда бежишь, сумасшедший?
Со дна окопа на него глянули неподвижные, остекленевшие глаза. Каска откатилась в сторону, сквозь зеленый вязаный шлем чуть выше уха проступала кровь. Стальная метла пуль прошлась по брустверу, вздымая снег и землю. Краем глаза Кубеш заметил, как упали еще два бойца. Глухо ударило орудие.
- Пропустите танки! - ревел Кубеш. - Остановите пехоту!
Взрыв! Бруствер взлетел на воздух. Густо посыпались смерзшиеся комья земли. У Кубеша вдруг поплыли перед глазами растерянные, вопрошающие лица бойцов. Прямо на окоп в облаках дыма накатывался огромный танк. Взгляд Кубеша вдруг наткнулся на противотанковое ружье в окопе, выдававшемся вперед подковой; оно беспомощно торчало стволом кверху. Кубеш пробежал по короткому соединительному окопу, перескочил через убитого заряжающего и отстранил бессильно обвисшее тело стрелка. Судорожными движениями засунул длинный заряд и защелкнул затвор. Кубеш уже не укрывался: ему было все равно. Он прижал приклад к плечу и тщательно прицелился в смотровую щель танка. Казалось, танк вот-вот поднимется на дыбы и раздавит его гусеницами. Раздался выстрел. Больно отозвалась отдача приклада. Танк подскочил и задергался на месте. По инерции он еще немного въехал на бруствер и накренился. "Попал", - с радостным удивлением понял Кубеш. Кто-то бросил противотанковую гранату. Под гусеницами танка взметнулся огонь. Ударной волной Кубеша швырнуло в сторону, сорвало каску. Как в горячечном бреду, до него донеслись пулеметные очереди. Он стал подниматься с земли, отыскивая на ощупь винтовку, валявшуюся на затоптанной глине окопа. Следующий танк с оглушительным грохотом переезжал окоп. Кубеш посмотрел вокруг и увидел, как танки съезжают по склону к деревне. Где-то внизу ржала испуганная лошадь. Дно окопа было усеяно телами. Лишь кое-где поднимались отдельные фигуры. Впереди звучали лающие немецкие голоса. Кубеш почувствовал холод в затылке. Немецкая цепь приближалась к окопу.
- Пехота! - выкрикнул он не помня себя. - Задержать пехоту!
Как во сне, услышал он треск "максима", заработавшего где-то поблизости. Кубеш яростно нажал на спуск. Вражеские солдаты, раскидывая руки, начали падать, корчась на снегу. Некоторые побежали назад. Унтер-офицеры подгоняли солдат. Поредевшие кучки уже приближались к брустверу. Кубеш прицелился в фигуру длинного немца, который ползком продвигался вперед, выстрелил. Немец дернулся, голова его упала в снег…
Трижды ходили гитлеровцы в атаку на окоп первого взвода. И трижды были отбиты.
Внизу, в деревне, громыхали танки, горели хаты. Из взвода Кубеша в окопе на склоне осталось только четыре бойца. От церкви к ним прибежал связной и передал приказ надпоручика Яроша занять круговую оборону.
Прячась за домами, они с боем стали отступать. Неожиданно кто-то крикнул:
- Они сзади нас!
Кубеш обернулся: по дороге за церковью шли танки. "Надо спешить на помощь Ярошу", - мелькнуло у него в голове.
- За мной! - крикнул он охрипшим голосом.
* * *
Из окопов перед церковью слышалась стрельба. Стены церкви решетили пули. Поперек разбитых перил на выступе звонницы висел убитый телефонист. Внутри церкви санитарки торопливо перевязывали раненых. Надпоручик Ярош, без головного убора, с перевязанной головой, сбежал по ступенькам. В руке он держал автомат. Сквозь бинты на лбу просачивалась кровь.
- Кто способен держать оружие, - крикнул он, пылая яростью, - за мной!
Доктор Шеер подбежал к нему и предложил перевязать рану, но Ярош выскочил на улицу. За ним устремилась горстка бойцов в бинтах.
- Ты беги туда, - показал он одному, - а вы сюда.
- У меня нет патронов.
- Найди в окопах.
Кругом рвались снаряды. Низко над землей стелилась пелена удушливого чада. Около дороги вспыхнула вдруг соломенная крыша хаты. На противоположной стороне трещал пулемет Игнаца Шпигеля.
- Пан надпоручик, - крикнул кто-то, - укройтесь!
Из-за горящей хаты вынырнул танк, и около него засуетились серые шинели. Потом они стали прыгать через забор, устремляясь к церкви. Ярош пригнулся, крепко сжал автомат и открыл огонь по немцам.
В этот момент заработал пулемет танка. Длинная очередь взметнула снег у ног Яроша и выбила из стены несколько кирпичей. Надпоручик вдруг резко остановился, автомат выпал из его рук, ноги подломились. Мучительное усилие отразилось на его лице. Рука протянулась к гранате, висевшей на поясе, но силы оставили его. Он закачался и упал навзничь.
Танк устремился прямо к воротам церкви. Раздался выстрел его орудия - и снаряд разорвался где-то внутри церкви. Из ворот повалил дым, поднялась кирпичная пыль.
Когда Кубеш со своими бойцами добрался до церкви, он застыл на месте, будто пораженный громом. Всюду вокруг церкви чернели воронки. Некоторые из них еще дымились. Земля была усеяна трупами. Зеленые шинели чехословацких солдат перемежались с серыми шинелями гитлеровской пехоты. Танки уже ушли на восточный край деревни. Там бой кончился.
Однако вокруг все еще шла перестрелка. Трещали горящие хаты, в горле першило от едкого запаха тротила. Защитники деревни сражались не на жизнь, а на смерть. В одиночку и группами. Старались задержать гитлеровцев хоть на час и не дать им перейти на ту сторону. Это было главное. Кубеш махнул рукой своим ребятам. Они набили карманы патронами и побежали туда, где кипел бой…
Перед церковью лежал командир их роты. Он был мертв. Сбоку вдоль забора в черной форме танкистов подходили немцы.
- Руки вверх! - кричали они.
- Все сюда! - приказал Кубеш и первым распахнул дверь ближайшей хаты.
Бойцы вбежали за ним. Они тут же перевернули возле двери стол, поставили на него легкий пулемет, и все заняли места у окон и дверей.
Они оборонялись до ночи. Наконец кто-то прокричал:
- Все за реку! Это приказ командира батальона!
- Бегите через сад! - распорядился Кубеш. - Я буду вас прикрывать.
Когда у него кончились патроны, он выпрыгнул в окно. И тут и там догорали домишки, озаряя тьму красными отблесками. В воздухе пахло гарью. Стрельба теперь прекратилась, раздавались лишь одиночные винтовочные выстрелы. Где-то коротко пролаял пулемет или автомат. Повсюду слышались голоса немцев, выкрики, пьяный хохот. На дороге, пролегавшей в Соколове, в два ряда стояли танки и пехотные транспортеры. Вокруг ходили и бегали гитлеровские солдаты. Иногда проезжала машина или маневрировал танк.
* * *
Елизавета Николаевна до этой минуты сидела с обоими детьми в погребе, вырытом в саду. Теперь она решила, что, пожалуй, можно вылезать.
Старший из детей, Николка, высунул голову наружу:
- Мам, уже не стреляют. Пошли?
Она взяла за руку десятилетнюю Марусю. Поднявшись по трем ступенькам, они через двор направились к дверям хаты. В эту минуту где-то рядом заревел мотор, раздался треск ломаемого плетня - во двор въезжал бронетранспортер. Елизавета Николаевна, ухватив мальчика за пальто, рванула его к себе и прижалась с детьми к стене низкого сарая. Из кузова с криками выпрыгивали немецкие солдаты. Они громко стучали сапогами, звенели оружием. Фельдфебель посветил карманным фонариком в сторону сарая. Елизавета Николаевна отвернула лицо.
- Эй, мамаша, комм, комм! - крикнул ей фельдфебель дерзко и настойчиво. - Не видишь, гости? Шнель, шнель! Иди в дом, принеси горячий вода! Понимаешь?
Подойдя к ней, он грубо схватил ее за локоть:
- Ну давай, давай!
Елизавета Николаевна задрожала всем телом. Маруся расплакалась, судорожно цепляясь за руку матери.
В доме было тепло, на плите шумела в чайнике вода. Немцы освещали стены карманными фонариками, шумели, громко смеялись. Елизавета Николаевна трясущимися руками зажгла керосиновую лампу. Комната наполнялась едким запахом шинелей. Солдаты расселись на стульях и на постели, покрытой вышитым покрывалом. Их было семеро. Разувшись и сняв с себя гимнастерки, они расползлись по всей хате, заглянули в комод, покопались в шифоньере.
Николка с Марусей испуганно забились в угол.
- Ха! - рявкнул на них рыжий немец с фюреровскими усиками под носом и покатился со смеху при виде того, как испугались дети.
Елизавета Николаевна поднялась на табуретку у печи, чтобы дотянуться до ковшика, висевшего на стене, и чуть не вскрикнула от испуга: за печкой, сжавшись в полутьме, лежал человек, солдат - она узнала чехословацкую форму. Он знаками дал ей понять, что надо молчать и как можно скорее уходить вместе с детьми. В другой руке он сжимал ручку большой гранаты. На лбу у него выступили капельки пота.
- Горячий вода, быстро! - повелительно требовал фельдфебель.
Женщина слезла с табуретки. Ноги у нее подкашивались. Она боялась, что начнет громко стучать зубами. Сняв с плиты чайник с кипятком, она налила воды в жестяной тазик, потом схватила ведро и показала жестом, что ей надо сходить к колодцу.
- Подите помогите мне! - позвала она детей. Когда за ними захлопнулась дверь, самообладание покинуло ее. Отбросив ведро, она шепнула детям: - Бежим! Быстро!
Они побежали задами к дому тети Клавы. В эту минуту воздух потряс глухой взрыв. Зазвенели стекла, послышались крики и выстрелы. Елизавета Николаевна застыла на месте, прижав руку к губам, но тут же опомнилась и втолкнула оглядывавшихся детей в калитку в низком плетне.
* * *
Кубеш пробрался вдоль стены хаты. Он хотел перебежать дорогу, под покровом темноты дойти до реки и по льду перебраться на другую сторону, но в этот момент услышал подъезжающий бронетранспортер. В руке у Кубеша была противотанковая граната - единственное оставшееся у него оружие. Бросить? Нет, не стоит. Надо подождать, пока они проедут.
Неожиданно бронетранспортер свернул и, подминая плетень, поехал прямо во двор. Кубеш заколебался. Через дорогу перейти уже было нельзя: там бы его тотчас же схватили. Он решил спрятаться в доме и тихо проскользнул в дверь…
Когда Кубеш бросал гранату в кучу галдящих немцев, он понимал, что может погибнуть вместе с ними. При взрыве воздушной волной оторвало угол печи. Что-то резко ударило Кубеша по голове. Очнувшись, он осмотрелся. В развороченной комнате лежала груда тел. Некоторые шевелились, кто-то громко стонал. Кубеш выпрыгнул в проем выбитого окна. Со всех сторон к дому сбегались немцы. Вдруг что-то горячее полоснуло Кубеша по горлу. Он почувствовал, как на рубашку хлынула кровь. На бегу зажимая рану рукой, Кубеш скрылся в ночи…
Петер Ковачик
Смерть приходит на рассвете
Небо, утыканное звездами, действовало успокаивающе, как движение рыбок в аквариуме. А вокруг царила тьма, черная, как старый котел, долго бывший в употреблении, и глухая тишина, как над покойником. Вдруг земля загудела, содрогнулась, воздух задрожал от отдаленного взрыва и тьму разорвали огоньки, разгоравшиеся на ветру.
Все это казалось кошмарным сном. Инженеру захотелось проснуться и протереть глаза, но он был связан. Он осознал это, когда почувствовал в затекшем запястье острую, режущую боль. Ноги его онемели от веревок.
- Хорошо хоть оставили меня в покое, - вздохнул он вслух, чтобы услышать свой голос и приглушить страх, но его слова прозвучали в ночной тишине настолько отрешенно, что он вновь почувствовал, как теряет сознание. На лбу у себя он ощутил капельки влаги. - Роса, - прошептал он тихо, но это была не роса.
Он долго лежал без сознания, а очнувшись, с трудом начал воспринимать окружающее.
Карательный взвод, разморенный теплом и усталостью, расположился у костра. Солдаты дремали. Только лейтенант сохранял бдительность и пытался отгонять от себя сон, то и дело закуривая.
Старый тощий резервист, измучившись в своих мокрых сапогах, снял их и придвинул голенища к огню. Это не понравилось лейтенанту. Он впился взглядом в худое скуластое лицо резервиста и резко произнес:
- У солдат сапоги сохнут на ногах!
Старый резервист тут же потянулся за сапогами, от которых уже пошел пар, и стал их натягивать, но отекшие ноги плохо лезли в голенища.
Инженер никак не мог сориентироваться. Он припоминал, что они сбежали с гребня, открыли огонь, проползли среди камней… А потом он увидел звезды, отдаленные вспышки, лейтенанта, старого резервиста…
Резервист уже обулся. Ему, видимо, хотелось есть. Он палкой разгреб золу, выкатил печеную картофелину и начал перебрасывать ее из руки в руку.
Проснулся ефрейтор. Отыскав сонными глазами лейтенанта, он спросил:
- Может, уже пора, а?
Лейтенант взглянул на небо, на часы и сухо ответил:
- Нет.
В эти минуты у инженера сжало горло. Он понял, что в его распоряжении осталось совсем немного времени. Он перевел взгляд на лейтенанта. Тот закуривал новую сигарету. Вспыхнувшая спичка осветила мускулистое продолговатое лицо с выразительным носом и выступавшей верхней челюстью. Он производил впечатление сурового, решительного человека, который не любит ни лишних движений, ни лишних слов.
Мысль инженера заработала более четко. Он попробовал пошевелить онемевшими руками.
- Надо наладить кровообращение, - пробормотал он и попытался вытянуть пальцы, но они не слушались. Тогда он перевернулся на живот, потом на спину. В его ладони появился острый камень, который он прижимал к веревке…
Ефрейтор взглянул на резервиста, рассматривавшего фотографию.
- Жена? - спросил он.
- Жена, - сквозь зубы ответил резервист, а потом добавил: - В более молодом издании.
- Красотка, - с нескрываемым восхищением проговорил ефрейтор.
- Была, - вздохнул резервист. - Но все равно, она - хорошая и верная жена.
"Хорошая и верная", - с горечью подумал инженер.
* * *
И он когда-то думал, что Бея хорошая и верная. Он просто не мог себе представить иного. Как-то на виадуке заканчивали бетонирование. Работа не требовала особого внимания, и потому он поехал домой среди недели. По дороге он представлял себе, как Бея высоко вскинет брови, и все у нее начнет валиться из рук, будто они дырявые. Так она проявляла радость. Самое приятное было то, что она умела радоваться каждой мелочи. Так она реагировала и на белку, которую поймал Пирко.
Ему хотелось поскорее ее увидеть, и тогда он впервые пожалел, что взялся за этот виадук. Он мечтал поскорее кончить эту работу и перейти в проектный институт, чтобы быть поближе к Бее.
Он открыл дверь и задохнулся. Элегантный мужчина выпустил Бею из объятий и сухо произнес: "По крайней мере, вы все теперь знаете без лишних слов".
По пути в трактир он вспоминал тогда о том, были ли у нее вскинуты брови. В трактире у него пропала охота напиться, и он вернулся на стройку.
* * *
Резервист все еще глазел на фотографию. Чем дольше смотрел на него инженер, тем больше он казался ему похожим на командира бригады, который к концу утратил свою решительность и не пользовался уже таким авторитетом, как вначале.
- Группу взрывников поведет инженер, - сказал в тот раз командир. Инженер стал возражать. - На войне все подчиняются приказам, иначе возникнет анархия.
Он застонал, потому что уже не владел собой. В последнее время с ним это случалось довольно часто.
- У меня есть особые причины, - сказал инженер.
- Принимаются во внимание только интересы общества, - отрезал командир. - Кто пойдет с ним?
Вызвался Зурко, и вопрос был решен. Приготовили динамит и начали ждать, когда стемнеет. Он думал о Бее, о той минуте, когда она впервые стала его, только его. Он ухаживал за ней уже год и однажды пригласил погулять в виноградники за вокзалом. Они прошли по главной улице, свернули в переулок и потом, держась за руки, вышли на дорогу. Ступив на тропинку, по которой уже невозможно было идти рядом, они пошли друг за дружкой, будто гуси к ручью. Их уже никому не было видно. Луна скрылась за тучами, и вся обстановка способствовала тому, что должно было произойти. Он приподнял колючую проволоку и нырнул в виноградники. Бею он посадил на расстеленный плащ и начал собирать виноград. Перед нею уже возвышалась порядочная горка "рислинга", когда Бея призналась, что не выносит винограда…