Сначала все подумали, что он бредит, но, когда Сергей и в самом деле стал что-то напевать, присутствующие удивленно переглянулись.
- Ты молодчага, Сергей! - не удержался от похвалы Мартин. - Ты в хороших руках!
Он быстро опустил глаза, чтобы избежать взгляда Павлины, но та работала с такой удивительной быстротой, уверенностью и увлеченностью, что не услышала его слов. Краем глаза он наблюдал, как ее пальцы погрузились в кровоточащую рану, как они в ней копошатся и как наконец, к большому удивлению окружающих, в руках ее оказалась пуля.
- На бедренной кости остановилась. Оттого и боль такая была, - сказала она, стараясь подавить волнение. Павлине было приятно, что ей удалось быстро и хорошо сделать сложную операцию.
Парни вздохнули с облегчением, а Фрателева будто ждала знака этого немого восхищения. Она быстро промыла и продезинфицировала рану, потом сцепила ее несколькими стежками, натерла желтой мазью и крепко забинтовала.
- А теперь осторожно разденьте его и уложите. Пусть как следует выспится, - приказала она мужчинам. Радость по поводу на совесть проделанной работы била у нее из глаз.
- Павлина, тебе бы доктором быть! - восхищенно проговорил невысокий коренастый Ондро Фратель, ее муж.
- Если рана не воспалится и все пойдет как надо, он через день-другой встанет на ноги, - сказала Павлина, будто и не слышала похвалы мужа. Она энергично вымыла руки и добавила: - И сразу же в лес, потому как враг не спит. Каждую минуту небо может проясниться, и тогда ожидай фрицев.
- Не пугай, Павлина! - одернула ее Ульяна и бросила предостерегающий взгляд на мужа.
- Как так, не пугай? Не вам объяснять, что они сюда не идут только из-за этой собачьей погоды! Как только погода изменится - приползут, и охнуть не успеешь. Вы же знаете, что они сделали с Врбовыми! Ну, я это так только… Как говорится, осторожность никогда не помешает. Ну, спокойной ночи вам. Уже поздно, вам надо выспаться. Я еще забегу к вам, погляжу что и как, - торопливо простилась она.
Луна зашла за Боровую. Пейзаж потемнел. Все теперь выглядело уныло.
* * *
- Зуза идет! Зуза иде-о-о-о-от! - предостерегающе зазвучал под вечер сигнал горного партизанского патруля, заметившего, что по дороге идут немцы.
Мартин Смрж с Яно Вртанем следили глазами за партизанским связным, поспешно приближавшимся к недалекому лесу.
Было тихо, только лохматый пес у ног Мартина стучал хвостом по деревянному полу коридора.
- Они уже в лесу, - сказал Яно Вртань.
Мартин Смрж не ответил.
- А как же мы? - неуверенно спросил Яно Вртань.
- А что "мы"? - повторил Мартин Смрж, не трогаясь с места.
- Останемся здесь? - Яно искоса взглянул на Мартина.
- Останемся! - решительно сказал Мартин, вперившись взглядом в лес, будто он его приворожил.
- Но Сергей советовал уйти. - Вртань нанес удар прямо в лоб, стремясь вывести Мартина из этого состояния тупого равнодушия.
- Не мог же он сказать, чтобы мы остались…
- Если найдут Сергея, а они его точно найдут, нас всех перестреляют. И твоего батю тоже. И сожгут все, что ты нажил за свою жизнь, - медленно развивал свою мысль Вртань, будто до него только сейчас дошли все возможные последствия их поступка.
- Ты говоришь, как мудрец, но ты забыл, что мы живем не во времена мудрецов, - мрачно сказал Мартин, продолжая пристально смотреть в сторону леса. Он словно не замечал, что немцы уже повернули с дороги к хуторам, что они приближаются, ползут, ползут, как серые ядовитые жуки…
Над хуторами висело свинцовое небо, тяжелое и мрачное, будто перед грозой.
Мартин Смрж ворвался в дом. Казалось, только сейчас он осознал, что настает роковая минута как в его жизни, так и в жизни его отца и жены. В комнате он нерешительно остановился и растерянно перевел взгляд с отца на жену. С минуту его затуманенный взор перебегал с одного на другого, а потом он, будто пьяный, потыкавшись по разным углам, вновь направился к дверям.
- Что случилось, Мартин? Тебе плохо? - подбежала к нему жена. Ощутив в руках ее крепкое и пышущее здоровьем молодое тело, он зашатался.
- Нет, ничего, Ульяна… - скорее выдохнул, чем сказал Мартин, и это прозвучало так нежно, как никогда раньше. Он не поцеловал ее, не сказал больше ни слова, только обвел блуждающим взглядом горницу и пошел к выходу медленной, шаркающей походкой, свойственной его отцу…
- Мартин! - позвала она.
Он обернулся в дверях и молча посмотрел, но на этот раз не на нее, а на отца.
- Тебе бы лучше уйти с Яно. Я о Сергее позабочусь… - сказала, она, чуя недоброе.
Будто не слыша ее, Мартин обратился к отцу:
- Батя, не терзайте вы себя…
Он проговорил это ласково и мягко, а потом вышел.
- Что это с ним? - обеспокоенно спросил старый Смрж. - Он как пьяный.
- Если бы! У него вообще нет этого в привычке… Не знаю, что с ним такое делается… - Она в растерянности смотрела на дверь, за которой исчез муж. Все это вызывало беспокойство.
- Ты куда ходил, Мартин? - спросил его Яно Вртань, когда тот вернулся.
- Да так, поглядеть, все ли дома в порядке, - уклончиво ответил Мартин и стал смотреть, где немцы.
А их будто сам черт водил. Они кружили и петляли вокруг их дома, как ястребы над кучкой кур, но каждый раз поворачивали назад и вместе с остальными группами возвращались к другим домам, будто дом Мартина оставляли на закуску.
- Мартин! - крикнула мужу из темных сеней Ульяна. - Где они?
- Да где им быть? У соседей, - жестко ответил он, и она сразу как-то успокоилась, потому что это Мартин произнес уже в своей обычной манере.
- Да ведь они уже уходят! Гляди! Повернули к дороге! - крикнул Мартину радостный Яно Вртань.
- Ей-бо! - бросил Мартин Смрж и, не веря глазам, смотрел вслед уходящим гитлеровцам.
Пес вдруг беспокойно вскочил и заворчал. Мартин пнул его ногой.
- Тихо, ты! Хочешь их сюда зазвать? - рявкнул он приглушенно и поволок собаку в дом.
Через минуту Мартин вернулся и стал смотреть вслед немцам. Крутой склон вынуждал их волей-неволей спуститься к дороге. На хуторе воцарилась тишина, только ветер свистел, будто пастух на дудочке. Ветер усиливался, будто стремился проветрить хутора, поскорее очистить воздух от смрада немецких мундиров.
- Прямо не верится, что они нас обошли, - в сомнении покачал головой Мартин.
- Ты что, жалеешь? - усмехнулся Яно Вртань.
- О чем ты говоришь? И все-таки нам дьявольски повезло! - расхохотался вдруг с облегчением Мартин Смрж.
- Погляди! - показал Яно рукой на небо. - Там прямо все кипит. Похоже, поднимется хорошая метель.
- По крайней мере, будет покой от этих гадов. Хоть бы Сергею стало легче, чтобы мы могли отнести его в горы, - озабоченно проговорил Мартин. - На, закури! - Он вынул из жилетки сигареты.
Они курили и молча смотрели то на дорогу, то на затянутое тучами небо, прислушиваясь к усиливающемуся ветру, а когда докурили, Вртань протянул Смржу руку:
- Спокойной ночи, я пошел. Мама небось уж умирает со страху.
Оставшись один, Мартин Смрж вновь почувствовал, что его охватило непонятное беспокойство. Он взглянул на стонущий лес, будто ждал от него разгадки своего состояния. Но лес равнодушно шумел. Мартин повернулся и направился в комнату Сергея.
* * *
Стояло солнечное утро. В небе летали, каркая, вороны и время от времени спускались к строениям. Снег так блестел, что на него больно было смотреть. Воздух был чист, а горы тихи и спокойны, будто тут уже и не было, немцев.
Январское солнце заглядывало в окна домика Смржовых. После трех бессонных и беспокойных ночей Сергею стало легче. Жар спал, и рана начала быстро заживать. Ночью Мартин и Яно предполагали перенести его в горы. Их беспокоила только установившаяся хорошая погода. Горные патрули теперь усилили бдительность, обшаривая край. Однако пока всюду, насколько хватало глаз, до самых Разток, стояла тишина. Но это было кажущееся спокойствие. Сердца горцев наполняла тревога, как будто сверху на них смотрело не приветливое солнце, а застывший глаз дракона, от которого никуда не спрячешься…
- Что это у меня сегодня ничего не кипит? - раздраженно воскликнула Ульяна и открыла дверцу печки. - Ну конечно! - Она бросила взгляд на старого Смржа, сидевшего на табуретке и курившего трубку. - Когда вы подбрасываете в печку, она почти гаснет. Вы спите, батя, или как?
- А? Что такое? - Он повернул лицо к снохе.
- Я говорю, печка чуть не погасла! - резко сказала Ульяна. - Полдень на носу, а обед не готов.
- Да ну, неужто погасла? Не может быть! - Старик разгреб кочергой раскаленные уголья, подложил щепок а несколько поленьев. - Гляди, уже горит, - сказал он примирительно и снова сел, но не для того, чтобы дремать, как думала Ульяна, а чтобы высказать вслух беспокоившие его мысли.
Когда огонь в печке загудел и вода в чугунках на раскаленной плите начала бурно кипеть, старик краем глаза стал наблюдать за снохой, раздумывая, можно ли с ней поговорить и поделиться тем, что его томило и мучило. Наконец он решился. Нет, нельзя больше медлить. Он давно к этому готовился, а сейчас настал подходящий момент. Он еще раз мысленно все повторил, раз-другой пыхнул трубочкой и основательно прочистил горло.
- Ульяна… - начал он, но вдруг остановился и поднял на сноху голубые глаза.
- А? - Она продолжала свою работу.
- Наш Мартин… - Он искоса глянул на сенцы.
- Ну что опять? - Она чуяла неприятный разговор и, нахмурясь, глядела на свекра, но тот не обратил внимания на ее нетерпение.
- Что-то он мне не нравится… - ответил он немного погодя, как следует подумав и не спуская глаз с полоски солнечного света на стене.
- Чем же он вам не нравится? - спросила она с вызовом.
- Тем, что он делает. Он какой-то стал странный…
- Не всем же быть такими, как вы! Мартин не маленький, - отрезала она раздраженно.
Старый Смрж и не ждал от нее другого ответа: у нее была такая же упрямая и горячая натура, как у его сына. Но он не отступился, хотя ему и показалось, что она берет сторону мужа. Он решил сказать ей все, что у него на душе и что его беспокоит.
- Ну конечно, я знаю… - закивал он понимающе. - Наверное, это так. Старый человек - старый мир. Но мы в свое время все-таки не теряли головы. Мы все хорошо обдумывали и ничего не делали с бухты-барахты, как Мартин… - Старик посмотрел в окошко на голубое небо, будто мысленно хотел вернуться к своей юности.
- Нет на то времени, батя, - ответила она сурово. - Мир переменился. Все переменилось, и наши дети… - она невольно взялась за живот, - они будут жить еще быстрее. Когда человек слишком долго размышляет, время у него утекает меж пальцев, как вода, - поди, поймай его! И даже если будешь бежать быстрее ветра, все равно не догонишь. Вот так-то, батя.
- Правда, правда… - соглашался старик, стараясь унять ее пыл. - И все-таки надо стараться избежать ошибок, чтобы потом не жалеть. А мне сдается, что Мартин будто нарочно накликает беду…
- Но, батя! - прервала она его. - Ведь он же солдат!
- Но не партизан. - Старый Смрж резко втянул дым из своей трубочки.
- У нас нет нынче армии, только партизаны! - гневно возразила она.
- А если его убьют? Ты об этом не подумала?
Его бестактность наполнила ее сердце горькой обидой, и слезы выступили у нее на глазах.
- А вы думаете, батя, я этого не боюсь? Я какую уже ночь не сплю - умираю со страху.
- Ну что ты, я не то хотел сказать… - попытался он исправить свою ошибку и успокоить ее.
- Но сказали именно то! - Она вдруг рассердилась на себя за свою слабость. - И даже если бы я и захотела что-то предпринять, он все равно сделает по-своему.
- Вот этого, деточка, я больше всего боюсь. Горячая кровь может таких бед натворить…
- И вы еще удивляетесь, батя? А откуда она у него, эта кровь? И вы таким же были в молодости. Мне говорила об этом покойница мать.
Старый Смрж умолк. Он погрузился в воспоминания. Время как бы откатилось на полстолетия назад. В молодости он был энергичным и неукротимым. Тогда он считал, что ему принадлежит весь мир. Но жизнь научила его, что юность - это не только солнце и синее небо, не только сила и ничем не ограниченная свобода, но и минуты горя, когда возможен проигрыш и ты должен отступить. Но мог ли он отступать сейчас? Он должен был искать доводы, убеждать, настаивать…
- Но тогда были другие времена, деточка. Человек не мог накликать беду вот так просто, как сейчас…
- И что вы мучите меня этим, батя? Скажите это Мартину! - воскликнула она вся вне себя и вдруг испугалась: отчего это она сегодня такая взбудораженная и нервная и так грубо ведет себя по отношению к отцу?
Она прикидывала и так и эдак и не могла понять, как это получается, что она отдает себе в этом отчет и даже сопротивляется этому, а все равно позволяет себе поддаться какому-то неизъяснимому внутреннему беспокойству, которое владеет ею уже с самого утра. Почему?
- Тебя он скорее послушается. - Он стал терять терпение от ее упрямства. - Уговори его!
- Это только масла в огонь подольет, - возразила она, но тут же пожалела.
- А если его убьют? Что будет с хозяйством? - захлебнулся он дымом и злостью. - Это все, что у меня есть! - Он встал и шаркающей походкой пошел к окну.
- А как же я? - Глаза ее вспыхнули гневом. - Об этом вы не думаете? - В ней вновь волной поднялась горечь обиды, на глаза навернулись слезы, но она превозмогла себя и постаралась говорить спокойнее. - Если я потеряю мужа, на черта мне это хозяйство? Вы не так за сына дрожите, как за свое хозяйство, а один бог знает, что с ним будет после войны.
Старый Смрж в изумлении обернулся и вперил в сноху суровый, испытующий взгляд.
- А что с ним может быть?
- Может что-нибудь такое, что нам непривычно, - сказала она уже совсем спокойно.
- А что такое нам "непривычно"? - У него отвисла нижняя губа, голубые глаза беспокойно заморгали под седыми бровями.
- Не знаю, но вот Мартин иногда рассказывает, как там, в России… - уклончиво ответила она.
- Ты мне не говори, что да как в России. Я был там, сам все видел и знаю, что и как, - отчеканил он.
- Говорят, с тех пор там многое переменилось: люди, обычаи, нравы…
- Кто это тебе говорит? - гневно перебил ее свекор.
- Мартин…
- Это Мартин был в России или, может, я? - Старик гордо распрямил плечи.
- Ему рассказывали русские партизаны…
- Глупости! - сердито бросил он, и это ее опять возмутило.
- Они, наверное, лучше знают. Ведь они там выросли и жили, И у нас ведь в ваши времена тоже по-всякому было, вы и сами говорили. Владели всем всякие там паны, обирали вас как липку, а ведь все переменилось! А если у нас переменилось, так почему бы и в той стране, где живет такая масса народу…
- Зуза иде-о-о-от! Зуза иде-о-о-от! - раздался вдруг предостерегающий сигнал, ударив во все окна и двери.
Старый Смрж заметно побледнел.
- Немцы! - Ульяна в испуге подбежала к окну. Полуденная тишина и спокойствие разом исчезли, но солнечный луч, отраженный зеркалом на стену, оставался таким же беспечным, как и раньше.
- Разве я не говорил, что недалеко до беды? - сказал старый Смрж с окаменевшим лицом, и в голосе его прозвучала какая-то мрачная тревога.
- Ради бога, батя, не каркайте! - воскликнула Ульяна раздраженно и в то же время испуганно.
В кухню вбежал Мартин и, подскочив к окну, стал вглядываться в дорогу внизу.
- Что делать с Сергеем?
- Застели постель, как будто в ней никто не лежит.
- А ты?.. Лучше уйди, пока не поздно.
- С ними идет Антек. - Он повернулся к жене и умолк.
Она глядела на него, широко раскрыв глаза, потом вдруг закричала:
- Уходи! Сейчас же уходи! Не теряй времени, беги! О Сергее я позабочусь.
- Если Антек будет про меня спрашивать, скажи, что я у Чиликов, помогаю им пилить тес. - Мартин сорвал с гвоздя пальто и выбежал.
- Мартин, обожди! - крикнула Ульяна, устремляясь вслед за ним.
Старый Смрж молча стоял у окна и отсутствующим взглядом смотрел на дорогу. Какая-то нестерпимая тяжесть в груди гнула его к земле. Он старался ни о чем не думать и чувствовал себя совершенно опустошенным, а на сердце будто лежал огромный валун, который, наваливаясь, казалось, вдавливал его в сыру землю. Да, это его смерть, и те, кто внизу, идут его хоронить…
- Ульяна! - жалобно застонал он и, когда она подошла, взглянул на нее так, что она испугалась.
За то время, пока она стелила постель поверх Сергея, свекор постарел до неузнаваемости. Он весь как-то ссохся, сморщился, будто душа его уже отлетела. У нее сжалось сердце, когда она осознала, что за разговор они только что с ним вели, и внезапно до нее дошло, что злость, раздражение и какое-то внутреннее беспокойство были предвестниками той беды, которая сейчас стоит у ворот. Ульяна была рада, что старик не видит ее лица, что он вновь повернулся к окну.