- Что, съел? Не любит она вашего брата-полицейского, - сказал он. - А это, знакомься, племяшка моя, притопала погостить из Берегового. Видишь, какая красавица растёт - артистка да и только: страшно её с немцами оставлять.
Васечка уже открыто залюбовался покрасневшей от смущения девчонкой.
- Кра-си-ва-я! - нараспев, с восхищением протянул ом. - Я бы на такой сразу женился. Ей-Богу! - и тут же пошутил: - Но нельзя жениться, понимаете, - служба. Очень ответственная служба.
Тётка Феклуша резко обернулась от печки, уничтожающим взглядом напрочь испепелила Васечку, но, прикусив губы, в этот раз ничего оскорбительного ему не сказала. Спросил лишь Полежаев:
- Тебе чего, Васечка, собственно говоря, надобно? Ответь на милость…
- Через час, дядька Мирон, сюда, в хутор, приедут немцы.
- Ох ты, господи! - воскликнула тётка Феклуша и бросила испуганный взгляд на Настю. - Не брешешь ли, а?
- Не кричи ты так, тётка! - поморщился Васечка. - Дай до конца сказать. Вот бабьё… Немцы приедут в хутор всего лишь на каких-то полчаса: они старшего полицейского привезут к нам. Все жители хутора обязаны присутствовать при церемонии знакомства с новым… человеком.
- Бог ты мои! Страсти-то какие! - усмехнулся дядька Мирен. - Ну а ты-то кем будешь? Старше приезжающего по должности, ай нет?
Точнее всего - "ай нет". Буду полицейским, но в ЕГО подчинении. Вот так-то! - и юный полицейским невесело как- то подмигнул Насте. - Ну что, комсомолочка, пойдёшь замуж за младшего полицая?
Настя смерила Васечку презрительным взглядом: худющ был юный полицейский хутора Полежаева - меры нет, невысок - от горшка два вершка, и нос его весь веснушками обсыпан, словно калач маковыми зёрнами; и силы в нём, видимо, ровно настолько, чтобы винтовку на плече кое-как держать, а! не то, чтобы целиться из неё.
Не дождавшись ответа, Васечка вышел из хаты, успев, однако, шепнуть дядьке Мирону, чтобы тот не брал с собой Настю на сход хуторян: мало ли что может случиться… И вообще - она не местная.
Немцы - народ аккуратный и пунктуальный до педантичности. В хутор Полежаев (так он называется с незапамятных времён, а всё потому, что здесь жили семьи, носившие, в основном, фамилию - Полежаевы) они прибыли ровно через час. Из крытого грузовика выпрыгнуло несколько солдат, из "оппеля" степенно вышли два офицера в эсэсовской форме и вслед за ними - человек в полушубке, с чёрной повязкой на одном глазу.
Васечка неуклюже засеменил к немецким офицерам, пытаясь что-то им доложить, словно бы военный военным, но в этом своём подобострастии, в этом своём стремлении он был так наивен и так неловок, что старший по возрасту офицер весело рассмеялся и дружески хлопнул его рукой в лайковой перчатке по плечу.
- Ти есть кароший полицейский! - сказал он на ломаном русском языке. - Отвечайт: здесь, в толпе, стоят весь житель этот хутор?
- Так точно, господин офицер! - неловко промямлил Васечка. - Все - от мала до велика, так сказать.
Офицер небрежно оттолкнул его в сторону, обернулся к офицеру помоложе, что-то быстро, словно по-собачьи, пролаял ему на своём языке. Тот что-то тихо ответил ему.
Немногочисленные жители хутора Полежаев с интересом рассматривали приехавших немцев: им не часто удавалось видеть их - не любили немцы мелких хуторов, вросших в землю в таинственной и опасной лесистой местности.
- Мирон, - прошептала тётка Феклуша, - а ить они-то, фрицы, дюже на нас похожи: только что не по-нашему балакают.
- На морду-то схожи, - охотно согласился тот, - я их, гансов этих, в империалистическую насмотрелся. А вот характер у них - ну чисто зверский: попадёшь к ним в зубы, считай…
Дядьке Мирону не дал углубиться в воспоминания старший офицер.
- Господа житель хутор, - прокартавил он, - я есть оберштурмбанфюрер СС Вернер Хорст. Ми к вам приехаль с унтерштурмфюрером Куртом Дитрихом по ошень важный дело…
- Васечка, - прошептал на ухо подошедшему к хуторянам юному полицаю дядька Мирон, - ты, случаем, не знаешь, что это за звания такие у фрицев - оберштурм… штурм… Хрен выговоришь!..
Васечка недовольно покосился на дядьку Полежаева, но всё же, тоже шёпотом, ответил:
- Тот, что помоложе, он и по званию ниже. Он - унтер-штурмфюрер: по-нашему, значит, лейтенант. А другой - обер-штурмбанфюрер, этот - подполковник.
- Ну-у! - крутанул головой дядька Мирон и, снова навострив уши, начал вслушиваться в картавые слова Хорста.
А тот продолжал:
- Ви все знайт, как ошень плехо жить при большевицкий режим. Коммунисты сделали вас тупой раб. Ми, немец, самый культурний наций. Ми освобождать вас от большевицкий ярмо, от-как это? - экс-плю-а-та-ци-я!.. Ми установить новый порядок в ваш хутор. А свой наместник здесь ми оставляй! старший полицейски… э-э… - как это? - Митья Клык…
И он пальцем указал на человека с чёрной повязкой на глазу. Тот сразу же вышел вперёд, чуть склонив в знак согласия - что это действительно именно он, "Митья Клык" - голову.
- Ми уезжайт - дела, Клык оставайт здесь. Его надо слюшайт, иначе - пуф-пуф! Ми с унтерштурмфюрером Хорстом теперь будейм частый гость ваш хутор, - он взглянул на часы, потом пальцем поманил Васечку. - Господин полицейский, ви должны оказать всяческий помощь Митья Клык! Ви поняль?
- Так точно, господин офицер! - весь дрожа то ли от охватившего его возбуждения, то ли от колючего зимнего холода, ответил Васечка. - Поможем… Как же…
Дитрих в это время что-то выкрикнул солдатам, и те бегом бросились к своей машине, торопливо забираясь в кузов, а унтерштурмфюрер направился вслед за своим шефом. Машины взревели моторами и через несколько минут исчезли в крутой и глубокой балке, направляясь в сторону села Прелестное.
Хуторяне ещё некоторое время стояли молча, сосредоточенно разглядывая только что прибывшего старшего полицейского; тот, в свою очередь, своим единственным глазом просверливал, как бы насквозь, их лица. Наконец он сказал:
- Надеюсь, что вы все слышали, хуторяне, что меня зовут Дмитрий, фамилия моя… Клык.
- Фамилия это - Клык - или кличка? - громко спросила одна из хуторянок.
- Скоро узнаете! - ощерился Митя. - И прошу не перебивать. Я буду наводить в вашем паршивом хуторе новый немецкий порядок. Прошу меня слушаться беспрекословно, иначе я… Короче: я скор, быстр на руку…
- Прошу прощения! - раздался из толпы хуторян чей-то старческий голос. - А как же к вам обращаться? Как вас по батюшке кличут-то?
Митька Клык криво усмехнулся, поправил ремень немецкого автомата.
- Много будете знать, скоро состаритесь!.. Никаких отчеств: зовите меня просто - господин полицейский. Ясно? А теперь, хуторяне дорогие, - по домам! Я вас позже навещу всех и разъясню, что от вас требуется для немецкой власти. Разъясню каждому - ин-ди-ви-ду-аль-но! - и к Васечке подёрнулся. - Ну, сынок безусый, и помощничек мой верный, веди меня к себе. В гости приглашай!
- Слушаюсь! - испуганно выдохнул Васечка, прикладывая руку в варежке к шапке.
- Не надо козырять! - досадливо поморщился Клык. - Не люблю я этого… Самогон дома имеется? Ну и лады. Пошли, сынок безусый…
СТАЛИН ДАЁТ "ДОБРО"
Ротмистров всё оставшееся до визита к Сталину время очень волновался и переживал. Ещё бы! Он отлично, можно даже сказать, до предела был напичкан более чем многочисленной информацией, слухами о непредсказуемых решениях Иосифа Виссарионовича: Верховный одним взлётом бровей мог мгновенно возвысить любого человека необъятного Союза Советских Социалистических Республик до немыслимых для последнего, до недосягаемых высот, а мог и наоборот, лишь скептически дёрнуть усом и позорно втоптать в немыслимую грязь, а то и вообще лишить жизни. Конечно, всё это он делал не лично, не своими руками - всё делалось другими, всё свершалось с его молчаливого согласия или с не менее молчаливого приказания злым прищуром глаз. Но об этом все молчали, очень боясь того, как бы их далеко потаённые крамольные мысли не выплыли случайно наружу, чтобы их кто-либо не обнаружил и, не дай Бог, не донёс куда следует: тогда - всё… Жди, ожидай жуткого "чёрного ворона", который в тёмные ночи приезжает только за врагами народа…
Ротмистров даже вздрогнул, когда внезапно увидел перед собой лицо своего адъютанта Земского, его немо шевелящиеся губы.
- Тебе чего, Василий?
- Извините, что побеспокоил вас, товарищ генерал, по вам уже пора, - полушёпотом произнёс Василий Земсков.
- Пора?
- Так точно, товарищ генерал пора… к самому Сталину!
Ротмистров, уже садясь в машину, напомнил адъютанту о том, чтобы он сегодня принял лейтенанта Кошлякова и оказал ему соответствующее внимание.
- Будет исполнено, товарищ генерал! - ловко и привычно метнул руку к шапке Василий Земсков.
В Кремль два генерала - Боков и Ротмистров - прибыли вечером. Переступили порог приёмном Верховного Главнокомандующего. Генералов встретил Поскрёбышев.
- Я прошу извинения за товарища Сталина, - сказал он, слегка пожимая руки Павлу Алексеевичу и Фёдору Ефимовичу, - он просил вас немного подождать: Верховный сейчас ведёт серьёзную беседу с нашими конструкторами, как только разговор окончится, он сразу же примет вас, товарищи генералы.
Ждали вызова в святая святых не очень долго, но Ротмистров переволновался заметно сильно - даже колени временами мелкую дрожь выбивали. Одно его спасало, что в противном, противоестественном его гордому нутру волнении он был не один: искоса бросая нечастые взгляды на Бокова, Павел Алексеевич видел, как тот нервно, но бесшумно, безостановочно барабанит пальцами по папке с бумагами.
Высокая дверь раскрылась совершенно внезапно, и из кабинета начали выходить конструкторы. Они почему-то не сразу, как ожидал Ротмистров, ринулись из приёмной вон, а начали прикуривать папиросы, заполняя "резиденцию" Поскрёбышева успокаивающе-щекотливым табачным дымом.
Конструкторы о чём-то перебрасывались короткими возбуждёнными фразами, но Ротмистров от ещё более нахлынувшего на него волнения никак не мог разобрать смысла этих фраз, хотя, вроде бы, и старался сделать это. Он не сразу понял, что в кабинет к Сталину вызвали одного лишь Бокова, и поэтому, видя, что тот встаёт, тоже начал приподниматься на вдруг ослабевших, словно бы на ватных ногах, но вовремя обернувшийся Боков махнул ему досадливо рукой - сиди, мол, и не рыпайся, не твоя очередь…
Конструкторы, оставив после себя лишь призрачный дым, ушли, и Ротмистров остался в приёмной наедине с Поскрёбышевым. У личного секретаря Сталина сейчас, в эти самые минуты, был такой серьёзный и деловой вид, что, казалось, он вообще не замечает взволнованного предстоящей встречен с Верховным генерала: Поскрёбышев старательно и сосредоточенно разбирал на- столе какие-то бумаги и отрывался от них лишь тогда, когда звонил телефон.
Ротмистрову почему-то не понравилось такое поведение Поскрёбышева, вернее- его невнимание к нему, к генералу: Павел Алексеевич даже обозлился немного на секретаря, и это сразу же помогло ему унять непривычное и поэтому постыдное для него волнение. Он сразу же начал думать над тем, как нужно наиболее чётко и как можно покороче доложить, высказать Иосифу Виссарионовичу своё мнение. Ещё задолго до поездки сюда - в Москву, в Кремль, - Ротмистрова проинформировали о том, что Главнокомандующий ох как не любит пространных рассуждении своих собеседников по военной линии, а, следовательно, и тех, кто их высказывает.
- Павел Алексеевич, - прервал нить его размышлений Поскрёбышев. - Прошу вас! Входите!.. Вас ожидают.
Ротмистров вошёл в кабинет Сталина. Сталин находился в самой глубине кабинета и с лёгким прищуром смотрел на вошедшего. В его слегка согнутой руке дымилась трубка. Верховный мягко и медленно двинулся навстречу замершему около двери генералу. Пока он шёл, Ротмистров быстро окинул взглядом длинный стол, за которым сидели члены Политбюро ЦК ВКП(б), члены Ставки и правительства.
Сталин оказался рядом, и Ротмистров по-уставному щёлкнул каблуками:
- Товарищ Верховный Главнокомандующий, генерал Ротмистров по вашему приказанию прибыл!
Сталин чуть усмехнулся и протянул генералу руку:
- Не надо так говорить. Я вам не приказывал, я вас, приглашал, товарищ Ротмистров.
Павел Алексеевич смутился, а Сталин, снова усмехнувшись, прошелестел в усы:
- Что ж, товарищ Ротмистров, рассказывайте, мы будем слушать. Рассказывайте, как вы там Манштейна громили? Не стесняйтесь, пожалуйста.
Павел Алексеевич смутился ещё больше: зачем, ну зачем Сталину пересказывать о том, о чём он уже наверняка прекрасно знает от своих штабных офицеров!.. Да, было такое- схлестнулись они крепко с Манштейном, когда он яростно рвался выручать окружённую под Сталинградом группировку Паулюса; да, были страшные и жестокие бои, которые вёл 3-й гвардейский танковый корпус, наступая на Рычковский и Котельниково… Многое было!
Против Верховного "не попрёшь", надо всё ему рассказывать, если он "просит"; и об анализе боёв, и о тактике наступления корпуса, который был под его началом. И Ротмистров повёл рассказ. Рассказывая, он видел, как реагировали на это всё присутствующие здесь, как то и дело поправлял своё пенсне Молотов, как напряжённо и внимательно его слушали другие, сидящие за длинным столом, как бесшумно, по-рысьи, прохаживался вдоль этого самого длинного стола ОН, попыхивая трубкой и напряжённо думая о чём- то, лишь одному ему известном.
Затем последовали вопросы, на которые Павел Алексеевич отвечал чётко и ясно.
Верховный, подойдя к Ротмистрову вплотную, вдруг прищуренным взглядом пристально посмотрел ему прямо в глаза.
- Мы думаем, - растягивая слова, сказал он, - что сегодня наши танковые войска уже научились успешно громить противника. Они наносят ему глубокие удары, сокрушительные удары. Вы согласны с этим, товарищ Ротмистров?
- Так точно, товарищ Сталин, вполне согласен.
- Хорошо, что согласны, но, однако, вы почему-то считаете, как мне сказали, нецелесообразным иметь в танковой армии… пехотные соединения. Чем вы можете обосновать своё мнение?
"Сталин всё знает!" - мелькнуло в голове генерала. - Ему уже сообщили о моём мнении, и кто знает, как он относится к нему… Ну да ладно!.. Двум смертям не бывать…"
Павел Алексеевич непроизвольно кашлянул и громко, отчётливо произнёс:
- Товарищ Сталин, не я один думаю о том, что при наступлении стрелковые дивизии намного отстают от танковых корпусов. Естественно, это ведёт к нарушению взаимодействий между ними, к затруднению всеобщего управления.
- Вы смело сказали, товарищ Ротмистров, но позвольте вам возразить. Вы ведь знаете, - слышали, - о смелых и решительных действиях танкового корпуса генерала Баданова?
- В районе Тацинской? - уточняюще спросил Ротмистров.
- Именно там! - ответил Сталин. Так вот, на примере корпуса Баданова можно легко определить, что танкистам очень трудно самим удерживать объекты, захваченные в оперативной глубине. Трудно без пехотинцев!.. Так нужна ли танковой армии пехота?
- Так точно, товарищ Сталин, нужна! - опять кашлянул Ротмистров. - Но… моторизованная пехота. Отсюда следующее моё мнение: в основной состав танковой армии, не считая танковых корпусов, разумеется, обязательно должны входить не стрелковые, а мотострелковые части.
Сталин поднёс трубку ко рту, глубоко затянулся, пыхнул дымом в пространство и ничего не сказал. И тогда, поправляя пенсне, задал свой вопрос Молотов:
- Павел Алексеевич, а вы знаете о том, что командующий танковой армией Романенко очень даже доволен стрелковыми дивизиями в составе своей армии. И не только доволен, но и настойчиво просит добавить ему одну-две такие дивизии.
Ротмистров взглянул на Молотова, но ничего ему не ответил.
- Павел Алексеевич, уважаемый, разъясните, - не отставал Молотов, - так кто же из вас правы или же Романенко?
Ротмистров опустил глаза и твёрдо произнёс:
- С моим мнением вы уже знакомы. Я считаю, что танковая армия должна быть танковой на самом деле, а не ни штабной бумаге.
- Ну и какое же организационное построение танковой армии, в таком случае, вы считаете наиболее приемлемым?
- В настоящую танковую армию должны входить два танковых и один механизированный корпус. Кроме этого, несколько полков противотанковой артиллерии.
Верховный посмотрел долгим и внимательным, изучающим взглядом на смело отстаивающего свои принципы генерала, затем одобрительно покивал головой. А Молотов не унимался.
- Я не понимаю вас, товарищ Ротмистров: выходит, вы совсем не признаёте противотанковые ружья, если ратуете за противотанковую артиллерию?
- Противотанковые ружья, товарищ Молотов, - я, кстати, вовсе не против них - являются средством борьбы с танками противника лишь в оборонительных операциях: сидит стрелок в окопе, подпускает вражескую машину метров на двести-двести пятьдесят, в крайнем случае - на триста, и стреляет. Вот здесь и имеется нужный эффект. А в манёвренных условиях противотанковые ружья вряд ли выдержат единоборство с пушечным огнём вражеских танков.
Около двух часов продолжалось обсуждение остро злободневного вопроса в кабинете Сталина, и Ротмистров каким- то шестым, обострённым чувством улавливал, чувствовал, что Сталин во многом солидарен с ним, что Сталин хорошо понимает значение массированного применения танковых войск.
Верховный задумчиво посасывал давно уже погасшую трубку, менее всего встревая в спор собравшихся в этот поздний час в его кабинете; он больше вслушивался и, наконец, сказал:
- Я знаю, придёт время, когда наша промышленность непременно сможет дать Красной Армии значительное количество бронетанковой, авиационной и другой боевой техники… Да, товарищ Ротмистров, я поделюсь с вами секретом, у нас уже сейчас имеется возможность для формирования новых танковых армий. Скажите откровенно: вы могли бы возглавить одну из них?
У Ротмистрова внезапно кровь прилила к вискам, однако, он мгновенно справился с волнением и, вскочив со стула, хрипло сказал:
- Как прикажете, товарищ Сталин!
- Достойный ответ, товарищ Ротмистров, солдатский ответ! И это - похвально. Думаю, что вы обязательно справитесь с новыми служебными обязанностями. Хорошие теоретические знания и богатый практический опыт у вас имеются.
… Выйдя на улицу, Ротмистров глубоко вздохнул, прихватив горлом морозный воздух, снял очки и, крепко сомкнув глаза, долго стоял неподвижно. Он - думал…