- "Таково мое намерение и такова моя цель," произнес торжественно м-р Велискурт - "но м-р Монтроз ни по своему темпераменту, ни по-своему воспитанно не пригоден для исполнения моей задачи. Дело в том, что он наотрез отказался руководствоваться составленным мною конспектом, определяющим летние занятия моего сына, и осмелился сказать мне, - слышите, мне! - что Лионель не в состоянии пройти подобный курс, что абсолютный отдых для мальчика безусловно необходим! Нет сомнения, что он на этом настаивал и в виду собственного своего удобства! … В добавок я узнал, к великому своему смущению, что Монтроз до сих пор суеверно верит в миф христианства, верит в какого-то легендарного Бога, Создателя вселенной, и наконец верит и в бессмертие души!" Тут м-р Велискурт уже не мог удержаться от смеха. "Конечно, это слишком нелепо, чтобы даже вызвать негодование, - но в деле воспитания ребенка нельзя быть слишком осторожным… и все же мне досадно, что я раньше не слыхал о диких, отсталых взглядах этого Монтроза.
М-р Велискурт взглянул на часы
- "Извините, если покину вас на несколько минут," - сказал он, вставая, - "теперь 9-ть часов, и я велел Монтрозу явиться ко мне в кабинет, к этому времени, чтобы получить причитавшееся ему жалованье. Завтра, рано поутру, он уедет с первым дилижансом.
Мистрис Велискурт тоже встала и плавною грациозною поступью, не спеша, направилась к дверям.
- "Пойдемте лучше ко мне в гостиную, сэр Чарльз, поболтаем вместе," - томно сказала она взглянув на него через плечо и одарив его одной из своих ослепительных улыбок… -"Мне думается что вы неособенно торопитесь назад в Вормут"
- "Нет, - теперь не тороплюсь… "- промолвил он с ответной улыбкой, и пошел за ней…
Пройдя через большую, пустую залу, они вошли в красивую, изящно убранную комнату, из огромных окон которой открывался чудный вид на всю окрестность.
М-р Велискурт отправился в противоположную сторону и вошел в маленькую каморку, бывшую раньше кладовой, а теперь превращенную в нечто вроде кабинета. Здесь Монтроз уже ожидал его.
Монтроз был очень бледен, и губы его были крепко сжаты. Проходя мимо него, Велискурт небрежно кивнул ему головой, затем сел за свой письменный стол, из которого вынул чековую книжку, и, обозначив на чеки цифру выше суммы, которая причиталась Монтрозу - подал ему листок. Молодой человек, взглянув на него, весь вспыхнул.
- "Благодарю вас, м-р Велискурт," - сказал он, "я покорнейше прошу вас выдать точную сумму, ни гроша лишнего."
- "Как!" насмешливо воскликнул Велискурт. "Шотландец и отказывается от вознаграждения! Уж в самом деле не настал ли век чудес?".
Монтроз страшно побледнел, но сумел совладеть с собою.
- "Думайте, что вам угодно о Шотландцах", сказал он спокойно. - "Они обойдутся без вашего к ним расположения, и в моем заступничестве, конечно, не нуждаются. Я отказываюсь принять то, что я не заработал, - в этом трудно усмотреть чудо. Я не чувствую против вас ни малейшего раздражения: - отказав мне, вы только предупредили мое собственное намерение - здесь оставаться дольше я бы не мог - не хочу делаться соучастником преступления детоубийства."
Если бы бомбу вдруг разорвало посреди маленькой комнаты, м-р Велискурт не был бы больше ошеломлен… Он вскочил со стула и стремительно кинулся на Монтроза.
- "Что - что," задыхаясь от бешенства, произнес он дрожащим голосом, "де-то-дето-убийство, так ли мне послышалось? Дето-убийство!"
- "Могу повторить эти слова," спокойно сказал Монтроз - но голубые глаза сверкнули зловещим огнем и судорожно задрожали бледные губы - детоубийство!… Запомните - их, вдумайтесь в них! У вас только один ребенок, мальчик хороший, любящий, способный, восприимчивый, слишком восприимчивый! И вы его губите своими суровыми предписаниями, своей зловредной "системою" воспитания! Вы лишаете его всех тех развлечений, который необходимы для его здоровья, вы не даете ему товарищей его лет, вы поставили его молодую жизнь в такие рамки, что эта жизнь превратилась в ежеминутную пытку - и я утверждаю, что вы над ним совершаете убийство, медленное, быть может, но несомненное. Всякий врач, хоть не много сведущий в своем деле, подтвердить вам то, что говорю я теперь - т. е. всякий врач, для которого правда дороже гонорара."
М-р Велискурт схватил чек, только что им подписанный, разорвал его на клочки, открыл другой ящик своего бюро, вынул из него горсть бумажек и золотых и, сосчитав, кинул их на столь.
- "Вот ваши деньги, - берите их, и чтобы вашего духа здесь не было, слышите!" проговорил он, голосом хриплым от сдержанного бешенства, - "и прежде нежели осмелитесь снова предлагать себя в воспитатели сыну джентльмена, научитесь знать свое место и обуздывать вашу проклятую шотландскую гордыню! А теперь - ни слова больше! - вон!"
Гордо откинув назад голову, Монтроз смотрел на своего "бывшего господина" презрительным, испытующим взглядом бойца, готовящегося вступить в бой, - глаза его злобно сверкнули, рука сама собою поднялась - но вдруг воспоминание чего-то ему дорогого промелькнуло в душе его… он сдержал свой безумный порыв, приподнятой рукой взял свое жалованье, и молча вышел из комнаты.
Джон Велискурт захохотал злобным смехом.
- "Эх, ты, дерзкий щенок!" бормотал он, "и подумаешь, что подобные субъекты получают университетские дипломы и всякие рекомендации! Изумительно! Конечно, обман и протекция - больше ничего!… Ленивый, ничего не знающий хвастунишка, худшего товарища для Лионеля нельзя было и придумать! С ним Лионель только научился даром тратить время. Я очень доволен, что профессор Кадмон-Гор изъявил согласие пробыть у нас каникулярное время-конечно, обойдется это мне весьма дорого - но за то он сумеет исправить ошибки Монтроза, и скоро подвинет вперед Лионеля. На подобного человека вполне положиться можно и в отношении вопросов религиозных".
Размышления о скором прибытии знаменитого профессора благотворно подействовали на м-ра Велискурта: он на столько успокоился, что направился в гостиную, где думали найти жену и сэра Чарльза. Однако, в комнате никого не оказалось. По словам прислуги, сэр Чарльз несколько минут как уехал, а мистрис Велискурт одна вышла в сад.
М-р Велискурт встал у открытого окна, вдыхая в себя ароматный летний воздух: утренний дождь сильно промочил землю, а он терпеть не моги ходить по сырости поди мокрой листвой деревьев. Месяц стоял уже высоко на небе и светил-но он не были ценитель лунных освещений… Благоговейная, таинственная тишина ночи сходила на землю. М-р Велискурт этой тишины положительно не переносил… Он закашлял намеренно… кашляли громкими, резким, крикливыми кашлем, и действительно одним этим звуком он уже нарушил гармонию чудной, поэтичной картины, в которой леса, и горы, и тучи, и небо, и месяц, - все слилось в одну дивную красоту. Своими кашлем м-р Велискурт точно ввел в то, что было чисто, идеально, элемент прозаичной, обыденной жизни, и - он вспомнил, что жены его все нет… Сад был большой, совершенно запущенный. Хотя вновь взятый садовники всячески старался приводить его в порядок, но он успевал лишь чистить и прокладывать дорожки - и был бессилен в борьбе с природой, которая по своему раскинула и убрала деревья и кусты, и на все наложила свой особый отпечаток художественной красоты.
Дикий, заросший сад, видно, полюбился мистрис Велискурт - в нем она проводила почти все свое время. Однако, с тех пор как стоял м-р Велискурт у окна, ее в саду нигде не было заметно. Вдруг издалека донеслись до его слуха, сперва чуть слышно, затем совсем ясно, слова какой-то веселенькой народной песни, которую она где-то запела.
Презрительная улыбка исказила его некрасивое лицо.
- "Ей бы быть уличной певицей! "сказал он про себя, "на это у нее хватило бы уменья. И как подумаешь, что она происхождения благородного, что воспитание получила! Какая чудовищная аномалия!"
Он с треском захлопнул окно, закурил сигару и пошел к себе читать какую-то глупейшую вечернюю газету.
Глава III
На другой день, в седьмом часу утра, маленький Лионель, совсем уже одетый, сидел у окна своей спальни и с нетерпением поджидал появления Монтроза. Он собрался проводить своего дорогого учителя и находился в возбужденном состоянии… День был чудный, солнце ярко светило на безоблачном небе, птицы как-то восторженно пели. Различные чувства волновали чуткую душу ребенка: грустно было расстаться с веселым, милым, добродушным учителем, который относился к нему так ласково и один понимал его… весело, казалось, встать потихоньку, в неурочный час, и украдкой, без ведома отца, выйти из дома… весело смотреть, как дилижанс, с ретивою четверней, молодцеватым кучером и еще более молодцеватым красноносым кондуктором стоит у неуклюжего, маленького почтового домика, носящего смешное прозвище "Колода Карт", и наблюдать, как м-р Монтроз станет взбираться на высокое сиденье, и кондуктор затрубить -ту-ту-ту в свой рог, и как наконец тронется величественный экипаж, и кони помчать его с неимоверною быстротой!.. Мудрено ли, что все это приводило мальчика в какой-то трепет… Но в самом тайнике своей души он лелеял нечто иное, о чем не поведал даже Монтрозу: он решил-весь тот день домой не возвращаться!… Он знал, что до прибытия профессора Гора, уроков не будет, а профессора ждали поздно вечером, около 10 часов, так что весь день был в его распоряжении долгий, чудный, солнечный день, и он сказал себе, что воспользуется им себе на радость!… Он вовсе не желал обманывать отца: эта потребность- уйти, куда глаза глядят, происходила от необъяснимого, ему самому непонятного чувства -душа его устала и жаждала покоя… Всю ночь он обдумывал этот свой план и чем больше всматривался в него, тем больше убеждался, что ничего дурного в нем нет. М-р и м-с Велискурты никогда не присылали за ним иначе как к завтраку, предполагалось, что все остальное время он проводить за занятиями со своим воспитателем: благо он на несколько часов был сегодня лишен воспитателя, неужели не мог он воспользоваться своею свободою? Он еще не успел разъяснить себе этот вопрос, когда Монтроз тихо вошел с чемоданом в руках.
- "Пойдем", сказал он, ласково улыбаясь. "Чу! не шуми, ступай осторожно: никто еще в доме не проснулся! Хочу быть соучастником твоего сегодняшнего похождения! Позавтракаем еще раз вместе у м-с Пейн - успеем, дилижанс придет еще не скоро!"
Выразив свою радость восторженным неслышным прыжком, Лионель на цыпочках покрался за своим воспитателем, спускаясь с лестницы точно котенок, краснея от радости и от страха, когда тяжелая входная дверь, бережно ими раскрытая и также тихо и бережно притворенная - осталась позади их, и они очутились одни среди благоухающего сада.
- "Дайте-ка, я понесу ваш чемодан," бойко и развязно сказал Лионель, "я могу!"
- "А я так думаю, что не можешь!" смеясь, сказал Монтроз. "Лучше понеси моего Гомера."
Мальчик принял книгу обеими руками и понес ее с каким-то благоговением, как святыню.
- "М-р Монтроз, куда вы теперь поедете", спросил он, "будете-ли заниматься опять с каким-нибудь мальчиком?"
- "Нет, нет еще… придется ли мне когда-нибудь найти такого мальчика, как ты? Как ты думаешь?"
Лионель серьезно подумал прежде, нежели дать ответ, и, наконец, сказал:
- "Право, не знаю. Вероятно, бывают и такие. Видите, раз ты единственный сын, трудно тебе походить на других мальчиков - тебе постоянно надо стараться делаться умнее… Было бы, например, у меня еще два или три брата, мой отец желал бы, чтобы каждый из нас был умный, всем нам было бы легче - тогда он не с меня одного бы всего требовал. Вот, как я это понимаю."
- "Вот, как ты это понимаешь," повторил за ним Монтроз, внимательно всматриваясь в его серьезное, сосредоточенное личико. " Итак, ты полагаешь, что твой отец желает из тебя одного извлечь умственные плоды целой семьи? Что же, пожалуй что так!"
- "Конечно," утвердительно сказал Лионель, "и это так понятно - когда у вас всего один мальчик, вы от него много и ожидаете!"
- "Возмутительно много," сказал про себя Монтроз, и прибавили громко: "Ничего, мой голубчик, ты не смущайся - учишься ты совершенно достаточно и знаешь куда больше, нежели я знал в твои годы! Я был в школе, в Инвернесе, когда был твоих лет, и почти все свое время проводил в драке… Так-то я учил уроки!"
Он рассмеялся молодым, заразительным смехом, и Лионель также весело засмеялся - до того показалось ему смешно, что мальчик проводил все свое время в драке! Как это было изумительно, как ново!
- "Скажите, м-р Монтроз," воскликнул он, "из-за чего же вы так дрались?"
- "О, стоило только захотеть, предлог найти было легко! "весело пояснил Монтроз. "Например, покажется мне, что у какого-нибудь мальчика нос слишком длинный - вот, я его за нос дернул, ну, и готово!… Драка неизбежна, если хотим остаться друзьями! Эх! чудное было то время, право, любо вспомнить!"
- "А я никогда даже не видал драки," промолвил Лионель, "у меня никогда не было мальчика, с которым мне бы можно было драться."
Монтроз взглянул на него, и сразу его веселое настроение сменилось другим.
- "Выслушай меня внимательно, мой голубчик," сказал он. "Когда бы ни представился к тому случай, проси твоего отца отправить тебя в школу. Скажи ему, что это единственная твоя мечта, что ты по школе томишься, проси, умоляй - помни, что в школе твое спасение! Ты уже подготовлен вполне. и с теперешними твоими познаниями в школу поступишь одним из первых и будет тебе там с кем побороться и кого побеждать. Бороться в жизни приходится каждому, и тот побеждает, кто бороться научился… Хорошо смолоду и за это дело браться! Скажи твоему отцу, скажи профессору, который заменит меня, что у тебя страстное желание поступить именно в одну из наших больших, общественных школ, Итон, Горра, Винчестр, все равно, из любой из них выходят - люди!"
- "Хорошо, буду просить," грустным голосом сказал Лионель, "но я знаю, что мне откажут. Отец об этом и слышать не захочет! Мальчики в общественных школах все ходят в церковь по воскресным дням - не правда-ли? Вот, ведь, знаете, что никогда не будет дозволено это…"
Монтроз ничего не ответил, и они шли молча и молча дошли до самого домика м-с Пейн. На крыльце стояла сама добродушная хозяйка в белом чепце и свежем ситцевом платье.
- "Доброго утра, м-р Монтроз! Доброго утра м-р Лионель! Войдите, милости просим! Все готово: стол накрыть, открыто настежь окно, комната вся пропитана сладким ароматом нашей душистой жимолости! Ничто не может сравняться с Девонширской жимолостью, разве только - Девонширские сливки - и будет их вдоволь сейчас, у вас, за завтраком! Что, видно, грустно маленькому барину расставаться с добрым, своим, учителем?…"
Все это проговорила она, не переводя дыхания, и остановилась лишь, когда ввела своих гостей в лучшую свою комнату, а сама выбежала, хлопотать об их завтраке. Монтроз подошел к раскрытому окну: действительно, перед ним виднелось точно море душистой жимолости в полном цвету - вдыхать в себя этот чудный, ароматный воздух было одно наслаждение!
- "Какая прелесть этот Девоншир!" - не столько Лионелю, сколько самому себе сказал он, - "но все лее не то, что моя Шотландия."
Лионель сидел у окна, вид у него был усталый и унылый…
- "Вы скоро отправитесь в Шотландию?" спросил он.
- "Да, я теперь еду домой на несколько дней к своей матери."
Молодой человек особенно ласково посмотрел на мальчика.
- "Как бы мне хотелось взять тебя с собою," тихо прибавил он, "как нежно полюбила бы тебя мать моя!"
Лионель промолчал и про себя подумал, что странно было бы чувствовать, что чужая мать его любить, как родная мать никогда не любила… В эту минуту м-с Пейн внесла завтрак и по свойственной ей привычке как-то восторженно суетилась, расставляя его! Действительно, чего, чего тут не было! И свежие яйца, и парное молоко, и густейшие сливки, и варенье, и чай, и домашний хлеб, и душистый мед, и в довершение всего корзинка румяных яблок и сочных груш! И все было подано так красиво и в таком изобилии! Монтроз и его маленький друг приступили к этому угощению с совершенно разнородными ощущениями: у Монтроза, после ранней прогулки, аппетит сильно разыгрался, a Лионель от долгого нервного возбуждения едва сознавал, голоден ли он или нет. Однако, чтобы не обидеть доброго товарища, с которым ему приходилось скоро расстаться, он постарался кушать исправно. Когда же они оба кончили, Монтроз обратился к нему с следующими словами:
- "Смотри, Лионель, не забывай меня! Если бы ты когда-нибудь вздумал, например, бежать из дома," - тут мальчик сильно покраснел, не собирался ли он бежать в этот же самый день? - "или, или - что другое с тобою случится, тот час напиши обо всем ко мне - письмо, отправленное в Шотландию на имя моей матери, всегда дойдет до меня. Понимаешь, я тебя не уговариваю бежать - это дело страшное… но все же, если ты почувствуешь, что справиться со своими уроками тебе не под силу и что присутствие профессора Гора слишком гнетет тебя - лучше беги… только не падай духом… Еще, милый, помни, что если повторится головокружение, на которое ты намедни жаловался, или обморок прошлой недели - ты не должен больше скрывать этих болезненных явлений, должен все сказать отцу, который и посоветуется с доктором."
Лионель выслушал равнодушно-терпеливо все эти речи, и, вздыхая, сказал:
- "И к чему все это? Вы знаете, я не болен - доктор меня недавно осматривал и сказал, что у меня ничего нет. Доктора, должно быть, не очень умны - моя мать заболела год тому назад, и они вылечить ее не могли, а когда они отказались и оставили ее в покое - она поправилась! И так всегда во всем - чем больше делаешь, тем хуже выходить!…"