* * *
На набережной никого не было. Окна многочисленных кафе отражали пустынную набережную темными стеклами. Максим вышел из машины и покачнулся под порывом ветра.
– Нина! – Крикнул он в салон. – Может, ну его? Поехали в город, здесь все закрыто!
Женщина вышла и стояла, опершись на правую дверь машины. Она куталась в плед, который нашла на заднем сиденье. Нина прищурено смотрела на неспокойное, свинцовое море и улыбалась.
– Нет. Кафе исключается. Уж извини, но я их терпеть не могу. Пойдем пройдемся? – Она виновато улыбнулась. Максим понял, что бессмысленной прогулки вдоль берега не избежать и смирился с этим. – Кстати, – сказала она. – Лучше называй меня Ника. Все меня так зовут, мне привычнее.
Женщина хлопнула дверью, и Макс нажал на сигнализацию. Сигналы поворотов трижды мигнули.
Он с первого взгляда понял, что мало интересен Нине, несмотря на новую машину и, как ему казалось, другие внешние и внутренние достоинства, но решил, что прогулка с живым человеком, пусть и не обещающая продолжения, куда лучше вечера перед компьютером.
Слишком много было этих одиноких вечеров.
– Пойдем? – Она повернулась к мужчине, и ветер теперь дул ей в спину.
– Побежим! – Максим рванул к морю и вскочил на валун, о который бились волны. Он оглянулся. Ника шла по дорожке в направлении закрытого ресторана "Ютвата".
Макс стал скакать по камням, но через сто метров утомился и остановился, глядя вниз на прибывающую, а затем уходящую воду. Стоило ему подумать о том, что сильная волна может залить его сандалии и ему придется гулять с девушкой, хрюкая при каждом шаге мокрой обувью, как увидел приближающийся бурун. Высокий белый барашек несся к берегу.
Еще можно было убежать, соскочить с камня и отступить на несколько метров, но Максим не ушел. Ему вдруг стало на все наплевать. Хотелось прыгнуть в воду, и быстро-быстро плыть в Грецию. Яцкевич глубоко вдохнул морской воздух и зарычал на море, которое хотело согнать его с валуна.
Выставив, для устойчивости левую ногу вперед, он раскинул руки, и приготовился встретить грудью удар холодной, соленой волны.
– Только смелый буревестник! – Заорал он. – Гордо реет в подпространстве! – Удар воды, а затем шипение отступающего моря прервали декламатора. Волна залила его брюки до колен, оросив лицо мелкими обильными брызгами. По очкам стекали капли соленой воды, и Максим снял их. Близоруко прищуриваясь, он спрыгнул с камня и, повернувшись к неясному силуэту смеющейся Ники захохотал.
– Да! – кричал он. – Снова живой! Живой и мокрый! – Пояснил он. – Конечно, можно быть мертвым и мокрым, но живым – намного приятнее!
Ника подошла и взяла его очки.
– Конец прогулке? – Спросила женщина, протерев их салфеткой и водрузив на его голову.
– Ни в коем случае! – Макс поправил мутные от морской воды очки. – Я приехал с тобой познакомиться или ноги намочить?
– Ладно. Пойдем, посидим тогда. Сними сандалии, закатай штанины и вытри ноги пледом. Может, не заболеешь. – Она говорила командирским голосом, не допускавшим возражений или оправданий. Макса это развеселило. Приказы он выполнял только в Советской армии, да и то медленно и неохотно.
– Ника! Оставь рацио. Если бы я боялся заболеть, вернулся бы в машину и включил бы печку. Сегодня другой вечер! Сегодня никакие законы, в том числе и физические, не действуют! Да, я заплачу за это завтра. Но завтра – будет завтра. А сегодня мы делаем то, что нам хочется. Вот что, например, хочется тебе? Говори! Любое твое желание я исполню. Если это будет в моих силах. Деньги, чур, не требовать, не романтично.
Они подошли к скамейке, над которой нависал полукруглый бетонный свод.
– Я знаю. – Ника протянула плед Максиму. – Ты надеешься на то, что я скажу, что я хочу тебя поцеловать...
– А что? – Максим вытирал мокрые ноги. – Было бы неплохо...
– Нет. – Она мечтательно глядела вдаль. – Я просто хочу сидеть и смотреть на море. Слушать, как завывает ветер, который несет зеленую бумажку по набережной, и глядеть, как бьются волны...
Макс посмотрел на кувыркающийся рекламный проспект. Ветер поднял его и закинул в море.
– Ну, ладно, – разочарованно прогудел он. – Я с уважением отношусь к твоим желаниям. Нет – так нет. Почему-то девушки абсолютно не стремятся меня целовать. Совершенно их не понимаю...
Они замолчали. К Максиму подошла черно-белая кошка и с мяуканьем стала тереться о его покрытую пледом ногу. Мужчина нагнулся и погладил ее, но кошка, не учуяв ничего съестного, ушла по своим делам. Он поднял глаза, деликатно разглядывая морщинки на шее Ники.
"Ей так же хочется возвращаться домой, как и мне. Хотя нет. У нее сын есть. Но ведь он уже большой, у него своя жизнь. Так что – ничья".
Ветер усилился, и Макс задрожал от холода.
– Ника... – робко начал он, потирая левое предплечье правой рукой. Она, не улыбаясь, смотрела на мужчину зелеными стеклянными глазами. "Да уж, – Максим обнял себя обеими руками и согнулся. – Морской ветер греет сильнее твоего взгляда".
– Да-да-вай я прижмусь к тебе спиной. Не сочти это за сексуальную аг-г-грессию. П-правда холодно.
Ника стала тереть его спину кулачком, и он немного согрелся. Макс ткнулся холодным носом в ее шею и закрыл глаза.
– Уй-й, Ничка. В-в-в, спасибо. А можно попросить обнять меня? Не как мужчину, желающего тебя, а просто из гуманитарных соображений.
– Ну-ну, – усмехнулась она. – Мужчину желающего меня? Что же ты сразу все карты на стол выкладываешь? Ладно. Разве что как жест доброй воли. – Ника обняла мгновенно прижавшегося к ней дрожащего Максима. – Эй! Сейчас зябнуть пойдешь! Карбышев... – Прикрикнула она на обхватившего тонкую талию и вцепившегося зубами в ее воротник Максима.
– Ну и пусть! В-в-в... Фашисты... – Он согревался. – А что карты на стол... – Максим поднял голову и дрожал уже скорее по инерции, чем от холода. – Ладно, расскажу тебе все без утайки. – Он взглянул на переставшую смотреть на море женщину. Она подняла левую бровь и повернула лицо к Максу. – Видишь ли... Я ценю искренность. Даже если она исходит от меня. – Ника улыбнулась. – Правда – правда. Знаешь, как хорошо ничего не бояться?
– Нет. Со мной такого не было.
– А со мной такое происходит в данный момент. Я сразу понял, что я тебя не привлекаю, и поэтому мы просто гуляем. Скоро я отвезу тебя домой, мы больше не увидимся и очень скоро забудем друг о друге.
Ника перестала обнимать Максима.
– Тогда зачем я, по-твоему, здесь сижу?
– Затем же, что и я. Идти некуда. Альтернатива этой прогулке – телевизор, компьютер или уборка. Альтернатива невеселая. И кстати, обними меня снова, пожалуйста. Тебя это ни к чему не обязывает, а мне приятно.
Женщина положила руку на плечи Максима.
– Ты вымогатель ласк!
– Да, – согласился он. – Как та кошка, что терлась о мою ногу. – Максим погладил обнявшую его руку. – Но что поделаешь, если по-другому ничего не добьешься... Терпеть не могу этого...
– Я считаю, что мужчина должен быть сильным.
– А я и есть сильный. Я очень сильный. – Макс вспомнил, о том, что произошло с ним за последние годы, свою реакцию, и решил, что у него есть полное право считать себя сильным человеком. – Знаешь что?! – Он резко обернулся, и ладонь Ники оказалась у него на шее. – Я придумал! – Женщина с удивлением посмотрела на него. – Отлично! Если уж сегодня такой сумасшедший вечер, когда все можно, давай я расскажу тебе об искусстве соблазнять дев!
– Попробуй.
– Но сначала пообещай, что эти знания будут использованы исключительно в мирных целях!
Женщина широко улыбнулась.
– Обещаю.
– Кроме того, я должен быть уверен, что ты являешься моим другом. Хотя за последний час мы вполне скорефанились.
– Мы что?
– Сдружились. Итак, друзья?
– Друзья. – Неуверенно протянула она. – Наверно...
Макс затряс ее левую руку. Правая лежала на его плечах.
– Отлично. Ну, в общем-то, о первой стадии ты уже знаешь.
– Нет! Какой первой стадии?
– Ну вот. – Максим ухмыльнулся. – Мы уже прошли первую, вторую и сейчас находимся на середине третьей.
– Что?!
Он засмеялся.
– Объясняю популярно для невежд. На первой стадии важно выйти из рутины. Сделать что-то необычное. Иногда на этом процесс и заканчивается, но это неважно, на любом этапе отсеиваются неподходящие.
– Ну, это понятно. Я ведь и сама ненавижу рутину. Если бы ты пригласил меня в кафе – отказалась бы. Другое дело – в театр, на художественную выставку...
– А что тебя в кафе не устраивает?
– Кафе? Не-ет, только не это. Классическая схема – знакомство в интернете, кафе, постель. Все крайне функционально. Какие-то животные дела.
– Вот видишь, я тоже, чрезвычайно духовная натура, к тому же, ста шекелей на кафе жалко.
Она улыбнулась.
– Не ври, не такой уж ты бедный.
– Не бедный, согласен. Но бессмысленно выкидывать деньги не хочу. Или не бессмысленно? – Макс, улыбаясь, покосился на Нику, довольный провокацией.
– Смотря, что ты понимаешь под смыслом. Соблазнить меня тебе не удастся. Если на то пошло...
– Вот видишь. Кстати, почему ты перестала меня обнимать? Так не честно. Воспользовалась тем, что я занят?
– А что, я обязана тебя обнимать?
– Не обязана, но я думаю, из чувства сопереживания. Типо, по-дружески...
– Ладно, нытик, придвинься. – Макс пододвинулся к женщине, и та обняла его. – Хорошо, из рутины вышли. Дальше что?
– Дальше очень важный и сложный этап.
Женщину развлекал этот странный человек. Что-что, но с ним точно не было скучно. Она сморщила носик и дунула ему в ухо.
– А-а! – Максим дернулся. – Ты чего?!
– А просто так. Чтобы не слишком балдел в моих объятиях. Видишь ли, план у него... Меня соблазнить...
– Планом такое не предусматривается!
– Ну и что! А вот такая я неожиданная, в планы не вхожу.
– Бр-р. Это говорит о твоих скрытых садистских наклонностях! Но в плане есть пункт, который говорит, что в случае экстраординарных реакций объекта, точнее субъекта соблазнения, нужно действовать согласно внутренней интуиции или максимально быстро ретироваться.
– До свидания. – Ника подняла обнимавшую руку, испытующе смотря в лицо Макса.
– До свидания. – Максим положил голову на ее плечо. – Руку-то верни, – попросил он, не двигаясь. – Не боишься, что уйду?
– Нет. Я тебя поняла. Тебе важнее рассказать. И не так уж ты обиделся, – Ника вновь обняла его.
– Так не честно! Это я должен быть загадочным! Кто кого соблазняет?!
Женщина рассмеялась и погладила короткие волосы Максима.
– Ты такой детский! Такой беззащитный!
– О! На это и рассчитано! Это и есть третий этап. На самом деле я беззащитен, как взведенный автомат Калашникова.
– Давай об этапах, какой же второй?
Он задумался. Сочинять сходу было не просто.
– Второй? Подумай сама. Что нужно сделать после попадания в нестандартную ситуацию для того, чтобы у женщины возникла уверенность в том, что мужчина беззащитен, и, следовательно, не представляет для нее угрозы?
– Что?
– Мужчине нужно угодить в затруднительное положение, так, чтобы девушка могла его спасти. Точно! – Обрадовался Макс. – Как сегодня. Думаешь, у меня в машине нет теплой одежды?
– Ах ты гад!
– Ну не гад... – Обиделся он переигрывая. – Одежды, на самом деле нет, но даже если бы была, не взял бы. Дело в том, что во-первых, женский инстинкт толкает ее заботиться. Во-вторых, по определению мужчина сильнее, и то, что он нуждается в ее помощи – подсознательно девушку радует, но с другой стороны – обязывает. "Мы в ответе за тех, кого приручили", помнишь? Кошку со сломанной лапой ты накормишь скорее, чем здоровую. Верно?
Ника задумчиво гладила Яцкевича.
– Это как-то подло. Так ты специально намочил ноги?
– Нет. Просто хотелось полетать. Но в любом случае, у меня это происходит на уровне подсознания. Ты мне очень понравилась, это верно, но никакой "теории соблазнения" не существует. Я просто все придумываю на ходу. Мне хотелось заинтересовать тебя. Получилось?
– Да.
– Здорово! – Максим встал. За то время, что они разговаривали, сандалии подсохли и больше не издавали неприличных звуков. Появилась другая проблема. Дармовое пиво, проделав по организму извилистый путь, просилось наружу. Макс взял не нужный более плед и покрыл плечи женщины.
– Ой спасибо, – она зябко закуталась. – Не жарко сегодня. Но-о-о, как же я? В твоем длинном монологе мне отводится исключительно пассивная роль. И вообще, сядь, твоя очередь меня согревать.
Максим пританцовывал.
– Э-э-э, я бы с удовольствием, но э-э... Как бы это сказать...
Ника ухмыльнулась.
– Да что там говорить. Судя по твоим судорожным телодвижениям, тебе нужно в туалет. Причем срочно.
– О, мудрая женщина! – Макс слепил возле груди ладони и поклонился арабским поклоном. – Но где же?
– Мужчины – счастливые люди. И под каждым им кустом... Да вот же туалет! – Она кивнула на домик, на дверях которого были нарисованы треугольники с кружками сверху. Мужской – треугольник вершиной вниз, женский, соответственно, – вершиной вверх.
– Но он же заперт!
– За туалет, бегом! – Скомандовала Ника.
Через минуту довольный Макс возвращался.
– Экие двусмысленные здесь треугольнички. Фрейду показать, он бы повеселился.
Она завернулась в плед и вопросительно смотрела на Максима.
– А что в них? Во всем мире на туалетах такие знаки.
– То-то и оно. Посмотри сама. У мужчины голова там, где заканчивается у женщины юбка.
Ника расхохоталась.
– Это тебе к психоаналитику пора. Диагноз – острая гормональная интоксикация.
– Ну, не такая уж и острая. Но чего ты ожидала? Какие еще мужики встречаются на сайтах знакомств? Не озабоченным – что там искать?
– Ты и про меня так думаешь? – Она нахмурила брови.
– Про женщин ничего сказать не могу. Их мысли для меня – темный лес, но про мужчин знаю на собственной горящей шкуре. Ладно, Ничка, я замерз, пустишь меня под плед? Обещаю, никаких двусмысленных действий в одностороннем порядке не предпринимать.
– А кому ты такой нужен?
– Тогда обещаю предпринимать!
– Садись на соседнюю скамейку.
– Ника! Будь человеком! Одеяло-то мое!
Она смеялась над дрожавшим Максимом. Наконец-то и он был в затруднении.
– Ладно. Иди сюда.
Он юркнул под плед, обхватил женщину и, нагнувшись, прижался щекой к ее животу.
– Уф. Холодно.
Ника терла ладонью его спину.
– Это какой этап соблазнения?
Максим распрямился и, не переставая ее обнимать, высунул из-под пледа голову.
– Дались тебе эти этапы! Мы просто так сидим. Море слушаем, луной любуемся, загораем. Кстати, который час? Тебе завтра на работу?
– Нет. Безработная я. Художник. А художники – во все времена – голодные. – Ника прижала ладонями его холодные уши. – А времени уже – пол-двенадцатого. Может, тебе пора?
– Мне пора – когда я этого захочу. Или ты. Но теперь твоя очередь мне что-нибудь рассказывать.
– Что?
– Расскажи о Бердслее.
– Интересуешься графикой?
– Не очень. Я люблю Шагала и Модильяни, но Бердслей не столь известен, и мне хочется повыпендриваться широтой своей эрудиции, не опасаясь того, что ты спросишь: "А кто это такой?"
Ника отстранилась от него, качая головой.
– Все-таки ты очень беззащитный. Открытый, и от этого беззащитный.
– Скажи – милый.
– Возможно.
– Тоже неплохо. Ну ладно, о живописи говорить будем?
– Не охота. У нас, вообще-то знакомство. Расскажи о себе.
– Неинтересно. К тому же печально. Ты будешь скучать и плакать.
– Начинай!
– Минутку.
Максим ткнулся лицом в ее щеку. Затем прикоснулся губами к ее брови. Женщина не реагировала, окаменев в его объятиях. Протеста не последовало, и Максим мысленно поздравил себя. Он отодвинул голову, посмотрев на серьезный, длинноносый профиль.
– Ой, извините. Рефлекторное движение. Исправлюсь! – Пообещал он, надеясь на то, что Ника не желает его исправления.
Она сделала вид, что ничего не произошло, и вернулась к разговору.
– Ну, рассказывай. Ты был женат, верно?
– Был. Дважды. Да ладно, дело прошлое. Но трое детей. Их жалко.
– Так зачем ушел? Оба раза так невыносимо?
– Да не уходил я! Одна выгнала, другая сама ушла. После родов пошла к родителям и не вернулась. – Макс отпустил Нику и поднялся. – Нет. Не совсем. Один раз приходила, вещи забрать. И свои, и мои. Правда, это не помешало их стоимость вытребовать с меня через суд. А-а-а... Ладно. Не хочу. Давай лучше про Шагала.
– Про Бердслея, – поправила она.
– Да хоть про Сальвадора Дали. – Максим закусил губу и нервно зашагал вперед-назад. Он сунул руки в карманы брюк и ссутулился. Ника не ожидала такой реакции на свои расспросы.
– Ты их еще любишь? Кого? Первую или вторую?
Яцкевич остановился, достал из карманов кулаки и жестяным голосом, четко произнося каждое слово, сказал:
– Я никого не люблю. Ни первую, ни вторую. А если не перестанешь, и тебя любить не буду. – Ника пожала плечами и отвернулась. – Ты пойми! Это было очень больно. Так больно мне никогда не было. Я не хочу к этому возвращаться. Даже мысленно. Теперь я один. Свободный, бедный и счастливый...
– Ты бедный? – Она кивнула на одинокую "Хонду".
– Представь себе – да. Это не моя машина. Зато я действительно счастлив. У меня ничего нет, значит, терять мне нечего, и поэтому – я абсолютно свободен. Единственное, чего мне не хватает, – это возможности давать тепло. Человеческое тепло любимого мужчины. С этим действительно проблема. Не с сексом. Это найти не трудно. Знаешь, как корова страдает, когда ее не доят?
– Да. Знакомо. – Ника вдруг хмыкнула пришедшей ей на ум шутке. Шутка была чересчур рискованна и она не решалась сказать ее вслух, но вспомнив, что в этот вечер все можно, смущенно ухмыляясь сказала: – Мужчину, как и корову, нужно периодически сдаивать.
Макс засмеялся и хлопнул женщину по ноге.
– Молодец.
Она придвинулась и попросила:
– Расскажи теперь о своих женах. Я бы посочувствовала. Мне важно это знать, если ты хочешь быть со мной.
"Ничего себе поворот", – Максим поднял брови. И медленно сказал:
– Разве я успел сделать тебе предложение?
– Ты сказал, что я тебе нравлюсь. Кроме того, ты постоянно заигрываешь со мной. Не скрою, мне приятно и лестно. Кстати, твои заигрывания – очень оригинальны. Я такого еще не видела. – Она снова широко улыбнулась. – Это же надо! Чтобы соблазнить девушку, ты рассказываешь ей, как это нужно делать!
Макс сел на корточки, пристально глядя в зеленые глаза.
– По-моему, ты уже не так уверена, что мне это не удастся.
Ника толкнула Макса в грудь, и тот опрокинулся на асфальт.
– Правильно, – проворчал он, вставая и потирая ягодицу. – Насилие – лучший аргумент, когда слова кончаются и оппонент побеждает в споре.
– А мы разве спорим? – Женщина положила ногу на ногу и скрестила руки на груди. Она серьезно смотрела на Яцкевича, и он вспомнил взгляд своей классной руководительницы в 136-й средней школе города-героя Минска.