Полузакрыв глаза, Блохин постукивал пальцами по столу, следя за выражением лица Петрова. Инженер нравился ему своей простотой, отсутствием зазнайства и умением обращаться с рабочими. Помнил он и беседы, проводимые Петровым во время войны. Сидевший рядом Прахов лучше других знал Петрова, эволюцию его политических взглядов за последнее время и понимал, почему Петров затрудняется с ответом. Чтобы подбодрить инженера, он проговорил:
- Не сомневайтесь, товарищ инженер, поддержим вас в трудную минуту.
Еремин перехватил дружеские взгляды, какими обменялись Прахов и Петров, и уверенно сказал:
- Я тоже убежден, что вы пригодитесь в отряде.
Только Фомин, недавно вошедший в кабинет, мрачно насупясь, неприязненно глядел на Петрова, но вступать в спор с Ереминым и Праховым не решился.
- Что касается меня, то я готов помочь всем, чем только могу, - с горячностью воскликнул инженер.
- Вот и отлично, - одобрил Еремин. - Отряд ваш невелик, товарищ Блохин. Значит, как договорились, одному из товарищей поручите ведать боеснабжением, другому - питанием, третьему - санчастью. А оперативную часть возьмет на себя товарищ Петров.
- Боеснабжение у нас ведет Лихарев из старомеханического. Он с этим делом хорошо знаком. - Блохин почесал плохо выбритый подбородок. - С питанием дело хуже. Не знаем, кого подобрать, чтобы был расторопный и честный.
Прахов начал называть ряд фамилий, но Блохин только отмахивался рукой от предлагаемых кандидатур.
- Повалиху! - предложил один из рабочих, зашедших в кабинет.
Все громко захохотали, услышав об этой кандидатуре. Весь завод знал жену мастера Повалихина, известную своим энергичным, но весьма скандальным нравом.
- А что смеетесь? Я серьезно говорю!
- Так она же баба! - удивился Блохин.
- Ну и что ж такого! Она стоит любого мужика, нас в обиду не даст, - настаивал предложивший.
- Что это за Повалиха? - заинтересовался Еремин.
Блохин почесал затылок и пояснил.
- Может, и подойдет, раз она женщина энергичная и толковая, - решил Еремин.
- Повалихин-то сам тут? - справился Блохин, открыв дверь в приемную.
- Здесь, - поднялся из угла низенький, сутуловатый человек с густыми длинными усами и большим синяком под глазом.
- Жинка твоя дома?
- А где ж ей быть на ночь глядя, да еще в такой мороз? - отозвался мастер, прикладывая руку к синяку.
- Позови-ка ее сюда!
Лицо мастера передернулось.
- Зови ее сам, а я не ходок! Видишь, как ухватом огрела, - ткнул он пальцем в синяк.
Присутствующие в кабинете зашумели, засыпая шутками незадачливого супруга.
- Я схожу! У меня с женской нацией обхождение тонкое. Только пусть меня проводят: не знаю я, где эта гражданочка живет, - вызвался Фомин.
- Ну пошли, что ли? - вздохнул Повалихин.
- Ай да герой! К своей жинке и то только с охраной решается идти! - засмеялся Еремин. - А кто у вас ведает санитарной частью?
- Фельдшер наш, Лаврентий Максимович Семенов! - ответил Прахов.
Эта кандидатура не вызвала никаких возражений.
Лаврентий Максимович проработал на заводе больше сорока лет. Он был человек верующий, богомольный, что, однако, не мешало ему в бурный 1905 год прятать у себя за образами прокламации и тайно лечить забастовщиков, раненных в стычках с полицейскими. Накануне 9 января 1905 года Семенов уговаривал рабочих "не делать шуму и царя по пустякам не беспокоить", но в день расстрела он был на Дворцовой площади и перевязывал раненых рабочих.
Ворчал он и в октябрьские дни, что не мешало ему, однако, добровольно отправиться с рабочим отрядом против войск Керенского.
Узнав от дочери, что отряд собирается на фронт, он поспешил на завод.
- Какая уж война с немцами! У них все, а у нас голые кулаки да необученные солдаты, солоно придется! - разглагольствовал он в кругу рабочих, когда его позвали в кабинет директора.
- Ничего, Максимыч, справились мы со своими генералами, справимся и с немецкими. Не сомневайся в этом! - крикнул кто-то вслед фельдшеру.
- Чем могу быть вам полезен? - спросил Семенов у Еремина.
- Вот что, товарищ Семенов! Ваш отряд отправляется на фронт защищать Петроград от немцев. А вам думаем поручить медицинскую часть, - проговорил Еремин, разглядывая стоящего перед ним хмурого, усатого, еще крепкого старика.
- Всю жизнь провел с рабочими, привык к их кумпании. Куда они, туда и я. Раз надо, то я всегда готов! Разрешите идти, подобрать нужный персонал, медикаменты и инструментарий, - просто ответил фельдшер, поправляя у себя на плече санитарную сумку.
- Действуйте! - одобрительно кивнул Еремин.
В кабинет с шумом ввалились несколько человек. Впереди шла высокая, еще не старая женщина в кожухе и валенках, повязанная теплым платком. За ней двигались Фомин, мрачный Повалихин и молодая девушка с живыми, веселыми глазами.
- Честь имею представить эту сердитую гражданку Повалихину! - отрапортовал матрос.
- Зачем звали? - низким голосом спросила Повалихина, сумрачно глядя на Еремина.
- Как ты есть женщина бездетная… - начал было Блохин.
- Так ты хочешь подарить мне ребеночка, что ли? - озорно метнула на Блохина глазами Повалихина.
Раздались дружный хохот и выкрики:
- Ай да Повалиха! За словом в карман не полезет.
- Не робей, поддержим!
- Ну и чертова баба! - возмутился. Блохин. - Ты ей с делом, а она озорничает.
- Ишь каким постником стал! - не унималась Повалихина.
Блохин возмущенно засопел.
- Прекратите пререкания! - постучал по столу карандашом Еремин. - Отряд Стального завода отправляется на войну…
- Война - это дело не женское! - перебила его Повалихина.
- Ты-то всю жизнь воюешь! - поддел ее Блохин.
- А как с такими дурнями, как ты, не воевать? - не осталась в долгу Повалихина.
Еремин поморщился и снова резко постучал карандашом по столу.
- Вас, гражданка, вызвали сюда, чтобы предложить вам взять на себя заведование продовольственной частью рабочего отряда, - пояснил он. - Если вы согласны ведать продовольствием отряда, то немедленно приступайте к работе!
На грубоватом энергичном лице Повалихиной появилось выражение удивления и смущения.
- Это меня-то, значит, заведовать продовольствие ем? - в замешательстве спросила она.
- Да, да! Вас, гражданка Повалихина, - улыбнулся Еремин. - И продовольствием, и фуражом для лошадей.
Уже давно работая в заводской столовой, сначала судомойкой, а в последнее время поваром, Повалихина не сомневалась, что справится с порученным ей делом. Конечно, готовить пищу в боевой обстановке было несравненно труднее, чем на кухне, но Повалихина пережила в жизни столько разных трудных моментов, что это ее не пугало. Но фураж явно смущал ее. Сколько его надо - сена и овса на одну лошадь, - этого Повалихина не знала. Сам факт назначения ее заведующей продовольствием и фуражом поразил и взволновал эту своенравную женщину. Сколько лет прожила Повалихина на свете, и всегда ею кто-то командовал и распоряжался, а она подчинялась чужой воле, правда, только после брани и ожесточенного сопротивления. А теперь она сама становилась начальником и кем-то должна была распоряжаться и командовать.
- А что мне придется делать? - неуверенно справилась она.
- Будете заботиться о довольствии людей, о фураже для лошадей. Будете получать со складов продукты питания, овес, сено, - пояснил Еремин.
- Я не очень грамотная, боюсь, как бы не сбиться в счете, - призналась Повалихина. - Разве племянницу с собой взять? Пойдем, что ли, воевать, Саня? - обернулась Повалихина к девушке, которая с большим интересом смотрела на окружающих.
- Можно и пойти! - мягко ответила девушка, разглядывая Еремина. - Не одним же мужчинам Россию оборонять. Надо и нам, девушкам, принять посильное участие. Я - телефонистка с заводского коммутатора, может, и пригожусь на войне?
- Знаю я тебя! Лишь бы парней вокруг поболе было. Ветер один в голове, а тут дело сурьезное: воевать - не то что хороводы водить! - нахмурилась Повалихина. - Ну, ладно, у меня не побалуешь! - Она обернулась к Еремину: - А кто надо мной началить будет?
- Вы будете подчиняться командиру отряда товарищу Блохину или кому-либо из его помощников - Фомину или товарищу Петрову, - пояснил Еремин.
Повалихина взглянула на Петрова и вдруг улыбнулась:
- Личность их мне известна! Помню их еще студентом, как они ухлестывали за Райкой, Лаврентия Максимовича дочкой…
Петров покраснел и опустил глаза.
- Ох и вредная же ты, Повалиха! - покачал головой Блохин. - Никого ты в покое не оставишь.
Глава 4
Когда обязанности были распределены, Петров прошел в помещение конторы. Оно было пусто. Только в углу, словно пулемет, трещала пишущая машинка. Здесь работала немолодая, худощавая женщина.
- Здравствуйте, Валентина Ивановна! - поздоровался с нею Петров. - А вы почему не дома? Ведь уже поздно.
Женщина подняла от машинки усталые, но очень ясные глаза, освещавшие все ее бледное лицо, и ответила:
- Здравствуйте, Аркадий Васильевич! Вот. Блохин вызвал меня… Надо срочно перепечатать списки отряда…
- А мне, Валентина Ивановна, нужно напечатать проект приказа по нашему рабочему отряду, который сейчас отправляется на фронт.
- Сейчас закончу списки, фамилий десять осталось… - И тонкие пальцы машинистки быстро забегали по клавишам.
Закончив печатать, Валентина Ивановна спросила:
- А вам, видно, еще не надоело воевать?
- Немцы наступают на Петроград, а я не хочу жить под немецким сапогом, - резко проговорил Петров. - Не хочу, чтобы на Невском стоял немецкий шуцман!
- Я вполне понимаю вас. Будь я мужчиной - тоже немедленно отправилась бы с вами против немцев. - Машинистка вздохнула. - Как вы думаете, меня в отряд возьмут? Только вот о детях беспокоюсь, как они останутся без меня.
- Вас?! - удивился Петров. - Что вы сможете делать на войне?
- Я окончила медицинские курсы. Кроме того, могу писать донесения и приказы. Работала на заводском коммутаторе, могу быть телефонисткой…
- Вы, оказывается, на все руки мастер! Попробуйте поговорить с Блохиным или Праховым. А детей оставьте с бабушкой. Она будет на них получать военный паек. Блохин и Прахов вас давно знают, помнят и вашего мужа…
Машинистка задумчиво провела рукой по подстриженным волосам. Она и боялась оставить своих малюток, и хотела поехать с отрядом.
- Рискну! Только и вы замолвите за меня слово! - после некоторого раздумья решила она.
- Тогда давайте печатать приказ по отряду.
Петров начал диктовать.
Взяв отпечатанный приказ, инженер вернулся в кабинет директора. Здесь остались лишь Еремин, Фомин и Блохин. Просмотрев приказ, Блохин и Еремин подписали его.
- Кто же будет печатать бумаги на фронте? - задумчиво произнес Блохин. - Не мешало бы нам иметь машинистку.
- Кустова просит взять ее в отряд, - подсказал Петров.
- Кустова? Офицерская вдова? - поморщился Блохин.
Фомин бросил злобный взгляд на Петрова:
- Хватит с нас контриков!
- Ее муж выбился из рабочих! Двадцать лет проработал у нас на заводе чертежником-конструктором. На фронте стал прапорщиком. Погиб в бою. Она может работать не только машинисткой, но и телефонисткой, и медсестрой.
- Решайте сами, товарищи, можно ли эту просьбу уважить. Я эту женщину не знаю, - отмахнулся Еремин.
Блохин колебался. Он боялся, что уже немолодая женщина, мать двоих детей, о которых она все время будет беспокоиться, в боевой обстановке станет только обузой в отряде. Но имеет ли он право отказать ей в просьбе? Кустову он помнил с молодых лет, когда ее отец, старый мастер-прокатчик, привел впервые в цех дочку - стройную румяную девушку с яркими, веселыми глазами. Вспомнил он и ее мужа, о котором ничего, кроме хорошего, нельзя было сказать. "Нашего, рабочего происхождения люди. Посоветуюсь с Праховым. Он ее лучше меня знает".
- Нужно собрать всех бойцов отряда и зачитать им присягу. Где бы это можно сделать? - спросил Еремин.
- В транспортном цехе. Там просторно. Пошли, товарищ Петров, надо объявить людям, чтобы шли в транспортный.
Когда они вместе с Праховым входили в огромный цех, Блохин увидел Кустову и вспомнил ее просьбу.
- Вот, Прахов, Кустова просится к нам в отряд, - сказал он.
Прахов удивленно вскинул брови. Он не ожидал, что эта скромная, уже немолодая женщина проявит такую решительность.
- Не выдержите трудностей похода, товарищ Кустова, - дружелюбно обратился он к машинистке. - Трудно вам будет.
- Выдержу, все выдержу!.. Мы, женщины, выносливы и живучи. Возьмите меня, Маркел Яковлевич, умоляю вас! - едва сдерживая слезы, попросила Кустова.
- Ладно, возьмем! - решил Прахов. - Только, чур, на нас потом не пенять. Будьте к утру готовы к выступлению с вашей машинкой, бумагой и прочей канцелярией.
В цех вошли Еремин и Фомин. Блохин поднял руку, и стало тихо, только пар от дыхания нескольких сот людей поднимался к высокому потолку.
- Товарищи рабочие Стального завода! Уже не раз вы вставали на защиту молодой Советской республики трудящихся. Вы остановили банды Корнилова, разгромили восставших юнкеров, в прах развеяли полки Краснова. Теперь рабоче-крестьянская власть снова в опасности и снова обращается к вам за помощью. Снова вы идете на бой с лютым врагом нашей Родины. Вам надобно принести воинскую присягу на верность рабочему классу, Советскому правительству и вашим товарищам по оружию, - проговорил Еремин. - Я зачитаю вам текст присяги, а потом вы своей подписью скрепите ее. - Еремин окинул взглядом внимательные, серьезные лица и громко, торжественно зачитал текст присяги: - "Вступая в семью Рабоче-Крестьянской Красной гвардии, добровольно и сознательно принимая на себя всю долю тяжелой и святой борьбы угнетенного и обездоленного народа, даю обещание перед братьями по оружию, перед всем трудящимся народом и перед революционной совестью своею достойно, без измены, без страха и колебания бороться за великое дело, которому отдали свою жизнь лучшие дети рабочих и крестьян, за дело победы Советской власти и за торжество социализма".
Голос Еремина гулко разносился по огромному цеху. Высокий сводчатый потолок усиливал звуки и придавал особое грозное величие и силу словам присяги. Рабочие с затаенным дыханием слушали эту вдохновенную клятву на верность рабочему делу и повторяли за Ереминым слова присяги.
- Все понятно, товарищи? Все уверены в своих силах? Все сможете с честью выполнить эту клятву? Кто колеблется, тому лучше не принимать присягу, - строго сказал Еремин.
В ответ раздались взволнованные крики:
- Понятно! Все как один выполним присягу!
- Тогда, товарищи, смело в бой - против всех врагов рабоче-крестьянской власти!
Кто-то запел:
Смело мы в бой пойдем
За власть Советов
И как один умрем
В борьбе за это!
Песня, подхваченная сотнями сильных голосов, гремела в цехе, и ей было тесно под этими сводами, она стремилась далеко в ночную тьму.
- Смерть буржуям! Да здравствует пролетарская революция и власть Советов! - выкрикнул Прахов.
Могучее "ура" загремело в просторном помещении. Затем Блохин объявил, что утром отряд выступает.
Глава 5
Утро следующего дня выдалось ветреное и холодное. Но едва пробился поздний зимний рассвет, как просторный двор Стального завода заполнился людьми. Ночью почти никто не спал, все были заняты подготовкой к походу: получали сухой паек, патроны. Почти у всех в руках были узелки с домашней снедью и запасным бельем.
Как только большинство рабочих собрались, Блохин поднял руку и, когда стало тихо, отрывисто скомандовал:
- Стройся по ротам!
Вскоре отряд вышел из заводских ворот. По пустынным промерзшим улицам ритмично и строго гремели сотни шагов, тускло поблескивали штыки, грохотали колеса орудий, прицепленных к грузовикам. Тысячи глаз смотрели из окон на идущих - кто с надеждой и верой, а кто со злобой и ненавистью…
Дул колючий, морозный ветер, и красногвардейцы основательно промерзли, пока к полудню добрались до Лигова. Станция была переполнена кронштадтскими матросами, ехавшими из Ораниенбаума. С трудом удалось отыскать на запасном пути предназначенный для Стального отряда состав. Вагоны были не подготовлены для перевозки людей - в них не было печей, всюду валялся мусор. Пришлось срочно приводить их в порядок. Очистив вагоны, заготовив топливо и железные листы, рабочие побежали на вокзал погреться. В залах ожидания было тесно, сильно накурено, но относительно тепло.
В углу зала, возле закрытой билетной кассы, на деревянном диване расположились девушки - Оля, Саня и Рая. Возле них толпились молодые рабочие.
- Пока подадут состав, можно и спеть, - предложила Оля Антропцева.
- Ты что, решила ехать с нами? - удивилась Рая.
- Провожу ваш эшелон и вернусь к себе домой, на "Треугольник". Наш молодежный отряд выступает завтра, - объяснила Ольга и, окинув веселым взглядом парней, предложила: - Запевайте-ка вашу любимую!
Начинается жизни бессмертный поход,
И Стальной наш завод на рассвете зовет,
И к себе нас он всех призывает… -
звонким, высоким голосом запела Рая.
Там и ночью и днем полыхают огнем
Потоки расплавленной стали, -
подхватили сильные мужские голоса. Среди них особенно выделялся звучный, мягкий баритон строгальщика Андрея Онуприенко - высокого, белозубого и чернобрового украинца.
Где старинный мой друг - золотая заря
По утрам полыхает, огнями горя,
И Стальной наш завод на рассвете зовет
Всех друзей из-за Нарвской заставы…
Петров издали любовался Раей. Хотя за шумом и трудно было разобрать ее голос, но инженер так хорошо его знал и столько раз слышал, что и теперь он скорее чувствовал, чем слышал, мягкого тембра, негромкий, но приятный голос невесты. Сколько раз он просил Раю спеть ему колыбельную, которая особенно ей удавалась.
- Приучайся, скоро будешь убаюкивать ею и наших детей… - шептал он на ухо девушке.
- Бесстыдник! - смущенно отзывалась Рая, но просьбу неизменно выполняла.
Инженер перевел взгляд на светловолосую, живую и веселую Олю Антропцеву. Он лишь недавно познакомился с ней, но Рая много рассказывала о подруге. Оля работала на "Треугольнике", организовала там ячейку Союза социалистической молодежи, связалась с молодежными организациями других заводов, где они уже были, и стала одним из инициаторов создания отдельного молодежного отряда.
Рядом с Олей сидела телефонистка Саня, темноглазая, задорная и непоседливая. Она была одних лет с Раей и даже одно время училась вместе с ней в женской прогимназии в Стрельне. Но для окончания полного курса прогимназии у Повалихиных, с малых лет воспитывавших Саню, не хватило денег. И Саня стала телефонисткой. Рая недолюбливала Саню за излишнюю бойкость, не подходящую для молодой девушки. Рая даже несколько раз пыталась говорить об этом с Саней.
- Ты смотришь, как бы стать барыней, инженершей, - язвила Саня. - А я дальше телефонистки не пойду. Выйду замуж за чертежника или лаборанта и в барыни не мечу.