Наконец мы прибыли в деревню и стали на отдых. Скинули мундиры, помылись у колодца.
- В ружье! С вещами! - закричал лейтенант.
Я торопливо напялил на себя рубашку и мундир и подпоясался кое-как.
- Что случилось, господин лейтенант? - спросил Эрнст.
- Французы у нас за спиной. Смотрите туда!
Дорогу, по которой мы прошли, поливали шрапнелью.
Отставшие мчались в поле.
Мы зашагали назад, наискось пересекая луг.
Тст! Тст! - дважды просвистела над нами шрапнель. Слева от нас, впереди стояли две походные кухни. Внезапно над лугом поднялось черное облако.
Храмм! - страшно громыхнуло следом.
И тут же рядом поднялось еще одно облако.
- Это гранаты, - сказал лейтенант. - Вашему взводу рассыпаться в цепь! Где залегли французы, я сам не знаю.
Мы выполнили команду. Я со своим отделением оказался на левом фланге.
Стали подыматься вверх по склону луга. Впереди - синее небо. Пули свистели над самой головой.
- Вперед, марш, марш! - командовал Эрнст.
Я пробежал несколько шагов, увидел, что люди уже больше не могут, и умерил свою прыть. Слева показалась полоска молодого ельника. Там пули ударялись о стволы деревьев. Мы крались мимо.
- Они сидят там, на деревьях! - крикнул кто-то.
Все вскинули винтовки, и пошла бессмысленная пальба по верхушкам деревьев. Двое-трое стреляли с колена, другие - лежа.
- Там же никого нет! - крикнул я.
Они продолжали палить.
- Прекратить огонь! - заорал я.
- Прекратить огонь! - заорал Ламм.
Послушались.
- Да вы поглядите туда! - в бешенстве кричал я. - Никого же там нет - на деревьях! Постыдились бы так терять голову! Вперед, марш!
Встали, пошли вперед.
Из-за этой задержки взвод разбрелся. Со мной осталась теперь, пожалуй, его левая половина. Эрнст с другой половиной взвода исчез.
Зз! Зз! - все ближе свистели пули.
Шш-прамм! - рвались гранаты у нас за спиной. Пригнулись, вот-вот достигнем высотки.
Справа на возвышенности стояло орудие. Канониры подтаскивали снаряды, вели огонь.
Брамм! Брамм! Кругом черные облака разрывов. Одного из наших отнесло назад.
Впереди кто-то крикнул:
- Не лезьте! Мы и так тут лежим друг за другом в три ряда!
Зз! Зз! Пренг, памм! Раммсс! - гремело, шипело, жужжало вокруг. Французы, должно быть, залегли возле самой высотки.
- Ложись! - зарывал я и плюхнулся на землю. Справа и впереди сплошь лежали вповалку. А что слева - я видеть не мог. Там был откос. Но вроде слева было поспокойнее.
- Перебегайте влево! - крикнул я сквозь этот грохот. Приподнялся и, пригнувшись, стал передвигаться влево. Цише - впереди меня. Остальные лежали.
- Всем влево! - скомандовал я.
Подтягивались - один, другой… Через несколько шагов мы выбрались из-под бешеного огня. Я повел их еще чуть левее. Потом мы повернули вперед. Там был совершенно пустой луг, справа деревня, она горела. Похоже, мы подошли к французам с фланга. Впереди, в долине, змеился среди ив ручей.
Зз! Зз! - вдруг зашипело впереди. Те, что залегли там, на высоком берегу ручья, казались отсюда мишенями на фоне неба.
- Занять позицию! Там, на берегу, стрелки. Прицел шестьсот! Огонь!
Я прицелился. Мишени на том берегу находились в прорези прицела, прямо как на учебном плацу.
Пули ложились передо мной в траву!
Я спустил курок. Должен был попасть, если прицел выбран правильно. Жаркая перестрелка вокруг. Просвистело над правым ухом.
Я прицелился снова. Моя мишень стала вдруг расти. Я выстрелил.
- Они отходят! - закричал я.
Мы палили им вслед как осатанелые. Один за другим они исчезали вдали.
- Вперед, марш! - скомандовал я. - Нужно их догнать.
Мы перелезли через изгородь для скота и спустились к ручью. Там, в воде, ничком лежал солдат в красных штанах. На том берегу - раненые и убитые французы.
Я перепрыгнул через ручей. Сбоку от меня кто-то черпал рукой воду и пил.
Позади затрещали винтовочные выстрелы. Рядом со мной шагал горнист Киндер.
- Труби, - сказал я ему, - чтоб наши не стреляли своим в спину!
- Что трубить? - спросил он.
- Что хочешь!
Он сыграл вечернюю зорю. Справа раздался выстрел. Оттуда, по ниве, шагали навстречу нам французы.
- Справа! - крикнул я. - Прицел четыреста! Огонь!
Я плюхнулся на землю и стал палить как бешеный.
Французы были примерно в полутораста шагах от нас. Рядом тоже палили. Впереди один свалился в хлеба. Другой вскинул винтовку и, стоя, выстрелил в нас. Они шли из горящей деревни. Мы оказались у них с фланга.
Один за другим ныряли они в хлеба. Наверняка не во всех попало. Мало-помалу я поостыл и стал целиться точнее.
Из деревни справа вышел офицер; он шел в полный рост. И упал в хлеба. Больше никого не было видно.
Я встал и увидел, как позади нас у ручья немецкие солдаты, стоя, стреляли в раненых. Я бросился туда. Это были солдаты из четвертой роты.
- Что вы делаете! - закричал я.
- Эти собаки стреляли в нас сзади! - злобно сказал один.
- И Рёле, лейтенанта нашего, они закололи в деревне, когда он лежал там раненый!
Я вернулся к своим. Их осталось всего шесть человек, среди них двое из других рот. Надо ли нам еще лезть вперед?
Подошел капитан-командир четвертой роты.
- Вы должны занять высотку впереди!
Мы полезли наверх. Ноги у меня вдруг отяжелели, и заломило плечо от непрерывной стрельбы.
На высотке, с которой нас раньше обстреливали французы, лежал черномазый в белых шароварах.
Перед нами простирались хлебные ноля. Французский отряд сгрудился там вокруг чего-то.
- По французам! Огонь!
Они бросились врассыпную. Я полез в подсумок за патронами, чтобы перезарядить. Патронов не было. В другом подсумке тоже. А обе ленты, висевшие на шее, я выбросил еще раньше, все расстреляв. Итого, значит, двести сорок патронов я пустил в ход! Да, как тут не заболеть плечу!
Солнце скрылось справа за холмы. Но все еще парило.
Подошел посыльный.
- Вам приказ: вернуться в расположение батальона.
Мы перекинули винтовки через плечо. На лугу лежали раненые. Один ковылял, и Цише подхватил его под локоть.
Французский офицер - невысокий, толстый - лежал в траве и стонал. Я хотел поглядеть, куда он ранен, но француз отмахнулся. Все же я расстегнул на нем мундир. Из правого бедра, как из водопроводной трубы, хлестала кровь. Я вытащил перевязочный пакет из кармана и сделал перевязку. Правый рукав у меня при этом пропитался кровью почти до локтя. Верно, глупо было при такой потере крови бинтовать его. Кто-то сунул ему фляжку. Он отпихнул ее.
- Думаешь, мы тебя отравим? - сказал тот и приложил ему фляжку ко рту. Француз стал жадно пить.
Тем временем остальные уже подобрали многих наших раненых. Я взялся вместе с другими за плащ-палатку, в которой кто-то стонал.
Подошли к ручью. На берегу сидели французы и жестами умоляли нас взять их с собой. Один тыкал пальцем в свою сумку для хлеба и разводил руками - нечего, мол, есть.
- У нас у самих нет хлеба. И взять вас с собой мы не можем, разве не ясно.
Быстро темнело. А в деревне полыхали пожары. Мы шли деревней. Там, куда ни глянь, лежали убитые. Вот на немецком офицере лежит какой-то алжирец. Раненый, которого мы несли в плащ-палатке, стонал при каждом нашем шаге.
Мы спустились в долину. Там расположилась наша походная кухня. Возле нее - Фабиан с Эрнстом и ротным фельдфебелем. На доске перед ними стояли алюминиевые тарелки, и они дули на горячие ложки. Эрнст увидел меня.
- Скольких вы привели?
- Четырех из нашей роты, господин фельдфебель.
- Не хватает ста человек, - сказал Фабиан. - Но, должно быть, много отстало на марше.
Я направился к взводу. Судя по ружейным пирамидам, в нем оставалось всего человек тридцать.
- Кто-нибудь видел Сокровище? - спросил я.
- Он убит. Пулей в голову, там, наверху.
- А Ламм?
- Его я не видел.
Я отстегнул котелок и зашагал к походной кухне.
- Вольноопределяющийся Ламм просил вам кланяться, - сказал фельдфебель.
- Он ранен?
- Да, и довольно тяжело. Навылет в обе руки и ноги, и к тому же ему досталось еще прикладом по голове. Вид у него просто жуткий.
Только я покончил с едой, как меня позвал Эрнст. Он сидел в траве на плащ-палатке, в руках у него была фляжка. Возле стояли два командира отделений.
- Садитесь-ка все сюда. Нам придется заново поделить взвод. Кружки у вас с собой? У Ренна останется его первое отделение.
Он разлил по кружкам красное вино.
Подошел Фабиан с фельдфебелем, оба присели к нам.
- Сегодня мы потеряли свыше двадцати офицеров в нашем полку, - сказал Фабиан; голос его звучал словно издалека.
Я маленькими глотками пил вино. Оно было холодное и терпкое.
- И Сокровище тоже погиб, - сказал фельдфебель.
- Он ведь был вашим другом, Ренн, - сказал Фабиан.
Мы распили всю фляжку.
- Спокойной ночи! - сказал лейтенант и встал.
И мы тоже пошли спать.
Амикур
Ночь. Мы стоим на дороге, ждем. Справа дома, слева луг в низине.
Третий батальон должен снять французский форпост. Фабиан тихо говорит Эрнсту:
- Нужно разрядить винтовки, чтобы ни одного случайного выстрела - и с примкнутыми штыками, широким охватом…
Трещат выстрелы!
Клатч! клатч! - шмякаются пули на дорогу.
- Налево к лугу, залечь! - кричит лейтенант.
Сзади галопом по дороге всадник.
- Какая рота?
- Третья!
- Цепью вперед, марш!
- Впереди же весь наш батальон!
- Черт подери! Из дивизии приказ: развернуться в цепь! - рявкает голос из темноты.
- Всей роте развернуться в цепь, налево марш! - орет и Фабиан.
Я бегу вперед.
Зз! Зз! Зз! - свистят пули. Тьма-тьмущая, хоть глаз коли. Впереди черным провалом зияет луг.
- Вперед! Марш, марш! - орет Фабиан.
Мы бежим. Неумолчно трещат выстрелы. Но вокруг не видно ни зги.
- Ложись! - орет Фабиан.
Я бросаюсь в траву. Трещат выстрелы, свистят пули.
- Вперед! Марш, марш! - орет Эрнст.
Что с лейтенантом, почему он не командует? Мы продолжаем бежать навстречу невидимому огню. Справа, на фоне неба, вырисовалась мощная крона дерева. Слева, вижу, появились трое - гуськом друг за другом. Это Эрнст со своими дальномерщиками. Огонь понемногу утихает.
Мы переходим на шаг.
Впереди в лесу что-то происходит. Там какая-то суматоха. Слышны команды, крики, проклятия!
- Если здесь нет ротных, беру командование на себя! - кричит какой-то тощий, долговязый лейтенант и бранится.
Слева появился Фабиан.
- Что здесь от нас требуется? Я привел целую роту.
- Пока ничего, кроме соблюдения порядка! Что творится, а? Мы вышли сюда к лесу, а они сидят себе на деревьях и палят оттуда! А мы стоим с разряженными винтовками! Ты попробуй заряди, когда в тебя стреляют! А все наш командир дивизии со своей треклятой любовью к рукопашному бою! Убрать бы всех этих замшелых вояк куда подальше! А где все ротные командиры? - Он продолжал греметь.
Я услышал чей-то сдавленный хрип у моих ног.
Из лесу доносились крики:
- На помощь, товарищи!
Там раненые, как могли, помогали друг другу подняться. Но без особого толку.
Эрнст рапортовал:
- В моем взводе трое легкораненых. И отсутствует санитар-носильщик Вейс. Я приказал ему идти за взводом.
- Собирайте роту здесь! - распорядился Фабиан. - И пошлите одно отделение в лес. Под их прикрытием мы сможем помочь раненым. Перевязывать будем вот под тем большим деревом.
- Ренн! Обеспечьте прикрытие впереди на дороге! - приказал Эрнст. - Как далеко потребуется вам для этого продвинуться вперед, я отсюда определить не могу.
Цепью, с ружьем на изготовку мы вошли в лес. Тут и там распростертые на земле тела. Кто-то охает. Между деревьями потрескивает что-то, слышны невнятные слова, стоны. Двое ведут кого-то под руки. Впереди кто-то протяжно скулит. Мы осторожно продвигаемся. Кто знает, может, французы еще сидят в лесу.
Там, слева, похоже, лежит тот, что скулил. Я делаю несколько шагов в сторону от дороги. Он лежит неподвижно под елью и скулит. Я становлюсь на колени… Правое ухо у него в крови.
- Эй! - говорю я.
Но он все скулит - как видно, без сознания.
А тут впереди опять послышалось что-то. И я никак не мог взять в толк, что это за шум. В нем было что-то живое и вместе с тем неживое.
Я подозвал своих.
- Сейчас поползем влево от дороги. Там впереди что-то есть.
Осторожно, крадучись, я двинулся вперед. Между деревьями мелькнул свет. Внезапно он ударил мне в глаза. Я шагнул влево, чтобы не идти прямо на огонь. Мне почти ничего не было видно, хотя огонь горел неярко. Деревья передо мной расступились. Дальше виднелась новая полоса леса. А посередине была лужайка, и там горел костер. С костром кто-то возился. Я спрятался за дерево. До костра было шагов пятьдесят, а то и меньше. Возле него сидел француз, он подбрасывал в огонь сучья, и они трещали. Это и был тот звук, что я услышал. Все это показалось мне каким-то странным и зловещим, да и человек этот - здесь один. Впрочем, нет, там на земле лежало еще что-то.
Я тихонько вернулся к Цише.
- Оставайся пока здесь. Я подползу к костру с той стороны. Если что - стреляй прямо в костер, чтобы я мог тем временем смыться.
Я двинулся к дороге. В лесу у меня на пути что-то лежало. Я крался от дерева к дереву. На том, кто лежал, было французское кепи.
- Оо-ээ!
Я испугался. А это просто зевал тот, что у костра.
Я снова нырнул за ближайшее дерево. Вот оно! Справа от меня не земле люди и ранцы. Я замер. Может, это сторожевая застава, а я прокрался между костром и часовыми?
Но тогда часовые давно должны были бы нас заметить, и тот, у костра, не сидел бы так спокойно.
Я укрылся за следующим деревом и ударился о какую-то железку. Поглядеть, что там, я не успел - француз вдруг поднял голову.
- Bonjour, monsieur! - сказал он и поднял вверх свой котелок.
Я не мог понять, видит он меня или нет - ведь огонь явно слепил ему глаза. Может, он решил на всякий случай проявить дружелюбие? Он опустил свой котелок и что-то произнес.
- Где Français? - спросил я.
Он указал куда-то назад и помахал рукой - они, дескать, далеко.
Я подошел к нему ближе, к самому краю леса, и сделал знак своим.
Они так внезапно вынырнули из темноты, что у француза глаза стали круглыми, как у совы, и мне потешно было на него смотреть.
Теперь я огляделся вокруг: справа, чуть дальше, проходила дорога. И там лежали убитые французы, валялись ранцы, винтовки. Видно, их захватили врасплох во время еды. На эту недоеденную еду в мисках мне как-то страшно было смотреть.
- Эй, Гартман, - окликнул я, - ты же немного кумекаешь по-французски - порасспроси-ка его!
Гартман был стройный чернявый парень с горящими глазами. Он присел к французу у костра.
Остальным я велел стать у опушки леса.
- У них здесь хлеб есть, - сказал Гартман.
Сам не знаю почему, но мне вдруг стало не по себе.
- Ну, что ты еще разузнал?
- Здесь, в лесу, стояли две роты. Капитан одной из них был ранен, но они унесли его с собой.
- Ладно. Погляди, где там этот хлеб.
Он отложил в сторону ранец и винтовку и занялся разбросанными повсюду вещами. Было очень тихо, лишь далеко позади кричала птица.
- Эта птица - вестник смерти! - сказал Цише.
Мне стало жутко от его слов.
Гартман притащил две полкраюхи хлеба и несколько консервных банок.
Сзади на дороге раздались шаги.
- Вам велено вернуться.
Когда мы вышли из леса, стало светать. Под высоченным деревом горел небольшой фонарик - там врач делал перевязки. Повсюду лежали раненые. И один, совсем восковой, с разорванной грудью, мертвый. Кто-то стонал.
Я доложил лейтенанту:
- Мы добыли две краюхи хлеба.
- Оставьте их себе. Для роты все равно мало.
Врач поднялся с земли. Рукава у него были закатаны и руки в крови.
- Я кончил, - сказал он ровным голосом. - Бинтов больше нет, и инструмент никуда не годится. - Он подошел к лейтенанту вплотную. - К утру две трети раненых умрут здесь.
Крие! Крие! - раздавалось в листве у нас над головой.
Я пошел к взводу. Лейтенант поспешил за мной.
- Моего коня со спальным мешком и одеялом здесь, понятно, нет. И потом я сегодня потерял денщика, уже второго. Так что нам придется спать под одним одеялом. - Голос его звучал как-то странно. Видно, у него было смутно на душе.
На лугу стояли снопы. Я притащил соломы. Потом отрезал ломоть хлеба и протянул его лейтенанту.
- Ведь вам самому нужно, - сказал он.
- Господин лейтенант, должно быть, чувствует себя неважно.
- Что-то вертится у меня в голове. Сейчас они тут лежат, а завтра умрут, но есть вещи и пострашнее.
О чем это он? Я не решился спросить. Он тоже молчал и смотрел на звезды над темной кроной дерева.
Мы улеглись рядом. Одеяло укрывало меня только наполовину.
Раненые стонали. Один все зевал, и казалось, уже не мог остановиться.
Крие! Крие! - кричала птица.
Лейтенант беспокойно дышал во сне.
Крие! Крие! - кричала птица.
Мне вспомнился тот, что недвижно лежал на носилках и смотрел на звезды - как Зандер тогда, в кузнице. Что стало с Зандером?
Лейтенант вздыхал во сне, словно ребенок, который увидел больше, чем ему дозволено.
Крие! Крие! - кричала на дереве птица.
Снова мне померещились глаза, спокойно глядевшие на звезды. Ну сколько еще можно так выдержать?
Было еще довольно прохладно и сыро. И очень тихо. Край солнца выглянул из-за дальней гряды облаков. Лейтенант спал. Я тоже лежал и смотрел на дерево - сквозь темную листву проглядывало светло-голубое небо.
Было холодно, но я не мерз.
Кругом нас стали подыматься, потягиваться, скатывать одеяла и плащ-палатки.
Я выполз из-под одеяла. Руки у меня все еще были в запекшейся крови того французского офицера. Кажется, с тех пор минула неделя. А я даже и не умывался еще!
На перевязочном пункте царила тишина. Разрезанные мундиры, чья-то оголенная нога. Лежавший на носилках уставился в небо мертвыми глазами.