Мы движемся по неширокой, но всё таки асфальтированной дороге. Наша конечная цель - Пятигорск. БРДМ впереди - за нами тащится микроавтобус. Совершенно неожиданно пошёл снег. Густая белая вата ложится на чёрные скрюченные деревья, мелькающие по сторонам дороги. Оседает на разбитом полотне дороги, грязно зелёной броне, тут же превращаясь в снежную кашу. Ребята молчат, потому что в их сознании сейчас нет ничего, кроме этого снега, холода и войны. Мне кажется, что мой мозг начинает цепенеть. Я становлюсь равнодушным к собственной судьбе. Это опасно. Я пытаюсь побороть в себе апатию, на счёт раз-два-три лезу к люку и высовываю свою голову навстречу холодному ветру. Снежные иголки тут же впиваются в моё лицо и шею, превращаясь в холодные ручейки стекают по груди и животу. Нужно просто дать себе промерзнуть до костей, до мозгов, и тогда возмущённый организм встрепенётся и заставит бояться боли, делая всё возможное, чтобы не допустить её.
Я не боюсь простудиться, во первых потому что на войне как правило не болеют "мирными" болезнями. Во вторых ноги у меня в тепле в тепле, а крышка люка укрывает от встречного ветра по грудь. Спускаюсь в "трюм". Вроде полегчало. Киллер не спит. На вид ему лет 25, щуплый. Подвижный. Глаза, повидавшего жизнь человека.
- Жека, а как ты в Чечню попал?
- Первый раз, срочка. Призвали меня весной 94-го, в Псковскую дивизию. Как только началась эта канитель с Чечнёй, собрали из нас сводную роту. Половина ребят такие же как я, прослужили всего по полгода. Лейтенанты, командиры взводов только что из военных училищ. Уже пятого января девяносто пятого, в Грозном попали под замес, первый бой. Потеряли человек десять, два двухсотых, восемь раненых.
Неразбериха была полная, кто командует? что делать?.. Непонятно. К нам прибилась чья-то пехота, вроде из 81 полка. Засели на нефтебазе, она горит. Дым, жара…А тут ещё и артиллерия своя накрыла. Опять раненые. Лекарств нет, перевязывать нечем. Потом, когда прорывались, у центрального рынка на засаду нарвались.
Бойцы из охранения шли впереди, но наткнулись на чехов и побежали в разные стороны. Опять бой начался, я тогда кажется двоих из автомата положил. Снайперы у нас человек восемь выбили. Ротного ранили в руку и в ноги, меня осколком гранаты в ногу.
Замес был конкретный. Еле вырвались. Потом госпиталь. Уволился. В институт поступил, но через пару курсов бросил. Сам посуди, кругом мальчики и девочки их хороших семей, для которых двойка в зачётке самая большая неприятность. А я каждую ночь вою и кричу, потому что вижу как в меня чехи стреляют.
В общем бросил я институт и опять в Чечню, на контракт. Наверное от страха перед чехами, которые меня каждую ночь расстреливали.
- В Грозном, во время боёв ели что? Где спали?
- Жрали в основном дерьмо всякое, что придётся. То, что из магазинов и ларьков жители растащить не успели. Бывало, что в подвалах на банки с вареньем, огурцами, помидорами натыкались.
И спали там же, в основном в подвалах. На матрасах, на коврах на всём, что могли из квартир вынести.
Кучер спрашивае:
- Жень, а в бою убивать страшно было?
- В бою убивать не страшно. Тем более, что врага убить - святое дело. За каждого убитого Бог скашивает один грех, тоже как и за змею. Страшно после боя, когда ты остался жив и видишь сгоревшие машины, ребят погибших. Когда надо собирать то, что осталось от сгоревших экипажей. Когда ты залезаешь в машину и соскребаешь в ведро то, что осталось от Вовки или Серёжки, пальцы, шмотки мяса или сгоревшие сапоги…
Мы пересекаем административную границу Ставропольского края.
Останавливаемся на стационарном посту ГАИ, но он больше похож на блок-пост, мешки с песком, гаишники в бронежилетах с автоматами. Что поделать, живём на территории воюющей державы. До Пятигорска километров 20, до моего родного города всего лишь пять.
Сдаю Келлеру свой автомат, магазины с патронами. Женька и ребята по очереди хлопают меня по плечу. Киллер говорит,
- Смотри, пару дней мы ещё будем здесь. Если не передумаешь обратно, мы будем у военкомата. Не придёшь, никто плохого не подумает, у каждого своя война.
БРДМ чихнул черным выхлопом, вильнул задом и двинулся в сторону Пятигорска.
Гаишники остановили для меня попутку и уже через полчаса я стоял перед своим домом.
Окна моей квартиры темны. Тёмный подъезд, неистребимый запах кошек …. Я открываю дверь своим ключом. В коридоре и комнате всё как всегда. С шумом качается маятник часов, в углу таращит глаза сказочный гном, которого я привёз Машке из Польши. Только со стены исчезли Машкины фотографии, игрушки, детская одежда.
Она ушла и забрала мою дочь. Мою дочь…
Со своей будущей женой я учился в школе. Её отец был военным и когда мы учились в десятом классе его перевели в Сибирь. Так наши дороги разошлись. Вновь увиделись мы только через шесть лет. Я к тому времени уже отслужил срочную и заканчивал институт. По какой-то надобности в наш город занесло моего друга детства Некрасова.
Мы пили с ним портвейн в комнате общежития, когда он неожиданно спросил меня, вижу ли я Таню Малевич. Я пожал плечами, откуда дескать? Она ведь Омске. Но оказалось, что нет. Вовка заканчивал вуз вместе с ней, а потом она получила распределение в мой город. В общем, через месяц, перед самым распределением мы поженились.
Сначала всё было хорошо. Её отец уже был полковник, на генеральской должности. Как говорят в армии ждал полосатые штаны. Жена уговорила меня переехать к родителям, в их шикарную пятикомнатную квартиру.
Переехав в Омск я нашёл старых друзей, которых знал по соревнованиям и службе в спортроте.
Мы встречаем Новый 1991 год. За столом родители Татьяны, начальник училища генерал-майор Коваленко с супругой, первый секретарь райкома партии Павлов, председатель райисполкома Малицкий. Как говорится лучшие люди района. До окончания старого года полчаса. В бокалы налито шампанское, папа говорит тост.
- За коммунистическую партию…мудрое руководство…
Пять минут…семь…
- Мы должны быть готовы защитить наши завоевания…
10 минут.
Я потихонечку поднимаюсь из-за стола, иду на кухню, наливаю себе водки, опрокидываю, возвращаюсь за стол.
Татьяна косит на меня своими зелёными глазищами. Папин тост уже близок к завершению, коронная фраза.
- Когда нам было по 26 лет, мы за одним столом с генералами, полковниками и и первыми партийными руководителями города не сидели.
Это в мой огород.
- И мы должны быть благодарны Партии и советскому правительству, что…. Новый виток красноречия ещё на пять минут.
По сути это было самое счастливое время. Государство жило своей жизнью. Люди своей.
А потом началась другая жизнь. В стране объявили перестройку и гласность. Во всех городах России тут же возникли преступные сообщества, состоящие из отмороженных подростков, блатных и спортсменов. Почти все вопросы в городе решали на стрелках, будь это взыскание долгов, обеспечение бартерных сделок или общение с налоговой и таможней.
Стрелка это выяснение отношений между двумя и более преступными группировками по какому-либо конфликтному вопрос. На стрелки ездили все - милиционеры, бандиты, кавказцы, однажды даже батюшка прикатил на бронированном мерине. Какая то часть людей, проживавших в СССР продолжала по инерции ходить на работу, на которой месяцами не платили заработную плату, часть подалась в коммерсанты. Я же считал, что лучше отбирать самому, нежели быть потерпевшим и подался в рекетиры. Эта сторона жизни меня не обошла.
До поры до времени братва старалась сохранить мирные отношения между собой. Как говорил Валера Бобёр, нет такого куска, который невозможно поделить на всех. Но там, где больше одного сообщества, - война неизбежна. Да и в одном сообществе рано или поздно начинаются конфликты при дележке пирога… Начались разборки среди братвы, ещё и спешно созданные РУБОПы принялись успешно сажать и стрелять. Наступили страшные времена. Кто не успел вляпаться в кровь, ложились на дно, уезжали в другие города. После того как в результате одной только ночи у нас застрелили троих, а ещё пять человек взяли под стражу, я принял решение уезжать из города. Уехали на родину родителей, в маленький курортный городок на юге России. Начал пробовать себя в бизнесе. После ГКЧП тестя отправили в отставку и он переехал к нам.
Потом родилась Машка, но что-то произошло в наших отношениях. Наш мир растворился без остатка в шмотках, деньгах. Той женщины, с которой я его строил не стало. Она исчезла. Растворилась…
Я сижу на кухне и смотрю в бездну гранённого стакана. Через прозрачное пойло отчётливо видно дно, оно уже совсем рядом. Всё также как и два месяца назад.
И как тогда раздался звонок. На пороге стоял Гена Шекотин, трезвый, с тоскливыми собачьими глазами.
- Я шёл с гаражей, увидел у тебя свет. Можно к тебе?
- Заходи…
- Давно вернулся? Насовсем?
- Приехал только что. Насколько, пока не знаю. Не уверен, что мне здесь будут рады. А ты, чего такой убитый?
- Беда у меня, Лёша.
- Рассказывай.
- Вчера дочь чуть не изнасиловали. Чудом вырвалась Сейчас из дома не выходит, боится.
- В милицию обращался?
- Я хотел, жена с дочерью отговорили. Будет только хуже, да и позора не оберёшься.
- Знаешь кто?
- Конечно знаю, братья Тунгуловы.
Тунгуловых я знал. Их дядя держал водочный завод, поставляя пойло по всей области и даже в Москву. Племянники работали в его охране.
- Что делать Лёша? Загублю девку.
- Ты прав. В милицию нельзя, откупятся. Оружие у тебя есть?
- Есть. Газовый пистолет.
- Газовый, это серьёзно. Сейчас иди домой, а утром часиков в пять, пока темно подъезжай ко мне. Пушку возьми с собой. И это… Наверное дочь с собой прихвати. Займёмся психотерапией, покажем ей крутых пацанов в собственном дерьме.
Останавливаем машину за несколько домов от дома Тунгуловых. В полной тишине подходим к забору из белого кирпича и железным воротам. Во дворе и доме тишина, слава Богу, что нет собаки. Я перелезаю через забор, открываю щеколду, перевожу дух. Долго жму кнопку звонка на двери дома. Гена маячит за моей спиной, девчонка жмётся к его руке.
Слышу шаркающие шаги, недовольный мужской голос:
- Чего надо?
- Откройте милиция. Проверка паспортного режима.
Это всё, на что хватает моей фантазии.
Звук ключа, недовольный голос.
- Совсем менты охерели, поспать не дадут.
Я дёргаю на себя дверь, в проёме стоит сонный парень в трусах.
Я бью его рукоятью пистолета в переносицу.
Кровь заливает ему лицо, парень тяжело, как бык, валится на колени.
- Су-уу-каа, где брат?
Парень смотрит на меня дикими, ничего не понимающими глазами.
- Гена придержи, а я поищу второго.
Второго нахожу на диване. Он сладко спит открыв рот. Беру его рукой за волосы, засовываю пистолетный ствол в рот. Дикое желание нажать на курок. Газовая струя в этом случае выжжет ему все внутренности, страшная боль и смерть.
Я прихожу в себя от женского крика. Генкина дочь вцепилась ему в руку и кричит:
- Папа, папа, останови его, мне страшно. Вижу остолбеневшие Генкины глаза, себя, забивающего гранату в чей-то окровавленный рот.
Мы курим в машине перед моим домом. Генка прячет глаза.
- Лёха тебе спасибо за всё, но должен сказать тебе как друг. Башню тебе сорвало конкретно. Ты бы поаккуратнее всё же…
- Ладно, Гена, езжай домой. Я хочу спать.
Поспать мне всё же не удалось. Через два часа раздался телефонный звонок. Гена…
- Полчаса назад ко мне приезжали братья. Сказали, что тебе забили стрелку. Вечером будут ждать.
Резануло слух, тебе. Но стараюсь не зацикливаться на этом.
- Тебе не грубили? Не угрожали?
- Да нет. Вежливые были, трезвые.
- Где стрела, Гена?
- Вечером, у мусульманского кладбища. Что будем делать?
Я пожимаю плечами.
- Ничего, поедем.
- Они же нас перекусят! У них стволы.
- Не перекусят, Гена, подавятся.
Днём на Генкиной машине я подъезжаю к военкомату. Наши ребята здесь. Загружаю в броню два ящика водки. Сумку с консервами. Коротко объясняю ситуацию. Ребята кивают головами.
За полтора часа до назначенной встречи Гена привозит меня на кладбище. Очень тихо. Приближается вечер. На кладбище никого нет. Вдалеке темнеет склон горы. Гена заметно нервничает. Честно говоря мне тоже не по себе. Вытягиваю из карманчика гранату, кладу её в правый карман бушлата.
Говорю Генке:
- Ну что брат, прощай, увидимся не скоро. Езжай домой, всё будет хорошо.
Гена не возражает. Обнимаемся и белая жигули копейка скрывается в надвигающихся сумерках.
Я разжигаю костерок. Огонь весело пожирает собранные щепки и веточки.
На дороге показываются три серебристые девятки, тормозят метрах в пяти-десяти от меня. Через стекло на меня и огонь смотрят серьёзные угрюмые мужчины. Хлопают двери машин. Меня окружают человек десять. У некоторых в руках карабины "Сайга". Видно на стрелку прикатила вся охрана завода. Это пехота. Основной здесь Аркаша Григориади, главный городской беспредельщик. Вот он стоит, в кашемировом пальто, блестящих штиблетах. Джеймс Бонд, блин-ннн!
Год назад Аркаша прямо в кабинете директора расстрелял залётную братву, прибывшую на завод за контрибуцией. Один умер сразу, двое других выпрыгнули из окон третьего этажа. Тем и спаслись. Аркашу взяли под стражу. Но видать выпустили.
- Ты кто?
- Я?.. Лёша Майор.
- Ты что контуженный Лёша?
- Да нет… Вроде….
- А чего тогда борзеешь? Кипеш устроил, нас от дела оторвал, а мы люди занятые. В общем, десятка. Зелёных. Завтра.
- Я думаю не надо ждать завтра, так как оно может не придти никогда. И мы оба будем сожалеть об этом. Давай рассчитаемся сегодня.
Я наступаю подошвой на язычки пламени огонь. Лучи автомобильных фар прожигают меня насквозь. Вытягиваю из кармана гранату. Её ребристая поверхность приятно холодит ладонь. Кольцо у меня на пальце.
Окружающие замирают.
- Аркаша, я жду деньги!..
Затылком чувствую движение за своей спиной.
Зубами вырываю чеку. Поднимаю руку вверх, четыре пальца удерживают скобу. Все замерли. Кругом полная тишина.
Во блин! Не слишком ли резво я начал? И как долго у меня получится удерживать гранату без чеки.
- Аркаша, деньги!
Из под склона горы вырывается наш БРДМ.
Та-та-та….раздается оглушительная очередь. Уши заложило от звуков выстрелов. Твою же мать!.. Это наш собственный пулемет дал трассер над головами. Интуитивно пригибаюсь к земле и вижу подошвы знакомых штиблет. Все заводские супермены уже лежат на земле.
Слышен испуганный полушёпот:
- Это что, ОМОН что-ли? Во попали!..
Из башни по пояс высовывается Киллер в маске-мародёрке, автомат лежит поперёк люка. Голосом Глеба Жеглова он орёт:
- Граждане бандиты! Внимание! С вами говорит полковник военной разведки Егоров. Всем лежать тихо. В случае неповиновения открываем огонь без предупреждения.
Звенящая тишина…
Я поднимаю с земли упавшую шапку. Наклоняюсь к Аркаше.
- Ты всё понял? Я пока поеду, а ты готовь деньги. Вернусь, завезёшь лично мне.
Похожу к машине, цепляясь за скобы лезу на броню. Колени дрожат, ноги подкашиваются. Все тело ломит, в голове ступор. Так бывает после боя или драки. Краем глаза вижу замечаю шевеление на земле.
Опять слышу Женькин рёв:
- Лежать суки! Лицом вниз! Головы не поднимать! На землю, на землю я сказал!
Падаю в открытый люк. Граната, всё ещё крепко зажата в моей руке. Кто-то из ребят перехватывает меня за пальцы, ловко вставляет кусок проволоки на место чеки. Кричит.
- Готово, поехали!
Наш БРДМ плюнув выхлопом, рванул по дороге.
Высовываю голову из люка, поворачиваюсь назад, вижу как Аркаша пинает кого-то ногами. Спрашиваю Киллера:
- Ты, полковник Егоров, что, с фуем в голове? Стрелял-то зачем? Щас же здесь все городские менты будут.
- Не боись, я ещё днём нашёл военкома и сказал, что нам надо пристрелять пулемёт. А он предупредил начальника милиции. У нас налицо взаимодействие всех силовых структур.
Женька и вся команда уже в подпитии.
- Водила хоть трезвый?
- Трезвый, трезвый, давай и ты полстаканчика. За нашу победу!
Пока я занюхиваю рукавом бушлата, Женька говорит,
- А ты с душком, Майор! На бандюков с гранатой…А если бы они не испугались?
- Женя, гранату все пугаются. Я однажды попал в такую же историю, ощущения до сих пор забыть не могу.
Укоряю,
- Пить то чего раньше времени начали? Не могли потерпеть?
- Ладно, не ворчи. Деньги то тебе бандюки отдадут?
- Не думаю.
- От дурной, а чего же тогда с гранатой скакал?
- А это расчёт, Жень. Аркаша перед пацанами на пузо упал, а потом его ещё и на счётчик поставили. Ему надо сейчас срочно крайнего найти, чтобы авторитет удержать. Мы далеко, да на пулемёт и не попрёшь. Сейчас он братьев так прессанёт, что они из города убегут.
- А-ааа, тогда понятно.
Кто из ребят спрашивает.
- Лёха, ты обещал рассказать, что там у вас с гранатой то было? Расскажи. Интересно.
Да это давняя история. Со мной ещё по молодости было, я тогда бандитствовал. Приехали в ресторан, там у нас стрелка была. Нас двое, я и Валера Бобёр. А там…жулики, звери. Сразу нас не съели только потому, что, продлить удовольствие наверное хотели. Жути нам стали гнать прямо с порога. Ну Бобёр послушал и говорит.
Я вас услышал. Это вы считаете себя крутыми, а я таким буду считать того, кто убежит последним. И кладёт на стол гранату без чеки. На второй минуте все были под столами.
- Ну?..
- Что ну?
- Ну а вы как?
- А мы ушли.
- А граната?
- Не взорвалась. Наверное учебная оказалась. Или бракованная.
- А как вас выпустили?
- Так им не до того было. Мы когда уходили, Бобёр им вторую гранату под стол бросил. Та уже без брака была. Рванула как следует.
- А я вот анекдот в тему знаю.
Это говорит Першинг.
- На пустыре бандитская стрелка - все заставлено крутыми тачками. Подруливает милицейская канарейка. Из машины выходит сержант и кричит - Что здесь происходит?!
Ему дают 100 долларов и говорят, чтобы валил поскорее!
Мент садится в машину и жалуется напарнику:
- Все у них секреты, секреты. Уже и спросить ничего нельзя…
Посмеялись.