С трудом подбирая слова, Соснин заговорил с женщиной, и по тому, как исчезал страх в ее глазах, как проступало в них осмысленное, Тимонин понял: доходит.
- Хайль Гитлер! - опять выкрикнул инвалид.
Страх снова метнулся в глазах женщины, но тут же погас. Она взяла инвалида за плечи, подтолкнула к крыльцу, неожиданно легко подняла его и, ни слова не говоря, внесла в дом.
- Хайль Гитлер! - послышалось из-за закрытой двери, и какой-то пустой хохот, от которого мурашки побежали по спине.
- Не знаешь, то ли злорадствовать, то ли жалеть, - сказал Соснин.
- Прожалеешь! - сам не понимая почему, со злостью отозвался Тимонин. И хотел еще добавить что-нибудь этакое.
- Товарищ капитан! - позвали его от штабного сарая. - Вызывают!..
Он с трудом узнал голос подполковника Преловского, удивился, почему именно он на связи, и потому совсем уж коротко доложил, что пока изучает обстановку и готовится.
- Долго собираетесь готовиться? - спросил Преловский.
- Вы же знаете, какие потери понес батальон в последнее время! - кричал Тимонин. Слышимость была плохая. - И опять без поддержки на пулеметы?! Замполита и того нет, - не упустил он случая напомнить обещание Преловского прислать кого-нибудь вместо выбывшего по ранению заместителя командира батальона по политчасти старшего лейтенанта Ковригина. Замполиты в ротах были надежные, каждого можно было ста- вить на батальон. Но не ему решать такие вопросы, и тут без согласия Преловского никак не обойтись.
- Будет замполит. И поддержка тоже будет.
- Какая? - сразу насторожился он. Замахал рукой, чтобы помолчали вокруг, не мешали слушать.
- Из армии направляется… подразделение майора Дмитренкова. Встретьте там как положено…
Гнетущее настроение, висевшее на нем целый день, вмиг исчезло. Поддержка аж из армии, подразделение под началом майора! Это не взводишко какой-нибудь. Может, "катюши"?
- Кто такой майор Дмитренков? - спросил Соснина.
Тот пожал плечами.
- Слышал, а где - не припомню. Что-то нерядовое.
- Вот и я думаю… Ну да ладно, дареному коню, как говорится… Дадут завалящую батарею или хоть один танк - и на том спасибо.
Он распорядился усилить посты на дорогах, чтобы подкрепление не выскочило под огонь или, не дай бог, не проехало мимо, приказал Соснину лично облазить дома, расспросить о замке всех, кто будет отвечать на вопросы, а сам отправился на НП, оборудованный сержантом Поспеловым в одном из окраинных домов.
Дом этот был необычный - с башней непонятного назначения. Крутая деревянная лестница вела наверх, где на высоте третьего этажа была застекленная с трех сторон комната, уставленная горшками с цветами, - нечто вроде зимнего сада. Связисты, устанавливая телефон, столкнули несколько горшков, и теперь под ногами хрустели черепки.
- Смети черепки-то, - недовольно сказал Тимонин. - А цветы поставь на место. Не дураки ж там, тоже небось смотрят за нами.
До замка было около километра, ну да пулемет достанет.
Стараясь не шевелить большие мягкие листья, он внимательно оглядывал местность. Отсюда хорошо просматривалось поле, замок, все подходы к нему. С той стороны, где была речка, близко к замку подступали редкие заросли кустарника на пологам склоне. От них до замка было не больше трехсот метров. Триста метров можно преодолеть броском даже и под сильным огнем. А потом начнется другой бой - гранатный, штыковой, - там можно будет драться на равных. В победном исходе боя на равных Тимонин не сомневался. Надо только решить вопрос: как преодолевать стену? Взорвать ее было нечем. Оставалось надеяться, что разведчики, в эту минуту изучающие замок со всех сторон, найдут какой-нибудь не заложенный кирпичом ход. Должен быть такой ход, обязательно должен.
Был и еще один способ преодолеть стену - с помощью лестниц и веревок с крючьями-кошками на концах. Как в древности. Вспомнился какой-то фильм, где солдаты в дыму и огне лезли по лестницам, размахивая саблями. Смешно, конечно, несовременно. Ну да на войне все способы хороши, даже и несовременные.
Пискнул телефон. Соснин доложил, что жителей в городке, похоже, немало: в первых же четырех домах, в подвалах, нашел семерых, женщин и девчонок, только женщин и девчонок, ни мужчин, ни мальчишек ни одного. Ну, мужчин, понятно, Гитлер в армию позабирал, а куда мальчишки, подростки подевались?
- Запуганы, страшно смотреть, трясутся, твердят "найн", и все тут.
- А ты расспроси как следует, других найди…
Он еще не положил трубку, как увидел что-то темное, катящееся вдоль дороги от лесочка. Вскинул бинокль и сразу поймал много раз виденную на пленных ненавистную кепчонку и шинель без петлиц, типичную немецкую шинель. Сжался весь, как всегда, при виде немцев, но тут же разглядел и наших - кого-то в щегольском белом полушубке и еще солдата в ватнике - своего.
- Кажись, пленного взяли, - сказал Соснину. - Встреть там, я сейчас буду.
Он еще понаблюдал - пленный со стороны чем мог быть полезен? - и не спеша спустился вниз. Но когда увидел немца, насторожился: вел тот себя как-то странно, будто и не в плену был, прохаживался один возле сарая, покуривал. Тимонин остановился в десяти шагах от него.
- Здрав-ствуй-те! - увидев Тимонина, сказал немец.
И тут в дверях сарая появился лейтенант Соснин, а следом за ним тот самый человек в белом полушубке, которого он видел в бинокль… Знаков различия на полушубке не было, и Тимонин не знал, что делать, - докладывать или дождаться, когда доложат ему.
- Вот, пополнение прибыло, - почему-то ехидно сказал Соснин.
Человек в полушубке игриво, как могут только ни от кого не зависящие тыловики, махнул рукой возле шапки-ушанки и громко, почти радостно доложил:
- Командир ПВЗУ старший лейтенант Карманов прибыл в ваше расположение.
Тимонин так нетерпеливо ждал тех, кто должен был прибыть ему в помощь, в его распоряжение, что не уловил разницы в словах и тем более не обратил внимания на незнакомое ему словосочетание ПВЗУ.
- Какая техника? - машинально спросил он.
- Хорошая техника. Там, за леском, стоит.
- А мне говорили о майоре Дмитренкове.
- Майор Дмитренков - командир нашего отделения.
- Какого отделения?
- Седьмого, товарищ капитан. Седьмого отделения политотдела армии.
- И это все? - изумился Тимонин
- Никак нет. Со мной Курт Штробель, представитель НКСГ, Национального комитета "Свободная Германия". Он бывший лейтенант вермахта.
Вот, значит, почему занимался этим замполит полка, вот какое "пополнение" выпросил он в армии?! ПВЗУ - передвижную звуковещательную установку. Не будет ни танков, ни пушек, а будут эти говоруны вести душеспасительные беседы с противником. Как глухому анекдоты! То, что фашисты туги на ухо, Тимонин усвоил давно и крепко - они слышат, лишь когда рвутся бомбы и стреляют пушки… А эти поговорят и уедут, только разворошив улей. Чудес на фронте не бывает. Не на кого рассчитывать пехоте, кроме как на саму себя. О победных маршах только в песнях поется, а в жизни к победе приходится ползти на брюхе.
- Штробелей тут только и не хватает! - зло сказал он и повернулся, чтобы снова идти на свой НП. Но вдруг сообразил, что эти говоруны не чета Соснину в немецком-то. Опять же живой немец. Вот кто поможет вытянуть из местных жителей все об этом проклятом замке, а может, и о его гарнизоне. С паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок…
Старший лейтенант Карманов много поползал по передовой с громкоговорителями и хорошо знал, что делать. Лежали у него в кармане листовки с разными эмоциональными призывами: бери, используй вместо текста агитпередачи. Случалось, что так и поступал, и ночью, когда тихо и далеко слышно, давал какую-нибудь печальную песенку, чтобы растрогать, а потом: "Achtung! Achtung! Сдавайтесь в плен. Это единственное, что может вас спасти Покажите путем выброса белого флага, что вы собираетесь прекратить боевые действия. Не дожидайтесь начала наступления. Не подчиняйтесь офицерам, которые принуждают вас драться до конца. Разоружайте лиц, пытающихся воспрепятствовать вашим действиям!.." Конечно, немецкие солдаты сразу не бежали сдаваться Но многие задумывались, это точно. Впрочем, бывало, сдавались и сразу. Даже целыми гарнизонами. Особенно в последнее время. В последнее время "пленоспособность" немцев что ни день, то выше. Это они, спецпропагандисты, хорошо знали.
Но это плохо знали в частях. Вот и комбат смотрит на него недоверчиво, как на театрального гастролера. Рассказать бы ему, как немецкие солдаты десятками и сотнями сдаются в плен, предъявляя как пропуска агитационные листовки. Десятками и сотнями! Если бы подсчитать, сколько пуль не выстрелено в наших солдат, сколько жизней спасено!.. Впрочем, возможно, он и расскажет все это недоверчивому капитану. Если будет время.
Карманов посмотрел на небо, темнеющее, вечернее, увидел блеснувшую звезду и заторопился. Надо было, пока совсем не стемнело, приготовить аппаратуру, осмотреться на местности и решить, откуда вести передачу. А для этого требовалось еще добраться до машины, стоявшей по ту сторону поля, в лесу…
- Послушай, старшой, - прервал его раздумья капитан Тимонин. - Говорильня - дело твое. Но помоги ты нам за-ради бога. С языком-то у нас, сам знаешь, только "хальт!" да "хенде хох!". Тут немки есть, по подвалам прячутся, расспроси ты их об этом проклятом доме или замке, чтоб его… Какие там входы-выходы? Может, и о фрицах что скажут?
Карманов задумался. Не очень любил он, когда намеченному плану работы мешало непредвиденное, но отказать в такой малости не мог.
- Мы вот что сделаем. - И повернулся, позвал немца. - Я проведу агитпередачу, как намечено, а товарищ Штробель побеседует с немцами… Да вы не беспокойтесь, Курт - человек проверенный, - добавил он, заметив, что капитан недоверчиво скосился на немца. - По-русски он понимает, так что договоритесь.
- А, пускай, - махнул рукой Тимонин. И подумал: "При-ставлю-ка я к этому немцу лейтенанта Матарыкина. На всякий случай". - Только ты, старшой, поторопись с говорильней-то. Нам ведь ждать некогда, разберемся - штурмовать будем.
Старший лейтенант ничего не сказал, словно бы даже и не слышал его слов, повернулся к немцу, о чем-то поговорил с ним.
- Ну вот, задача ясна… Э, нет, - сказал он, догадавшись, что комбат собирается кого-то послать вслед за Куртом. - Не надо, товарищ капитан. Он лучше сам.
Немец пошел один по брусчатому тротуару, спокойно пошел, словно был дома. Оставшиеся молча провожали его глазами, одни с недоверием, другие с любопытством, пока он не скрылся за углом. Темнело, в пустынных улицах висела серая муть.
- Не передоверимся? - спросил Тимонин.
Карманов вздохнул.
- Если бы вы знали, скольких мы пленных отпускаем?!
- Это еще зачем?
- А они возвращаются и приводят других. Иногда целыми подразделениями…
- В плену они, конечно, сразу перевоспитываются, - ехидно перебил Тимонин.
- Кто сразу, а кто погодя, но перевоспитываются. Даже такие, как фельдмаршал Паулюс. - Он порылся в планшетке, достал листовку. - Вот, совсем недавно написано, четыре месяца назад: "Мой долг по отношению к родине и лежащая на мне, как на фельдмаршале, особая ответственность обязывают меня заявить своим товарищам и всему нашему народу, что из нашего положения, кажущегося безвыходным, теперь остался только один выход - разрыв с Гитлером и окончание войны…"
- Остался один выход, - с прежним ехидством сказал Тимонин. - Приперли к стенке, вот и запел. Где он раньше был, в сорок втором?
- Вы правы, главную роль в этом перевоспитании играют наши победы. Но и слово тоже оружие, особенно теперь, на заключительном этапе войны… Ну, мне пора к машине, товарищ капитан.
Шлепая по кювету следом за двумя солдатами, которых комбат выделил ему в помощь, Карманов обдумывал предстоящую передачу. Этот разговор подсказал ему тему, и теперь он почти точно знал, что говорить. Продумать только первые фразы, а там и читать ничего не надо будет - на память знал одну весьма убедительную листовку. Сочинять особый текст было некогда.
Всплеснулась белая ракета, а затем еще и еще, ярко осветив весь этот громадный треугольник замок - лес - окраинные дома городка. И пулемет вдруг начал бить прицельно. Хлесткие шлепки пуль прошлись совсем близко. В следующий миг Карманову показалось, что его ударили по руке, по боку. Он упал в спасительную выбоинку, подумав сначала, что камнем ударило или куском льда, отколотым пулей. Но тут же почувствовал горячее в рукаве.
- Эй! - крикнул лежавшим неподалеку солдатам. - Ползите сюда, меня вроде бы ранило!
- Если не уверены, значит, не ранило, - отозвался спокойный голос.
- Отчего ж горячо-то?
- Мало ли от чего бывает горячо, - засмеялся тот же солдат. И спохватился: - Мы сейчас, сейчас мы…
Карманов терпеливо ждал, стыдясь позвать еще раз - вдруг ранение пустяковое, - и смотрел в небо. Над лесом расползалось бледное зарево лунного восхода.
Зревшее над лесом зарево медленно выдавило в блеклое небо багровый сгусток луны. Тимонин выругался: темноты, на которую ев рассчитывал, не предвиделось. Правда, и ракеты могли превратить ночь в день, но они загораются и гаснут. А луна!.. Все равно что днем атаковать - те же потери.
- Где там этот Штробель? - спросил он сквозь зубы.
Как он и думал, агитпередача только переполошила немцев - вон какой огонь открыли, закидали ракетами. Теперь офицеры не заснут, убоявшись, что солдаты будут слушать пропаганду, теперь уж не удастся незаметно подобраться к стенам.
- Пока не приходил, - ответил Соснин.
- Скажи, пусть разыщут.
Но тут он как раз и пришел, сам пришел, словно почувствовал, что долгое отсутствие беспокоит комбата. Темная фигура вынырнула из-за дома, заставив невольно насторожиться.
- Стой, кто идет? - как положено, окликнул часовой.
- Курт Штробель. Доложи командиру.
Через минуту он сидел возле печки, чинно сидел, не протягивая руки к огню, на довольно сносном русском языке спокойно рассказывал, где был да с кем говорил. И ничего хорошего не выходило из его рассказа: немки все больше сами расспрашивали о том, когда их будут выселять в Сибирь да что разрешат взять с собой. Когда же он заводил разговор о засевших в замке гитлеровцах, враз умолкали. Но все же ему удалось узнать, что замок специально приспосабливался к обороне, что там мощные стены и большие подвалы, в которых всю войну размещались какие-то склады.
- Они имеют много боеприпасы, - сказал Штробель.
- А входы, входы какие?!