Максима патруль сдал дежурному под расписку, и тот сразу же повел его на комиссию, заседавшую в большой комнате.
Ему приказали раздеться. Сидевший за большим столом пожилой человек в белом халате, очевидно главный врач, взглянул на него с прищуром:
- Жалобы есть?
- По линии медицины - нет.
- Пишите: годен! - сказал главный врач и наклонился к военному в очках, сидевшему рядом. - Парень здоровенный! Может, в артиллерию?
- Пожалуй… Дайте-ка мне документы.
Ему подвинули документы Клейменова.
- Вы инженер?
- Да. Работал в Зеленогорске на тракторном. Делал гусеничные тягачи.
- Для пушек?
- Да.
- Плохие тягачи делали. Плохие! - поморщился военный. - Трактором управлять умеете?
- А как же, могу.
- А танком?
- Не знаю… Танки только собирались делать.
- Только собирались, - недовольно фыркнул военный. - Надо было давно сообразить…
- Так куда же его? - спросил писарь с конца стола.
- В танковые войска! - нахмурясь, сказал военный. - Пусть повоюет, инженер… Это пойдет на пользу…
Максима остригли наголо, сгоняли в баню, одели в военную форму и вместе с другими призывниками отправили в казарму.
2
В пятницу, на шестой день войны, по цехам Зеленогорского тракторного ходила важная комиссия из Москвы, сопровождаемая директором завода Шубовым, главным инженером Спириным и секретарями обкома партии Сарычевым и Усовым.
Рабочие опознали среди приехавших наркома Парышева - седого человека с черными бровями - остальные были им не знакомы.
В комиссии выделялся своей живостью и любопытством самый маленький из всех, черноволосый и чернобровый человек с орлиным носом и жгучими глазами. В сапогах, в гимнастерке защитного цвета, он все время вырывался вперед и, вскидывая голову с густой шевелюрой, задавал вопросы долговязому, худому, раздражительному Шубову.
Если ответ не удовлетворял его, он тотчас обращался к наркому, словно они были друзья или равные по должности. Секретари обкома были рядом, но почти не вступали в разговор.
Следом за ними шел молодой военный в фуражке, из-под которой озабоченно смотрели карие блестящие глаза. С ним рядом шли главный инженер и главный технолог.
Члены комиссии и сопровождающие их лица обошли весь завод и, отказавшись от обеда, вместе с секретарями обкома уехали в город. После беседы с первым секретарем Сарычевым их пригласили обедать и тотчас увезли на аэродром, где дожидался самолет, на котором они прилетели.
Это была правительственная комиссия, прилетевшая с особым заданием. Помимо наркома Парышева в нее входили: директор Ленинского завода Васин - маленький, чернявый и шустрый человек, и молодой военный - главный конструктор Колбин, один из создателей тяжелого танка КВ, и заместитель наркома строительства, тучный, молчаливый человек, - Самсонов.
Им было поручено осмотреть Зеленогорский тракторный и определить, можно ли его приспособить для массового производства тяжелых танков. Комиссия должна была доложить, сколько времени займет демонтаж оборудования Ленинского завода, перевозка его и многотысячного коллектива рабочих и специалистов на Урал, а также установка оборудования на новом месте и налаживание массового производства.
Всю дорогу в самолете члены комиссии с карандашами в руках делали прикидки, подсчеты, вычисления…
- Выходит, эвакуация и становление производства займет не меньше трех месяцев? - спросил Парышев.
- Раньше не уложиться, - подтвердил Колбин. - Да еще могут в дороге разбомбить…
- И за эти три месяца мы не выпустим ни одного танка, - сердито скривил губы Васин. - Я считаю, что завод должен продолжать работу в Северограде.
- Но ведь его могут разбомбить, - высказал сомнение Колбин.
- Попросим усилить зенитную оборону.
- В спокойной обстановке на Урале мы сможем быстро наверстать упущенное, - настаивал Колбин.
- Через три месяца? - приподнял густые брови Парышев. - Немцы как раз и рассчитывают на нашу медлительность. А чтоб их остановить - нужны танки. И не через три месяца, а именно сейчас! Ведь каждая ваша машина стоит пяти немецких танков.
- Да, военные говорят так, - согласился Колбин, и на его строгом лице мелькнула улыбка гордости.
- Завод должен работать и днем и ночью, все время наращивая темпы, - решительно сказал нарком. - Иначе мы не спасем Северограда.
Оба взглянули на суровое лицо наркома и поняли: он твердо решил пока не перевозить североградцев.
- Но как же мы будем организовывать производство на Урале без нашего оборудования? - спросил Колбин.
- Часть станков годится, остальные возьмем с других заводов.
- Если так - тут двух мнений быть не может. Я тоже за то, чтоб пока оставаться в Северограде.
Из-за испортившейся на Волге погоды в Москву прилетели только ночью. С аэродрома Парышев позвонил в приемную Молотова.
- Товарищ Молотов ждет вас завтра в двенадцать, - сказал дежурный помощник. - Просил согласовать вопрос со смежными наркоматами…
- Сейчас вас завезут в гостиницу, а завтра в девять - у меня, - сказал нарком. - Я приглашу представителей наркоматов строительства, черной металлургии и Госплана. Надо хорошо обосновать наши выводы…
3
У Молотова в приемной ждали две-три минуты. Он, здороваясь, дважды снимал и протирал замшей пенсне.
- Что-то плохое стряслось, Вячеслав Михайлович? - осторожно спросил Парышев.
- Да, - вздохнул Молотов. - Наши оставили Минск… Сейчас дорога каждая минута. Прошу доложить, и как можно короче. Говорите прямо: годится ли Зеленогорский завод? Когда думаете начать эвакуацию?
- Собственно, да… Завод великолепный! - присев, заговорил Парышев. - Но мы считаем, что эвакуацию надо отложить.
- Как отложить? Ведь немцы рвутся к Северограду?
- Вот поэтому мы и предлагаем отложить эвакуацию, а все силы Ленинского завода бросить на производство танков. Да! Да! А там, на Урале, будем начинать параллельно производство танков, используя в основном местное оборудование.
Парышев, воодушевившись, стал приводить примеры, подкрепленные расчетами.
- Неужели надо три месяца, чтобы перевезти завод? - переспросил Молотов.
- Чтобы перевезти, смонтировать и пустить! Мы подсчитали, Вячеслав Михайлович.
- Много. Очень много… Это невозможно… Я согласен, что надо отложить эвакуацию. Однако этот вопрос мы не можем решить без товарища Сталина… Он почти не спал нынче… Но я сейчас позвоню.
Молотов снял трубку и, услышав голос Сталина, спросил, можно ли зайти с танкостроителями. Ответ был утвердительный. Молотов поднялся, опять протер пенсне и сказал:
- Пойдемте, товарищи.
В большом кабинете, с высокой ореховой панелью, за широким столом сидел человек в белом кителе, с жесткими, зачесанными назад волосами и держал в руках трубку. Его рябоватое лицо с густыми усами казалось бледным. Глаза с покрасневшими веками словно округлились. Волосы, тронутые сединой, были зачесаны небрежно и кое-где свисали на невысокий лоб. Кивком ответив на приветствие, он жестом указал на длинный стол, глухо сказал:
- Садитесь, товарищи. Сейчас придут военные.
И почти в ту же минуту вошли Ворошилов, Тимошенко, Жуков и еще несколько генералов. Сталин кивнул им, жестом пригласил садиться. Все быстро расселись.
- Докладывайте, товарищ Парышев! - сказал Сталин и, взяв из коробки несколько папирос, размял головки, стал этим табаком набивать трубку.
Парышев, поднявшись, начал четко рассказывать о Зеленогорском заводе.
Сталин, слушая, продолжал набивать трубку, пальцы его слегка дрожали.
Люди, видевшие Сталина каждый день, знали, что он не мог обрести равновесия с той зловещей ночи, когда его разбудила война.
А сегодня ночью, узнав о падении Минска и об окружении двух наших армий, он снова разволновался и пока еще не мог прийти в себя.
Набив и закурив трубку, он поднялся и стал ходить по ковру между окнами и столом, слушая Парышева, но мысли его то сосредоточивались на падении Минска и окружении наших армий, то опять переносились к той роковой ночи и ко времени, предшествовавшему ей…
Он встряхнулся, сунул в карман потухшую трубку и стал слушать окончание доклада Парышева.
Тот еще раз повторил выводы комиссии и сел довольный, видя по лицам собравшихся, что выводы комиссии ни у кого не вызывают сомнений.
- Скажите, товарищ Васин, - остановился Сталин против директора. - Сколько вы делаете танков ежесуточно?
- Пока у нас еще нет потока, товарищ Сталин. Собираем по два-три танка. Но мы костьми ляжем, а будем выпускать по десять.
Парышев кашлянул в кулак и даже привстал, чтобы возразить, но Сталин, уже сосредоточившись, поднял палец.
- Значит, за три месяца вы дадите около тысячи танков?
- Да, около тысячи, товарищ Сталин! - выпалил Васин.
- Это довод! Танки сейчас определяют исход сражений. И если фашисты не помешают, мы многое выиграем… Эвакуировать надо лишь самое важное из оборудования, а людей не трогать. Ленинский завод должен работать!
На этом заседание закончилось.
4
Никто не мог подумать, что немцы будут продвигаться так стремительно. Ведь прошла всего лишь неделя войны, а немцы заняли Минск… В тот день, когда об этом стало известно, Гаврила Никонович вернулся с работы поздно, угрюмый и злой.
Ни с кем не разговаривая, он один поел на террасе и, выйдя за калитку, сел на скамейку, где, покуривая трубочку, дожидался его дед Никон.
- Чего-то припозднился ты, Гаврила, сегодня?
- С сегодняшней смены стали работать по двенадцать часов. С трех смен перешли на две.
- Это зачем?
- Много рабочих в армию призвали… и добровольцами порядочно ушло.
- Стало быть, нашли выход? - спросил дед, высоко пуская дым.
- Это не только у нас. Это по всем заводам…
- Так, так. Понятно… А мы и не знаем ничего. Верно ли бают, что немцы Минск захватили?
- Верно, отец, - с глубоким вздохом подтвердил Гаврила Никонович. - У нас теперь сводки в цеху читают.
- Да, дела… Как же дальше-то будет?
- Наши сражаются упорно. Дают Гитлеру сдачи. Но, видать, главные силы ишо не подошли… Да и техники у нас маловато…
- Вона что. Выходит, дали себя обскакать?
- На немца вся Европа работает. Чуть не десятки стран.
- Да эти страны в кулаке можно зажать. Разе сравнятся они с Расеей! Что простору у нас, что народу - оком не окинешь. Двунадесять языков шло на Расею, в двенадцатом году, и то одолели. Ежели наш народ поднять, он не то что германца, он кого хочешь сокрушит.
- Все так думаем, отец, - потому и работать стали по двенадцать часов.
- Ну, а эти самые танки начали делать али ишо раскачиваетесь?
- Была комиссия из Москвы. Походили по заводу и уехали, ничего не сказав.
- Должно, ишо скажут… А та танка, что перед войной привезли, так и стоит?
- Недавно чехлом прикрыли.
- Чтобы, значит, не запылилась, - усмехнулся дед Никон. - Эх, работнички… Хоть бы ты, Гаврила, как старый мастер, пошел бы к начальству со своими дружками-рабочими, да раскостили бы его как следует. А то бы телеграмму прямо Сталину махнули: мол, так и так - наши голыми руками воюют, а тут готовая танка стоит, по которой можно тысячи сделать. И мы-де готовы взяться.
- Пожалуй, ты дело говоришь, отец. Завтра поговорю с рабочими…
- Ну, а от Максимки все нет вестей?
- Нет… Уж не знаю, что и подумать…
- Дело известное - забрили и на фронт? И он и Егорша, наверное, воюют. Ты бы хоть справился, как ни то, через начальство.
- До этого ли теперь начальству? Миллионы на фронте! - поднялся Гаврила Никонович. - Ну, я пойду спать, а ты тут баб успокой, дескать, мол, я обещался поразузнать… А может, тем временем и получим какую весточку…
Прежде чем говорить с рабочими, Гаврила Никонович, как старый коммунист, решил посоветоваться в парткоме. Там он бывал редко, лишь на собраниях, но его все знали, и когда он вошел, сразу же доложили Сочневу.
Сочнев был сравнительно молодым человеком, попав на эту должность случайно, два года назад, заменив старого секретаря, который был в дружбе с бывшим директором…
До этого Сочнев всего полгода пробыл главным энергетиком завода и совершенно не знал партийной работы. Однако за два года он освоился, привык и почувствовал себя вполне уверенно. Сочнев обладал способностью чутьем угадывать людей и сразу определял к ним свое отношение. Будучи человеком добрым, он научился напускать на себя строгость, суровость и мог отчитать кого угодно. Но в то же время он бывал приятельски внимателен, добродушен, заботлив.
Увидев старого мастера, Сочнев выскочил из-за стола, поспешно пошел навстречу:
- Гаврила Никонович! Вот так гость! Я очень, очень рад! Присаживайся! - держа Клейменова за руку, он довел его до стола и, радушно улыбаясь, усадил.
Гаврила Никонович даже удивился такому вниманию в такое суровое время. И, глядя на молодое, упитанное лицо Сочнева, подумал: "Должно быть, дело на фронте не так плохо".
- Ну, с чем пожаловал, дорогой Гаврила Никонович? - усевшись в свое кресло, через стол спросил Сочнев.
- Да вот пришел посоветоваться… Мы - литейщики задумали послать телеграмму товарищу Сталину. Чтобы, значит, скорее начать производство танков. А то стоит у нас этот КВ, а дело не двигается. Душа изболелась…
Округлое, приветливое лицо Сочнева вдруг омрачилось, даже посуровело, сероватые глаза испуганно уставились на Клейменова.
- Телеграмму товарищу Сталину? - приподнявшись, спросил он. - А что напишете? Хотим быстрее делать танки, а нам не дают чертежи?
- Вроде этого, - подтвердил мастер.
- Да ведь это же будет разглашение государственной тайны, - переходя на шепот, но четко, чтоб было слышно и в приемной, заговорил Сочнев.
Придвинувшись, он пронзительно посмотрел в открытые, не моргнувшие под его взглядом глаза старого мастера и сел.
- Так как же тогда… товарищ Сочнев? - вздохнул Гаврила Никонович.
- Была комиссия здесь. Осмотрела завод и, наверное, уже доложила правительству.
- Так ведь танк-то стоит…
- Такие дела решаются на высшем уровне! - повысил голос Сочнев, все так же осуждающе глядя на Клейменова. - Пока не имеем указаний, а получим - от вас не скроем. Идите, товарищ Клейменов, и забудьте о телеграммах и о том, что видели на заводе танк, если не хотите попасть в тюрьму. Это я говорю вам дружески, так как знаю вас и верю вам.
Гаврила Никонович помолчал в раздумье, повертел в руках фуражку и, нахлобучив ее, вышел, не простившись…
5
В сумерки, когда людные улицы Москвы опустели, а окна в домах, заклеенные крест-накрест полосками бумаги, закрылись темными шторами, по гулкой булыжной мостовой прогрохотала изрешеченная пулями и осколками, с оторванным бортом, полуторка. Она остановилась у ворот дома военного коменданта. Из кабины и из кузова устало выбрались люди в пилотках, в изорванных комбинезонах, перепачканные соляркой и железной пылью. Один из них, что постарше, предъявил часовому какую-то бумажку. Тот, прочитав, зашел в будку и вызвал по телефону дежурного с красной повязкой на рукаве. Дежурный провел приехавших в пустую гулкую переднюю с высоким лепным потолком, где сидел военный с двумя "шпалами" в петлицах.
- С фронта? Ремонтный отряд? - спросил он и, получив утвердительный ответ, исчез за тяжелой резной дверью.
Минуты через две ремонтников ввели в огромный кабинет старинного барского дома, где за массивным столом сидел моложавый генерал с седыми усами.
Обтрепанная одежда, осунувшиеся, запыленные, заросшие густой щетиной лица тронули генерала. Он встал, каждому пожал руку, пригласил сесть.
- Просим вас, товарищ генерал, помочь нам добраться до Северограда, - охрипшим голосом от крика на дорогах сказал Подкопаев. - И кому сдать машину и ящики с запчастями для танков.
- Вы были призваны в танковый полк?
- Нет. Мы были прикомандированы от завода для ремонта танков.
- Так… понимаю.
- В полку не осталось ни одного танка, и нам приказали ехать домой.
- Вы уверены, что не осталось ни одного танка?
- Так точно. Вот бригадир Клейменов, он участвовал в последнем танковом сражении. Спросите его.
- Вы участвовали в сражении? - удивленно посмотрел генерал на Егора.
- Так точно, товарищ генерал! При бомбежке убили механика-водителя. А танк мы только отремонтировали. Командир, узнав, что я был танкистом в финскую, попросил выручить.
- Так, так, - одобрительно поощрил генерал. - Рассказывайте дальше.
- Вот мы на трех КВ и двинули овражком, и подоспели вовремя. Бой был в самом разгаре. Из овражка и ударили во фланг. Накрошили и зажгли много. Немцы бросились удирать. Наши пустились вдогонку. Я же немного замешкался, не расслышал команды. Грохот стоял страшный, по машине били снаряд за снарядом… Только выскочил из овражка, как шарахнет тяжелым снарядом - я сознание потерял. Очнулся, гляжу - башню сорвало и всех убило.
- Как же вы выбрались?
- Вылез через нижний люк и овражком бежать к лесу, где были наши.
- Вам же награда полагается за этот бой!
- Какое там… - отмахнулся Егор. - Уцелел, и на том спасибо…
- Нас на заводе ждут, товарищ генерал, - перебивая Егора, опять заговорил Подкопаев. - Ведь мы танки делаем.
- Понимаю вас, товарищи. Понимаю. Но и здесь вы оказались на редкость вовремя. На Энский завод свезли больше ста подбитых, обгоревших танков, а ремонтировать некому. Нет ни одного специалиста по танкам. Очень прошу вас, товарищи, - выручите! Поможете, наладите ремонт - на самолете отправлю вас в Североград. Мог бы призвать вас по всем правилам, но, полагаю, вы сами…
- Ясно, товарищ генерал, - вскочил Подкопаев. - Раз надо - поможем.
- Спасибо, товарищи! Я и не ждал другого ответа. Как вы кстати приехали…
Он что-то написал на бланке, вызвал дежурного.
- Сейчас же, в сопровождении патруля, отправьте товарищей в стройбатальон на Энский завод. Скажите, чтоб разместили в казарме, выдали полное обмундирование и, с сегодняшнего дня, взяли на довольствие.
- Есть! - козырнул дежурный.
Генерал поднялся, снова пожал всем руки и проводил до двери.