Глава четвертая
1
Приоткрыв полированную дверь, в кабинет директора тракторного заглянул массивный человек и басом спросил:
- Можно, товарищ Шубов?
Директор недовольно скривил тонкие губы. Он не любил, когда к нему входили без доклада, и отбрил бы всякого заводского за такую вольность, но этот был ему незнаком, к тому же обращался по фамилии. "Может, какая шишка?" - подумал он и, смерив глазами могучую фигуру гостя, сказал, сдерживая раздражение!
- Входите! По какому делу?
Тот, не отвечая, прошел к столу, грузно сел в старое, взвизгнувшее под ним кресло, сердито сказал:
- Ну и секретарша у вас. Уж минут двадцать держит в приемной, говорит - совещание.
Директор опять поморщился, но ничего не сказал, желая вначале выяснить, что за птица к нему залетела.
Гость достал из кармана большой залоснившийся бумажник, вынул вчетверо сложенную бумагу, расправил и уже тогда протянул директору:
- Вот, взгляните! Тут написано, кто я и зачем сюда прислан.
Шубов взял бумагу небрежно, двумя пальцами, но, увидев герб, красные буквы: "Совет Народных Комиссаров СССР" и подпись Молотова, сразу как-то подобрался.
Прочтя, он более внимательно взглянул на незнакомца, на его простое, но властное лицо с прямыми бровями и крупным подбородком, слегка потянулся к нему, возвращая бумагу:
- Тут какое-то недоразумение, товарищ Махов. У нас есть главный инженер, и я им вполне доволен. Придется вам подождать, пока я свяжусь с Москвой.
- Немцы не будут ждать, товарищ Шубов, пока вы уточняете и согласовываете. Они прут и прут… Прошу выделить мне помещение, помощника и секретаря. Я должен немедленно приступить к работе.
Шубов опять недовольно скривил тонкие губы и позвонил. Вошла секретарша.
- Откройте для товарища Махова кабинет главного конструктора. Скажите, чтобы к нему явились инженер Копнов и Ольга Ивановна.
- Будет сделано, Семен Семенович. Но ведь Николай Афанасьевич может не сегодня-завтра вернуться из Крыма.
- Делайте то, что вам приказано.
- Хорошо. Пойдемте, товарищ…
Махов устало поднялся.
- Еще к вам просьба, товарищ Шубов. Прошу сегодня же отдать приказ, что я приступил к работе и что все мои распоряжения по заводу должны выполняться беспрекословно и немедленно.
- Как - ваши распоряжения? - вскочил Шубов, и клок редких рыжеватых волос на его лбу поднялся дыбом. - Пока директор тут я.
- Вот поэтому я и прошу вас отдать соответствующий приказ. И еще, - усилил голос Махов. - Прикажите, чтоб меня срочно связали с Москвой, с товарищем Парышевым. - Он повернулся к секретарше и, уступая ей дорогу, сказал: - Ну-с, ведите меня в отведенный кабинет…
2
- Разрешите? - послышался молодой голос.
Махов приподнял голову и, увидев стоящего у двери худенького русоволосого человека, спросил:
- Вы Копнов?
- Да. Направили к вам в помощники.
Махов внимательно посмотрел на бледное, худое лицо с серыми, спокойными, умными глазами, доверительно сказал:
- Садись, Копнов. Меня зовут Сергей Тихонович. А тебя?
- Валентин Дмитриевич.
- Давно здесь?
- С тридцать пятого, как кончил технологический в Северограде. Работаю у главного технолога.
- Значит, знаешь завод, - раздумчиво сказал Махов. - А в Северограде на Ленинском не бывал?
- Как же… Проходил практику… Да и еще мальчишкой с отцом бывал. Он работал в пушечной мастерской.
- Женат?
- Да, двое детей и теща…
- Член партии?
- Еще с института…
- Отец жив?
- Умер от ран, полученных в гражданскую. Мать нас троих одна вырастила.
- Значит, познал, почем фунт лиха?
- Довелось… Даже пороху понюхал в финскую. Был в лыжном батальоне.
- Это хорошо, что обстрелянный. Мне такой и нужен, - приветливо улыбнулся Махов, и его суровое лицо приняло выражение отеческого добродушия. - Знаешь, что будем делать?
- Очевидно, танки?
- Угадал. Я приехал с заданием правительства - подготовить завод к серийному производству. Понял, почему учинил тебе такой допрос? - Махов взглянул опять строго и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Дело важнейшее! Даны жесткие сроки. Придется работать день и ночь.
- Я готов! Давайте задание.
- Погоди. Не горячись. Тут, брат, одного рвения мало. Предстоит многое обмозговать… Сведения об энергетических ресурсах я получил в Москве. Они обнадеживают. А вот что представляет из себя завод - знаю мало. Мы с тобой обойдем его, осмотрим, но пока мне нужен генеральный план и документация по всем цехам. Я должен знать производственные площади всех цехов и недостроенных помещений. Должен иметь перечень всех станков и механизмов и схемы их размещения.
- Эти материалы хранятся в особом сейфе. Тут надо только через директора.
- Хорошо. Я возьму сам. А вот о чертежах и всей документации по КВ прошу позаботиться тебя. В Северограде сказали, что документация вам доставлена.
- Да. Точно. Еще в прошлом году на Ленинский завод ездили три наших инженера, знакомились с производством танков. Тогда и документацию привезли.
- Они работают сейчас?
- Да. У нас в отделе. Правда, двое в отпуске в Крыму, а один, Смородин, здесь.
- Отлично. Как его зовут?
- Иван Сергеевич.
Махов записал, поднялся.
- Не знаешь, эта дверь куда ведет?
- Рядом небольшая комната. Была приемной, когда в этом кабинете сидел заместитель директора.
- Так вот тебе сразу два задания, Валентин Дмитриевич. Попробуй сегодня же отвоевать эту комнату для себя. Мне нужно, чтоб ты был всегда под рукой. А завтра к двенадцати приведи ко мне Смородина.
- Есть, Сергеи Тихонович.
- Если будут затруднения с комнатой - скажи, чтоб звонили директору.
Вторично зайдя в приемную директора, Махов кивнул на дверь кабинета:
- Тут?
- Здесь, но очень занят, - привстала секретарша. - У него товарищи из Москвы.
- Когда спрашиваю я - забудьте слово "занят", - глядя ей в глаза, резко сказал Махов и прошел в кабинет.
В креслах у стола директора сидели двое хорошо одетых незнакомых людей. Одни - пожилой, тучный, с черными усиками, другой - молодой, с пушистыми баками.
- Извините, товарищи, срочное дело! - обратился к ним Махов и перевел взгляд на Шубова: - Дозвонились товарищу Парышеву?
- Его нет в Москве. Улетел в Горький и Сталинград.
- Звоните Молотову.
Такое предложение обескуражило Шубова. Он никогда не звонил Молотову и тот не слыхал о нем. "Что я скажу Молотову? - подумал он. - Еще отчитает за беспокойство…"
- Ну, что же вы, товарищ Шубов? - с легкой усмешкой спросил Махов.
- Да зачем же беспокоить?.. Я же читал ваш мандат.
- Тогда распорядитесь, чтобы мне срочно принесли генеральный план завода и всех цехов с картами производственных площадей, схемами оборудования и перечнями всех станков и механизмов.
- Но ведь это… На это нужно специальное разрешение наркома.
- Товарищ Шубов, не шутите! Я не для пикировки с вами приехал. Если документы не будут у меня через двадцать минут, буду рассматривать это как саботаж и вам придется отвечать по законам военного времени.
- Да нет, что вы нервничаете? - поднялся Шубов. - Я же не против… Я только хотел выполнить формальности.
- Пришлите документы, я дам расписку. - Махов вышел из кабинета.
Сидевшие в кабинете переглянулись.
- Что это за личность, Семен? - спросил тот, что был постарше.
- Назначен главным танкового завода. Приехал с мандатом, подписанным Молотовым.
- Ты, Сеня, не задирай.
- Ладно, друзья. Вы пройдите в приемную. Посидите там. Я скоро освобожусь.
Выпроводив родичей, приехавших из Москвы с семьями, Шубов заходил по кабинету, сутуля плечи: "Нехорошо получилось… Надо было сдержаться. Я же на другом могу прижать этого варнака. А на рожон нельзя… Нет! Сейчас такое время, что в два счета можно угодить под трибунал…"
Просидев над изучением генерального плана и других материалов по заводу часов до четырех, Махов вдруг вспомнил, что сегодня ничего не ел. И как только вспомнил - в животе заурчало.
"Как же это я забыл о еде? Ведь столовые давно закрылись. Да и едва ли накормили бы без карточек… Странно, что директор даже не спросил: как я устроился с жильем, с питанием?.. Когда ко мне приезжал кто-нибудь, я первым делом давал указание приютить, организовать питание. А ведь тогда и так можно было пообедать в любом ресторане… Этот, конечно, осмысленно не спросил и не позаботился. Ему поперек горла мой приезд. Сразу понял, что скоро его попросят из директорского кресла. Тягачи не смог наладить как следует, а тут - танки… Ну, да черт с ним! Как-нибудь перебьюсь…"
В дверь, постучав, заглянул Копнов:
- Можно, Сергей Тихонович?
- Заходи. Садись. Что у тебя?
- Все в порядке. Комнату добыл. Обосновался. Смородина пригласил завтра на двенадцать. Вот и пришел доложить, - отирая платком вспотевшее лицо, заключил Копнов.
- Молодец! А ты обедал сегодня?
- Так, на ходу… Но в общем - сыт… А вы?
- Я вот не успел, - смущенно признался Махов, - увлекся материалами. Даже предположить не мог, что здесь такой заводище отгрохали. И оборудование новейшее.
- Завод у нас отличный. Вы еще не были в цехах?
- Нет, не успел… Потом вместе осмотрим.
- Да, да, потом. Сейчас надо о еде… Карточка у вас есть?
- Нет… Я ведь с Украины вылетел в Москву, потом в Североград. Оттуда опять в Москву… А из Москвы, не заезжая домой, - сюда. Почти три недели мотался…
- Сейчас, Сергей Тихонович, я что-нибудь соображу. - Копнов вскочил и мгновенно исчез за дверью.
- Подожди, Валентин Дмитриевич! - крикнул вслед Махов. - Уже убежал… Зря я ему сказал. Не умер бы с голоду за ночь… Неловко получилось. Черт знает что может подумать. Скажет: "Какой это главный, который пропитание себе не может добыть…"
Дверь, слегка скрипнув, приоткрылась, в щель просунулась чья-то нога и тут же, бочком протиснулся Копнов, неся бутылку молока, стакан, тарелку, на которой лежала горка хлеба.
- Вот, Сергей Тихонович, кое-что раздобыл. Уж вы не обессудьте, пожалуйста.
- Где взял? Наверное, у детей отрываешь? - сердито спросил Махов.
- Нет, нет, не беспокойтесь. Молоко хорошее, козье. Одна старушка приносит. Сегодня лишнюю бутылку принесла. Вот оно и уцелело… А хлеб мой. Я на ходу заскочил в столовую. Забыл. А возвращаться не захотел. Поел каши - и хорошо.
- Ох, заливать ты умеешь, Валентин, - дружелюбно сказал Махов. - Однако спасибо, что выручил. Иди к себе, я постучу…
Оставшись один, Махов запер дверь и, сев к столу, задумался. "Голоден я, как бездомная собака, а кусок в горло не идет. Как там мои на Украине? Ведь немец к Киеву подходит… Может, голодают еще больше… Или под бомбы попали… Ведь ничего не знаю, не ведаю… Все же надо перекусить, иначе ноги протянешь…"
Он выпил молока с хлебом и постучал в дверь Копнову:
- Валентин Дмитриевич, заходи. Пойдем осматривать завод.
3
Зеленогорск известен своими колючими ветрами. Бывает, в жару, при безоблачном небе, вдруг налетит с гор этакий "баргузин", взовьет такие тучи пыли, что носа не высунешь из дома. Так было и на этот раз. С утра стояла ясная, тихая погода. Варвара Семеновна вместе с мужем уехала в город, проветрила квартиру и принялась просушивать на балконе шубы.
Большой многоэтажный дом ИТР тракторного завода, где жила семья Клейменовых, был построен квадратом в виде сруба. Только с южной стороны просвет, наподобие огромных ворот, чтобы во двор проникало солнце.
Развесив теплые вещи на балконе, она и сама присела там же на стуле, развернула свежую газету. Прочитав сводку Совинформбюро об оставлении Красной Армией Смоленска, она тяжело вздохнула. Перед ней, как на экране, встали оба ее сына - Максим и Егор, какими она их видела перед отъездом. На глаза навернулись слезы. Варвара Семеновна отложила газету и, поднеся к глазам платок, тихо заплакала. "Что-то с ними? Где-то они теперь, бедные? Сколько времени прошло, и хоть бы какая весточка…"
Во дворе, засаженном тополями, березами и акациями, было тихо. От жары даже кошки попрятались в тени кустов. Только дворничиха Пелагея нарушала тишину всплесками воды, поливая асфальтовую дорогу.
Вдруг внизу послышались чьи-то шаги. Варвара Семеновна привстала, взглянула за перила и встретилась взглядом с соседкой.
- Ты чего это, Семеновна, выволоклась на балкон с шубами-то? Али не чуешь, что на улице-то деется?
- А что такое, Ефимовна?
- Ветрище метет-кутет - не приведи бог! Мне и глаза и рот пылью забило, пока из бани плелась. Не видать ничего, еле свой дом нашла.
- А здесь тихо, спокойно.
- Вот ужо и здесь завьюжит. Гляди, небо-то как потемнело.
- И верно! - всплеснула руками Варвара Семеновна. - Поднимайся, Ефимовна, поможешь мне управиться. Я всю одежу на балкон вытащила.
- Иду, иду! - заторопилась соседка. Войдя, она перекрестилась и, поставив на пол кошелку, из которой торчал черенок веника, спросила:
- Нет ли у тебя кваску, Семеновна? Опять свой проклятущий радикулит парила. Вроде чуток полегчало, пить охота - спасу нет.
- Чайком напою, милая, только ты помоги мне сначала.
- Давай, давай! Как же не помочь…
Перетаскав вещи в комнату, они притворили двери на балкон.
- Погодь, Семеновна, никак машина к кому-то? Видишь? А за ней грузовик с сундуками да чемоданами.
Варвара Семеновна всмотрелась.
- Это чьи-то чужие приехали. Видишь, из легковой вышли женщины, одетые не по-нашенски.
Три женщины: одна пожилая, а две молодые, нарядные, взяли за руки девочку-толстушку и мальчика лет восьми - пошли в дом. Их сопровождал мужчина в шляпе и белых брюках.
Из кабины грузовика выскочил здоровяк с черными усиками, в легком картузике, стал распоряжаться. За ним - молодой, схватил чемодан и ушел вслед за женщинами.
- Глянь-ка, глянь-ка, Семеновна. Пионину привезли. Видать, богатые. Э, да я догадываюсь, Семеновна, что это за гости, - зашептала Ефимовна, сняв с седой головы платок. - Это сродственники директора. Приехали из Москвы. На днях комендант сказывал, что для них готовили квартиру, отгородив две комнаты от детского сада.
- Что, работать сюда? - спросила Варвара Семеновна.
- Какое… Просто от войны бегут..
- Вакуированные?
- Вот, вот! Это самое… Только не похожи на настоящих-то вакуированных.
- Почему не похожи?
- Да совсем не родня. Тех я видела около станции - табором обосновались, как цыганы. Что женщины, что ребятишки - страшно смотреть. Худющие. Прямо - одни глаза. Одеты во что попало. Узелки при них и боле ничего.
- Вроде как беженцы?
- Беженцы они и есть. Под бомбами убегали от немца. Прямо одни слезы. А эти, ишь! Гладкие да разодетые… Может, и войны-то не нюхали.
Во двор ворвался ветер, зашумел, засвистел, запушил пылью. Здоровяк в светлом картузике, шофер и грузчик принялись таскать чемоданы. Скоро их совсем не стало видно в пыльной коловерти…
- Я думала, что война для всех война! А оказывается, кое-кого и она минует, - вздохнула Ефимовна и села к столу. - У тебя-то, Семеновна, ладно ли с сыновьями?
- Вот уж скоро месяц, как ни слуху ни духу.
- Вот и мой Мишенька будто в воду канул. И как я не удержала - понять не могу. Будто у меня в те поры руки-ноги отнялись… Надо было броситься на шею и не пускать. Ведь только школу кончил.
- Что ты, Ефимовна, да разе мыслимо было удержать… Чай, не старое время.
- Этак, этак, голубушка.
- Ой, да что я заболталась? У меня же чайник поставлен, - спохватилась Варвара Семеновна, ушла в кухню и вернулась с кружкой квасу.
- Пока чайник не закипел, попей-ка кваску домашнего. Я с дачи прихватила.
- Спасибо, голубушка. Спасибо! У меня от бани да от ветрища все внутри пересохло.
Выпив полкружки, она передохнула и допила все.
- Ох и квасок, аж шибает в носок! Давно такого не пивала.
- Свой, домашний…
В дверь резко постучали.
- Батюшки, уж не телеграмма ли?
Варвара Семеновна поспешила в переднюю, впустила коменданта и с ним еще троих.
- Это комиссия с завода, - сказал комендант, поздоровавшись, - учитываем жильцов и площадь. Скоро должны приехать эвакуированные из Северограда.
- Чего у нас-то учитывать? - сказала Варвара Семеновна. - Чай, сами знаете - десять ртов.
- Четыре комнаты занимаете? - спросил пожилой, в чесучовом пиджаке.
- В одной мы с мужем, в другой сын с женой и двумя малышами, в третьей дочь-солдатка и сынишка, а в проходной старики.
- Знаем, запишите! - сказал угрюмый, в очках, с красной папкой. - Придется вас, гражданка Клейменова, потеснить.
- Об этом вы с Гаврилой Никоновичем толкуйте. Я тут маленький человек.
- И с ним поговорим. Записали?.. Ну, будьте здоровы! - сказал тот, что был с папкой. - Пошли, товарищи…
Когда стукнула дверь, Ефимовна вдруг бойко поднялась, забыв про свой радикулит, и подхватила кошелку с веником.
- Слышала, дела-то какие, Семеновна? Вакуированные едут. И нас, должно, потеснят. А у меня дома один старик хворый. Старшой-то ишо на работе. Уж ты извини, голубушка, разве до чаю теперь? Война-то, видать, никого не милует…