Адъютант закусил губу и бесшумно вышел. Гейдрих плюхнулся в глубокое кожаное кресло, забросил ногу на ногу и принялся барабанить пальцами по бедру. Раздался стук в дверь. Дежурный офицер доложил о прибытии группенфюрера Мюллера и бригадефюрера Шелленберга.
Первым вошел Шелленберг. Он был, как всегда, в штатском, в скромном сером костюме. За ним торопливо просеменил Мюллер, пылкий и встревоженный, голова его с большим красным лицом неуклюже покачивалась вверх-вниз на толстой шее над мундиром. Бывший почтальон из Мюнхена еще не научился носить форму с необходимой немецкому офицеру элегантностью.
Шелленберг, спокойный, улыбающийся, непринужденно вскинул руку в нацистском салюте. Мюллер неловко последовал его примеру.
- Очень приятно видеть вас обоих, - заговорил, не поднимаясь из кресла, Гейдрих. - Выспались, надеюсь, как следует? Кое-кто из нас лишен этой роскоши, но я рад, господа, что вы пользуетесь ею в полной мере… - Сощурился и оглядел офицеров. - Вы! - Он внезапно вскинул руку и указал на Мюллера. - Пока вы утром храпели под большим стеганым одеялом, я отвечал на телефонный звонок недовольного фюрера. Разговор, как, возможно, вы догадываетесь, был не особенно приятным. Из-за него пришлось отложить конную прогулку на полчаса. Фюрер был очень сердит, Мюллер. И обратил гнев на меня… на меня, понимаете? Кажется, я должен нести личную ответственность за вашу привычку подолгу спать! Вы валяетесь, как свинья, в постели, а фюрер из-за этого бранит меня… Скажите, Мюллер, в котором часу вы явились сюда утром?
Мюллер шумно сглотнул.
- В половине девятого, обергруппенфюрер.
- В половине девятого! Мюллер, вы теперь в гестапо, а не разносите почту по мюнхенским улицам. Что такое, по-вашему, эта война? Приятная прогулка? Нам не нужен балласт. Без того, кто предпочитает спать, пока весь мир трудится, можно прекрасно обойтись… И в Мюнхене, и в других местах много почтальонов, которые были бы очень рады занять ваше место.
Толстое, красное лицо Мюллера, казалось, вот-вот лопнет, как перезрелый помидор. В его смятенном уме мелькнуло, что жизнь в Мюнхене была куда проще и счастливее. Голос Гейдриха продолжал греметь:
- Секретная служба армии перехватила телеграмму, отправленную бельгийским послом в Риме своему министру иностранных дел. В этой телеграмме, Мюллер, изложены все наши планы вторжения в Бельгию и Голландию. Что можете сказать об этом?
Тут вежливо вмешался Шелленберг.
- Прошу прощенья, обергруппенфюрер, но мы давно знали о существовании этой телеграммы. Насколько я помню, нас осведомили о ней в тот самый день, когда наши войска перешли датскую границу.
Гейдрих повернул голову к нему.
- Спасибо, бригадефюрер. Я это знал. Однако, с вашего позволения, существует громадная разница между тем, что об этом знало ваше ведомство, и что об этом стало известно фюреру… Понимаете?
Шелленберг улыбнулся.
- Полностью, обергруппенфюрер. Простите, что прервал вас. - Чуточку поколебался. - Можно спросить, что фюрер намерен предпринять в связи с этим?
Гейдрих равнодушно пожал плечами.
- Кто может сказать? Там, как вы прекрасно знаете, все всегда сверхсекретно. Фюрер наверняка строит свои планы, как и мы строим свои. - И снова ожесточенно напустился на Шелленберга. - Ну? Что скажете, герр Шерлок Холмс? Какие сведения у вас есть об этом гнезде изменников? Адмирал Канарис - посол Ульрих фон Хассель - обер-бургомистр Герделер - генерал-майор Остер - генерал Бек… я назвал всего нескольких. Что можете сказать о них?
- Обергруппенфюрер…
Мюллер грузно переступал с ноги на ногу, потирал руки и обливался потом.
- Постарайтесь, ради бога, спокойно стоять! - прикрикнул Гейдрих.
Начальник гестапо покорно замер.
- Уверяю вас, обергруппенфюрер, мои люди следят за этими изменниками днем и ночью.
- За всеми?
- За всеми, обергруппенфюрер.
- Мм. - Гейдрих бросил взгляд на свои ногти. - А штурмбаннфюрер Акстер из вашего отдела сто одиннадцать дробь два? Он тоже ведет слежку?
- Да, - обеспокоенно ответил Мюллер. - Да, конечно! Все мои люди хорошо обучены… все получили указания… я совершенно уверен…
- Все так, - согласился Гейдрих. - Но вернемся к Акстеру. Вы наверняка получаете от него ежедневные донесения?
- Э… да, - ответил Мюллер уже не так уверенно. - Да, это так. Все мои люди получили указание…
- Значит, вы получали от него вести в течение последних суток?
- Э… нет. - Мюллер с жалким видом покачал головой и снова стал потирать руки. - Нет, обергруппенфюрер, не получал. Но он будет за это наказан! Я лично займусь этим. Такое поведение совершенно необычно, мои люди всегда очень пунктуальны, очень оперативны, очень…
- Я уверен, что это так, - согласился Гейдрих. - Однако боюсь, что этот подлец Акстер уже недосягаем для наказания. Прошлой ночью он был убит в Морелленшлюхте, и его труп уничтожен.
- Но…
- Он был шпионом, - лаконично произнес Гейдрих. - Вы ни разу не поинтересовались его прошлым? Вам не приходило в голову, что человек, два года прослуживший в штабе фюрера и вдруг перешедший в гестапо, должен подвергнуться небольшой проверке?
- Обергруппенфюрер, я всегда проверяю своих людей…
- Явно недостаточно. Рекомендую впредь самому выполнять свою работу. Не ждите, что я всегда буду играть роль няньки… Кстати, предоставлю вам отвечать на все неловкие вопросы, которые могут возникнуть в связи со смертью этого человека. Можно хотя бы в таком деле положиться на вас?
- Да, обергруппенфюрер, предоставьте это мне. Я справлюсь.
- Будем надеяться… А теперь о той истории в Риме. Расскажите, что знаете о ней. Надо полагать, вы, как начальник гестапо, располагаете последними сведениями?
- Да. Видите ли… - Мюллер поднял руку ко рту и, закусив указательный палец, подыскивал слова. - Да. Мы, разумеется, узнали о той телеграмме. И установили агента, продавшего эти сведения бельгийцам…
- Правда? - с удовольствием произнес Гейдрих. - Поздравляю вас, Мюллер! Что вы предприняли?
- Ну… к сожалению, мы почти ничего не знали, пока не стало слишком поздно. Но этого агента уже убрали с дороги. Об этом вам не нужно беспокоиться, обергруппенфюрер. Право же!
- Ваши люди позаботились о нем? Привезли для допроса?
- Н-нет… не совсем так… Этот человек, - сказал Мюллер в порыве откровенности, - попал под машину на Виа Венето!
- Понятно.
- Мы сделали, что смогли. Не наша вина, что он переходил улицу, не глядя…
- Минутку. - Гейдрих поднял тонкую, изящную руку. - Говорите, вы разделались с этим агентом. А с его контактом?
Мюллер раскрыл рот, но Гейдрих не дал ему говорить.
- Явно нет. Неужели я должен думать обо всем? - Проницательно уставился на подавленного Мюллера, потом перевел взгляд на Шелленберга, слушавшего разговор с капризной улыбкой на губах. - Думаю, отныне нужно будет особенно следить за нашим другом адмиралом Канарисом. Сегодня утром я узнал, что фюрер поручил ему найти среди нас предателя… человека, который продал агенту эти сведения…
- Нелепость! - пробормотал Шеллленберг.
- Похоже, - согласился Гейдрих, - на поручение волку пасти овец, но дело обстоит так, господа… Давайте полностью используем эту возможность.
И, плотно сжав губы, улыбнулся. Шелленберг покачал головой.
- Канарис! - произнес он, словно не мог в это поверить.
- Канарис, - подтвердил Гейдрих. - Уж кто-кто… Мне пришло в голову, бригадефюрер, что поскольку вы с адмиралом в добрых отношениях, то вполне сможете… э… подбросить ему кой-какие сведения для передачи фюреру? Можно даже приставить к нему одного-двух помощников из вашего ведомства? Например, у вас в отделе четыре дробь два Б есть секретарша… жена офицера, брат которого находится в Англии. Она вполне подойдет… Понимаете меня?
Шелленберг с серьезным видом кивнул.
- Вместе с тем, - продолжал Гейдрих, - мы, естественно, должны делать все возможное, чтобы помочь адмиралу найти предателя. Это ваша задача, Мюллер. Еще один провал вашего ведомства - и готовьтесь снова взять почтовую сумку и ходить по улицам Мюнхена… Я понятно выразился?
БОЙ ЗА "КРАСНЫЙ ОКТЯБРЬ"
Несколько дней спустя мы прибыли на позицию перед большим металлургическим заводом "Красный Октябрь" на северо-востоке Сталинграда. Этот район в течение нескольких месяцев был местом многих столкновений между русскими и немцами. На заводе упорно держались два полка противника, и выбить их пока что не удавалось. Сам завод представлял собой беспорядочную массу искореженных балок и битого кирпича. После немецких артобстрелов в стенах появились громадные дыры, и повсюду витал запах смерти и разрушения, запах кирпичной пыли и горелой человеческой плоти. В развалинах было полно крыс. Они стали наглыми, крупными, величиной с больших кошек, и совершенно не боялись людей. Нам же они внушали панический страх. По словам Хайде, со дня на день следовало ждать вспышки чумы, и мы, завидев этих отвратительных тварей, всякий раз бросали гранаты в их гущу. К черту требования беречь боеприпасы: чумные крысы были куда страшнее русских войск!
Мы пробыли там почти неделю, а потом в один прекрасный день Старика вызвали к командиру роты, гауптману Швану. Его не было довольно долго, мы тем временем ворчали и строили догадки.
- Прогуляйтесь-ка за позиции противника, посмотрите, как там дела! - Порта отвернулся и с отвращением плюнул. - Черт побери, вечно мы, разве не так?
- Должна существовать какая-то очередность, - ханжески заметил Грегор. - Пора начальству выбрать кого-то другого.
- Кому морочишь голову? - спросил я. - Кто в прошлый раз ходил выяснять, что замышляют русские? Насколько я помню, не ты!
- Вот-вот, и кто приволок треклятого генерала? - язвительно спросил Грегор.
Тут вернулся Старик. С мрачным видом поманил к себе Хайде, они отошли, а мы притихли.
Напрягая слух, мы бессовестно подслушивали и кое-как разбирали, что говорилось.
- Скажи самое худшее, - предложил Хайде. - Начальство хочет, чтобы мы одни пошли в наступление и взяли Москву?
- Задание почти столь же трудное, - согласился Старик. - Речь шла о том громадном бункере перед заводом, который стал камнем преткновения.
- И что с ним делать?
- Он должен прекратить существование.
Хайде на минуту лишился дара речи.
- Как это - прекратить существование? Мы что, должны его уничтожить?
- Вот именно, - чуть ли не извиняющимся тоном ответил Старик.
Порта с ужасающей гримасой ярости и возмущения повернулся к нам.
- Что я, черт возьми, говорил? - прошипел он.
- Как? - холодно спросил Хайде. - Как нам, черт побери, уничтожать этот бункер, будь он проклят?
- Ты поведешь к нему свою группу, а мы будем прикрывать тебя пулеметным огнем. Как только подойдете к нему, бросьте в амбразуры как можно больше гранат, а потом сидите и ждите, когда они взорвутся… Возьмете еще пять магнитных мин для дверей, хорошо?
По выражению лица Хайде мы поняли, что хорошего тут ничего нет. И склонны были с ним согласиться.
- Для дверей? - сдавленно повторил он.
- Да… для штук, которые открываются и закрываются… Идет?
- Нет, - ответил Хайде. - Не пойдет. - Он смотрел на Старика ледяным взглядом. - В жизни не слышал ничего более глупого! Как бросать гранаты в эти паршивые амбразуры, если они в двух метрах над головой? Давай нам лестницы, тогда можно будет его атаковать, мы же не акробаты!
- Ну, это твоя проблема, - сказал Старик. - Как ты это сделаешь, решай сам. Я только передаю приказ: отправляйся туда и взорви этот бункер.
Они постояли, свирепо глядя друг на друга, потом Хайде отрывисто выругался и пошел к нам. Мы понимали, что тут ничего поделать нельзя, понимали, что Старик уже протестовал, объясняя невыполнимость этого задания.
- Так, вторая группа, за мной!
Хайде повесил на плечо автомат, повел подбородком и с плотно сжатыми губами пошел, не оглядываясь. Мы похватали свое оружие и торопливо пошли за ним по пути, который некогда представлял собой дорогу, а теперь превратился в жуткую смесь брошенных домов, подбитых танков и автомашин, снарядных воронок, куч мусора и человеческих останков. То были трупы штатских, не солдат. Все страшно изуродованные. В ведре с водой плавала оторванная голова ребенка. Глаза незряче, изумленно смотрели в небо. Я шел, спотыкаясь, по этим руинам, и перед глазами у меня стояло видение этой головы, пока я не наступил на разлагавшиеся остатки человеческого торса и не отвлекся.
Порта, шедший в нескольких метрах впереди меня, внезапно остановился и крикнул Хайде:
- Эй! Я нашел идеальное место!
Хайде обернулся.
- Что ты там орешь?
Я поравнялся с Портой и увидел, что он Обнаружил снарядную воронку, частично покрытую балками и обломками стен.
- Здесь можно установить пулемет, - объявил Порта, безотлагательно принимаясь за дело. - Отличное место с максимальным укрытием.
- А ну, кончай! - заорал Хайде, подбегая к нам. - Бери эту чертову штуку и вперед! Здесь командую я! Остановимся, когда подам команду, не раньше…
Тут нас увидели из бункера и открыли огонь. Хайде взрывной волной швырнуло на нас, и мы вместе повалились в воронку.
- Понимаешь, о чем я? - спросил Порта. - Это место идеальное.
Хайде встал и одернул шинель.
- Даю две секунды, - отрывисто сказал он Порте. - Не вылезешь - подам на тебя рапорт.
- Как знаешь, - бодро ответил Порта. - Я остаюсь здесь.
- Унтер-офицер!
Это был голос Швана. Мы выглянули и увидели его, бежавшего к нам сквозь поднявшуюся пыль. Хайде и я вылезли из воронки. Порта вновь занялся своим пулеметом.
- Чего ждете? - спросил, тяжело дыша, Шван.
Хайде бросил на Порту злобный взгляд и раскрыл рот, собираясь пожаловаться, но не успел: Порта выскочил раньше. Молодцевато отдал честь и указал на пулемет.
- Все в порядке, готов обеспечивать огневое прикрытие.
- Молодец. - Шван одобрительно кивнул Порте и повернулся к Хайде. - Тогда вперед, унтер-офицер!
У Хайде не было выбора. С яростью и ненавистью в глазах он побежал по дороге, спотыкаясь о камни, не замечая от злости свистящих пуль и снарядов, летевших в нас из бункера.
У нас тоже не было выбора, и мы последовали за ним. Рядом со мной бежали с несчастным видом Грегор и Понц. Понц был флотским артиллеристом и недавно оказался в нашей роте после катастрофического эпизода на Дону, когда из всей корабельной команды уцелел он один. На бегу Понц в отчаянии глядел на меня.
Было необходимо добежать до бункера, пока русские не пристрелялись. Я споткнулся о груду кирпичей, поднялся, побежал, упал опять и, шатаясь, встал. Казалось, из грудной клетки выдавили весь воздух. В боку внезапно закололо, острая боль пронизала левое легкое, сердце отчаянно колотилось о ребра, кровь стучала в ушах. Я упал в третий раз и лежал в снегу, всхлипывая и тяжело дыша. Мы были уже почти возле бункера. Оставалось сделать последний рывок… Я получил сильный удар сапогом по ребрам. Потом еще и еще, совершенно безжалостные. Раздался безумный крик:
- Поднимайся, трусливая крыса! Вставай, не то пристрелю!
- Не могу, отстань от меня!
Это был мой истерически вопящий голос. Я едва узнал его. Хайде ткнул меня в ухо прикладом автомата.
- Вставай и бегом, иначе убью на месте!
Заработал пулемет Порты, пули осыпали бункер, впиваясь в стены. Порта стрелял из пулемета мастерски. На него можно было положиться.
Я собрался, готовясь к прыжку. Прыгать не хотелось. Меня сковывал страх. Я знал, что не смогу сделать прыжка, воздух между нами и бункером пронизывали пули. Только Хайде я боялся еще больше. Он был фанатиком, безжалостным зверюгой в бою, его угроза пристрелить меня была отнюдь не шуточной. С другой стороны…
- Пошел!
Хайде ткнул меня автоматом в почки. Всхлипывая от страха, я напряг мышцы и выскочил под огонь. В ров спрыгнул первым, но другие почти сразу оказались там же. Понц стоял рядом со мной, придерживая сумку с гранатами на боку, и как-то странно сопел. Ко мне вдруг вернулось мужество, я взглянул на него и понял, что он в том же состоянии, в котором я только что был.
- Делай, черт возьми, что хочешь! - проскулил он, обращаясь к Хайде. - Моя война кончается здесь, во рву! Провались фюрер, провались отчество, провались этот гнусный рейх!
- И провались военные матросы! - заорал Хайде.
В море пуль, трескотне пулеметов и разрывах снарядов они стояли, свирепо глядя друг на друга. Я поднял взгляд на разбитые стены завода, и до меня постепенно дошло, что получится, если завод окажется разрушен. Это предприятие было гордостью Сталина. С чем останется он без "Красного Октября"?
Внезапно я осознал, что Хайде оставил Понца и бежит вверх по склону к бункеру. Это была, пожалуй, самая опасная минута с начала боя. Склон был крутым, заснеженным и простреливался противником. Я увидел, как Хайде бросился в безопасное место у основания стены бункера и торжествующе присел там. Одному из нас это удалось. Я повернулся к дрожавшему матросу.
- Идешь или нет?
- К черту!
Я пожал плечами и ринулся на склон. Вокруг свистели пули и зарывались в снег. Тяжело дыша, я вбежал в тень громадного бункера. Его толстые стены зловеще высились над нами. Засевшие внутри, должно быть, чувствовали себя в полной безопасности, а мы, атакующие фигурки снаружи, были такими крохотными, беззащитными, такими бессильными…
Я поплотнее прижался к основанию стены, ища укрытия от этой бури.
- Что это с тобой? - съязвил Хайде. - Перетрухнул?
- Не только я. Это был безрассудный замысел!
Хайде поднял руку.
- Перестань. Где гранаты?