Летом 1942 года после тяжелейших боев под Москвой воюющий в составе знаменитой дивизии СС "Лейбштандарт Адольф Гитлер" штурмовой батальон "Вотан" отправляется для переформирования на территорию оккупированной Франции. Неожиданно командир батальона, оберштурмбаннфюрер Гейер, получает срочный приказ выдвинуться к проливу Ла-Манш, в район городка Дьепп. По данным абвера, британцы готовят в этом районе высадку крупного десанта. Что это - попытка открыть второй фронт или просто провокация? В любом случае, бойцы "Вотана" готовы к действию…
"Форсированный марш" - еще один роман из серии книг популярного британского писателя Чарльза Уайтинга (псевдоним Лео Кесслер) о похождениях штурмовиков батальона "Вотан".
Содержание:
Часть первая. - ОПЕРАЦИЯ "ЮБИЛЕЙ" 1
Часть вторая. - БАТАРЕЯ 21
Примечания 46
Лео Кесслер.
Форсированный марш.
Роман
Теперь вы являетесь бойцами штурмового батальона СС "Вотан", и отныне, умирая, вы не имеете права причинить своей смертью бесчестье батальону "Вотан". Ибо когда вас самих уже давно позабудут, когда ваши кости будут гнить где-то во французской земле, о самом батальоне будут по-прежнему помнить. Вы понимаете это, солдаты?
Командир штурмового батальона СС "Вотан" оберштурмбаннфюрер Гейер по кличке Стервятник . Город Дьепп, Франция, июль 1942 г.
Часть первая.
ОПЕРАЦИЯ "ЮБИЛЕЙ"
Вы должны понять это, Маунтбеттен. От вас мне требуется неудача под Дьеппом!
Из обращения премьер-министра Великобритании У. Черчилля к лорду Л. Маунтбеттену в июле 1942 г.
Глава первая
- О, великий Боже и все его страсти! - бросил в сердцах шарфюрер батальона СС "Вотан" Шульце. Он перевел себя из лежачего положения в сидячее, и, поудобнее устроившись на госпитальной койке, громко испортил воздух в обычной для себя манере.
Лежащий напротив него в длинной госпитальной палате молодой панцергренадер по кличке Однояйцый (он получил ее из-за того, что в битве под Москвой ему отстрелили одно яичко) покачал головой и сердито посмотрел на Шульце, выражая свое неодобрение. Находившийся рядом с ним боец по кличке Легкое, которого ранили во время переправы через реку Буг, пробормотал какие-то ругательства.
- Просто выпустил из себя немного зеленого дымка, только и всего, - объявил Шульце и попытался почесать кончик своего большого носа, однако у него ничего из этого не вышло. И неудивительно: ведь обе его кисти были по самые запястья обмотаны толстым слоем гипса и бинтов - результат того, что он слишком долго избавлялся от советской пехотной гранаты, попавшей ему в руки во время суматошной рукопашной схватки под Киевом.
Пружины кровати роттенфюрера Матца, стоявшей по соседству от койки самого Шульце, жалобно скрипнули, когда тот с гримасой боли на лице медленно повернулся.
- Чего тебе не хватает, Шульце? - громко спросил он.
Шульце искоса посмотрел на своего собрата по оружию. Светлые волосы Матца безнадежно свалялись, и было видно, что он не брился ровно две недели - с тех самых пор, как поезд доставил его в берлинский госпиталь "Шарите". Вся его полосатая бело-синяя пижама была усыпана сигаретным пеплом, покрывавшим ее, точно снег.
- Ты что же, обращаешься ко мне, роттенфюрер? - сурово бросил Шульце.
- А к кому, черт побери, ты думал, я обращаюсь, ты, червяк? К Уинстону-мать-его-Спенсеру-бляха-муха-Черчиллю?
- Тогда будь любезен вставить в свое обращение мое звание, роттенфюрер! - рявкнул Шульце. - И не забывай демонстрировать чуточку больше уважения к раненому шарфюреру, или я возьму эту твою культяпку, - он показал на ножной протез Матца, свисающий с края белой госпитальной койки, - и засуну ее тебе в задницу так глубоко, что у тебя глаза вылезут наружу!
- Ну хорошо, шарфюрер Шульце. В чем дело? Отчего у тебя такие желудочные боли, из-за которых ты испускаешь газы? В конце концов мы находимся в замечательном безопасном госпитале в тысячах километров за линией фронта, и рядом нет ни одного советского солдата, готового отстрелить нам яйца. Что тебе еще надо, шарфюрер Шульце?
- Я хочу выбраться отсюда, вот чего! Это место уже просто достало. У меня не осталось даже капли выпивки - эта здоровенная костоправша, которая следит за нами, умудрилась лишить меня последней фляжки с пойлом не далее как сегодня утром. Здесь я лишен шлюх. И здесь нет моего батальона! - Шульце, бывший докер из Гамбурга, грустно вздохнул: - Батальон бросил нас, Матц. Бросил нас на милость этих проклятых костоправов, жрущих в тылу бананы; и каждый из них - отъявленное дерьмо, если ты желаешь знать мое мнение. Бросил меня с двумя бесполезными культяпками вместо рук, и тебя - с одной раненой ногой, которой, впрочем, уже нет, и со второй, которую эти горе-медики, похоже, отрежут в любой день, когда им только взбредет в голову. - Шульце зашелся в приступе болезненного кашля и отхаркнулся в огромную медную плевательницу, стоявшую в середине палаты.
Клара, огромная безобразная медсестра из Красного Креста, которая в этот момент обмывала нижнюю часть туловища Однояйцего, гневно посмотрела на Шульце:
- Я запрещаю вам делать это в моем присутствии, шарфюрер. - Ее тон был крайне суровым. - И следите, пожалуйста, за своим языком - не то мне придется пожаловаться главному врачу на ваше поведение.
Она негодующе фыркнула и вернулась к прерванному ей занятию. Однояйцый прикрыл глаза. По его лицу было видно, что он блаженствует.
- Вот, Матц, ты видишь, что происходит с женщинами, которые отличаются безобразной внешностью, - не пожелал остаться в долгу Шульце. - Ведь если подобная беда с внешностью постигла, например, мужчину, то он все равно может пойти на Кудамм и просто купить себе любую цыпочку из тех, что стоят там в ожидании клиентов. Но если безобразием отличается женщина, что она может сделать? Она-то ведь не может пойти и купить себе кого-то. - Он пожал плечами и не смог удержаться от гримасы боли. - Все, что ей остается - это доводить себя до сумасшествия собственным пальцем.
Сестра Клара, по-прежнему обмывавшая Однояйцего, побагровела. Шульце с интересом наблюдал за тем, как густой румянец покрыл все ее лицо и начал распространяться вниз по морщинистой шее.
- А ведь во Франции существуют специальные заведения для такого рода женщин, - протянул Матц, включаясь в игру.
- Что?
- Специальные дома, куда могут прийти безобразные женщины, если им приспичит потрахаться.
На широком лице Шульце было написано выражение поддельного негодования:
- Какая низость! Ты только посмотри, что выдумали эти презренные лягушатники. Какое грязное извращение! Нет, только они могли это изобрести. Неудивительно, что наш фюрер в своей бесконечной мудрости решил оказать им услугу, оккупировав их погрязшую в разврате страну два года назад - только чтобы научить их хотя бы толике обычной немецкой порядочности. Ты только представь себе, Матц, что это значит, когда тебя заставляют засовывать ту небольшую штучку, которая болтается у тебя между ног, засовывать ее в это… даже за деньги! - Он мелодраматически закатил глаза к потолку.
- Ну, если откровенно, Шульце, то я бы не стал с ходу отвергать даже такое предложение, - протянул Матц, делая вид, будто всерьез обдумывает подобную возможность. - Честно говоря, в последнее время я почти не испытываю удовольствия от собственных пяти пальцев, с помощью которых приходится обслуживать себя.
- Не гневи Бога, Матц, - горестно вздохнул Шульце. - С моими-то пальцами, которые сплошь закованы в гипс, я не могу позволить себе даже этого. Ты лучше посмотри вон туда. Мне кажется, что уж где все в порядке, так это там. - Он указал на Однояйцего, который лежал с широко распахнутым ртом и глубоко и часто дышал, в то время как сестра Клара тщательно обмывала его в районе гениталий. - Смотри, какое он получает удовольствие - и притом бесплатно!
- Готов поклясться, что она получает его тоже, - злорадно прокомментировал Матц, плотоядно поблескивая своими маленькими глазками. - Ты только посмотри, как она держит его молодца. Можно подумать, что в руках у нее - ни больше ни меньше как королевская корона. Тысяча дьяволов… могу поспорить, что она только и думает, как забраться вместе с этим в свою маленькую постельку сегодня ночью. Ааа! - и невысокий роттенфюрер издал сладострастное рычание.
Это было уже слишком для сестры Клары. Она уронила тряпку, которой обмывала Однояйцего, прямо на его пенис.
- Я доложу о вашем поведении начальству, - сдавленным голосом пробормотала она, стараясь не расплакаться. - И оно проследит за тем, чтобы обладатели таких грязных языков, как вы двое, оказались там, где только и должны находиться - в дисциплинарном отделении! - И сестра выскочила из палаты, бросив свою работу и оставив Однояйцего горестно пялиться на брошенную ею тряпку.
Шульце насмешливо уставился на Матца:
- Ну и чего это она, интересно, так разорялась? Разве мы сказали что-то особенное, а, Матци?
Но, прежде чем тот успел что-то ответить, завыли сирены воздушной тревоги, предупреждая о том, что бомбардировщики британских королевских ВВС уже приближаются к Берлину, готовясь нанести очередной ночной визит.
- Тревога, - проронил Матц. - Скоро томми зависнут над нашими головами и станут, как обычно, бросать свои угловатые железные яйца. Вот свиньи!
Шульце, казалось, не слышал его.
- Нам надо сваливать отсюда, Матц, - выпалил он. - Я совсем не собираюсь позволить этой безобразной корове упрятать меня в дисциплинарное отделение, где мне придется лакать вонючую холодную баланду. Нет уж, спасибо! Надо сваливать!
- Но куда, интересно? - попытался возразить Матц.
Шульце задумчиво провел кончиком языка по своим большим пожелтевшим зубам.
- Для начала мы опрокинем по стаканчику - а, возможно, и по два. Потом немножко покувыркаемся с теми уличными шлюхами, что стоят на Кудамм, - чтобы они помогли нам как следует отхаркаться; а то у меня уже все горло забито больничной мокротой. Если я не устрою хорошую пляску с шалавами и не избавлюсь от чертовой мокроты, я, чувствую, скоро просто захлебнусь. Ну а затем мы направимся на поиски нашего батальона.
Матц недоверчиво воззрился на шарфюрера.
- У тебя что, не все дома, Шульце? Как, интересно, ты думаешь, мы сможем выбраться отсюда? Ты со своими обожженными культями вместо рук и я со своей деревяшкой. Ты же знаешь, что я совсем не могу ходить!
- Только не паникуй, Матци, - беззаботным голосом бросил Шульце. - Я быстро это поправлю.
Повернувшись к Однояйцему, он громко приказал:
- Эй, ты! Убери свои руки с того отвратительного куска мяса, что болтается у тебя между ногами, и прикати-ка из коридора тот больничный бронетранспортер, что стоит там. Пошевеливайся!
- Но я тяжело ранен в область промежности, - попробовал протестовать тот.
- Если ты не тронешься с места, то ты будешь тяжело ранен в область зада, Однояйцый!
Угроза подействовала. Преодолевая боль, солдат сполз с койки и заковылял по направлению к двери, прижимая обе руки к своему животу.
- Если ты только вздумаешь не сделать то, что приказано, я устрою тебе хорошую взбучку! - прокричал Матц ему вслед.
- Придержи язык, Матц, - нетерпеливо бросил Шульце, - передай-ка мне лучше свой тесак.
Одноногий эсэсовец послушно передал шарфюреру свой эсэсовский кинжал. Шульце неловко ухватился за него и, зажав своими перебинтованными руками, принялся пилить шнур, который поддерживал в горизонтальном положении в воздухе единственную ногу Матца. Наконец ему удалось справиться со шнуром, и нога, обмотанная толстым слоем бинтов, упала на койку.
- О, дьявол со всеми его приспешниками, - выругался Матц, - неужели ты не можешь быть хоть чуть-чуть поаккуратнее, ты, здоровый рогатый бык?!
- Возьми то дерьмо, которое вылетает сейчас из твоего рта, и сунь его к себе в фуражку, калека, - ничуть не смутившись, оборвал его Шульце, неловко пытаясь засунуть свою длинную больничную рубашку в черные брюки. - Кажется, ты забыл, что разговариваешь с фельдфебелем великой германской армии. Передай-ка мне мои стаканчики для перемешивания костей, будь добр.
Пока Матц, преодолевая боль, тянулся за шнурованными ботинками Шульце, Однояйцый распахнул дверь в палату и вкатил в нее допотопное инвалидное кресло. Его лицо было пепельно-серым. "Мне кажется, она снова открылась - я имею в виду, моя рана", - пролепетал он.
- Тогда просто шагай не так широко, вот и все, - безжалостно посоветовал ему Шульце, - а не то и второе твое яйцо выпадет из своего гнезда и укатится куда-нибудь. Давай, давай, пошевеливайся; не стой ты там, словно истукан! Помоги мне посадить в коляску этого калеку.
- Но куда, тысяча чертей, ты собираешься идти? - спросил Однояйцый, помогая Шульце подсадить Матца в инвалидное кресло. Его любопытство, судя по всему, пересилило боль.
- Куда мы собираемся идти? - молниеносно откликнулся Шульце. - К женщинам - мы собираемся сделать с ними три "о".
- Что?
- О, великий Боже! У тебя что, до сих пор еще пух не исчез за ушами? Мы собираемся отыскать их, облапать и оттрахать!
- О, понятно, - протянул Однояйцый. - А что же потом, Шульце?
- А потом, мой замечательный маленький панцергренадер, - заорал Шульце, - мы собираемся отыскать самый лучший батальон во всей германской армии - батальон "Вотан"! - В следующее мгновение он уже выскочил из вращающихся дверей госпиталя, толкая перед собой инвалидное кресло с Матцем, точно это была детская коляска с ребенком-переростком.
Глава вторая
- Господь всемогущий, яви нам свою милость, прошу тебя! - выдохнул Матц, сидя в инвалидном кресле, которое Шульце пытался пропихнуть сквозь толпу разгоряченных солдат-отпускников, ждавших своей очереди, чтобы подняться на второй этаж, где проститутки обслуживали клиентов. Гигантская гостиная борделя, уставленная громоздкой плюшевой мебелью в стиле XIX столетия, была полна шлюх в шелковых неглиже, щеголявших своими прелестями. Сбиваясь с ног, по борделю носились потные официантки, спешившие разнести сигареты и бутылки с пивом и шнапсом. Несмотря на то, что где-то совсем рядом разрывались бомбы, в самом заведении жизнь просто кипела.
- Ты только посмотри на всю эту роскошь, Матци, - вздохнул Шульце. - Боже, они так хороши, что я с удовольствием съел бы их сырыми - и без всякой соли. И ты только послушай, как скрипят пружины кроватей там, наверху. Разве это не замечательная музыка - и разве она не лучше, чем "Хорст Вессель" и "Дойчланд юбер аллес" вместе взятые?
- Взгляни вон на ту, Шульце, - прошептал Матц, указывая на дородную блондинку, чьи огромные груди аппетитно перекатывались под ее черным бельем, угрожая разорвать его. - Какие фантастические прелести снаружи - а что же там внутри? - Ослепленный красотой блондинки, Матц жадно протянул к ней обе руки, пытаясь схватить ее.
Однако перед ним неожиданно возник мужчина в форме артиллериста, с обожженным солнцем лицом ветерана Африканского корпуса.
- Убери свои лапы от нее, ты, одноногий калека! - рявкнул он. - Тебе придется подождать своей очереди - точно так же, как и всем нам. Лично я не видел ни одной белой женщины на протяжении тридцати недель. А если ты слишком спешишь, то удовлетвори себя пока своими же собственными грязными ручонками. Судя по всему, от той маленькой штучки, которая у тебя имеется ниже пояса, в этом заведении все равно будет не слишком много пользы.
Эта реплика артиллериста вызвала взрыв хохота среди стоявших рядом солдат. Пока Матц задыхался от ярости, Шульце смерил артиллериста холодным взглядом.
- Тебе известно, к кому ты обращаешься, ты, взбесившийся трубочист? - осведомился он с ледяной вежливостью. - Если нет, тогда я просвещу тебя. Ты разговариваешь с шарфюрером лучшего батальона лучшей дивизии Ваффен-СС. А именно, батальона "Вотан" из состава дивизии "Лейбштандарт Адольф Гитлер"!
На артиллериста это заявление не произвело ровным счетом никакого впечатления.
- Я хотел бы тебя кое о чем спросить, - обратился он к Шульце.
- Пожалуйста, спрашивай.
- Я хочу знать: твоя мать была девственницей или нет, когда родила тебя? - спросил артиллерист с усмешкой. - Или же тебя нашли под капустным листом?
Его острота вызвала новый взрыв бешеного хохота со стороны скучающей солдатни. А у блондинки, смеявшейся до слез, правая грудь все-таки вывалились из ее неглиже. Солдаты одобрительно засвистели, приветствуя это зрелище восторженными криками.
Шульце с трудом дождался, когда наконец уляжется весь этот хохот и радостные вопли. Когда в гостиной стало тише, он взорвался.
- Встань прямо! - рявкнул он, точно они находились на батальонном плацу. - Расправь плечи и подтяни свое отвисшее брюхо! Держи свою челюсть как следует! Держи голову прямо! Ты разговариваешь с унтер-фюрером СС, невежа!
- Ах ты, помойная утроба, - усмехнулся артиллерист.
- За эти несносные слова, солдат, я отрежу тебе задницу, - пообещал Шульце, вспыхивая. - Грязный вонючий пердун!
Но прежде чем Шульце успел врезать усмехающемуся артиллеристу, Матц резко дернул вверх свой протез и попал артиллеристу точно между ног. Несчастный издал душераздирающий вопль и рухнул на колени. Шульце с размаху опустил свои закованные в гипс руки на его затылок, и артиллерист беззвучно упал лицом в ковер.
Победно ухмыляясь, Шульце провез инвалидное кресло с Матцем через импровизированный коридор, который образовали расступавшиеся на их пути другие солдаты. При этом он милостиво кивал то налево, то направо - ни дать ни взять фюрер во время появления на партийном съезде в Нюрнберге.
Их путь преградила хозяйка борделя. Необъятная грудь, казалось, подпирала ее двойной подбородок.
- Вот это вещь! - восторженно протянул Матц, не сводя глаз с ее бюста. - Это же настоящее чудо инженерного искусства! Это даже более грандиозное сооружение, чем мост через Рейн в Кельне.