Шульце также с неприкрытым восхищением обозрел монументальные формы мадам.
- Так и съел бы все это мясо… и гарнира не нужно, - восторженно выдохнул он.
На хозяйку борделя эти реплики не произвели ровным счетом никакого впечатления.
- Что это вы, интересно, делаете в моем заведении со своей гребаной инвалидной коляской? - грозно осведомилась она. - За это вам, черт побери, придется заплатить дополнительно! - она сделала весьма выразительный жест своей унизанной множеством колец пухлой рукой. - Заплатите за коляску, и тогда я разрешу вам поставить ее где-нибудь в уголке и посмотреть на моих девочек.
- Ну-ка, покажи ей, что мы припасли, Матц, - бросил Шульце.
- У нас есть для вас кое-что получше денег, мадам, - с энтузиазмом откликнулся Матц и, засунув руку в ящичек, который располагался под сиденьем его инвалидной коляски, принялся выуживать оттуда вещи, которые приятели прихватили с собой, покидая госпиталь "Шарите". - Три банки мясных консервов, блок сигарет, кило крупы и - вот, смотрите. - Он поднял высоко вверх маленькую бутылочку с маслянистым содержимым коричневого цвета. - Сок радости.
- Морфий? - ахнула женщина. Ее зрачки сузились. Как и все, кто жил в Берлине в третий военный год, она прекрасно знала, что на черном рынке бутылочка морфина стоила целое состояние. Ведь немецкая столица была теперь переполнена калеками всех сортов - и мужчинами, и женщинами, - которые существовали только от инъекции к инъекции и были готовы отдать за временное избавление от своих страданий любые деньги.
- Именно морфий, - подтвердил Шульце. - Теперь все улажено, не так ли, мадам?
Так оно и было. Не более как минуту спустя парочка лучших девиц мадам, австрийские двойняшки Митци и Герди, повели друзей наверх в самые роскошные апартаменты заведения.
- Обычно мы пускаем сюда лишь офицеров и настоящих господ, - объяснила хозяйка, крепко прижимая бутылочку с морфием к своей массивной груди.
- Высший класс! - восторженно воскликнул Матц, когда две полураздетые проститутки уложили его на огромную кровать, стоявшую в углу. - Как в раю.
Но в отличие от него Шульце совсем не собирался выражать столь же неумеренный восторг.
- Мадам, моему товарищу все здесь подходит, - объявил он. - Ведь, во-первых, у него слишком мало того, что надо вставлять; во-вторых, он делает это лишь одним-единственным способом - сверху вниз и обратно. - Он постучал закованной в гипс рукой по своей широкой груди: - Но лично мне требуется гораздо больше пространства. - Повернувшись к Митци, он одарил ее распутной улыбкой: - Видишь ли, милочка, на кровати я - настоящий матадор. Сначала я делаю это сбоку. Затем - сзади. А затем взбираюсь на подружку и, опираясь на свои плавники, делаю это сверху. - Он подмигнул проституткам, и они расхохотались - намерения Шульце были им ясны и понятны.
Шарфюрер хлопнул мадам по ее объемистому заду, плотно обтянутому шелком платья:
- Но на сегодняшнюю ночь, учитывая особые обстоятельства я, так и быть, готов удовольствоваться тем, что вы мне предложили. Мне хватит и этой кровати - и не беспокойтесь, хозяйка, я очень нежен с девственницами.
Не прошло и пяти минут, как Митци уже стащила с Шульце его тяжелые походные ботинки и черные брюки и обнюхивала его гигантский восставший член, точно он был каким-то особенно прекрасным цветком, почти прижимаясь к нему своим точеным венским носиком. В этот момент Матц неожиданно застонал:
- Шульце!
- Чего тебе надо, кретин? - зло крикнул шарфюрер. - Ты что же, не видишь, что сбиваешь меня с панталыку?
- Но я не могу… не могу.
- Не можешь что?!
- Не могу взобраться на нее! - со слезами в голосе ответил одноногий роттенфюрер.
Пробормотав сквозь зубы ругательство, Шульце повернулся к нему. В тусклом красноватом свете он хорошо видел девицу Матца, уже совершенно голую, лежащую на кровати с задранными вверх ногами. Матц, однако, пока так и не выбрался из своего инвалидного кресла - хотя он тоже был совершенно голый и безусловно готовый к действию; из уголка рта у него, похоже, капала слюна при взгляде на соблазнительную голую шлюху, дожидавшуюся его.
- Раскрыв так ноги на сквозняке, она рискует очень серьезно простудиться, - проронил Шульце, глядя на эту сцену.
- Я прошу тебя, Шульце, пожалуйста, без шуточек, - взмолился Матц, глядя на кровать с выражением безнадежности в глазах. - Я мечтал о подобном в течение долгих, долгих месяцев!
Шульце спрыгнул со своей постели и торопливо пересек комнату, направляясь к Матцу. Его собственный пенис торчал вверх, точно полицейская дубинка.
- Давай, маленький калека-извращенец, - рявкнул он, одним движением своей перебинтованной руки поднял миниатюрного роттенфюрера в воздух и опустил его точно между ногами девицы.
- Попробуй, милая, как тебе подойдет этот размерчик, - бросил он.
Проститутка замычала от удовольствия, а Матц немедленно приступил к активным действиям. Пружины кровати заскрипели, точно бешеные.
Шульце также не собирался терять времени даром. Снаружи то и дело разрывались авиабомбы, которые теперь падали густо и часто. При каждом новом взрыве Митци вздрагивала, что делало удовольствие, которое получал Шульце, лишь еще более острым. Гамбуржец занимался любовью со всем пылом, на который был способен, и его широкая мускулистая спина вся взмокла от усердия.
Со своей кровати Матц восторженно прокричал:
- Давай, задай ей жару, задай ей настоящего жару, старина Шульце!
* * *
- Остановитесь-ка, эй, вы! - Элегантный штабной офицер натянул поводья своей лошади и с удивлением поправил в глазу монокль в черной оправе. - Во имя трех дьяволов, скажите мне, что вы здесь делаете?! - Выпучив глаза, он брезгливо рассматривал одноногого и совершенно пьяного солдата, сидевшего в своем инвалидном кресле в одной ночной рубашке и прижимавшего к груди ночной горшок, до краев заполненный коричневатой жидкостью. Бритая голова этого солдата была прикрыта алыми женскими кружевными трусиками. А его инвалидное кресло толкал вперед другой, столь же пьяный, солдат с расстегнутой ширинкой и с забинтованными руками, полностью облепленными гипсом. Под мышкой он зажал деревянную ногу-протез.
- Дышим утренним воздухом, господин офицер, - вежливо ответил Шульце. - Очень приятно, знаете ли, подышать им после того, как проклятые томми выбросили наконец весь свой груз бомб и улетели восвояси.
- Ничего себе утренняя прогулка! - взорвался штабист. - Вы что же, не видите, что с неба льет дождь?
Шульце задрал лицо вверх и почувствовал, как на его грубую обветренную кожу падают прохладные дождевые капли.
- Верно, господин офицер. Извините, не заметил раньше. Эй, Матци, прикрой-ка мое пиво ладошкой - Господь Бог мочится в него с неба!
- Да вы еще к тому же и богохульствуете! - прорычал офицер, лихорадочно поправляя монокль. - К чему, о Боже, пришли солдаты Ваффен-СС?!
- Шел бы ты отсюда да наложил кучу дерьма где-нибудь на свежем воздухе! - пьяно буркнул Матц, припадая к ночному горшку и делая очередной глоток несвежего пива, которое они захватили с собой, покидая бордель. - Чего ты пристаешь к нам, когда мы разыскиваем батальон "Вотан"? Грязный педик…
- Что вы сказали?!
- Не воспринимайте его серьезно, господин офицер, - попытался успокоить покрасневшего штабиста Шульце. - Дело в том, что из него надо каждые два часа откачивать мочу. Вот почему он всюду таскается с ночным горшком. А когда из него откачивают мочу, он становится немножко не в себе и болтает всякие глупости. Как сейчас, например.
Офицер задохнулся от приступа ярости. Вытягивая длинную шею из туго облегающего воротника своего мундира, что делало его похожим на страуса, он процедил сквозь зубы:
- Заткнитесь, вы! Этот человек… он оскорбил меня!
- Оскорбил тебя? - промурлыкал Матц с выражением невинности на своем пьяном лице. - Да все, что я сказал, - это чтобы ты наложил кучу дерьма где-нибудь на свежем воздухе! Лично я совсем не считаю, что это - настоящее оскорбление. Если бы я только захотел оскорбить кого-то…
Конец его фразы потонул в пронзительном свисте офицера, который с побагровевшим лицом дул и дул в серебряный свисток, свисавший на шнурке с его кителя.
Буквально в следующую секунду словно из-под земли появился патруль - четверо солдат с карабинами во главе с фельдфебелем. Последний встал навытяжку перед офицером, на чьи серебряные погоны падал красноватый отсвет от багрового солнечного шара, который начал подниматься на горизонте и лучи которого с трудом пробивались сквозь пыль и дым, вызванные ночной бомбежкой.
- Слушаю вас, господин офицер, - обратился к офицеру фельдфебель.
- Арестуйте этих двух отвратительных животных, - потребовал тот. - Арестуйте их немедленно. Они только что оскорбили меня - меня, офицера Генерального штаба!
Холодные глаза здоровяка-фельдфебеля внимательно ощупали фигуру Шульце, не пропустив ни множество его орденских планок, ни Рыцарский крест Железного креста, который криво свисал на ленточке, обмотанной вокруг его открытой шеи.
- А что же именно они сказали? - осведомился он.
Офицер Генштаба принялся объяснять фельдфебелю, как его оскорбили. Слушая его, Матц бешено хохотал - так, что, казалось, он вот-вот выпадет из своего инвалидного кресла.
- Иди и наложи кучу дерьма где-нибудь на свежем воздухе - вот что предложил мне этот субъект - тот, что поменьше ростом, - заключил трясущийся от ярости офицер. - Этот негодяй предложил пойти и наложить кучу дерьма офицеру Генерального штаба!
В эту секунду Матц выплеснул из ночного горшка все пиво, что там было налито, прямо на элегантный китель штабиста.
- Смотрите, что он сделал! - взвизгнул офицер, стряхивая с себя капли пива при помощи своих кожаных перчаток - с таким видом, словно это была концентрированная серная кислота. - Он выплеснул на меня полный ночной горшок мочи!
Патрульные грозно сгрудились вокруг двоих эсэсовцев. Шульце попытался выставить перед собой деревянную ногу-протез, чтобы как-то защититься, но командовавший патрульными фельдфебель взял наперевес заряженный карабин. Другой патрульный также снял свой карабин с предохранителя и угрожающе прошипел:
- Лучше пройди с нами по-хорошему!
Он шагнул прямо к Шульце, готовясь схватить его своими огромными ручищами.
Но этого так и не случилось - рядом с ними внезапно с визгом затормозил большой черный "хорьх". Зад машины сильно занесло на мокром булыжнике. Стоявшие на подножке машины адъютанты в форме СС - каждый из которых был как минимум на голову выше самого Шульце - соскочили на мостовую и двинулись прямо к патрульным. Тот из них, который хотел было схватить Шульце, опустил свою лапу. Все, кто находился в этот миг на улице, внезапно стали по стойке "смирно", узнав металлический штандарт, прикрепленный к радиатору "хорьха".
- Чтоб мне провалиться на этом месте! - выдохнул шарфюрер Шульце, увидев, как открылась задняя дверца автомобиля и из нее вылез мужчина с желтоватым, болезненным цветом лица; на носу поблескивало пенсне, делавшее его похожим на школьного учителя. На его черном генеральском кителе не было видно ни одной награды, кроме Имперского спортивного значка в бронзе. - Это же сам рейхсфюрер!
- Что здесь стряслось? - спросил этот человек, внушавший ужас всей Европе. - Почему вы затеяли свару с моими людьми в самом центре Берлина? - Темные глаза рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера наполнились неподдельным сочувствием: - Оба из которых к тому же тяжело ранены!
- Сами они предназначены лишь для несения тыловой службы, - встрял Шульце. - И не могут понять, что перед ними - солдаты, которые готовятся к отправке на фронт, рейхсфюрер. Мы готовы отправиться туда как можно скорее. - Шульце попытался прищелкнуть каблуками, но был настолько пьян, что едва не упал.
В глазах Гиммлера мелькнули теплые искорки:
- Это то, что я и рассчитывал услышать от моих верных эсэсовцев!
- Но, господин рейхсфюрер… - попытался обратиться к нему офицер Генерального штаба.
Гиммлер бросил на него уничтожающий взгляд. Под этим взглядом даже лошадь, на которой сидел офицер, стала нервно переступать с ноги на ногу и пятиться назад. Затем взгляд рейхсфюрера упал на алые трусики Герди, которые украшали выбритый череп Матца.
- Почему у вас на голове надето то, что, как мне кажется, является предметом… э-э… женского туалета? - поинтересовался он.
Матц, до которого наконец дошло, в какой они попали переплет, совсем не желая в результате этого быть отправленным в военную тюрьму в Торгау, из которой он когда-то выкарабкался только благодаря тому, что подал заявление о вступлении добровольцем в ряды СС, вдохновенно соврал Гиммлеру:
- Из-за крови, рейхсфюрер.
- Крови? - удивился Гиммлер.
- О да. Видите ли, я получил огнестрельное ранение больше месяца назад, но рана до сих пор кровоточит. И лекари ничего не могут сделать, чтобы остановить кровотечение. Поэтому, когда мой товарищ вывозит меня в моем инвалидном кресле на утреннюю прогулку, как сегодня, я специально ношу этот предмет одежды, чтобы гражданские жители Берлина не видели на моей голове кровь и не пугались. Мне кажется, рейхсфюрер, что если бы жители Берлина увидели германского солдата с кровоточащей раной на голове прямо в центре германской столицы, то это было бы худо для морального духа гражданского населения столицы нашего рейха.
- Похвально, весьма похвально, - проговорил Гиммлер голосом, в котором неожиданно послышались слезы, и промокнул свои внезапно увлажнившиеся глаза. Рейхсфюрер был весьма эмоционален во всех вопросах, которые касались его элитных подразделений. - А вам, проклятым жеребцам, которые гарцуют в центре Берлина в то время, как на рейх со всех сторон обрушиваются смертельные опасности, следует брать пример с моих храбрых, увенчанных ореолом страдания эсэсовцев!
- Да, рейхсфюрер, - смиренно выдавил офицер Генерального штаба.
Гиммлер отпустил его пренебрежительным взмахом руки и снова повернулся к двум эсэсовцам. Выражение его вечно хмурого землистого лица стало теперь очень теплым.
- Итак, что я могу сделать для вас, мои герои? - спросил он.
Шульце мгновенно ухватился за этот шанс, почувствовав, что у них может появиться реальная возможность реализовать давнишнюю мечту - выскользнуть из тесной удушливой клетки столичного госпиталя "Шарите".
- Рейхсфюрер, мы хотели бы как можно скорее вернуться в наш родной батальон.
- Как называется ваш батальон?
- Он называется штурмовой батальон СС "Вотан", - рявкнул Шульце, точно стоял сейчас на парадном плацу в Зеннештадте.
Лицо Гиммлера расплылось в улыбке.
- А, "Вотан"! - воскликнул он. - Я слышал лишь самые великолепные отзывы об этой части!
Тем не менее, когда рейхсфюрер сделал знак Шульце, чтобы тот подошел ближе к нему, гамбуржцу показалось, что в глазах Гиммлера затаилась некоторая растерянность.
- Ваш батальон находится в районе Дьеппа, шарфюрер, - мягким голосом пояснил Гиммлер.
- Дьеппа, рейхсфюрер? - переспросил Шульце.
- Да, город Дьепп на побережье Франции.
- Но там же не проходит линия фронта, рейхсфюрер, - проронил удивленный Шульце. - И там никогда не велось никаких боев за последние пару лет - с тех самых пор, как лягушатники поголовно сдались нам. Батальон же "Вотан" - это своего рода "пожарная команда" фюрера, которую он всякий раз бросает туда, где по-настоящему жарко!
Генрих Гиммлер подмигнул Шульце, что было весьма необычным жестом со стороны этого человека, практически напрочь лишенного чувства юмора.
- Не беспокойтесь, шарфюрер, - доверительно проронил он, - скоро об этом позаботятся томми!
Глава третья
Премьер-министр Великобритании нежился в теплой ванне с гидромассажем.
- Ну, Маунтбеттен, - не поворачивая головы, осведомился он, - что нового вы можете сказать мне о готовящейся операции?
Привлекательный молодой и аристократичный глава Управления совместных операций адмирал Луис Маунтбеттен почувствовал, что настал его час. Он получил назначение на этот высокий пост вскоре после того, как затонул эсминец королевских ВМС "Келли", которым он командовал; теперь моряк страстно мечтал о том, чтобы добиться как можно более быстрого успеха на новом поприще - точно так же, как он всегда делал это на всех других этапах своей стремительной военной карьеры.
- Боюсь, господин премьер-министр, - вздохнул адмирал Маунтбеттен, - что проклятые боши что-то почувствовали. Наши друзья из движения Сопротивления сообщили, что немцы начали концентрировать в этом районе отдельные боевые подразделения своей новой танковой дивизии. А в районе Руана замечены два подразделения из состава дивизии "Лейбштандарт Адольф Гитлер". Правда, в соответствии с нашими разведдонесениями, их направили туда на переформирование - после того, как соединение здорово потрепали в боях на Восточном фронте. Вчера же радио Парижа передало следующую информацию: "Президент США Рузвельт уполномочил своего советника Гарри Хопкинса и начальника штаба сухопутных сил Джорджа Маршалла предоставить британским союзникам все необходимое с тем, чтобы они могли предпринять высадку в районе норвежского Нарвика - все, за исключением разве что собственно американских солдат. При этом, однако, Черчилль должен понимать, что, замышляя новую высадку в районе Нарвика, он рискует получить еще один Дюнкерк". - Маунтбеттен посмотрел на Уинстона Черчилля: - Это может означать, что немцы думают, будто мы действительно хотим предпринять попытку высадки в Норвегии. - Он пожал плечами. - Или же это может означать, что они и в самом деле пронюхали, что нашей истинной целью является высадка во Франции.
Черчилль ничего не ответил. Выражение его лица совсем не изменилось - точно он заранее рассчитывал услышать от Маунтбеттена эти новости. Последний облизал губы и замер, ожидая, что же скажет премьер-министр. Но Черчилль, казалось, не испытывал ни малейшего желания говорить, по-прежнему храня непроницаемое молчание, и в конце концов Маунтбеттену пришлось снова заговорить самому: