Сны, однако, не приносили облегчения. Во сне Ненэ являлась то сестра Чиччо, то голая Анжела. Девушки гладили его, обнимали. На Ненэ налетал теплый сладостный ветер, он подхватывал его, уносил вдаль, то убаюкивая, то швыряя глубоко в пропасть. На зеленой шелковой траве распускались розовые цветы, и роса на их лепестках была похожа на капельки воды вокруг темно-розовых женских сосков. Ветер шевелил кроны деревьев с серебряной листвой, листья трепыхались на ветру, дрожали, тряслись, как плотные женские груди, Ненэ срывал эти листья, и в его ладонях они превращались в упругие полушария. "Расслабься", - шептал жаркий ветер, деревья с серебряными листьями превращались в обнаженных девушек. Они сцеплялись за руки и со смехом водили вокруг него хоровод, шепча "расслабься", а потом прижимали его руки к своим грудям, к бедрам… Ненэ просыпался в липкой лужице и, стыдясь непонятно чего, прокрадывался в ванную. Видения не отпускали.
Иногда перед сном, не в силах противостоять истоме, Ненэ запирался в ванной, вооружившись томиком Ариосто. Он надеялся утешить себя. Гравюры Доре служили неважной заменой живой женской плоти, но неясное пугающее томление, которое так жгло его изнутри, на время отпускало.
- Чиччо, я никак не могу уснуть по ночам.
- Когда совсем не вмочь, попробуй успокоить себя руками.
- Один раз попробовал.
- И что?
- Мне не понравилось. Сначала было смешно, а потом стало совсем грустно.
- Чудак ты человек, Ненэ. Но ты все-таки сумел заснуть?
- Да.
- Ну вот, видишь, помогает. Ты хотя бы будешь спать нормально.
Как-то вечером Джаколино, которого они не видели целую неделю, заявился к друзьям с отросшей бородой и усами. Хоть ему и было семнадцать лет, но выглядел он на все двадцать.
- Ну, что скажете? Если я пойду туда вот так?
- Пойдешь куда?
- В "Пансион Евы". Может быть, они примут меня за совершеннолетнего, ведь там не надо предъявлять документы, я пройду без проблем.
- А если тебя расколют?
- Ну, выгонят, в крайнем случае отцу пожалуются. Попытка не пытка!
И у него таки получилось! На следующий день Джаколино, переполненный восторгом, рассказал друзьям все, вплоть до мельчайших подробностей. Ненэ не был завистником, но с того раза зависть поселилась в нем и начала его пожирать.
Джаколино рассказывал, что он был с одной проституткой, которую звали Дзуна. Она была безумно красива и говорила по-итальянски. Дзуна сама раздела его, а потом, усадив голого Джаколино на кровать, стала исполнять нечто вроде танца, оглаживая себя по груди и бедрам. Так, танцуя, она сначала скинула свой халатик, потом повернулась спиной и медленно-медленно расстегнула лифчик. Лифчик упал, а Дзуна, не прекращая танца, приблизилась к Джаколино и потерлась грудями о его лицо. Тот вцепился в ее бедра, и тогда девушка попросила его снять с нее трусики. Когда девушка оказалась полностью раздета, она легким толчком опрокинула парня на кровать и сама села на него сверху… Так вот, после того, как все произошло, он ее помыл, а потом…
- Постой, - перебил Ненэ. - Ты что, ее мыл?
- Ну, таким дезинфицирующим средством, марганцовкой, кажется. Мамма миа, какие у нее были сиськи! Я тут же захотел вдуть ей еще разок.
- И что, удалось?
- Нет. Дзуна мне заявила, что в таком случае надо платить двойной тариф. Денег у меня не было, и я ей пообещал, что вернусь на следующий день, то есть сегодня. Но она мне сказала, что ее пятнадцать дней уже закончены и сегодня она уезжает. Ничего не поделаешь. Главное, что меня впустили, и теперь там меня уже знают.
Ненэ и Чиччо почти одновременно задали один и тот же вопрос:
- Какие еще пятнадцать дней?
- Каждые пятнадцать дней шестерых проституток из "Пансиона Евы" меняют. Их увозят в другой бордель, а девушек из того борделя привозят сюда.
Ненэ, вернувшись домой, принялся усердно рассматривать себя в зеркале. Чуть-чуть волосков на лице уже появилось, но они были как у только что вылупившегося цыпленка, так, легкий пушок. На настоящую бороду и усы это никак не тянуло. Тогда ему пришла в голову мысль, не использовать ли карнавальную маску с фальшивой бородой, может быть, тогда его пропустят в "Пансион Евы"?
Ах, пресвятые угодники! Ничего не оставалось, как вооружиться терпением и дожидаться восемнадцатилетия. Или же надеяться на милость фортуны.
Фортуна улыбнулась ему, и, как ни странно, из-за того, что Ненэ слабо успевал по математике. Как-то вечером мать поставила ему в пример Маттео Арджиро, который учился в том же классе и был отличником. Молчун по природе, Маттео имел рыжие волосы и замкнутый характер. Отец его умер пять лет назад. Мать, сорокалетняя женщина по имени Бьянка, оставшись вдовой, жила на пенсию.
- Спроси у своего друга, можно ли тебе делать уроки вместе с ним? Может, он тебе объяснит, чего там и как, и ты, наконец, поймешь хоть что-нибудь в этой проклятой математике, - предложила мать.
Ненэ долго размышлял над советом матери, прежде чем решился обратиться с этой просьбой. Маттео Арджиро ответил просто:
- Ладно.
И они договорились, что Ненэ по вечерам будет приходить к Маттео домой.
Дом Арджиро был маленький, уютный и чистый. Ненэ и Маттео сели делать уроки в столовой. Через час из своей спальни вышла синьора Арджиро. Протянув руку к Ненэ, она ласково потрепала его по волосам, а потом спросила, не хотят ли мальчики чего-нибудь попить. Ребята отказались, и тогда синьора напомнила Маттео, что на кухне все готово, и, если он захочет есть, пусть разогреет суп. Потом предупредила сына, что вернется поздно, и ушла.
На Ненэ вдова Арджиро произвела оглушительное впечатление. Черноволосая, зеленоглазая, высокая, стройная, элегантная, с точеными формами. От нее исходил аромат померанца. Но больше всего Ненэ взволновал брошенный на него оценивающий взгляд: он почувствовал, как за одно мгновение его раздели, взвесили, ощупали и прикрепили соответствующий ярлычок.
Когда Ненэ в четвертый раз пришел к Арджиро, дверь дома была приоткрыта. Тем не менее Ненэ решил позвонить. Изнутри, издалека раздался голос синьоры Бьянки:
- Это ты, Ненэ?
- Да, синьора.
- Входи и закрой дверь. Я специально оставила ее открытой, а то я как раз решила принять ванну.
Стало быть, голос синьоры Бьянки звучал так звонко, потому что она лежала сейчас в ванне, голая, расслабленная.
- Маттео придет с минуту на минуту.
Ненэ сел на свое привычное место в столовой, раскрыл учебники и тетради и начал было готовить уроки. Но ему никак не удавалось сосредоточиться: ухо напряженно ловило доносившиеся из ванной звуки - плеск воды. Он живо представил себе, как она намыливает свои груди, живот, промежность. Его даже пот прошиб.
Черт, когда же вернется Маттео? Тут Ненэ услышал голос синьоры уже совсем близко, похоже, она вышла из ванной и теперь была в своей спальне, мурлыча какой-то мотивчик. Неожиданно пение смолкло.
- Ненэ, пожалуйста, ты не мог бы зайти ко мне на минутку?
Спальня всегда была для Ненэ сокровенным, запретным местом. Даже в спальню своих родителей Ненэ если и решался заходить, так только в случае крайней необходимости, зная наверняка, что никого в ней не застанет. Спальня одинокой незнакомой женщины представлялась Ненэ алтарем, в который доступен вход только немногим посвященным. Он нерешительно приоткрыл дверь.
Посреди спальни стояла роскошная двуспальная кровать, аккуратно застеленная дорогим шелковым покрывалом и с кружевным бельем на подушках. При всей небогатой обстановке в доме Арджиро было очевидно, что постель для синьоры - святое.
В ногах кровати стоял туалетный столик, а на нем зеркало. Синьора Бьянка сидела на табуретке перед столиком, на котором в беспорядке громоздились флакончики с духами, расчески, баночки с кремом, разные щеточки, вазочки, кисточки. На плечах синьоры было полотенце, сколотое булавкой на груди. Бедра обернуты другим полотенцем, закрывавшим колени. И ничего больше.
Ненэ весь вспыхнул. Но синьора, которая смотрела на его отражение в зеркале, казалось, ничего не замечала. Она спокойно подкрашивала глаза, не переставая мурлыкать.
- Ты не мог бы попудрить мне плечи?
- Ддд… да.
- Спасибо, - улыбнулась синьора, расстегнула булавку, стащила полотенце с плеч и небрежно прикрыла им грудь. - Пудра вот в этой коробке.
В коробке лежала еще и большая пуховка.
Дрожащими руками Ненэ стал пудрить ее плечи. Тут синьора отпустила руки, и полотенце свалилось на пол.
- И еще грудь, если не трудно.
Ненэ принялся исполнять ее просьбу, стараясь держаться у синьоры за плечами. Ее груди отражались в зеркале, и он смотрел на них во все глаза. Белые, плотные, с едва заметными голубыми прожилочками. Розовые соски были необычайно крупными, с хорошую виноградину.
Его "дружок" внизу сильно напрягся, хотя Ненэ и держал пуховку двумя пальцами, изо всех сил стараясь избежать случайного прикосновения. Достаточно было чуть дотронуться до кожи синьоры, чтобы случилась катастрофа.
"Хорошо еще, что она не видит, что у меня там", - подумал он.
И как раз в этот момент синьора Бьянка чуть откинулась назад, чтобы получше рассмотреть, хорошо ли наложена тушь. Ее спина как бы случайно наткнулась на твердый, напряженный бугорок. Явно ощущая, что это дело упирается ей прямо между лопаток, синьора даже не сдвинулась. Более того, она лишь плотнее прижалась к нему, слегка поерзывая, потираясь спиной о его набухающий холмик, и при этом не переставала краситься.
Малейшее ее движение стоило Ненэ ужасных мук, будто электрические разряды проходили через его тело. Он терял самообладание. Не в силах себя больше сдерживать, Ненэ схватил женщину за плечи, плотно прижался к ней и стал тереться членом о ее спину, все быстрее и быстрее, пока, наконец, его Везувий не взорвался лавой и пеплом… Ненэ стоило неимоверного усилия сдержать стон, он замер, как истукан, окостеневшими руками сжимая плечи синьоры. Боль прошла, и в низу живота теперь ощущался холодный вакуум.
Продолжая как ни в чем не бывало краситься, синьора, которая в течение всей сцены не промолвила ни слова, произнесла:
- Спасибо, Ненэ. Можешь идти заниматься. Если тебе нужно, зайди в ванную, пока Маттео не вернулся.
Маттео долго объяснял ему домашнее задание, но Ненэ вообще ничего не понимал. На следующий день он схватил двойку.
Через два дня Ненэ опять надо было идти к своему товарищу. Однако Ненэ колебался. Что-то скажет ему теперь синьора Бьянка?
Он вел себя по-свински, как настоящий бесстыдник: бедная женщина без каких-либо задних мыслей попросила сделать ей маленькое одолжение, а он этим воспользовался самым беспардонным образом. Наверное, он ее обидел. В тот раз она ничего не сказала, может быть, просто из-за того, что все случилось так неожиданно. А теперь с каким лицом предстанет Ненэ перед ней?
Кроме того, он чувствовал себя виноватым перед товарищем, который так терпеливо занимался с ним. Может быть, стоит все ему рассказать и попросить прощения? В душе Ненэ чувствовал себя наполовину ослом, наполовину львом. Наконец он решился пойти, чтобы в первую очередь посмотреть, как отнесется к нему синьора. Если она будет раздражена, то он просто поздоровается и уйдет, и они больше никогда не увидятся.
Маттео открыл перед ним дверь и сказал:
- Мама тебе приготовила сюрприз.
Ненэ удивленно уставился на него: Маттео не казался рассерженным. На обеденном столе стоял огромный торт.
- Мама для нас сегодня утром испекла.
Ненэ вновь почувствовал себя чистым и невинным, как едва вылупившийся цыпленок. Синьора Бьянка оказалась воистину благородной женщиной! Этот торт означал, что недоразумение было прощено.
- Позови маму, я хочу сказать ей спасибо.
- Ее нет, она уехала в Монтелузу. Только вечером вернется.
На следующий день Ненэ получил по математике четверку.
Прошло восемь дней. Придя к Маттео, Ненэ опять обнаружил приоткрытую дверь. Он позвонил.
- Ненэ, это ты?
- Да, синьора.
- Входи и закрывай дверь. Я отправила Маттео за лекарствами, а то я неважно себя чувствую. Он поздно придет, потому что в нашей аптеке их нет и он поехал в Монтелузу.
Ненэ сел, раскрыл учебник. Синьора опять позвала его:
- Ненэ, ты не мог бы зайти?
Ненэ заглянул к ней в спальню. Синьора Бьянка полулежала в постели, опираясь на подушки. Под простыней вырисовывалось ее тело, а край простыни женщина придерживала рукой на груди. Она вовсе не казалась больной, наоборот, ее красивое лицо было в полном порядке, синьора была ухожена и тщательно накрашена, как на праздник. От нее исходил тончайший аромат померанцевой эссенции.
- Побудь со мной немного. Сядь сюда.
И она указала ему на кровать. Слегка смутившись, Ненэ робко присел рядом с ней. Краска стыда залила его лицо.
Синьора спросила:
- У тебя есть девушка?
Ненэ еще больше покраснел.
- Нет.
- Почему? Ты такой красивый мальчик! - с этими словами синьора Бьянка прикоснулась к его руке.
Так Ненэ в первый раз познал женщину. После этого он перестал ходить домой к Маттео делать уроки, потому что не мог заставить себя смотреть другу в глаза. Пусть даже его оставят по математике на осень. Впрочем, так и случилось.
- Чиччо, у меня была женщина.
- Наконец-то! Тебе понравилось?
- Ну-у…
- Что значит - ну-у? Тебе понравилось или нет?
- Как тебе сказать…
- И кто же это?
- Вдова Арджиро. Но больше я этого делать не буду. Маттео мой друг, я себя чувствую предателем, вытворяя такое у него за спиной.
Чиччо расхохотался.
- Стало быть, ты теперь можешь отправляться в дальнее плавание.
Ненэ удивленно уставился на него.
- Что значит "отправляться в плавание"?
- Знаешь, как в поселке называют вдову Арджиро? Учебное судно - вот как ее называют! Лет пять как в этих местах нет ни одного парня, который не совершил бы с ней свой первый выход в море!
У Ненэ был один-единственный вопрос:
- А Маттео знает?
- Разумеется, но делает вид, что не в курсе. В общем, ты можешь ходить к ней сколько угодно.
Ненэ, немного поразмыслив, сказал:
- Нет, я туда больше не вернусь.
Ну, когда же, когда же наконец исполнятся эти чертовы восемнадцать лет?
И тогда можно будет ходить в "Пансион Евы" и спать с любой из женщин, не испытывая при этом угрызений совести, не чувствуя себя последним мерзавцем!
Часть третья
ПОД СЕНЬЮ ЦВЕТУЩИХ ДЕВУШЕК
Это было в тот период… когда мне открылись новые горизонты счастья… это он привел меня в первый раз в дом свиданий.
Марсель Пруст, Под сенью девушек в цвету
- А знаете новость? - неожиданно спросил Джаколино, когда они все вместе гуляли у мола в одно из октябрьских воскресений. - Моему отцу поручили управление.
С первого раза Ненэ и Чиччо не поняли, они говорили о войне, о том, что дела там идут все хуже, и поначалу они подумали, что с доном Стефано Джаколино случилась какая-то беда.
- Что у твоего отца? - спросил Ненэ. - Давление?
- Какое еще давление! Я сказал, что ему поручили управление.
- Управление чем?
- Умер дон Тано Сарако, старый управляющий, и мой отец будет теперь управлять "Пансионом Евы".
Дон Стефано Джаколино был мужчина видный, всегда безукоризненно одетый. За словом в карман не лез, говорил веско, степенно. Как говорится, хлеб с таким человеком следовало делить осторожно. В своей жизни он проворачивал разные делишки, не гнушаясь буквально ничем: мошенничество, ложные аукционы, незаконное присвоение собственности, обман недееспособных лиц. У него возникли проблемы с правосудием, и казалось, что удача отвернулась от него. Но в этот момент он встретил человека, который круто изменил его жизнь. Этим человеком был федерале Адельки Коллеони, главарь фашистов Монтелузы, о котором говорили, что у него три яйца. Видимо, федерале сильно нуждался в разрядке и потому взял дона Стефано в качестве поставщика женщин. По правде говоря, дон Стефано идеально подходил на должность управляющего борделем.
Поначалу от этой новости Чиччо и Ненэ не стало ни холодно, ни жарко.
- Ну, тебе-то, Джаколи, все равно, так ведь? Ты в "Пансион" давным давно ходишь. Или ты боишься, что твой отец, став управляющим, запретит тебе там появляться?
- Я рассказал папе свою историю про бордель, но он только рассмеялся. Он сказал, что ему нравятся смелые парни.
- Ну ладно, - произнес Ненэ. - А для нас-то с Чиччо что от этого изменится? Что, если мы твои друзья, значит, твой отец нас так сразу туда и пустит?
- Нет, он этого не разрешит, закон надо уважать. Но я кое-что придумал и, надеюсь, это вам поможет.
- В самом деле? - обрадовался Ненэ.
- И что же ты придумал? - нетерпеливо спросил Чиччо.
- Сейчас расскажу. Я уже с папой переговорил об этом, и он приказал немного подождать. Он хочет закрыть "Пансион" на пару месяцев, а потом устроить торжественное открытие в первый день нового года. Там надо сделать ремонт и вообще все переделать, чтобы заведение перешло из третьей во вторую категорию. А еще он пригласил из Палермо мадам, одну свою давнюю знакомую.
Чиччо и Ненэ, знали, что таких женщин называют "мадам". Мадам - госпожа и хозяйка, начальница и надсмотрщица. Она принимает деньги в кассу, считает выручку, в общем, управляет всей работой заведения. Мадам должна уметь окоротить не в меру шумного посетителя, полюбезничать с приличным клиентом. У нее должен быть зоркий глаз и железная хватка.
Ни в ноябре, ни в декабре у Ненэ не было возможности помыслить о женщинах. Налеты вражеской авиации и беспрестанные бомбежки не оставляли места для праздных мыслей. Горячее дыхание войны обжигало мирный поселок. Люди гибли под обломками собственных домов. Многие получали ранения и оставались калеками на всю жизнь.
Большинство молодых мужчин были мобилизованы. Из оставшихся сформировали отряды самообороны, которые патрулировали побережье в поисках диверсантов, а также расчищали завалы после бомбежек, вытаскивали убитых и раненых.
В поселке появились немецкие и итальянские солдаты. Они жили в казармах в порту, неся службу на тральщиках и судах береговой охраны. На высотах близ Вигаты размещались батареи противовоздушной обороны. Канонада зенитных орудий, рев английских бомбардировщиков и разрывы снарядов стали основным музыкальным сопровождением и фейерверком рождественских ночей.
Бомба разнесла в клочья Лоренцу Ливантино, девочку из их школы. Ненэ и Чиччо целый день просидели, слушая безутешный плач ее родственников. Еще одного парня, их друга и одноклассника Филиппо Портеру, извлекли на белый свет полумертвого из разбомбленного дома, в котором он жил со своим отцом. У Филиппо была разбита голова, и его отправили в госпиталь в Монтелузу. Через две недели Ненэ и Чиччо зашли к его отцу, дону Винченцо, спросить о здоровье Филиппо. В глазах отца было отчаяние.