- А ведь по одному ходить нельзя. Тебе сопровождающих дадут, человека два.
- Ну и что?
- А ты не боишься, что тебя на мину посадят?
- Как?!
- А вот так, - Забельский сделал мечтательное лицо и нараспев, как учат в школе на уроках художественного чтения, произнес: "..Внезапно из-за скалы громыхнул взрыв. Все бросились туда, но мужественного журналиста, истекавшего кровью, спасти уже не удалось…"
- Мужики, да вы что, серьезно?! - жалобно спросил лейтенант, про подобного рода трудности в сборе материала в училище не рассказывали.
- Шутим, конечно, не принимай всерьез!
Все смеялись. Улыбался и лейтенант. Согласно училищного курса марксистско-ленинской философии второй стороной основного вопроса философии являлось: познаваем ли мир. За эти три дня в Кабуле этот вопрос заслонил для него все остальные. Замполит дивизионной разведроты с усмешкой рассказал, как они привезли пленного "духа" в роту, заставили выучить наизусть обязанности дневального на русском языке, кормили кашей из столовой - тот был счастлив, получая каждый день бачок перловки, а когда надоело забавляться, отвели на пустырь за автопарком и посадили на ящик с тротилом, предварительно связав.
- Мы ему сказали, Али, спроси у Аллаха, какая погода завтра, после чего подожгли огнепроводный шнур…
- Неужели правда?!
Тот замполит внимательно посмотрел в глаза корреспонденту окружной газеты, поскучнел и ответил:
- Уж и пошутить нельзя! У кого хочешь спроси, не было такого.
Он не поверил, пошел в разведроту, пытался вызвать солдат на задушевный разговор. Те охотно рассказывали о героизме товарищей и коварстве "духов" , делая удивленные лица, когда он пытался перевести разговор на тему трофеев, наркотиков, обращения с пленными. Он уже имел блокнот, наполовину заполненный рассказами четвертых лиц о том, что они слышали от третьих лиц о происходящих событиях. Он был в отчаянии, так как летел в Кабул с конкретным планом: столкнуться с мерзостью и грязью войны, после чего разочароваться в родной стране и советских людях и насладиться собственной чистотой и непорочностью. Однако афганская война ему не давалась, он видел пока ухоженную территорию, слышал рассказы, которым вряд ли можно верить.
- А со спекуляцией как у вас обстоит, неужели бакшишников у вас нет?
- Отчего же, есть, - Забельский широко улыбнулся и ногой вытолкнул из-под кровати мешок.
- Деньги?! - вскрикнул лейтенант, он не раз слышал разговоры о том, что те, кто ходит на боевые, имеют кучу денег.
- Сигареты. Мне через неделю в Ташкент за бумагой, новым шрифтом на ваши, кстати, склады. Там ведь, сам знаешь, бакшиш не дашь, ничего не получишь. А у меня линотип на ладан дышит. Я начальнику политотдела это объяснил, а он тут же ко всем сотрудникам и обратился: давайте скинемся по червонцу. Я говорю - там не деньги, а подарки нужны, а их только на афошки купить можно. Он, значит, рукав поправил, чтобы "Ориент" не светился, и говорит, что не знает, где афошки берут. Кто-то предложил: собрать и сдать в дукан сигареты. Однако опять никто не признался, что знает, где можно продать сигареты. В общем, собрали все в один мешок и дали мне, как самому молодому…
Лейтенант приуныл. Из этого разоблачительный очерк не получится.
- Миша, может, ты где спихнешь? - с надеждой спросил Забельский.
- Даже и не знаю где? - тяжело вздохнул Олегов. - Ладно, давай, сколько там?
- Ровно двести пачек…
Вякнула гармонь, это очнулся натурщик на стуле.
- Отлично, Витя, так и сиди, на той же ноте, - оживился мужик в джинсах.
Только сейчас Олегов разглядел, до какой степени пьян художник и его модель. Дружное оживление обоих развеселило компанию. Олегов решил под шумок уйти.
- На воротах наша машина стоит, помоги мешок дотащить, - попросил он Забельского.
- Давай в коридор вынесем, я солдата найду, - предложил тот.
Оставшись в коридоре модуля один на один с мешком, Олегов задумался. И тут же заметил на табличке противоположной двери фамилию того человека, которого он искал. Он приподнял мешок и, качнув им, ударил по двери, на которой в списке из трех фамилий одна была искомая - майор Орлов. Ударив по двери, он снова поставил мешок у стены. Дверь открылась, из нее выглянул круглолицый майор.
- Чего шумишь?
- Я нечаянно. Мешком задел.
- Заноси, - полушутливо сказал майор.
- Да я мимо…
- А в мешке что?
- Да так, сигареты на сдачу.
Майор внимательно посмотрел на Олегова.
- Где-то я тебя видел.
- Исключено.
- В городе, на посту? - с легкой тревогой спросил майор.
- В городе бываю часто, но вас ни разу не видел, - твердо ответил Олегов. Майор успокоился.
- А что ты такой откровенный? Дурак, наверное?
- Сигареты всего политотдела, - с гордостью сказал Олегов.
- Какая честь! А ты что, специалист?
- Крупный, - ответил Олегов, шутливо потупив глазки, предлагая майору истолковывать его слова как угодно.
- Кстати, может, и мои сдашь?
- Давайте… - безразлично произнес Олегов, радуясь удаче.
- Заходи.
В комнате никого не было. Майор достал из ящика под кроватью упаковку сигарет "Ростов" .
- Почем продавать будешь?
- Может, я вам сразу отдам? У меня немного с собой есть…
Майор довольно улыбнулся.
- Не меньше семнадцати!
- Даю по двадцать, - снисходительно улыбнулся Олегов.
- Себе в убыток? - недоверчиво улыбнулся круглолицый майор.
- Просто я хорошо знаю Кабул, - ответил Олегов и достал из кармана пачку купюр по пятьсот афганей. Он достал из нее две бумажки и положил перед майором, - Сдачи не будет?
- Ты знаешь, нет, - озадаченно сказал майор, о чем-то сосредоточенно думая.
- Так я в другой раз за сдачей, - произнес Олегов и встал со стула, давая понять, что ему уже пора.
- Подожди, подожди, ты из какого полка?
- Из резиденции.
- Понятно, так ты говоришь, хорошо Кабул знаешь? - все так же озадаченно спросил майор.
- Интересный город, чего только не увидишь, чего только не услышишь…
Тон, которым эту фразу произнес Олегов, должен был побудить майора задать вопрос, с которого можно будет выйти на нужный разговор.
- Ну, например?
- Например, говорят, что на следующей неделе пойдем на северо-восток от Джелалабада.
- Врешь!
- Чел-Дохтаран.
Майор изумленно посмотрел на Олегова.
- Этого никто не может знать.
- В дивизии-может быть, а в городе знают.
- И что?
Олегов достал зажигалку с серебряной инкрустацией, которую индус дал ему специально для
такого случая, и прикурил.
- Смеются.
- Почему? - недоверчиво спросил майор.
- Говорят, что караван с оружием пройдет на шесть часов раньше в десяти километрах севернее.
Майор покивал головой, подумал минуту, затем спросил:
- А может, дружок, сразу к особистам тебя?! Что-то ты много знаешь. Да и откуда ты под моей дверью появился?
- Как? - с деланным изумлением спросил Олегов. - Вы ведь меня позвали, чтобы сигареты продать! К тому же я вспомнил, где вас видел. Помните, вы останавливались на пятом посту "фанты" попить.?
Майор покрылся пятнами, но взял себя в руки и ничего не сказал. Олегов вздохнул, встал, взвалил мешок на плечо и пошел к двери.
- Эй, а зажигалка!
- А-а… - Олегов снисходительно махнул вслед рукой и взялся за ручку двери.
- Как твоя фамилия?
- Олегов, - Олегов уже приоткрыл дверь.
- Учти, я не верю ни одному твоему слову! - крикнул майор вслед. Олегов приоткрыл за собой дверь, бросил мешок у стены и сел на него. После прохладной комнаты теплый ветерок коридора приятно согревал.
- Миша, что ж ты на них сел, товарный вид потеряют!
Забельский в сопровождении солдата шел по мрачному коридору.
- Да ладно, Колька! Слушай, может, я тебе сразу деньги отдам? Тут на четыре тысячи будет.
- Это даже проще, а то времени в обрез. Кстати, вот и краска, здесь баночка синей, красной, черной и зеленой. Других мы не держим, разводить надо бензином.
- Для замполита просто праздник. Ладно, пока!
Олегов весело шел, сжимая под мышкой полиэтиленовый пакет с баночками из-под "си-си" , заполненными типографской краской. Следом за ним с мешком на спине шел солдат. Машина, которая должна была отвезти его в полк, где-то каталась, попутных не было. Олегов отправил солдата назад, дав ему в порыве щедрости три пачки сигарет. Прождав минут двадцать, он увидел стоявшую метрах в ста афганскую легковую машину с солдатом за рулем.
- Подвезешь?
Солдат что-то залопотал в ответ. Олегов приоткрыл мешок и показал ему.
- Бакшиш аст? - заинтересованно спросил солдат.
- Бакшиш, бакшиш, - заверил его Олегов, приоткрыл дверку и забросил мешок, затем и сам залез, плюхнувшись на заднее сиденье.
- Комендатура! - четко произнес он.
Солдат кивнул головой и тронул машину с места. Машина весело мчалась по широкому проспекту, чуть притормаживая на перекрестках с круговым движением. А не махнуть ли к индусам, вдруг подумал Олегов и увидел в воображении перед собой азиатку с русской кровью, которая так дивно поет и так легко краснеет… Он с сожалением глянул на часы и хлопнул водителя по плечу, как только они подъехали к повороту, где нужно было сворачивать к комендатуре. Это был тот самый круг, где он вчера выпрыгнул из машины, пробираясь на виллу. До полка оставалось сто метров.
Машина остановилась, он вылез, на прощание хлопнул водителя по плечу. Тот показал на мешок, делая удивленное лицо.
- Курить вредно! Возьми себе! - весело крикнул Олегов и с чувством хорошо выполненного дела пошел к воротам полка.
Г ЛАВА 22
Вот уже неделю, как Олегов не ел ни лука, ни чеснока. Их ели все и много, не замечая, как друг от друга несет чесночным духом. Олегов же неделю пытался вырваться в город, доложить индусу о выполнении задания, а главное - увидеть Гаури. Поэтому он и исключил из своего рациона то, что могло бы отпугнуть девушку. Замполит роты, всего лишь раз заступивший на пост ВАИ вместо Олегова, что-то там натворил, полк вообще перестали ставить на этот пост, а Олегов за неделю успел дважды заступить помощником дежурного по полку, выезжая за пределы полка лишь рано утром, в темноте вывозя на дежурной машине полковой мусор на окраину Кабула.
Счастливый случай подвернулся в виде рядового Ассадулина, которому командир батальона объявил пять суток ареста за дрему на посту. Пост был парный, Ассадулин, поднявшись на башню, тут же присел поспать, справедливо полагая, что второй часовой будет нести службу с удвоенной бдительностью. Мест на гауптвахте свободных хватало, поэтому сдать Ассадулина удалось довольно быстро.
Гауптвахта размещалась в крепости Бала-Хиссар, за воротами начинался старый город, машину на территорию войсковой части не пустили, она стояла у самых ворот.
Олегов вышел за КПП, лениво подошел к машине, пнул ногой колесо и прислонился к капоту в выжидательной позе.
- Товарищ старший лейтенант, скоро поедем? - спросил водитель, длинный худой парень.
- Через часа два, не раньше, - сожалея произнес Олегов.
- Тоска, - вздохнул тот, - а обед?
- Слушай, а у тебя в этом полку друзья есть?
- Есть, а что?
- На, держи червонец. Сходишь в военторг, перекусишь. Знаешь, там клуб рядом?
- Знаю.
- Вот там и встретимся часа через два, не раньше. Будь там, сюда не ходи, нечего тебе за воротами торчать.
- А машина?
- А что ей сделается?! Я дневальному на КПП скажу, чтобы он посторожил.
- Ладно, только я кабину закрою!
- Я сам. Ключи отдай мне. А то уедешь без разрешения…
Еще минута-и он уже открывал дверь водителя. Открыв, он вылез, лениво обошел вокруг машины, оглядываясь по сторонам, на воротах никого не было видно, наряд прятался от палящих солнечных лучей в дежурке. Он наклонился, зачерпнул рукой придорожной пыли, смачно плюнул на задний номер и замазал его пылью. После чего он снова обернулся по сторонам и придирчиво оглядел свою работу.
- Годится, - пробормотал Олегов и проделал те же операции с передним номером.
Через минуту он уже катил по Мейванду. С училищных времен ему не доводилось водить машину самому, он старался держаться поближе к тротуару, где движение было не таким суматошным. Он ехал медленно, выбирая переулок потише, где можно было бы притормозить. Проезжая перекресток, он увидел невдалеке набережную, на которой стояло несколько легковых машин, вокруг которых копошились с ведрами и тряпками мальчишки. То, что нужно, решил он.
- Командор, помыть машину? - весело улыбаясь, спросил у него паренек лет десяти.
- А по-русски хорошо понимаешь?
- Кам-кам, он хорошо, - ответил тот, показывая на другого, еще меньшего.
- У меня брат учился в Ростове, - ответил пацаненок.
- Заработать хочешь?
- Давай! - глаза у того загорелись, - Что есть?
- Пайса!
Олегов достал из кармана бумажку в пятьсот афошек, показал ее сияющему пацанен-ку, подал было ее ему, но вдруг отдернул и рывком порвал пополам.
- Зачем?! - пацаненок со слезами в глазах смотрел на рваную бумажку в своих руках.
- Заработаешь, дам вторую половину, - с этими словами он достал вторую купюру и приготовился рвать.
- Не надо! Что надо сделать?
- Садись, поедем!
Сияющий пацан вертелся на кожаном сиденье, подпрыгивал, махал кому-то рукой. Подрулив поближе к базару, Олегов остановил машину и спросил у мальчишки:
- Продавца птиц знаешь?
- Знаю, знаю! Что принести, попугая? Давай деньги, попугай тысячу стоит!
- Не нужен попугай. Там рядом есть шашлычная, рядом мясо продают…
- Мясо нужно?
- Слушай, не тарахти. Там в шашлычной старик играет на балалайке, позови его сюда. Только не говори, кто зовет. Скажи ему, что если хочет заработать - пусть идет. Еще денег дать?
- Давай! А сколько всего дашь?
- Не обижу, - Олегов достал из кармана пачку и хрустнул ей, - Это все для тебя, только никто ничего не должен знать. А пока держи…
Он достал еще купюру и протянул мальчишке, тот схватил деньги и исчез, как ветром сдуло. Олегов тронул машину с места и медленно двинулся вдоль квартала, решив, что нечего здесь мозолить глаза правоверным мусульманам. Ему пришлось уже зайти на третий круг, когда в зеркале заднего вида он заметил мальчишку и сгорбленного старика. Он дал задний ход, поравнялся с ними, резко притормозил, выскочил из машины, оттащил за руку мальчишку в сторону, сунул ему деньги и толкнул с спину.
- Беги! Будешь нужен - я тебя найду!
- Хуб! - вприпрыжку пацаненок убежал. Олегов быстро подошел к старику, который испуганно глядел на него слезящимися глазами, тряхнул его за плечо и четко, требовательно спросил:
- Ты меня понимаешь? Ты русский?
- Да…, - еле слышно прошептал старик, со страхом глядя на Олегова.
- Внучка есть? Гаури?!
- Да… Не трогайте ее, сударь… - глаза у старика стали совсем безумными.
- А ну, садись!
Буквально силой заталкивая старика в кабину, Олегов не забывал оглядываться по сторонам.
- Теперь порядок… На, одень! - Олегов протянул старику свой выцветший на солнце чепчик, тот послушно нахлобучил его на седую голову.
Он вел машину в сторону Хар-Ханы, на другой конец города, ехали они молча, каждый что-то хотел спросить, но не решался. На полпути, проезжая через огромный, на несколько километров пустырь, Олегов свернул с дороги, отъехал метров на пятьсот и остановился.
Городской шум доносился до них глухо, Олегов слышал стук своего сердца и свист крыльев вентилятора двигателя, который никак не мог остановиться.
- Ладно, старик, рассказывай, кто ты, как в Кабуле оказался, - грубовато, чтобы не показывать жалость к этому дрожащему старику, спросил Олегов.
- Вы не из НКВД? - с надеждой спросил старик.
- Нет, я просто офицер, старший лейтенант воздушно-десантных войск.
- Поручик, стало быть. Я тоже был поручик, - прошепелявил старик, у него спереди явно не хватало зубов.
- Поручик?! Да сколько ж тебе лет? Я думал, все уже вымерли.
- И я скоро…
- Ладно, старик, у меня мало времени, рассказывай все по порядку. Когда из России бежал?
- Не бежал, а отступил в составе вверенного мне взвода, - с обидой прошепелявил старик, - В мае двадцать первого года…
- Так сколько тебе лет?!
- Я уже давно не считаю, зажился, забыл про меня наш Господь…
- Кончай ты эту песню, - грубовато прервал его Олегов, - рассказывай.
- …Моя фамилия была Колосовский, кто были мои, я вам говорить не буду, для вас это будет лишь пустой звук. Год прослужил в Семеновском полку, меня взяли в Генштаб, я с училища проявил недурные способности в тактическом искусстве. В Генштабе мне пришлось точить карандаши таким старым пердунам, как я сейчас, и поливать цветы на окне, мой начальник отделения весь день только и делал, что кактусы свои холил, у него коллекция в кабинете была…
- Дальше, дальше…
- А дальше была революция, она меня застала в Самарканде, куда меня заслали, когда я случайно чернила вылил на какой-то колючий хвост редкой породы. Вы наступали, мы - отступали - и вот я здесь. Какой сейчас год? А, впрочем, не важно, мне уже все равно…
- А Гаури, кто ее родители?
Старик снова испуганно задрожал, схватил костлявой рукой за плечо.
- Господи, откуда вы ее знаете? Вы ей не причините зла?
- Старик, я ее видел всего один раз, у одного индуса…
- Вы вхожи в дом этого человека?! - недоверчиво спросил старик.
- Рассказывать будете? А то высажу здесь…
- Ее мать умерла при родах в Пешеваре, мы там жили одно время. Мечтала стать актрисой, но не судьба… А отец, мой сын, был военный летчик, разбился на вашем самолете…
- Старик, ты ничего не путаешь? Где он служил, какой стране?
- Я же сказал, в Пакистане, - прошепелявил старик.
- На нашем самолете?
- Да! Он назывался МИГ и еще какая-то цифра, я забыл.
- В Пакистане? Там никогда не было наших самолетов!
- Были, - упорно возразил старик, - я же помню. В День Республики, в марте шестьдесят шестого года на военном параде мой сын летел на МИГе, а по площади шли ваши танки. Я даже гордился, что это русская техника, хвастался, что я тоже русский… А через день самолет врезался в гору… С тех пор Гаури без отца, ей тогда был всего год…
Слезы текли по щекам старика, он не замечал их, погруженный в воспоминания. Олегову стало неловко, он почувствовал себя мучителем.
- А его мать… То есть, ваша жена?
Старик пожевал бороду, вытер мокрую щеку и ответил:
- Мы отступали пешком, у нее был тиф. Я оставил ее в маленьком грязном кишлаке, на краю пустыни. Отдал декханам все деньги, которые у меня были, просил выходить… Ее звали Варя. Варя умоляла не оставлять сына, взять с собой. Мы шли по пустыне, свою воду я отдавал ему, кормил только грязным изюмом, больше ничего не было. Мальчика выворачивало кровавым поносом, но я донес его до оазиса… Вот моя Варя…
Старик достал из глубины грязных серых одежд фланелевую тряпочку и, бережно развернув ее, достал золотой медальон без крышки.