Песня про тачанку стала потом едва ли не самой популярной песней о войне. Даже когда тачанок давно уже не было и никто о них не вспоминал, эту бойкую песенку продолжали петь на концертах и передавать по радио.
* * *
Как-то раз вестовой Прохор привел к Павлу невысокого щуплого паренька:
- Павел Борисыч, это мой земляк, мариупольский. Я отца его знал, мельника. Хочет паренек с тобой побалакать.
Павлу было некогда, но раз просил Прохор, он согласился. Перед ним стоял смущенный подросток, на вид лет четырнадцати. Павел, прищурясь, осмотрел его и строго спросил:
- Ну, чего ты от меня хочешь?
- Возьмите меня в свой эскадрон, товарищ командир, - у мальчишки был легкий украинский говорок с характерными "х".
Павел внимательней присмотрелся к нему:
- Тебе лет-то сколько?
- Шестнадцать.
- А ты не врешь?
- Ну почти пятнадцать, товарищ командир. Но это самое честное слово.
- Зовут тебя как?
- Павел я. Павел Судоплатов.
"Еще один Павел", - подумал командир. И вспомнил, как он сам просился в артель грузчиков и в отряд Первой конной. Это смягчило его.
- Ты почему здесь? Только не ври, не то выпорем.
- Я, товарищ командир, из дома ушел, когда мне четырнадцати не было, хотел воевать за красных. Ну, присоединился я к одному отряду. Они меня засылали в штаб атамана Петлюры, потому что я грамотный, и я работал там вроде как писарем. А на самом деле добывал им сведения.
Если парень не врал, то это было интересно.
- Ну и что ж, помогали им твои сведения?
- Помогали. Я им сообщу, куда петлюровцы идут, они их там и накроют.
Павел подумал, что этого паренька можно использовать для разведки, в операциях с бандами, которые орудуют вокруг. Он примирительно сказал:
- Ладно, Пашка. Оставайся со мной как "сын полка". Прохор тебя устроит. Только ты Павел, и я Павел. Будем тебя звать Пашка, чтобы различали. Идет?
- Идет, товарищ красный командир.
Мальчишка Судоплатов оказался очень полезным для эскадрона приобретением. У него был явный талант разведчика, он умел незамеченным пробираться в лагеря бандитских банд и выуживать там сведения об их планах. Сколько раз Павел посылал его в глубокую разведку, столько раз он узнавал что-либо важное и помогал Павлу быть наготове, заранее поджидать противника в указанных местах.
Он сообщал Павлу:
- Назавтра вся банда готовится приехать в город, будто бы на свадьбу. Я видел, они уже коней разукрасили, музыкантов из своих же собрали, чтобы на баянах играли, для невесты белое платье раздобыли. Собираются с музыкой и танцами подъехать на площадь к городской управе. А как подъедут, так сразу достанут спрятанные в подводах винтовки и откроют стрельбу.
- В какое время, знаешь?
- Наверное, так к полудню.
Павел спрятал своих бойцов по площади городской управы. Как раз в полдень послышались веселые песни и звон колокольчиков под дугами лихих троек - въезжала свадьба. Только гости в разгаре веселья остановились и стали доставать припрятанные винтовки, Павел дал сигнал атаки и на них со всех сторон вихрем налетели его бойцы.
В другой раз Пашка Судоплатов сообщил:
- Теперь вместо свадьбы приедет другая шайка, эти - повезут сено на возах, чтобы продавать на базаре. Они уже приготовили десять возов, въедут на базарную площадь тихо, без шума.
И опять бойцы Павла накрыли шайку и уничтожили ее.
Павел полюбил своего тезку, держал его при себе, говорил ему:
- Из тебя, Пашка, выйдет настоящий боевой разведчик. Верь, чует мое сердце. Только надо тебе, как и мне, побольше образования.
7. Встреча с художником Минченковым
Вестовой Прохор был недоволен первой "фатерой" - тесно и даже опасно, потому что стоит на отлете. Он промчался на коне по главной улице Каменского, нашел новую квартиру и доложил Павлу:
- У учителя поселимся, договорился уже. Для коней место есть в конюшне хозяйской. Шесть стойл, а в хозяйстве одна лошадь осталась. Твой Веселый в стойло только-только поместится, - у Павла, по его могучему росту, был самый крупный верховой конь на всю армию.
Прохор рассуждал:
- А сам учитель человек спокойный, видать, что ученый. Только ты, Павел Борисыч, не думай, он не из бывших, а из казаков. Яковом Данилычем зовут, живет культурно, художествами занимается…
- Какими художествами?
- Картинки рисует, все про природу.
Действительно, когда Павел первый раз вошел в большой дом, его поразила необычность обстановки: мебель была добротная, старинная, но в нос ему сразу ударил непривычный запах скипидара и свежих масляных красок, на стенах висело много картин разных размеров, у стен и на стульях повсюду были расставлены свеженаписанные этюды. Такого живописного богатства ему видеть не приходилось, это было его первое столкновение с миром художника. За шесть лет беспокойной армейской службы он сменил сотни временных квартир, останавливался почти всегда в крестьянских избах и хатах, по большей части бедных и убогих. В городах жить подолгу не приходилось, об удобствах думать тоже было некогда, а об украшении быта - тем более. В лучшем случае доставалась ему хозяйка-вдова или хозяйская дочка, об этом заботился услужливый Прохор (и себя тоже не забывая).
Павел стоял и рассматривал картины - с интересом и удовольствием. Вошел хозяин, человек лет за пятьдесят, высокий, худощавый, с седыми усами и бородкой, со спокойной аристократической манерой речи. Его, очевидно, удивила молодость командира, он едва заметно улыбнулся:
- Располагайтесь, товарищ красный командир. Это ваша комната будет, а картинки свои я сейчас уберу.
- Спасибо, конечно. Только, если можно, все не убирайте, мне они не мешают, а смотреть на них мне нравится.
- Ну, коли вам нравится, то скажите, пожалуйста, - какие хотите оставить?
Павел растерялся - слишком большой выбор, стал показывать:
- Вот эту, вот эту, вот эту…
- Так ведь это почти все, что в комнате есть.
- Вот и хорошо, оставьте все. Я, знаете, никогда картин не видал, не пришлось. Вы это сами все нарисовали?
Хозяин улыбнулся в бороду:
- Сам.
- Значит, вы художник?
- Выходит, что так, товарищ командир.
- Я, знаете, в первый раз в жизни вижу художника. Это все так интересно.
- Мне очень приятно, товарищ командир.
- Да вы не зовите меня командиром. Какой я вам командир? Зовите просто Павлом.
- А по батюшке-то как?
- Можно и без батюшки, Павлом просто.
- Нет уж, мне непривычно.
- Ну Борисович я.
- Значит, Павел Борисович, очень приятно познакомиться. А я Яков Данилович, потомственный казак, из этих мест. Но вернулся сюда недавно.
Хозяином Павла оказался известный до революции в художественных кругах пейзажист Минченков. С конца прошлого века и до 1918 года он был директором-распорядителем выставок Товарищества передвижников, самого большого сообщества русских художников - жанристов и пейзажистов.
Теперь Минченков работал учителем рисования на каменских педагогических курсах и при детском городке, а также преподавал историю искусств в местной школе и в педагогическом техникуме. Он устраивал там вечера воспоминаний, посвященные большим мастерам русского живописного искусства, рассказывал и показывал литографии.
* * *
Любознательный Павел подружился с хозяином и когда не был в поездках по краю, стал тоже ходить на эти вечера, с интересом слушал его рассказы о прошлых временах и таких разных людях. А затем и дома беседовал с высокообразованным Минченковым.
- Вам, Яков Данилович, теперь-то, при новой власти, тяжелее небось жить? Вас, наверное, опять в столицы тянет.
- Нет, наше Товарищество передвижных выставок распалось, ничего больше не выставляем и не организуем. Наверное, доживу свою жизнь здесь. Мне много не надо, на жизнь и на краски денег хватает, а доля учителя рисования всем известна: кто стал учителем, тот похоронил себя как художника.
- Почему, Яков Данилович?
- Так ведь отрываешься от художественной среды, от чистого восприятия художественных произведений. И еще потому, что нет времени для самостоятельной творческой работы.
- Но ведь вы же рисуете ваши этюды.
- Пишу, Павел Борисович, - красками не рисуют, а пишут. Но все же это не то. В провинциальном городке не видишь ничего, кроме собственных работ. Поэтому останавливаешься в развитии, а потом начинаешь быстро катиться назад.
- Яков Данилович, чего я хочу вас спросить: вы картину "Три богатыря" когда-нибудь видели?
Минченков заулыбался:
- Конечно, видел. И художника знал, Виктора Михайловича Васнецова. Картина эта - шедевр русской живописи, в ней воплощена вся былинная мощь наших предков. Вы почему спросили?
- Да так, один знакомый говорил, будто похож я на Алешу Поповича с той картины.
Минченков присмотрелся к нему:
- А верно, сходство есть, правильно подмечено.
В другой раз Павел спросил:
- Яков Данилович, а художников-евреев вы знали?
- Как же не знать - конечно, знал. Левитана, Исаака Ильича, знал.
- Значит, есть все-таки евреи-художники. Ведь еврейская религия запрещает изображения живого мира.
- Да? - я этого не знал. А вам откуда это известно?
- Да потому что я еврей и в детстве учился в еврейской школе, в хедере. В семье моего деда, раввина, не было никаких изображений, и в синагоге тоже никаких художеств.
- Ну, признаюсь, вы меня удивили. Евреев-художников я знал, а вот еврея - командира красной кавалерии вижу впервые.
- Яков Данилович, кто был этот самый Левитан?
- О, это великий русский пейзажист. Тяжелую жизнь прожил - рано осиротел, был страшно беден, будучи бездомным, ночевал под скамьями Училища живописи, в котором учился, питался на три копейки в день. Бедняк из бедняков. А в искусстве поднялся до недосягаемой высоты. В молодости поддерживал Левитана его товарищ Василий Часовников, тоже художник, делился с ним всем. Кстати, когда Левитан был уже известным художником, его хотели выселить из Москвы как еврея, и тогда Товарищество передвижников вступилось за него. А писал он удивительно, умел находить в природе мотив, умел овладевать им. Пейзажисту ведь надо иметь не только верный глаз, но и внутреннее чутье, надо слышать музыку природы и проникаться ее тишиной. Все это у Левитана было врожденное, его породила сама эпоха и вынянчила страшная нужда.
- Яков Данилович, он ведь писал с русской природы?
- Конечно, с русской, с такой русской, какой нигде в мире больше нет.
- Вот мне и непонятно - откуда к еврею могло прийти такое чувство русской природы?
Минченков как будто поразился вопросу, задумался:
- Да, это правда - откуда? Я-то сам, конечно, не знаток еврейской души. Но Левитан очень интересный феномен. Был в русском искусстве еще один великий еврей - Антокольский, Марк Матвеевич, самый великий русский скульптор. Это мировая величина.
Павел видел раньше очень мало картин, но скульптур не видел никогда. В те годы еще не было скульптур Ленина, который только недавно умер, и скульптур Сталина, который еще не успел возвеличить себя. Павел видел несколько памятников на площадях небольших городков и скульптурные композиции низкого качества на кладбищах. Об искусстве скульптуры у него было еще более смутное представление, чем о живописи. Он поразился:
- Как это - еврей был великим русским скульптором? Чего же тут великого - памятники на площадях да на могилах делать?
По лицу Минченкова пробежала улыбка:
- Да, памятники он создавал тоже. Но главным его делом были скульптуры исторического содержания, которые он выставлял на художественных выставках и в музеях. Вы, Павел Борисович, недооцениваете искусства скульптуры, потому что вам не довелось с ним познакомиться. Скульптура - это самый монументальный вид изобразительного искусства, она берет начало от египетских и месопотамских скульптур, а потом уже появляются работы греческих и римских зодчих.
- Про Египет, Грецию и Рим я читал немного. А что это такое - "месопотамское"?
- Это область на Ближнем Востоке, междуречье двух рек - Тигра и Евфрата. Там много тысяч лет назад зародилась колыбель цивилизации.
- Колыбель цивилизации? Спасибо, что сказали. Надо мне почитать. Так этот Антокольский, сам-то он откуда?
- Он родился и вырос в бедности, в еврейском городке Вильно. А вот сумел же превратиться в самого знаменитого русского скульптора. Никто лучше него не передал самую сущность великих исторических фигур - Ивана Грозного, Петра Первого, Ермака, летописца Нестора. Да и в других скульптурах он непревзойден. Его Сократ, Спиноза, Иисус Христос…
- Еврейский скульптор делал фигуру Христа?
- Ваял из мрамора! Если попадете в Москву, обязательно сходите в Третьяковскую галерею, там много картин Левитана и скульптур Антокольского.
- Если попаду, обязательно пойду. Но что такое Третьяковская галерея и где она в Москве?
- Ну, там вам каждый покажет. А названа она так по имени купца Павла Михайловича Третьякова, собирателя картин и скульптур. Он собрал их тысячи и все это передал в дар городу Москве. Да, великий был меценат.
Павел не знал многих слов из богатого лексикона Минченкова и опять, конечно, переспросил:
- Меценат - это кто?
- Ну как вам объяснить? - это состоятельный человек, который своими средствами поддерживает художников, да и вообще всех работников искусства.
- И тот русский купец Третьяков тоже поддерживал евреев Левитана и Антокольского?
- Еще как поддерживал!
- Мне это как-то чудно, Яков Данилович. Я привык к мысли, что богатые русские всегда презирали евреев, особенно бедных. Между ними не было ничего общего.
- Так-то оно, может, и так, но Павел Михайлович был культурнейшим человеком, интеллигентом, обладателем тонкого художественного вкуса. Он покупал картины у художников, оценивая их мастерство и высокое искусство, а не по национальной принадлежности. Он ездил по мастерским до того, как художники выставляли картины на продажу. Приезжал в мастерские и говорил: эту я беру, эту - тоже. Можно сказать, что в его время художники-передвижники работали, а он оплачивал их труд. Большие деньги он вложил в русское искусство, а еще - большой вкус, конечно. Для художников это была большая честь, если Третьяков приобретал их работы.
Павел слушал как завороженный - ему впервые открывался новый для него мир жизни интеллигентных людей, мир искусства. А Минченкову был приятен интерес этого не совсем обычного парня. Жизненный опыт подсказывал ему, что тут скрываются большие потенциальные возможности, и поскольку он был прекрасным рассказчиком, то с удовольствием делился своими воспоминаниями с Павлом.
- Вы очень интересно рассказываете, Яков Данилович.
- Ну, коли вам интересно, спасибо, конечно. Я вот думаю записать мои воспоминания о передвижниках, а то ведь помру, и все это уйдет со мной.
- Ну, Яков Данилович, вы еще такой крепкий человек, вы должны долго жить. А если напишете воспоминания, я обязательно прочту.
- А вы, Павел Борисович, если так интересуетесь, то почитайте книги про них. У меня есть.
И Павел стал взахлеб читать книги по русской живописи художника и историка искусств Игоря Грабаря. Второй раз в жизни он, встретившись с просвещенным человеком, получал толчок к интеллектуальному развитию. В первый раз это был учитель рыбинской гимназии Александр Боде, а теперь художник и историк искусств Яков Минченков.
Если есть в человеке скрытая пружина интеллектуальных интересов и до поры до времени она находится в сжатом состоянии, то, чтобы распрямиться и заработать в полную силу, она нуждается в толчке, как бы в пуске. В Павле такая пружина была, под влиянием счастливых встреч он все больше читал, приобретал все больше знаний, размышлял - в нем пробуждался новый человек. Но этому новому человеку решительно необходимо было получить более широкое образование.