* * *
Голод - странная штука. Первые три дня голод сначала сосет под ложечкой, потом охватывает все тело - даже пальцы на ногах хотят есть - а потом раздирает тебя так, что хочется впиться зубами в руки.
И вдруг приходит момент - у кого-то раньше, у кого-то позже - голод пропадает. Кажется, что тело стало чужим, ватным каким-то. Движения замедляются. Сквозь воздух идешь, словно сквозь мягкую стену. Мыслей нет. Вообще нет.
А думать надо… Надо, надо, надо…
Почему не отвечает штаб фронта? Где самолёты снабжения? Где Гринёв со своей бригадой? Что делать? Сил бригады недостаточно даже для выполнения первой задачи - нападения на аэродром в Глебовщине. Не говоря уже о штабе немецкого корпуса… Идти на задание - значит положить бригаду в эти чертовы снега. Возвращаться - значит трибунал. Продолжать ждать - значит тихо вымереть. Деревья уже ободраны. Из хвои отвары пьют, больше нечего… Лошадей - живых и павших хватило на один неполноценный ужин - стограммовый кусок мясо на бойца.
- Какие будут предложения, товарищи командиры? - Тарасов играл желваками. - Командиры батальонов? С вас начнем…
Встал комбат-один:
- Мое мнение - надо атаковать аэродром. По крайней мере, добудем продуктов.
И сел.
- Немногословен, ты, Иван Иванович… - улыбнулся комиссар бригады. - Жук и есть…
- А что тут ещё скажешь? По моему, больше вариантов нет… - перебил хохоток командиров капитан Жук.
Командиры других батальонов согласились с мнением комбата-один.
- Разведка?
Командир отдельной разведывательно-самокатной роты Паша Малеев - здоровый, белявый - протрубил дьяконским басом на весь лес:
- А нам разведчикам, как командир прикажет. Надо будет - в Берлин сгоняем и фюрера достанем!
На этот раз никто не засмеялся. Командиры помнили, как Малеев гонял их ещё в Зуевке, невзирая на звания и должности. "Строевая подготовка - есть основа армии! Нет строя - нет дисциплины! А командир есть первый пример по дисциплине для бойца!" - выгуливал он лейтенантов и капитанов по плацу. А бойцы у него ходили с зашитыми карманами, полными песка…
- Начштаба?
Майор Шишкин одернул полушубок:
- Я думаю, что надо ещё подождать Гринёва. И попытаться наладить связь со штабом фронта. Уточнить детали, получить указания.
- Товарищ майор, - внезапно вступил в разговор начмед бригады. Обычно он отмалчивался, мало что понимая в военных делах и докладывая только о своем царстве. - Товарищ майор, промедлим ещё пару дней и бригада просто ляжет тут. Требуется срочная эвакуация, как минимум сотни обмороженных. Гангрена. Операции в этих условиях я делать не могу. Люди…
- Что вы можете, товарищ военврач, дело десятое, - перебил начмеда Тарасов. - Делать будете, что придётся.
Шишкин, не обратив на эмоциональный выпад медика, продолжил:
- Товарищ военврач второго ранга прав. Бездействие равно смерти. Необходимо действовать. Наверняка у немцев в деревнях, превращенных ими в опорные пункты, имеются склады и боеприпасов и продовольствия. Мы все с вами наблюдаем, как транспортные "Юнкерсы", практически вереницей, снабжают фашистов. Николай Ефимович, товарищ комиссар и я посоветовались и предлагаем такой вариант. Разведроте сегодня же ночью проверить ближайшие деревни - Малое и Большое Опуево, а также…
Шишкин стал сыпать названиями деревень и сел, где по его расчетам, немцы должны были оставить гарнизоны.
- В бой не вступать. Провести визуальное наблюдение сделать выводы и возвращаться. Утром же выдвинемся к наиболее лакомому кусочку. Как считаете, товарищи командиры?
А командиры были не против. Разве поспоришь с мнением командования? Тем паче, что решение было единственно разумным в данной ситуации…
Совещание закончилось за час до наступления сумерек.
- Малеев, останься, - приказал Тарасов командиру разведчиков. - Задача понятна?
- Обижаете, товарищ подполковник… - забасил тот. - Что я, пень какой?
- Павел Федулович, - обратился Тарасов к старшему лейтенанту. - От тебя жизнь пацанов зависит. И судьба операции в итоге. Понимаешь? Минимум действий, максимум внимания. Придержи своих орлов комнатных.
- Чего это комнатных-то? - привычно обиделся Малеев на привычную шутку командира.
- А то знаю, хоть и ходят, аки тени отца Гамлета, а немцам глотки хотят порезать. Так?
- А как же…
- Вот именно сегодня и не надо резать. Успеете ещё.
- Языки?
- Брать. Желательно фона какого-нибудь.
- Будет вам фон. Хотите этого… Как его… Брык… Бряк… - Малеев никак не мог запомнить фамилию командующего окруженной Демянской группировкой.
- Фон Брокдорфа-Алефельда. Тоже неплохо. Но это потом. Ты мне сначала доставь сведения о продуктовых складах. Подкрепимся и будем этого фона по всему графству гонять.
Старший лейтенант не понял:
- По какому графству?
Тарасов засмеялся во все тридцать два зуба:
- А ещё разведка… Ты что, не знаешь, что немцы котёл "Демянским графством" называют?
Малеев ошеломленно захлопал глазами:
- Первый раз слышу…
- Иди бойцов собирай, Павел Федулович. С Богом!
Тарасов похлопал по плечу медведистого разведчика.
Тот козырнул и умчался к своим архаровцам.
Тарасов вздохнул и отправился обратно в свою снежную яму, по недоразумению названную блиндажом.
Но дойти не успел. Его перехватил связист:
- Товарищ командир! Радиограмма из штаба фронта!
* * *
Ночь. Темнота такая, что можно глаз выколоть. По-настоящему глаз выткнуть… Наткнувшись на ветку в буреломе.
Наверное, только русские люди умеют потеть в двадцатиградусный мороз.
А знаете почему?
Все просто.
Русский - это прилагательное. Он приложен к своей стране. Немец, англичанин, американец, француз - они существительные. Пока они существуют - существуют и их страны. Но убей немца - не будет и Германии.
Убей американца - не будет Америки.
Убей русского - не будет русского. А Россия останется. И другой русский придёт… Через бурелом, через ночь, через сугробы.
И пот щиплет глаза, стекая из-под шерстяного подшлемника.
Темень такая, что видно только белеющий под ногами снег. Пять километров по бурелому за три часа. Почти каждый шаг - в перелет кустов. Пять километров - и котелок пота с каждого. И ещё одна сломанная лыжа - бойца пришлось отправить обратно по следам. Гадство… А ведь надо вернуться с докладом к шести утра. Что там в этом Опуево?
Малеев сказал командиру разведгруппы, что - возможно! не более! просто возможно! - в Малом Опуево штаб какой-то там мекленбуржской дивизии.
Деревья внезапно стали расступаться.
- Дорога, командир! Зимник! - остановился вдруг Ваня Кочуров, тот который тропил снег последние десять минут. - Глеб, позырь!
Отделение рухнуло в сугроб, скрипнув снегом. А потом, сержант Глеб Клепиков пополз вперёд. Рассмотреть - что там и как…
Глеб подождал в придорожных кустах минут пять. Тишина. Никого. Только звездное небо и тихое потрескивание замороженых веток… Тишина…
Сержант поднялся и боком - лесенкой переставляя лыжи - поднялся на дорогу.
- Наезженная. Машины ходят. И сани! - крикнул он, присев и поглаживая спрессованный снег.
На голове его была шапка, уши которой были плотно подвязаны под подбородком. А сверху был накинут капюшон белого маскхалата. Поэтому он сразу и не услышал, что его спиной появился сначала тонки, а потом все более басовитый гул автомобиля.
Когда он обернулся, было уже поздно. Легковая машина вывернула из-за поворота. Прыгать за обочину было поздно. И сержант Клепиков принял единственно верное решение - он развернулся лицом к синему, маскировочному свету фар и властно поднял руку, ладонью к машине - "Стоп!".
Бойцы его отделения, уже изготовившиеся к прыжку через дорогу, снова рухнули в снег.
Машина остановилась в метре от сержанта. Стекло опустилось и немец грубо облаял десантника. Что он говорил - сержант не понял, разобрав только одно слово - "Идиёттен". Водитель даже не понял, что перед ним русский.
Глеб лениво подошёл к дверце шофера и жутко улыбнувшись черным, обмороженным лицом, скомандовал:
- Хенде хох, скотина немецкая! Ком цу мир!
А самым главным аргументом для водителя оказался ледяной ствол СВТ, нежно коснувшийся арийского носа.
Немец скосил вытаращившиеся глаза на мушку винтовки и выполз из машины. Правда у него это получилось не сразу. Ручку заело. Пришлось сержанту слегка надавить винтовкой. Немец от страха сморкнулся большим пузырем. И зря. Потому как немедленно примерз к металлу. Глеб, правда, это не сразу заметил. Поэтому, когда он отдернул винтовку, даже удивился реакции фрица, завопившего от боли и схватившегося за лицо.
- Хлипкий какой… - сержант брезгливо снял с дула кусочки пристывшей кожи.
А десантники уже спористо окружили легковушку.
Клепиков наклонился и заглянул в моментально выстывший кузов. На переднем месте лежал фрицевский автомат. А на заднем - какой-то старик в высокой фуражке с меховыми наушниками.
- Вань, автомат забери…
Рядовой Кочуров вытащил автомат и закинул его за спину. А Клепиков изучал старика. Тот его взгляд понял по-своему - начал суетливо вытаскивать дрожащими руками свои вещи - маленький пистолет, зажигалку, золотые часы, серебряный портсигар… Потом протянул мешок, лежащий рядом.
- Братцы! Консервы! Хлеб! - радостно крикнул кто-то из бойцов. - И шоколад!
Клепиков сорвал витые погоны с плеч старика. Тот тонко вдруг закричал:
- Nein! Nein! Nicht Schiessen! Bitte! Bitte! Der Enkel! - и трясущимися руками стал тыкать открытым портмоне в лицо сержанту.
Клепиков от неожиданности отпрянул, потом уже оттолкнул руки немца.
- Чего он орет? - засмеялся Кочуров.
- Какать хочет… Вот и орет, - буркнул Клепиков. - Ладно, пошли.
- А этими что?
- Черт с ним. Стрелять не велено. А по лесу его не доведем до наших. Умрет от страха. Да и толку от него… Невзрачный какой-то старикашка.
- И водителя?
- А от него вообще толку нет. Эй, старый! Бери свой портсигар. И зажигалку с часами. Только вот сигареты реквизирую. И консервы. А в остальном комсомольцы дедушку не обидят. Да вот пистолет, извини…
Машина рванула так, что десантники долго смеялись над стариком. Помчался так, как будто вся Красная Армия за ним гналась.
- Вперёд, к Опуево! - скомандовал Клепиков. - Времени мало…
И только Ваня Кочуров все жалел о толковой немецкой зажигалке.
А утром - разведав подступы к деревне - бойцы, довольные собой, разбредались по своим снежным норам. А сержант Клепиков пошёл с трофеями к капитану Малееву…
Через полчаса все отделение стояло перед начальником особого отдела роты - капитаном Гриншпуном. Тот слегка улыбался помороженными щеками.
- Ну что, бойцы… Молодцы! Трофеи знатные… Особенно пистолетик. Награду заслужили…
- Да что вы, товарищ капитан… - засмеялись десантники. - Мы ж не ради награды…
- Выбирайте сами свою награду. Либо вас прямо сейчас лично расстреляю, либо после после разговора с комбригом.
Бойцы окаменели.
- Вы же, сволочи, генерала отпустили. Может, самого Брокдорфа! Командующего всем корпусом! Уроды!! Пожалели, значит, фрица? А он бы вас пожалел? Капитана задергалось нервным тиком красивое лицо. Сзади заскрипел снег. Бойцы не смели оглянуться, опустив головы.
- Расстрелять к чертовой матери этих шляп! - раздался голос Тарасова. Подполковник обошёл строй штрафников, зло сжимая витые серебряные погоны немецкого генерала. Остановился перед Клепиковым. И без размаха коротко ударил - кулаком с погонами - сержанта поддых. Тот согнулся пополам, беззвучно хватая, как снулая рыба, распахнутым ртом стылый воздух:
- Товарищ подполковник… - вмешался Мачихин.
- Товарищ комиссар! - взвился Тарасов. Потом помолчал и снова повернулся к бойцам.
- Сдать оружие, продовольствие, ремни. Ждать здесь. Сейчас пришлю автоматчиков…
9
Фон Вальдерзее покачал головой:
- И что… Их…
- Да, герр лейтенант. Их расстреляли. Перед строем. А вы как думали?
- Но… Но это же преступление…
- Особисты и комиссары настояли на расстреле. Вы же знаете, что такое НКВД?
Лейтенант откинулся на стуле:
- К счастью нет. Только слышал со слов пленных.
- Мне ничего не оставалось делать, как только выполнить приказ комиссара, - Тарасов потер покрасневшие от усталости и боли в голове глаза.
- Кстати, герр лейтенант, мы так и не узнали, что это был за генерал…
Лейтенант довольно усмехнулся:
- Не было никакого генерала. Никто из нашего командования не попадал в плен к вам. Ваши солдаты ввели вас в заблуждение!
Тарасов засмеялся:
- Значит, генеральские погоны они нашли на дороге? Не смешите меня, Юрген!
- Николай Ефимович! - как все немцы, фон Вальдерзее с трудом произносил русский звук "Ч". У него получалось - "Ефимовитч". - Ваши бойцы остановили тогда на дороге одиночную машину, в которой не было никого, кроме водителя, везшего вещи генерал-полковника фон Трауберга - главного интенданта корпуса. Не более.
- И на следующий день вы предприняли атаку прямо на штаб бригады, просочившись сквозь стык боевых охранений батальонов? - спросил подполковник.
- Конечно! Ведь водитель запомнил место, где его остановили ваши незадачливые разведчики. Кстати, господин подполковник… Почему вы все время улыбаетесь?
- Вспоминаю, какие отборные бойцы нас тогда атаковали…
* * *
- Итак, товарищи политработники, приступим. На повестке дня несколько вопросов. Первый - благодушное отношение бойцов бригады к выполняемым боевым обязанностям. Я думаю, все из вас в курсе, что произошло сегодня ночью? - комиссар бригады обвел строгим взглядом своих подчиненных. Сидели они в свежепостроенном большом шалаше. В углу трещала маленькая печечка-буржуечка, притащенная одним из отделений разведчиков. Тепла давала мало, зато дыма много. Рядовой даже сделал дощечку, которой махал как можно бесшумнее в сторону выхода. Не ахти как, но у него получалось.
- Александр Ильич, - обратился к комиссару политрук разведроты.
- Не перебивай, - обрезал того Мачихин. - С тобой отдельный разговор. Что в других подразделениях? Такие же баптисты воюют или хуже?
Младший политрук Калиничев, военный комиссар отдельной зенитно-пулемётной бригады встал, покашливая и поправляя полушубок:
- Товарищ… Кхм… Товарищ военком, ну парни необстрелянные. Они фрица живого ещё толком не видели. Добрые они, характер у нас такой, вятский…
- Не добрые! Не добрые, товарищ младший политрук! А добренькие! Над нами вся армия, да что там… Весь фронт смеяться будет! Генерала фрицевского упустили по доброте душевной. Невзрачный он показался бойцам, мать их ети за ногу да в голубое небо…
Мачихин матерился редко. Но метко. Как стрелял. Должность обязывала быть примером во всем.
- А это, товарищи политработники, ваша недоработка, что бойцы недооценивают противника. Нет. Не так. Не противника. Врага. Кто из вас был на фронте?
Несколько молча человек подняли руки.
- Деревни сожженные видели? Когда трубы, как пальцы торчат? Черные такие, богу в харю тычут. Видели?
Фронтовики кивнули.
Мачихин помолчал, обведя взглядом политруков. Потом достал из кармана смятый листок, расправил его и стал читать:
- Ефрейтор Хеккель из дивизии "Мертвая голова" пишет свое жене: "Скоро ты будешь иметь столько славянских рабов, сколько пожелаешь. Мы станем помещиками, у нас будет земля, столько сколько мы пожелаем". Донесите эти слова до бойцов. Слово в слово донесите. Это приказ. Письмо это добыли разведчики младшего лейтенанта Михаила Бурдэ. В следующей ситуации. Группа товарища Бурдэ возвращалась из разведки. Проходя мимо деревни Малый Заход, они обнаружили, что на окраине села немцы приготовили виселицу. И собираются повесить двух человек. Мужчину и женщину. Бойцы младшего лейтенанта не задумались, как отделение сержанта Клепикова. Они просто открыли огонь. И отбили людей. И положили, согласно их докладу - двадцать фрицев. И никого не потеряли. Эффект неожиданности, так сказать. В кармане у одного из убитых добыли это письмо, которое я вам процитировал. Товарищи Шишкин и Гриншпун так же требовали наказания и этих разведчиков. За раскрытие бригады. И по своему были правы…
- Да что, Шишкин совсем с ума сошёл, что ли? - вскочил всегда несдержанный военком четвертого батальона. - У него совесть есть? Это же наши! Это же советские люди!!
- А ты, товарищ Куклин, не кричи на весь лес. Особый отдел мы переубедили. На то мы и комиссары, чтобы воевать за людей не оружием, а словом, прежде всего. Но и оружием тоже, - Мачихин опять потер глаза. - Так что, требую от вас, товарищи политработники донести эти факты до личного состава. И донести так, чтобы каждый, я подчеркиваю, каждый боец понял - зачем мы тут и с какой целью.
- Александр Ильич, что там с газетами?
- Газеты? Газеты будут вместе с продуктами. Когда наладим снабжение. Не забывайте. Мы в самом начале пути. И забота о продуктах лежит, кстати, и на нас. Помогайте командирам. Вся операция на наших плечах держится. Боец в бой идёт по приказу командира и смотрит на комиссара - где он и как он. Спать - позже всех, вставать - раньше всех. вперёд идти - первому, есть - последнему. Все понятно?
- А с штрафниками что? Которые генерала упустили? - снова подал голос Куклин.
- Что, что… Отправили их ямы копать. А что с ними ещё прикажете делать?
Неожиданный миномётный разрыв едва не уронил стенку шалаша.
- К бою! - закричал чей-то хриплый голос снаружи и политработники, один за другим, стали выскакивать на воздух.
А дневальный тихо матерился, прикрывая дощечкой продырявленный осколком бок печечки.