Каро поднял голову и уставился на Аргама; он словно получил пулю в грудь. Девушки поняли, что происходит в душе у Каро. Анник схватила его за руку. Но Каро отвел ее руку и быстро ушел. Обе девушки начали упрекать Аргама за неосторожные слова. Сперва он защищался, потом сам пожалел о своем поступке и признал, что допустил ошибку.
- Да и Каро странный, - заметила Седа. - Стоило ли из-за этого бросать нас?
Аргам теперь сам стал защищать товарища. Каро трудно сразу решиться… После того как умер его отец, мать разбило параличом, и она прикована к постели, сестра в этом году кончает школу; кроме него, некому их кормить… Надо его понять…
При этих словах Анник вышла из себя:
- Это ты должен был его понять и не говорить ему гадостей!
Аргам говорил еще что-то, но Анник уже не слушала.
Мимо проходили, спеша и громко разговаривая, группы людей. По улицам молниеносно мчались машины, гремели трамваи. Прикрыв лицо веткой сирени, Анник задумалась.
У края клумбы примятая алая, цвета крови, гвоздика трепетно тянулась головкой к солнцу…
На другой день состоялся митинг комсомольского актива. Выступил и Аргам, прочитавший свое новое стихотворение. Говорил еще кто-то. А потом председатель дал слово секретарю комсомольской организации типографии Каро Хачикяну…
После митинга Анник увидела в фойе Аргама вместе с Каро и Седой и подошла к ним. Аргам восторженно говорил:
- Вернусь живым с фронта - обязательно напишу большой роман!
- Не знаю, каков будет роман, но твое стихотворение мне не понравилось, - заметила Анник.
- А что тебе в нем не понравилось?
- Дай текст - скажу.
И началась обычная перепалка.
- Тебе, Анник, ничем не угодишь! - заметила Седа.
…То было четыре месяца назад. А теперь Аргама раздражают дружеские слова Анник. Не хочется ему слушать "агитатора". Неужели это тот самый Аргам?
Анник продолжала:
- И зря ты прервал дневник. Помни, ты решил написать большой роман.
Аргам холодно улыбнулся.
- Я говорил - если вернусь живым…
И, опустив голову, начал разматывать ослабевшие обмотки на левой ноге.
Мимо, поглядывая на сидящих, проходили Тоноян и Мусраилов. Аргам окликнул их. Алдибек приветливо поздоровался с Анник. "Опять появилась эта красивая пташка".
- В жизни не видел армянской девушки-воина! Вот русских видел много, - сказал Мусраилов, глядя на Анник.
- Ну вот и смотрите! - отшутилась Анник.
- Смотрю и очень рад.
- А узбекских девушек разве нет в армии?
- В других местах, может, есть. Если увидите, сообщите мне.
Арсен смотрел на плащ-палатку Аргама, из-под которой торчали примятые мокрые колосья.
- Чего ты хлеб портишь? - спросил он. - Грех его топтать.
- Какой хлеб?
- Да пшеницу, которую ты под себя подостлал. Ничего другого не нашел?
Тоноян вытянул пучок колосьев, растер в руках, очистил зерна от шелухи и, держа их на ладони, с горечью посмотрел на них. Затем перевел взор на виднеющееся в просвете деревьев поле с бесчисленными копнами; брошенные хозяевами, они мокли под дождем.
- Жаль хлеба! - вздохнул он и, бросив зерна в рот, принялся жевать их.
- Да все равно немцу достанется, - заметил Аргам.
- Почему? - удивился Тоноян. - А мы-то на что здесь?
В это время Тонояна окликнул Ираклий. Он глядел на опушку леса: там проходили три человека в гражданской одежде.
- А ну, пойдем узнаем, кто такие. Живо! - приказал Микаберидзе.
- Мы с Тонояном пойдем, - отозвался Бурденко и, схватив винтовку, побежал навстречу идущим. Через минуту его догнал Тоноян. Приблизившись к незнакомцам, Тоноян и; Бурденко остановили их:
- Стой! Кто такие?
Идущий впереди улыбнулся в ответ и обратился к товарищам:
- Ребята, это наши! Вот хорошо!
- А вы кто такие? - снова спросил Бурденко.
- Я - младший лейтенант, а это мои бойцы.
- А форма ваша где?
- Да мы из окружения вышли, - ответил незнакомец, объявивший себя младшим лейтенантом. - Семь дней тайком пробираемся, нашу часть ищем. А вы что, новички? Навидаетесь еще, значит… Эх, умеет воевать, мерзавец, и техника у него, и тактика, три армии окружил! А мы из-под самой Полтавы пробираемся. Гонит танками, от самолетов деваться некуда, так много их, проклятых! Хорошо, что до своих добрались! Нет ли у кого закурить, ребята?
- Ты не болтай тут, документы покажи! - оборвал Бурденко. - Посмотрим, что ты за младший лейтенант.
"Вышедший из окружения" младший лейтенант улыбнулся и, обращаясь к своим, заметил:
- Видно, свежие еще, новички.
Это был смуглый парень, отлично говоривший по-русски. Он вынул из кармана документы и протянул Бурденко.
- А переоделись мы, чтоб замаскироваться: ведь из окружения выходили.
Пока Бурденко со всех сторон разглядывал документы, Тоноян вплотную подошел к незнакомцу и спросил:
- Кто ты по национальности?
- А в чем дело?
- Я тебя спрашиваю: кто ты по национальности?
- Что это вы пристали к нам? - раздраженно ответил незнакомец. - Посмотрите-ка на вояк! Хотите воевать, вон туда идите, поглядим на вас.
И он указал рукой на запад.
Эти слова окончательно вывели Тонояна из себя. Он зарычал, ткнул незнакомца прикладом в грудь и, ругаясь по-армянски, крикнул:
- Кто же ты, а, собака, сукин сын? Говоришь, три армии окружили? Предатель, мерзавец!
Незнакомец свалился наземь.
Бурденко едва успел удержать Тонояна за руку.
Остальные задержанные начали шуметь:
- Что это, своих бьете? Ишь, герои какие! Вы против него идите! Еще пороху не нюхали…
Направив на них винтовку, Бурденко скомандовал:
- Шагай вперед, дезертиры!
- Кто это дезертиры? Мы под Киевом сражались, с самого Чернигова воюем!
- Так это вы ему Чернигов сдавали? Из Чернигова тягу дали? - крикнул Бурденко, не сумев удержать ярость. - А ну, шагай, не то стрелять будем!
Упавший встал, мрачно взглянул на Тонояна и молча прошел вперед. Их привели в овражек. Вокруг собрались бойцы.
- Что это за люди?
- Там, в штабе, разберутся, - ответил Бурденко.
Вечером полку приказали готовиться к ночному маршу. (Капитан Юрченко перед батальоном прочел приказ майора Дементьева, в котором объявлялась благодарность командования бойцам Миколе Бурденко и Арсену Тонояну, задержавшим дезертиров.
VIII
Тигран, ознакомившись с обстановкой во время ночного марша полка, отправился в политотдел за новым заданием. Он шел со старшим лейтенантом оперативного отдела штаба дивизии.
Дороги были забиты машинами и повозками, пехотой и артиллерией. На каждом шагу нога задевала телефонные провода, протянутые по земле. Прожекторы на миг освещали окрестность, затем все снова погружалось во тьму. В небе выли самолеты.
Только после полуночи они дошли до Кочубеевки.
Хаты села в темноте выглядели грудой камней. Перед одной из них Тиграна и связного остановил ночной патруль, спросивший пароль.
- Лафет, - отозвался старший лейтенант.
Обернувшись на пороге хаты, он приказал бойцу:
- Проводишь в политотдел старшего политрука.
В густой тьме, спотыкаясь и хлюпая по лужам, Тигран торопился за шагавшим впереди бойцом, стараясь не терять его из виду. Потеряй он связного, трудно было бы даже вернуться к старшему лейтенанту. Но вот они добрались до двух домиков, стоявших рядом.
- Здесь политотдел, товарищ старший политрук, - сказал сопровождавший Аршакяна боец.
Тигран вошел. Посреди избы за столом сидел начальник политотдела, старший батальонный комиссар Федосов- человек лет пятидесяти, с красноватым лицом и полными губами. Голова его была выбрита, повыше лба виднелась лысина. Он рассматривал карту с одним из работников политотдела.
- А, пожаловали? Я ждал вас! - воскликнул он, заметив Аршакяна. - Садитесь, садитесь… Ульяна, принесите чаю, немедленно! Старший политрук, верно, озяб, надо ему согреться горяченьким. Ну, как там, в полку?
Аршакян подробно описал марш полка, настроение бойцов; рассказал о командирах, в отдельности характеризуя каждого, кем интересовался начальник политотдела.
Машинистка подала налитые доверху стаканы. Аромат крепкого чая, ярко пылавшая в русской печи солома, поднимающийся из горшков пар и приятная теплота вызывали почти непреодолимую сонливость.
- Главное - убить наблюдающийся еще у бойцов страх перед врагом, а он имеется: уже больше трех месяцев мы непрерывно отступаем, - говорил начальник политотдела. - Вот когда сшибемся с ним покрепче, когда ребята увидят трупы фашистов - тогда и рассеется миф об их могуществе. У бойца, увидевшего трупы врагов, исчезает страх. Да пейте же ваш чай! Вот сахар.
- Спасибо.
- Что, вы тут гость с визитом, что ли? Пейте внакладку!
И Федосов сам бросил в стакан Аршакяна большой кусок сахару.
Дверь распахнулась. Вошел генерал Галунов со своим адъютантом. Высокий, сероглазый, рябой младший лейтенант с автоматом на груди встал у двери, позади генерала.
Приземистому, кругленькому и подвижному генералу Галунову можно было дать лет пятьдесят. Казалось, он не шагает, а перекатывается - так быстры были его движения.
- Обошел все отделы. Только тебя еле отыскал! - обратился он к Федосову, который вместе со своими инструкторами стоял, вытянувшись перед генералом. - Укрылся за селом, в кустиках!
- Считал это целесообразным, - спокойно ответил начальник политотдела.
- Понятно, понятно. А вы кто такой?
Вопрос относился к Аршакяну.
Аршакян, на миг растерявшись, вытянулся перед генералом, стараясь скрыть гложущее неприятное чувство, и с принужденной улыбкой отозвался:
- Разрешите вам доложить, товарищ генерал, что вот уже пятый раз вы спрашиваете меня об этом.
- А, тот самый политик, который не научился толком приветствовать начальство? Поглядите, как отвечает генералу! Когда же ты научишься приветствовать по-военному?
Тигран смущенно улыбался.
- А когда приедет ваша жена? - снова задал вопрос Галунов.
Заметив, что старший политрук его не понимает, генерал объяснил, что в день выезда из Армении к нему в вагон вошла молодая женщина-врач и подала заявление о зачислении, когда ее призовут в армию, в часть с адресом полевой почты 306.
- Я и наложил резолюцию - пожалуйста, пусть себе приезжает в наш санбат! Люся Аршакян ваша жена, не так ли?
- Да, - подтвердил Аршакян.
Обернувшись к начальнику политотдела, генерал указал на инструкторов:
- Почему они не в полках? Пусть отправляются туда, займутся политикой! А мы здесь разберемся в тактике и без них.
Федосов объяснил, что старший политрук Аршакян только что прибыл, а другой должен был вот-вот отправиться.
- Здесь им делать нечего! Дело будет там! - отрезал генерал и, подойдя к карте, не нагибаясь, положил палец на расположение дивизии. Федосов наклонился, чтоб легче было следить за движением его пальца.
- Итак, на рассвете наши подразделения будут уже в бою. А вы здесь прижились? Прячетесь? Понятно. Ну, пошли, адъютант!
Генерал вышел. Тигран так и не понял, зачем он приходил. Для него было неожиданным, что Лусик подала заявление и генерал согласен на ее зачисление в эту часть. Лусик, сын, мать… Они казались чем-то далеким-далеким: чудесным, неповторимым сном.
- Вот не спится человеку, - вполголоса сказал Федосов. - Ну, Михайлов, желаю успеха! В штабе есть связные из полка Сергеенко, разыщите их и пойдите вместе с ними. Один не пытайтесь, собьетесь с пути.
Михайлов откозырял и вышел.
Первые горячие глотки чая согрели Аршакяна. Снова его стала одолевать приятная дремота. Веки отяжелели. Казалось, достаточно прикрыть глаза - и он уснет.
- Вот тебе и история, товарищ историк! Повидимому, делать историю несколько труднее, чем писать о ней. Полагаю, что не ошибаюсь?
Начальник политотдела умолк, о чем-то задумавшись. Вошел боец с охапкой сена, постлал в углу хаты и вышел.
- Как тебе нравится Галунов? - спросил вдруг Федосов и, прищурив глаза, быстро взглянул на Аршакяна.
- Мне трудно судить о генерале, - подумав, ответил Тигран.
- Понятно. Не полагается критиковать высшее начальство. Становитесь военным… Но вот о майоре Дементьеве сказали же вы, что он вам нравится?
Федосов помолчал.
- Генерал Галунов тоже что-то вроде ученого. Ну, сено вам постлали. Ложитесь-ка, отдохните!
Тигран улегся, натянул на себя шинель. Сладкий аромат мягкого, чуть сыроватого сена и приятная теплота комнаты, казалось, должны были немедленно принести ему желанный сон после трех почти бессонных ночей. Но этого не случилось. Стоило ему прикрыть глаза, как перед ним начали возникать бессвязные картины: то он видел Лусик и маленького сына; то генерала Галунова, распекавшего Тиграна за то, что он не умеет здороваться так, как положено военному; то маячил в темноте силуэт идущего впереди бойца, за которым он следовал по пятам, чтоб не потерять его… В полусне он вдруг почувствовал, что его укрывают. Сквозь полуприкрытые веки Тигран увидел начальника политотдела, который натянул на него сползшую на пол шинель.
Слышались глухие раскаты орудий, ставший обычным гул самолетов, треск радиоприемника, перед которым сидел Федосов.
На рассвете Ульяна разбудила Тиграна. Вскочив, он натянул сапоги, надел шинель, туго подпоясался, нащупал оружие, взял плащ-палатку, еще сырую со вчерашнего дня. Начальник политотдела был уже на ногах. Он обратился к Аршакяну.
- Итак, пойдете снова в свой полк. Надо побывать в окопах, поговорить с бойцами, если потребуется - показать и личный пример. С психологической точки зрения первые бои имеют для солдата решающее значение, сами знаете! Ну, желаю успеха.
Тигран вышел на улицу, накинул за порогом плащ-палатку и, достав из карманов по гранате, заткнул их за пояс.
В предрассветных сумерках навис густой туман, моросил реденький дождь. Стояли последние дни сентября. В Армении сейчас солнечно-золотая осень…
Бойцы рассказали, как пройти к оперативному отделу штаба, где должны были находиться связные из полка Дементьева. На каждом шагу из тумана проступали конусообразные, крытые соломой кровли. В оперативном отделе Тигран нашел связного и отправился с ним в полк. Лицо связного показалось Тиграну знакомым.
- Кажется, вы были в нашем вагоне? - спросил Аршакян.
Боец объяснил, что он напарник Хачикяна, вместе с ним состоит в комендантском взводе, зовут его Игорем Славиным.
- А что за книжка у тебя? Разве остается время на чтение?
- Это повесть "Без языка" Короленко, - объяснил Славин. - Очень интересная книга. Русский попадает в Америку, не знает языка, там его чуть с ума не сводят. Свернем-ка с дороги! - вдруг прервал он свой рассказ. - Бьет, проклятый, минометным огнем!
Тигран молча следовал за бойцом. Постепенно светало. Молочно-белый туман рассеивался, стали видны холмы и ямы. Вокруг широких и глубоких воронок лежал свежий чернозем - следы воздушной бомбежки. Слышались выстрелы и взрывы. Кругом валялись трупы коней с застывшими, точно покрытыми инеем глазами. Когда дошли до второго эшелона, Славин показал на большую круглую воронку.
- Здесь начпрод полка и командир транспортной роты.
- Спустимся! - распорядился Аршакян.
Тиграна встретили Меликян и Сархошев. Меликян был в веселом настроении и так вытянулся перед Аршакяном, что его сильная сутулость стала почти незаметной.
- Как это вы заглянули в наши края, товарищ старший политрук? - радостно воскликнул он, подходя к Аршакяну. - Добро пожаловать к нам, тысячу раз добро пожаловать! Будем чаще видеться - и смерть нас не возьмет.
Аршакян поздоровался со стариком.
- Как дела вашей роты? - повернулся он к Сархошеву.
Сархошев отрапортовал, что все доставляется своевременно и командир полка доволен работой транспортной роты.
- Вот и хорошо! - кивнул Аршакян. - А теперь мне надо к майору Дементьеву. До свиданья.
- Берегитесь, товарищ старший политрук! - предупредил его Меликян. - Здорово стреляют, гады.
- Пусть себе стреляют, - в тон ему ответил Тигран, выбираясь из воронки.
Меликян и Сархошев смотрели ему вслед.
- Ишь, размяк! - ухмыльнулся Сархошев.
- Что ты хочешь этим сказать? - с раздражением спросил Меликян.
- Говорю - размяк.
- И ничего не размяк! Не видишь, каким молодцом отправился он на передовую линию?
- Отправился-то молодцом, а вот посмотрим, каким вернется, - съязвил Сархошев.
- Каким пошел, таким и вернется! Ты бы лучше о себе подумал…
Усилился огонь неприятеля. Вокруг с воем рвались мины. Игорь Славин припал к земле. Аршакян остался стоять и оглядывался, желая узнать, откуда стреляют.
Кто-то поблизости крикнул:
- Эй, ложись, чего столбом торчишь!
Это, повидимому, относилось к Тиграну.
- Ложитесь, товарищ старший политрук! - воскликнул Славин.
Аршакян неловко лег на живот.
- Как кончится артиллерийский налет, мы пойдем дальше. Это недолго, - успокоил Славин.
Немного погодя он поднялся:
- Бежим, завернем за этот холм.
Поднялись на холм, сбежали вниз. Перед ними открылась продолговатая узкая долина, в которой то и дело рвались снаряды и мины. По полю ехал боец в повозке. Испуганный грохотом взрывов, конь мчался галопом, а вокруг черным фонтаном взлетала кверху земля. Вот разорвался еще снаряд, засыпав грязью и землей повозку, коня и бойца, но спустя мгновение вновь показалась повозка с ездовым, который непрерывно потряхивал вожжами.
Трое бойцов, протягивая за собой черный провод, торопливо пробирались вперед. Во время разрывов они на минуту прижимались к земле, потом вскакивали и снова бежали вперед. Долина была полна дыма, изрыта, словно беспорядочно вспаханное поле. У повозки разорвался еще один снаряд, засыпав землей и закрыв дымом ездового, коня и повозку. В следующее мгновение по долине с диким ржанием проскакал конь… Сквозь рассеивающийся дым виднелась разбитая повозка.
Ездового не было видно.
Конь промчался мимо Аршакяна и связного. Вместо головы у него была окровавленная масса, из-за оскаленного ряда крупных белых зубов вырывалось безумное ржание, от которого мороз подирал по коже.
- Вот она, война! - проговорил Славин.
Война… Тигран еще ничего не видел, кроме пропавшего ездового и раненого коня, бегущих с катушками связных и маленькой долины, окутанной дымом. Не было видно впереди ни врага, ни наших. Но и в этих маленьких сценах он уже чувствовал весь ужас предстоящих боев.
- Пересечем долину! - крикнул Славин и кинулся бежать.
Тигран и на этот раз послушно бросился вслед за ним. Какой толковый этот боец, и как он спокоен…
Они добрались до середины долины и были уже у разбитой повозки, когда снаряд, казалось, разорвался прямо над ними. Оба кинулись наземь. После страшного грохота на мгновение все утихло. Припав головой к земле, Тигран видел перед собой спину Славина, каблуки его сапог, изогнутые железные подковки на них. Связной лежал спокойно. Когда он поднимется, Тигран последует за ним.
- Пошли, товарищ старший политрук! - вдруг издалека донесся голос Славина.