Он еще раз позвонил командирам батальонов, повторив приказ не открывать огня, пока не подойдет ближе живая сила неприятеля. Издали с визгом приближался снаряд. Хоть и казалось, что он идет прямо на блиндаж, снаряд разорвался где-то поблизости. Траншею засыпало землей, стало трудно дышать из-за дыма и порохового запаха; со свистом впились в бруствер десятки осколков. Через несколько мгновений разорвался второй, за ним третий снаряд. Ходы сообщения скрылись за непроницаемой дымовой завесой, стал удушливей запах пороха. Засыпая людей, фонтанами взлетала вверх земля.
- Когда слышишь вой снаряда, это значит, что он идет не на тебя, - проговорил Дементьев. - Звука предназначенного тебе снаряда ты не услышишь.
Но Тигран не понял смысла этих слов.
Он не слышал больше ни выстрелов, ни свиста осколков. Повторялись только страшные взрывы. Все тяжелей становилось дышать, словно кто-то перекручивал внутренности, во рту ощущался горьковатый привкус, грудь жгло, подступала тошнота.
Грохот наконец стал ослабевать. Дым рассеивался. Тигран приподнял голову, прислонил стереотрубу к брустверу и приник к окуляру. Далеко впереди беспрерывно вспыхивало белое пламя, гасло и снова вспыхивало.
- Отряхнись, старший политрук, у тебя вся спина и затылок в земле.
Дементьев во весь рост стоял в окопе, шлем его был вровень с бруствером. Тигран начал стряхивать с шинели землю, почувствовал, что кто-то помогает ему и оглянулся. Среднего роста молодой боец с красивым и очень знакомым лицом улыбнулся ему.
- Не помните? Я Игорь Славин. Однажды вас из штаба к майору привел.
- Помню, помню, Славин.
- И Хачикян здесь, вот он.
Тигран взглянул в сторону, указанную бойцом. С напряженным вниманием на смуглом лице, сдвинув изогнутые брови, положив автомат на бруствер, Каро неотрывно глядел в сторону неприятеля. Он стоял неподвижно, словно окаменев; подергивался лишь мускул на левой щеке. Каро не оглядывался в сторону Славина и Аршакяна, ню, словно почувствовав, что на него смотрят, кулаком левой руки потер подрагивающую щеку.
Послышался тяжелый стон. Опираясь на плечи невысокой девушки, по траншее пробирался раненый красноармеец. Лицо у него было бледное, слегка испуганное. Правой рукой девушка крепко держала перекинутую ей на плечо руку раненого красноармейца, словно стараясь принять на себя всю тяжесть его тела. Тигран смотрел, как они медленно шагают по грязи, как крепко вдавливаются в землю и с чавканьем отрываются от мокрой глины маленькие ноги девушки.
Это была Анник. На мгновение в памяти Тиграна мелькнул образ слесаря механического завода мастера Микаэла - ее отца.
- Уложите на эти ветви и перевяжите рану! - приказал майор.
Каро подбежал к девушке и раненому.
- Анник! - окликнул он.
- Поддержи, уложим его. Чего кричишь?
- Снова показались самолеты, - сказал майор. - Раз, два, три, четыре… семь. Все "Юнкерсы".
Самолеты летели еще ниже над землей, но медленней, покачивая крыльями, на которых можно было различить черные кресты.
На этот раз они спикировали прямо на окопы полка. Тигран увидел бомбы, которые оторвались от одного из самолетов. Вновь затряслась земля. Окопы на всем протяжении заволокло массами густого серого дыма.
После того как самолеты улетели, снова усилился артиллерийский и минометный огонь неприятеля. А поле впереди было все так же безлюдно.
Поверх бруствера начало что-то посвистывать.
- Открыли пулеметный огонь, значит обнаружили! - сказал майор, направляя бинокль в сторону первого батальона.
Анник вдруг вскрикнула:
- Умирает… умер…
Держа в руках голову раненого бойца, она с ужасом глядела в его угасающие глаза.
- Умер!
Игорь и Каро с растерянным видом стояли рядом с ней.
Майор рассердился на санитарку:
- Спокойно, без причитаний. А еще боец!
Он отвернулся от Анник, взглянул в сторону батальонов и поднес к глазам бинокль.
- Это что такое?! - вдруг воскликнул он. - Из окопа первого батальона сюда бегут несколько бойцов…
Тигран взглянул и увидел бегущих: трое… четверо… пять человек!
- Побегу, остановлю их, - обратился он к майору.
- Не надо! - махнул рукой Дементьев и оглянулся на Славина и Хачикяна: - А ну, верните-ка этих трусов на место. Трудно будет возвратиться сюда, оставайтесь там.
Славин и Хачикян выпрыгнули из окопа. Мимо их ушей посвистывали) пули: "Фьюит, фьюит, фьюит, фьюит…".
Анник ближе подошла к Дементьеву и Аршакяну и с тревогой глядела вслед бойцам. Игорь и Каро пустились наперерез беглецам. Они то пропадали в ямах, то появлялись на склонах холмиков. Впереди бежал Игорь, за ним Каро. Вдруг Каро упал ничком на землю. Анник пронзительно вскрикнула. Майор быстро поднес бинокль к глазам. Сердце Тиграна сжалось. Но в то же мгновение Каро поднялся и бегом догнал Славина. Майор повернулся к санитарке:
- Послушайте, барышня! Ведите себя, как подобает бойцу, не то выгоню в санбат… Смотрите-ка, дрожит, словно цыпленок.
- Я не дрожу, - прошептала Анник.
Майор и Тигран не понимали ее…
Между убегавшими бойцами и Славиным с Хачикяном разорвался снаряд. Поднялся желтоватый дым, пласты черной земли накрыли бойцов. Анник изо всех сил закусила губу, чтоб унять дрожь и не крикнуть. Но вот дым рассеялся. Славин и Хачикян перерезали путь беглецам, подняли автоматы.
Запыхавшись, Каро добежал до первого из беглецов и закричал:
- Сто-ой!
Тот не слушал, бежал прямо на Каро. Лицо его, искаженное ужасом и растерянностью, поразило Каро сходством с кем-то.
- Стой! - крикнул и Славин, направив автомат в сторону бегущего.
Боец остановился. И Каро вдруг увидел Бено Шарояна с поднятыми выше головы руками, точно он сдавался в плен. В глазах у Каро потемнело. Ему казалось, что он встретился лицом к лицу с врагом и щадить его нельзя. Налившись злобой, он шагнул к Шарояну. Но рассудок затуманился лишь на мгновение. Каро сейчас же опомнился, снял палец со спуска автомата и крепко ткнул прикладом в плечо Шарояна, уже сделавшего пол-оборота назад. Ноги Бено подогнулись, он потерял равновесие и упал. Идущие вслед за ним растерянно остановились. Каро взглянул на них и вздрогнул от неожиданности: перед ним стоял Аргам Вардуни с испуганным, до неузнаваемости изменившимся лицом.
- Марш назад, на позиции! - гремел Славин.
- Назад, бегом в окопы марш! - крикнул и Каро, сам удивляясь своему голосу.
Бойцы, согнувшись почти вдвое, кинулись назад, в сторону позиций батальона. Славин и Хачикян последовали за ними. Все это продолжалось лишь несколько минут.
А вокруг свистели пули, рвались снаряды и мины. На окопы осел густой пороховой дым.
X
Аргам давно уже не воображал себя героем, мысленно не брал в плен фашистских генералов, не получал орденов и не видел своего портрета на страницах центральных газет. Остыла в нем даже любовь к Седе.
Непривычный к физическому труду, он без конца и, как ему казалось, бесцельно рыл окопы, после чего чувствовал себя разбитым и душевно и физически. Руки у него распухли, покрылись язвами, сапоги натерли ноги. Каждое утро ему казалось, что он не сумеет больше сдвинуться с места. Ноги деревенели, суставы ныли, все тело было словно избито. После первых бомбежек Аргам еще более пал духом, у него совершенно исчезла надежда на то, что он останется в живых и вернется домой. Он не приходил в ярость, как другие, оттого, что часть не останавливается, чтоб дать бой, и когда заходила об этом речь, спокойно и безразлично говорил:
- Командование знает, что ему делать.
Он не чувствовал и не понимал всей постыдности своего душевного состояния; не чувствовал и не сознавал, что позволяет страху точить сердце.
Заметив, что Аргам непривычен к тяжелому труду, Тоноян при рытье окопов всегда оказывался рядом с ним, разрыхляя заступом кочковатую землю, над которой мучился Аргам. Поразительно быстро и не утомляясь, Тоноян за одну минуту выбрасывал такое количество земли, над которым Аргам промучился бы не меньше получаса.
Когда начался артиллерийский обстрел, Аргаму при каждом залпе казалось, что снаряды попадут именно в него, что никому не удастся спастись от этого огня.
Еще более тяжелой оказалась для него воздушная бомбежка.
…Окопы содрогнулись от оглушительного грохота. Словно кто-то громадным кулаком ударил Аргама в бок, схватил и швырнул о стену окопа. Послышался громкий голос командира взвода: он приказал разместиться по два-три человека в шахматном порядке возле угловых окопных переходов.
Аргам услышал его голос, но ничего не понял. Тоноян и Бурденко отошли от него. Он не заметил этого и вдруг, оглянувшись, увидел, что остался один, не догадываясь, что товарищи находятся в двух шагах от него.
Снова послышался гул самолетов. Аргам видел стервятника, летевшего накренясь, видел, как кто-то выпрыгнул из окопа и побежал. За ним второй, третий… Аргаму показалось, что все отступают. Не отдавая себе отчета, он тоже выпрыгнул из окопа и пустился бежать за бойцами. Он не оглядывался, но в это мгновение у него было такое ощущение, что за ним бежит весь батальон, и это чувство не покидало его, пока Славин не направил на него автомат.
Вместе с Аргамом, Шарояном и другими бойцами Славин и Каро спрыгнули в окопы в ту самую минуту, когда самолет неприятеля спикировал на позиции. Из-под его крыльев, точно черные капельки, сыпались бомбы. Дрогнули брустверы. Аргам и Каро прижались друг к другу.
Это были последние бомбы.
Наступило внезапное затишье, показавшееся странным и непривычным. Взгляды Каро и Аргама встретились.
- Аргам… честное слово… не ожидал! Чтоб ты бежал, и с кем, с этим Шарояном?
Аргам опустил голову.
- Где у тебя винтовка? - спросил Каро и побежал по окопу, чтобы найти оружие Аргама. Через несколько шагов он встретил Шарояна и в упор посмотрел ему в глаза.
- Ну вот и встретились! Ты куда это бежал?
- Так я ж патроны подносил, мне нужно было назад вернуться…
Кто-то громко крикнул:
- Идут, вот они, смотрите!
Каро выглянул из окопа. Цепями, не разворачиваясь, прижав автоматы к животу, приближались фашисты. Слышались звуки духового оркестра. Что это такое? Неужели так воюют? Выхватив из ниши ручной пулемет, Каро подбежал к Аргаму и Игорю. Кто-то схватил его за руку.
- Куда? У самого нет, что ли? - и рядом с Каро выросла фигура Тонояна. - Почему Аргам свою винтовку здесь оставил?
Каро взял у него из рук винтовку. Оказалось, бойцы батальона не заметили ни побега нескольких солдат, ни их возвращения.
- Идут, да еще как идут! - воскликнул Игорь.
Аргам смотрел вперед и видел только черные точки.
- Бери винтовку! - протянул ему оружие Каро. - Гляди, вон они, фашисты!
- Не вижу.
- Вот, напротив, за кустами. Вошли в овраг, вот выходят.
Теперь их уже можно было видеть.
- Как это, без танков?
- Тем лучше! - ответил Каро.
- Это и есть, должно быть, психическая атака. Думают, что испугаемся, - насмешливо добавил Игорь, хотя при этом подбородок его слегка дрогнул.
Небольшого роста боец в шлеме, спускавшемся ему на уши, бежал по ходам сообщения и передавал приказ командира.
- Не стрелять, не расходовать патронов до сигнала командира батальона! Сигнал - две короткие очереди из тяжелых пулеметов. Ни одного выстрела до сигнала!
Это был Ираклий Микаберидзе.
- Не стрелять! Ни одного выстрела до сигнала!
Затаив дыхание, бойцы ждали. Появился наконец невидимый до этого неприятель… Можно было уже разглядеть гитлеровцев - в расстегнутых шинелях, в касках. Казалось, что идут тысячи людей, связанных друг с другом невидимыми нитями, с одинаковыми механическими движениями.
Усилился огонь фашистской артиллерии, но бойцы, не двигаясь, продолжали глядеть на идущих в атаку фашистов.
- Мерзавцы! Ни во что не ставят нас, что ли? - возмутился Каро.
Взглянув на друга, Аргам увидел, что у него дергается мышца на левой щеке. "И он боится, значит?" - подумал Аргам, и эта мысль не усилила его страха, а, наоборот, принесла ему некоторое утешение, смягчила тревогу.
Раздались одиночные выстрелы. Свалился один из наступающих, еще один. Но фашисты продолжали равнодушно отбивать шаг, словно ничего и не случилось. Идущий впереди, должно быть офицер, с показным пренебрежением курил трубку, выпуская изо рта густые клубы синеватого дыма, мгновенно рассеивавшегося в воздухе.
- Так вот они какие, фашисты! - вполголоса проговорил Славин.
Послышался еще один выстрел, и куривший трубку офицер в фуражке с высокой тульей упал. Ритм шагающей фашистской колонны сломался.
Гитлеровцы уже подходили к передним, ложным позициям, когда затрещал станковый пулемет, замолчал - и снова дал очередь. Это был сигнал. И сразу ударили яростные залпы пулеметов и автоматов. Окопы наполнились едким запахом пороха. Дым желтоватой прозрачной пеленой повис над окопами. Дрогнули ряды фашистского батальона. Но через минуту они снова двинулись вперед. Усилились залпы. Многие из наступающих вдруг останавливались, падали.
- Веди прицельный огонь, не торопись! - посоветовал Аргаму Каро. - Целься внимательней!
Но Аргам продолжал стрелять не целясь. Фашисты уже вплотную подступили к ложным окопам, как вдруг впереди долгими очередями затрещали новые пулеметы.
- Наши засаду устроили, - догадался Славин. - Бьют в упор. Вот это дело!
- Бегут, поглядите только, как удирают!
Каро оглянулся: это кричал Аргам.
- Они бегут, бегут! - радостно повторял он.
Фашистские солдаты беспорядочно отступали, а их преследовал неослабевающий огонь. Он не прекращался до тех пор, пока не скрылись последние ряды наступавших…
- Ты смотри, сколько трупов осталось на поле! - радостно показал товарищу Аргам. - Ведь больше тысячи наберется…
Подошел Тоноян, за ним другие бойцы.
- Ну, жив-здоров, Аргам? - спросил Тоноян. - Видел, как удирали гитлеровцы?
- Видел, видел. Но они снова придут… Только бы без танков!
- Пусть себе идут! - спокойно ответил Тоноян, доставая из кармана горсть махорки и ссыпая ее в ладонь Бурденко. - Мы их опять встретим.
Игорь торопил Каро: пора возвращаться на КП командира полка, но тот не слышал. Он говорил Аргаму:
- Ты мне не товарищ, если в другой раз побежишь так…
Опустив голову на руки, которыми он опирался о бруствер, Аргам вдруг разрыдался, как ребенок.
- Что это с ним случилось? - удивился Тоноян.
- Ничего, пусть поплачет, нервы успокоятся. Не обращайте внимания, - серьезно проговорил Бурденко, зажигая самокрутку и с наслаждением затягиваясь. - Эх, трудно, братцы, без махорки!
Едва только Игорь и Каро успели выйти из окопа, как началась новая волна обстрела неприятельской артиллерией, еще более яростная, чем до атаки.
XI
Когда после бомбежки неприятеля и его артиллерийской подготовки майор Дементьев увидел идущую в атаку фашистскую пехоту, это и удивило, и обрадовало его. В бинокль он ясно видел, как самоуверенно и нагло, парадным маршем, шли они в сторону позиций его полка, словно заранее уверенные в том, что не встретят никакого сопротивления, видел надменные лица офицеров и даже болтающиеся на груди железные кресты.
- Идиоты! Считают Россию парком для гулянья, - сквозь зубы проговорил Дементьев. - Это и есть армия стратегов?!
Аршакян взял бинокль. Он хотел видеть все, не упустить ни малейшей подробности. Перед его глазами было то же волнистое поле, те же жухлые краски на холмах, та же блеклая, умирающая зелень - и самоуверенно печатающие шаг гитлеровцы. Передний солдат повернул голову к шагающему соседу и вдруг упал; остальные хладнокровно пошли дальше.
- Я их иначе представлял себе, - заметил Аршакян. - Как все это похоже на бессмыслицу… Но где же их танки?
- Это и меня тревожит, - отозвался Дементьев. - Эта "бессмыслица" пугает меня. Нет ли тут чего-нибудь другого?
- Может быть, прикажете артиллерии открыть огонь осколочными? - неуверенно спросил Аршакян.
Дементьев снисходительно улыбнулся.
- Нет, друг, предоставим эту работу пулеметчикам! А мои сорокапятимиллиметровки пусть пока подождут. Могут быть всякие неожиданности.
Однако "неожиданностей" так и не произошло. Но когда фашистская пехота была уже отбита, Дементьева известили по телефону, что неприятель предпринял танковую атаку на соседа.
Аршакян впервые увидел Дементьева взволнованным. Прикрыв рукой трубку, майор негромко сказал:
- Три танка прорвались в окопы на левом фланге Сергеенко. Смяты два орудия полковой батареи. Рвутся к его КП.
Аршакян взглянул на юг, где всего на расстоянии двух-трех километров находился полк Сергеенко.
Немецких танков не было видно, только сверкали мгновенные вспышки белого пламени и доносился беспрерывный грохот и треск. Мысль об угрожавшей всем опасности, тревога, подмеченная на лице Дементьева, вызывали у Аршакяна чувство, близкое к страху.
Невидимая опасность всегда кажется более страшной. Когда же она перед тобой, с нею можно бороться, ее легче предотвратить.
Дементьев не отрывал телефонной трубки от уха.
Постепенно лицо майора прояснялось и вдруг озарилось радостью.
- Подбили два танка! Один увяз в болоте. Стреляет пока, но скоро захлебнется… Вот красиво, честное слово, красиво!
Красноармеец внес в блиндаж командира полка санитарку.
- Что случилось? - спросил майор.
- Нет раны, товарищ майор, должно быть контузия.
Это была Анник Зулалян.
- Вела раненого, рядом снаряд разорвался, и обоих землей засыпало, - объяснил боец. - Видно, контузия.
Девушку положили у входа в блиндаж на ветки, уже покрытые слоем грязи. Широко раскрытыми глазами, не мигая, Анник безразлично смотрела в серое небо.
- Та самая беспокойная барышня! - узнал Дементьев. - Ей бы теперь на студенческих вечеринках стихотворения о любви читать, спорить с парнями о романах Тургенева! А вот бросила все это, стала солдатом…
XII
Во второй половине дня неожиданно на КП майора Дементьева появился Галунов, а за ним неразлучный со своим генералом высокий, рябой и сероглазый, всегда молчаливый адъютант Алексей Литвак. Могло показаться, что у этого пария не было детства, ни радостей, ни проказ, что вот так и следовал он постоянно за кем-нибудь. А между тем совсем недавно Литвак был не таким. Совсем не таким…
В родном селе Ольховатке Алексея знали как развеселого парня, хорошего гармониста, исполнителя остроумных частушек. Был он в центре внимания товарищей, мечтой девушек, гордостью сестры, любимым сыном и другом старого отца. Мать у него давно умерла, и Алексея с сестрой вырастил отец - бухгалтер колхоза, добросовестный и всеми уважаемый человек, которого обычно избирали судьей во время споров: "Вот, пусть сам Игнат окажет".
И когда старый Игнат говорил свое веское слово, - разрешались все споры, исчезали все сомнения.
Отец писал сыну веселые письма, но Алексей чувствовал, сколько беспокойства и тревоги таится в этих веселых строках. Сестра сообщала, что Настя ежедневно справляется об Алексее, верна ему и ждет его возвращения. Письма Насти были полны любви и тоски. Вся Ольховатка желала Алексею Литваку здоровья и возвращения домой с победой.
Сейчас, как всегда, подобно надежной стене, молча стоял Алексей Литвак позади генерала Галунова.