6.
В подземелье гнетущая тишина. Первым не выдержал Володя и затянул баском:
Ревела буря, дождь шумел…
- Тихо, ты… - оборвал певца Кочубей.
- Эх, товарищ секретарь, сухой ты человек. Как же без хорошей песни? Мы потихоньку. Давай, Никита!
И к Володиному баску присоединился тенор:
…Во мраке молния блистала,
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали…
Три дня назад у Ананьевых появился новый жилец. Зашел в хату иссохший, с большими темными глазами, и сразу сел на скамью.
- Доброе утро, кума, - обратился он к Вере Давыдовне. - Не прогоните? Сейчас такое время, что человек человека, словно волка серого боится.
- Никита! - вскрикнула Ананьева. - Где же твоя семья, Федора, дети?
- Не знаю. Три месяца как из дому. Вот так и слоняюсь…
Вера Давыдовна посмотрела на Никиту и смахнула слезу. Она хотела было накормить его, но Никита покачал головой:
- Мне бы полежать немного. Четвертую ночь не сплю.
Когда вечером из подземелья вылезли Володя и Григорий, Вера Давыдовна сказала:
- А у нас гость, вон там на кровати. Как заснул утром, так еще и не просыпался.
- Кто это? - подскочил к кровати Володя.
- Не узнаешь свояка? Это же Никита.
- Что фашисты делают с людьми! Какой красавец был… Никогда бы его не узнал, - прошептал Володя, вглядываясь в спящего Никиту.
- Надежный ли человек? - спросил Кочубей. - Нам позарез сейчас нужны люди.
- Как за себя ручаюсь за него! - сказал Ананьев. - Я его хорошо знаю. Он был бухгалтером в Трипольской МТС.
Так под Черной горой появился еще один подпольщик - Никита Сорока.
Трое мужчин трудились от зари до зари. Никак не удавалось раздобыть типографскую краску, а друзья Бориса Загорного все еще мастерили станок для печатания листовок, - приходилось писать от руки.
Каждый листок бумаги, который покупали на базаре, разрезали пополам. Ничего, что листовки получались крохотные. Они сообщат советским людям, что коммунисты не сложили оружие, что они действуют, борются, призывают бить ненавистного врага.
На столике растет стопка листовок. Кочубей каждую перечитывал, следил, чтобы писали разборчиво.
"Товарищи железнодорожники!
Саботируйте работу на транспорте! Уничтожайте поезда с техникой и живой силой врага…"
Подпольщики торопились. Завтра должен приехать Ткачев, он повезет листовки в Нежин. А там Демьяненко и Черепанов понесут их в транспортные депо, на станции…
Кочубей плохо спит по ночам, курит всякую дрянь. Ему не дает покоя мысль о том, что происходит на фронтах.
До них доходят лишь слухи. Одни успокаивают, другие волнуют. Гитлеровское радио врет, будто немецкие войска уже около Севастополя, а люди говорят, что Красная Армия перешла в наступление под Харьковом и оккупанты несут большие потери.
Надо достать радиоприемник. Без радио они не смогут развернуть агитацию среди киевлян. Володя Ананьев что-то мастерит из старых деталей, но не хватает ламп. Где-то на Саперной Слободке друг Черепанова безуспешно возится со старым приемником. И Борис с Толей Татомиром тоже пытаются сконструировать приемник.
Через несколько дней Оксана Федоровна Тимченко с Лидой Малышевой отправятся на село. Будут менять мыло на хлеб. Надо и им хоть штук двадцать листовок дать. И Григорий сел писать свое первое воззвание к колхозникам.
Хотелось найти настоящие, сильные слова.
- А ну, хлопцы, послушайте, что я тут сочинил, - Григорий пододвинулся поближе к коптилке.
"Друзья, товарищи колхозники!
Не верьте клятым фашистам. Родная Советская Армия живет, борется! Она непобедима, она выстоит и прогонит гитлеровских бандитов с советской земли.
Держитесь, братья и сестры! Прячьте хлеб, чтоб он не достался гитлеровцам, скрывайте своих сынов и дочерей, чтобы оккупанты не могли угнать их в Германию. Там их ждет страшная каторга.
Смерть немецким оккупантам!"
- Правильно, Гриць! - сказал Сорока. - А я так не напишу, нет у меня нужных слов. Видно, мало учился.
- Не журись, Никита! Еще научишься, а сейчас давайте скорее переписывать, нет уже сил, - тяжело вздохнул Володя.
- Да, душно, - и Кочубей расстегнул ворот сорочки.
Коптилка судорожно мерцала - в подземелье под Черной горой почти нечем было дышать. Вдруг в тоннеле что-то зазвенело. Это Вера Давыдовна, как бы почувствовав, что хлопцы задыхаются, подала сигнал: на-гора!..
А в это время в домике Лиды Малышевой заговорил самодельный приемник. В комнату влетел голос родной Москвы. Над приемником с наушниками склонился Борис Загорный. Затаив дыхание, все слушали передачу.
Москва сообщала об ожесточенных боях на Керченском полуострове. Правда, сообщение неутешительное: наши войска отошли на новые позиции. Но Красная Армия борется! На Харьковском направлении наши войска перешли в наступление. Выходит, то, о чем киевляне говорили шепотом, - правда! Об этом надо немедленно написать листовку. Пускай знают люди, что лишь за один день 12 мая 1942 года советская авиация уничтожила 32 немецких танка, 220 автомашин с войсками и грузом, много оружия…
- О, теперь типография наша заработает! Есть о чем поговорить с людьми! - захлебывался от счастья Борис Загорный. - Пиши, Лида, пиши:
…уничтожены 43 немецких самолета… Советский корабль в Баренцевом море потопил транспорт противника водоизмещением 12 тысяч тонн…
А Москва говорила, Москва воодушевляла на борьбу!
Утром на Владимирском рынке встретились две женщины.
- Молодка, продаешь сухари?
- Продаю. Берите, бабуся. Не дорого возьму.
Даже самые опытные шпики ни в чем не заподозрили бы этих двух женщин - подобные сделки совершались на каждом шагу.
- Вот спасибо, молодка. Ай спасибо! - бормотала старушка, отсчитывая за сухари деньги.
Получив их, Лида Малышева шепнула "бабусе" - Оксане Федоровне:
- Под сухарями "подарочек". Осторожно, не выбросьте. И скажите Григорию: его ждет у меня Борис.
Женщины встречались на базаре ежедневно. У Кочубея и Загорного были расторопные, ловкие связные. С их помощью распространялись листовки, устраивались встречи, размножались сводки Совинформбюро, которые принимал по радио Борис Заторный.
А теперь дела пойдут еще лучше: Максим Федоренко принес от Станислава Вышемирского большой сверток. В нем - хорошая белая бумага и пять незаполненных аусвайсов.
Значит, работник генералкомиссариата решил сотрудничать с подпольщиками?!
Глава вторая.
НЕПОКОРЕННЫЕ УСИЛИВАЮТ СОПРОТИВЛЕНИЕ
1.
Ткачев нашел Михаила Демьяненко в комнате, где до войны был красный уголок. Теперь здесь собирались железнодорожники в ожидании вызова на работу, убивая время за игрой в карты и домино.
Инженеру Демьяненко повезло. Месяц назад он устроился в Нежинском депо машинистом и все отсиживался в резерве: движение пассажирских поездов только налаживалось, и для всех машинистов не хватало паровозов. Но Демьяненко времени не терял: то с одним, то с другим рабочим сыграет в подкидного. А во время игры и новостью поделится.
- В лесах, слышно, партизаны зашевелились… Вот это дело, хлопцы!
Немного помолчит, а затем опять:
- Эге, Петро, ты пики не подкидывай. У нас черви козыри…
А когда проигрывал, мрачно говорил:
- Ну чего радуешься, что меня в дураках оставил? Ты лучше хозяев попробуй!
Сдавая карты, он бросил мимоходом:
- Слыхали, в Прилуках машинисты научились хорошо концевые краны перекрывать…
Когда Ткачев подошел к столу, за которым сидел инженер, он услышал его тихий голос:
- Началось, хлопцы, началось… Под Харьковом наступают наши.
Рядом с Михаилом сидел человек лет тридцати, с продолговатым лицом и аккуратно причесанными русыми волосами. В его серых суровых глазах и во всем его облике было что-то привлекательное.
- А-а, Кирилл, привет! - обрадовался Демьяненко, увидев Ткачева. - Ну, братцы, завтра доиграем, - и поднялся.
Вслед за ним встал из-за стола и русый. Вышли во двор.
- Знакомься, Кирилл, это Жорж, - сказал Демьяненко.
Мужчины молча пожали друг другу руки.
Майская ночь встретила их крепким ароматом сирени. В небе пронесся самолет.
- Фашистский, - заметил Михаил.
- Да, наши сюда еще не залетают, - вздохнул Жорж и добавил - Погуляем, друзья… Тут хлопцы мои должны кое-что сделать, конечно, если только удастся.
Шли вдоль линии. Молчали. Ткачев старался припомнить, что ему рассказывал Михаил о русом Жорже. Кажется, его настоящее имя Николай. Да, вспомнил - Николай, а фамилия какая-то странная - Шешеня. Михаил Демьяненко бежал с ним из лагеря военнопленных, вместе и в Киев пришли. До войны майор Николай Шешеня работал в Нежинском военкомате. Теперь по поручению Демьяненко он создал здесь подпольную группу.
Группа Шешени была третьей, которую успел организовать на Нежинском железнодорожном узле Демьяненко.
Внезапно потемнело, точно с неба исчезли звезды. Мужчины оглянулись: погасли стрелочные указатели.
- Хлопцы действуют, - заметил Шешеня.
- Молодцы! - улыбнулся Демьяненко. - Черта лысого, а не поезд примут сегодня фрицы. Только давайте уйдем отсюда, подальше от беды.
Свернули в сторону паровозного депо.
- А я вам подарок из Киева привез, - и Ткачев похлопал по противогазной сумке. - Немного листовок. Товарищи их от руки писали.
- Давай, Кирилл, сейчас и развесим их. Чего зря таскать? - предложил Михаил. - Клей не забыл?
На дверях депо забелела первая листовка.
Ткачев и Демьяненко крепко спали в маленьком домике машиниста Александра Кузьменко на тихой Объезжей улице, когда нежинское железнодорожное начальство, словно очумелое, забегало, срывая со стен воззвание подпольной партийной организации "Смерть немецким оккупантам!".
А в депо, в мастерских, на вокзале рабочие тайно передавали друг другу маленькие клочки бумаги, на которых написано всего лишь несколько слов. Но какими дорогими были эти слова: они сообщали, что рядом живут, действуют свои - советские люди, коммунисты!
Днем возвратился хозяин дома - машинист Кузьменко.
- У нас гости, - встретила сына Мария Сазоновна и кивнула на занавеску, за которой спали Демьяненко и Ткачев.
- Э-гей, орлы! - бросился Кузьменко будить друзей. - Царство небесное проспите. Вставайте, новость есть.
И вот товарищи уже сидят за столом, на котором конспирации ради возле краюхи хлеба и чугунка с вареной картошкой красуется пол-литра самогона.
- Дело такое, ребята, - начал Александр, - удалось набрести на след партизан… Как именно? Есть у меня своячок - Володька Сарычев. Хороший парень. Комсомолец, активист. Как и мы, из окруженцев. У немцев ни за что не хочет работать. Сейчас он в селе Неданчичи, на реке на перевозе работает, а зимой сапожничал. Передает он мне через знакомого железнодорожника записку: "Непременно приезжай ко мне". Я понимаю, что ехать надо, Володька такой, что попусту не позовет, но начальство не пускает, хоть плачь. Тогда я одного парня из нашей группы к Володьке с паролем послал. Оказывается, неподалеку от Неданчичей действует отряд какого-то учителя Николая Таранущенко. Партизаны страшно бедствуют. Не хватает ни оружия, ни медикаментов. Надо помочь! Может, связаться с ними?
- Обязательно! - подхватил Михаил. - Мы с ног сбились в поисках связи с партизанами.
- Теперь у нас новая жизнь начнется! - обрадовался Ткачев.
- Так вот, Кирилл, возвращайся в Киев, - предложил Демьяненко. - Передай Кочубею все, что услышал. Пусть действует.
- Как раз сегодня поезд на Киев поведет наш парень - Грицько Косач. Довезет и вас, Кирилл Афанасьевич, - сказал Кузьменко.
Той же ночью Ткачев повез на Черную гору радостную весть.
2.
До войны Александр Кузьменко работал на станции Коростень начальником базы паровозов и у своих родителей в Нежине бывал редко. А когда в начале войны посчастливилось вырваться из киевского лагеря смерти, который фашистские бандиты устроили на Керосинной улице, он, больной и опухший от голода, с трудом добрался до Нежина. Но отца дома не застал. Мария Сазоновна, плача, сказала:
- Забрали, только война началась. Не немцы, еще наши…
Александр окаменел. Наши забрали?! Если бы мать сказала, что отца арестовали гитлеровцы, его бы это не удивило. Но наши?! За что? Для Александра отец был воплощением всех лучших качеств советского человека.
…В 1937 году на транспорте, как и в других местах, началась охота на так называемых "врагов народа". Сначала Александр верил, что в самом деле брали виновных, но постепенно в его душу закралось сомнение. Почему в нашей стране, где победил социалистический строй, вдруг появилось столько врагов? И этими врагами были не бывшие помещики или белогвардейцы, а многие руководители Коммунистической партии и Советского правительства, выдающиеся ученые, крупные военные, кадровые рабочие, известные писатели и артисты. И вот теперь он узнает и про родного отца… Нет, не мог он, старый честный железнодорожник, чем-то провиниться перед Отчизной!
- Мама, не плачьте, выяснится… Что-то перепутали, - успокаивал ее Александр.
Больше всего уязвило Александра то, что, когда он впервые отважился выйти на улицы оккупированного Нежина, его как близкого друга встретил изменник Пройдаков. А как же, ведь Александр - сын врага Советской власти! Пройдаков сразу же зачислил Александра машинистом. "Для почина" Кузьменко расплавил контрольную пробку, и паровоз на двое суток выбыл из строя. Эту аварию он объяснил тем, что водомерное стекло разбилось. Поверили. Как же не поверить сыну врага Советской власти!
Вообще за Александром не очень-то следили, и он довольно успешно развернул работу. Теперь в созданной им подпольной группе насчитывалось одиннадцать человек. Дня не проходит, чтобы они не поработали: подсыпали песок в смазку, портили тормозные краны и манометры, разбивали водомерные стекла и скоростемеры, обрывали различные поводки, забрасывали гайки и зубила в золотники… И то, что паровозы больше простаивали в депо на ремонте, чем выходили на линию, было им лучшей наградой.
В депо работали чешские и югославские рабочие. В их бараке был радиоприемник. Кузьменко устроил туда уборщицами двух надежных девушек. Чехи и югославы также ненавидели немцев и позволяли девушкам слушать московские передачи. Теперь подпольщикам было о чем поговорить с нежинцами.
Как-то Александр встретил на вокзале Анатолия Бендысика, своего давнего друга со станции Круты, где протекало его детство. Анатолий рассказал, что в Круты вернулся их старый друг - Шурка Березнев. Он поселился в семье своей сестры Анны Тимофеевны Помаз, жены местного доктора. Этот рассказ взволновал Александра, напомнил детские годы, горячую дружбу с Шуркой. Их так и звали тогда: Шурка и Шурик.
В первый же свободный от работы день Кузьменко поехал в Круты. Он сразу нашел Ивана Васильевича Помаза.
Разве же есть в Крут ах человек, который бы не знал, где живет врач Помаз! Этот доктор вот уже свыше четверти века работает здесь. Уважают крутинцы и его жену Анну Тимофеевну - требовательную и сердечную учительницу математики, заставившую детвору полюбить эту мудрую науку.
Знают тут и о горестях, которые принесла этой семье проклятая война. Больно отозвался в сердцах местных жителей страшный треугольник - письмо лейтенанта, сообщившего родителям о героической смерти Юрия Помаза; юноша погиб в рукопашном бою и похоронен товарищами под вербой на станции Калораш, возле Кишинева.
Видели, как врач, худой и измученный, возвратился домой из плена. Но не долго он прожил после этого в своем доме. Какой-то фашистский прихвостень выбросил Помаза из дому, и он нашел пристанище у младшей сестры учительницы - Любови Тимофеевны. Знали, что там же нашел приют и ее брат - инженер из Москвы Шурка Березнев.
Вот не знали только крутинцы, почему старый врач бросил сельскую больницу, которой отдал двадцать пять лет жизни, и стал вдруг заниматься частной практикой. Но все равно все продолжали обращаться за советом и помощью к Ивану Васильевичу.
В майское утро 1942 года, когда в доме Помаза появился высокий железнодорожник с сундучком, какие обыкновенно носят машинисты, вся семья была в сборе. Анна Тимофеевна сказала старшей дочери:
- Леля, проводи больного к отцу.
Но "пациент" не тронулся с места.
- Что пятью пять будет двадцать пять и что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, я узнал от вас, Анна Тимофеевна, и запомнил на всю жизнь… Почему же вы не помните своих благодарных учеников, дорогая учительница?
Анна Тимофеевна посмотрела на гостя повнимательней и воскликнула:
- Шурик! Иван, Шурка, Леля, к нам Шурик приехал! - и бросилась целовать дорогого гостя.
Вскоре Александр Кузьменко сидел в кабинете врача. Не успели они завести разговор, как в кабинет неожиданно вошел и расселся как у себя дома какой-то молодой человек.
- Знакомьтесь, хлопцы, - сказал Иван Васильевич.
- Василий, - отрекомендовался гость; немного помолчав, он добавил: - Филоненко.
- Александр Кузьменко. В этом доме меня зовут просто Шурик.
Гость заметил:
- Вижу, здесь собираются только свои…
Кузьменко поразили эти слова. Неужели у Помазов с этим Василием отношения больше, чем просто дружеские?
Когда на другой день Кузьменко уезжал от Помазов, он знал, что Василий Филоненко - бывший секретарь райкома комсомола - помогает своим друзьям коммунистам создавать в Ичнянских лесах партизанский отряд, что большую помощь медикаментами оказывает отряду старый доктор, что Березнев выполняет задание Филоненко, что они ищут связи с другими подпольными группами. Кузьменко обещал Помазам вскоре вернуться к ним с членами Руководящего центра подпольной парторганизации "Смерть немецким оккупантам!".