3.
Они вышли из дома Помазов втроем: Кирилл Ткачев, Валентин Черепанов и Василий Филоненко. Прошли немного по дороге, оглянулись. На крыльце стоял врач. Он помахал им рукой, желая счастливого пути.
Уже с месяц Ткачев и Черепанов не были в Киеве. Они помогали Березневу, Бендысику и Филоненко создавать на станциях Круты и Плески партийное подполье. Сейчас они отправляются в Киев с отчетом.
Работать становилось трудней. Гитлеровцы, все больше ощущавшие нарастающее сопротивление советских людей, усилили слежку. Борьба разгоралась. Ежедневно то в одном, то в другом месте взлетали на воздух воинские эшелоны, горели паровозы, портились станки, срывалась отправка снаряжения и продовольствия на фронт. Большевистские листовки, которые появлялись всюду, звали жителей Украины бороться против оккупантов.
Из города Ровно, "столицы" оккупированной Украины и ставки самого рейхскомиссара Эриха Коха, поступил приказ всем учреждениям секретной службы покончить с партизанами и подпольщиками. На совещании, состоявшемся вблизи Житомира, ближайший подручный Гитлера - Гиммлер докладывал, что фюрер обеспокоен положением дел. Он с нетерпением ждет сообщения о том, что Украина наконец очищена от "украинского быдла". Бесноватый фюрер издавна мечтал на плодородных украинских землях поселить 25 миллионов колонистов-немцев. Гитлеровцы этого и не скрывали. В газете "Новэ украинськэ слово" молено было прочесть: "Непосредственная задача сельского хозяйства Украины теперь - это обеспечение прокормления немецкого войска и населения Германии… Следовательно, будут приняты все меры для достижения решительного успеха".
"Все меры"… Населению Украины хорошо известны эти фашистские "меры", и оно отвечало на них по-своему. Гиммлер выходил из себя: "Эти паршивые большевики-подпольщики осмеливаются досаждать, мешать, оказывать сопротивление…"
Когда в Киеве оказался поврежденным телефонный кабель, немецкий комендант генерал-майор Эбергард приказал расстрелять для острастки четыреста ни в чем не повинных киевлян. На следующий день вышел из строя телефон в другом районе города. Тогда по приказу Эбергарда в Первомайском парке повесили несколько советских патриотов и к телам казненных прикрепили дощечки с надписью: "Партизан". Ночью дощечки исчезли. Вместо них какие-то смельчаки написали: "Жертвы фашистского террора". Фашисты приставили к виселицам охрану. А утром увидели невероятное: трупы повешенных исчезли, а на веревках качались часовые. "Вот кто заслужил виселицу!" - вывели на дощечках неизвестные.
Начальник полиции и жандармерии Киевской области генерал-лейтенант Шеер отныне не рисковал выходить из дому без усиленной охраны. Шпики шныряли по городу в поисках подпольщиков.
Поэтому Ткачев, Черепанов и Филоненко действовали очень осторожно. Под видом железнодорожников, возвращающихся из рейса домой, они сели в поезд, следовавший в Киев. Василий Филоненко вышел в Нежине. Он может свободно ходить по городу. Если его остановит патруль, - покажет справку за подписью врача Помаза, что он, Филоненко, "болеет туберкулезом и направляется в Нежинскую больницу на консультацию".
В полдень Василий остановился на Гоголевской улице перед дверью небольшой часовой мастерской. Вошел, и над его головой запел мелодичный звонок. Юноша-часовщик даже головы не поднял.
- Что вам угодно? - пробурчал он сквозь зубы.
- Карманные часы на пятнадцати камнях можно к завтрашнему утру отремонтировать? - спросил Василий и вынул из кармана открытые часы.
Часовщик порывисто поднялся:
- К утру не смогу. И вообще я ремонтирую только будильники.
- А девушка Галя, с длинной косой, говорила, что ремонтируете…
Юноша подал Василию руку.
- Здравствуй, а я уже жду, жду… Волновался, не стряслось ли чего. Ну, давай знакомиться. Я Иван Литвин, бывший командир, а теперь, как видишь, кустарничаю.
- А я Филоненко. Медикаменты достал?
- А как же! Подвода нужна. Тут много чего. Есть вата, бинты, лекарства, хирургический инструмент. Девушки из больницы понатаскали.
- Завтра утром к тебе подъедет на телеге человек с длинными черными усами. На голове у него будет кожаная кепка. Пароль тот же.
- Ясно! - произнес Иван и опять склонился над столиком. - Вот партизанам часы налаживаю. В лесу, говорят, ни часов, ни петухов нет, а немцев надо уничтожать по точному московскому времени.
Василий рассмеялся:
- Шутишь? Это хорошо. А теперь дело слушай. Нужно надежную явку найти, чтобы оружие принять. Может быть, его много будет. Поищи человека. Задание ответственное. А я через три дня приду.
Условившись о новой встрече, он попрощался с Литвиным. Филоненко торопился на базар. Там его ждала сестра Анна, которая жила в селе Черняховке.
Большое и опасное дело затеял Василий в Черняховке. Он узнал, что тамошние крестьяне прятали много разного оружия. Вот это-то и не давало ему покоя. Дело в том, что в Нежине скрывалось несколько десятков коммунистов, комсомольцев, бывших командиров и советских работников. Оставаться в городе стало опасно. Как можно скорее нужно переправить их в Ичнянский лес к партизанам. Им и предназначалось оружие.
Но как раздобыть его? Был разработан смелый план. По поручению Василия сын Анны - комсомолец Николай Нещерет со своими товарищами - комсомольцами Васей и Сашей поступили на службу в полицию. Это давало им право производить обыски и отнимать обнаруженное у жителей. Испорченное и устаревшее оружие, а также охотничьи ружья новоявленные "полицаи" сдавали в комендатуру, а хорошее прятали у старого коммуниста, участника гражданской войны Лаврентия.
Анна ждала Василия. В руках у нее была кошелка с картофелем. Увидев брата, пошла ему навстречу.
- Привет, сестричка!
- Здравствуй, Вася! Как же ты похудел… Аж косточки светятся. Дотянешь ли, пока наши вернутся? - Анна тяжко вздохнула. - Возьми хоть немного картошки. - И она передала ему кошелку.
- А что у ребят?
- Все в порядке. Пока… Страх, что они выделывают! Словно звери по домам шныряют. Все добро у людей вверх тормашками переворотили. Ну, настоящие полицаи! Сколько уже этих винтовок собрали!
Василий улыбнулся.
- Молодцы! Передай, что скоро приеду. А за картошку спасибо.
Через три дня Филоненко снова появился в часовой мастерской Литвина.
- Слушай внимательно, - сказал ему Литвин. - На рынке, возле мясной лавки, работает жестянщик Михаил. Хибарка его завалена разным железным ломом. Там можно что угодно спрятать. Этот Михаил - долговязый, на левой щеке большая родинка. Запомни пароль: "Парень, не продашь ли мне новые ведра? Штук девять нужно". Он ответит: "Ведер нет. Могу шесть корыт продать". "Ну так хоть лопату хорошую продай". А он: "И лопаты нет. Топор есть, но без топорища".
Василий несколько раз шепотом повторил пароль и попрощался с Иваном.
Теперь скорее в Черняховку!
До села Василий Филонеико добрался уже в сумерки. Черняховка притихла. Даже собака не залаяла, когда он подошел к хатенке бывшего колхозника Якова Бородая. Филоненко вступил в темные сени и попал в чьи-то крепкие объятия:
- Наконец-то… Уже с час там сидят, - дыхнул ему в лицо крепкой махоркой старый Яков.
Василий взобрался на чердак. Ему часто доводилось ночевать здесь. Здесь же собирались на совещания комсомольцы и коммунисты Черняховки. На одном из этих совещаний было решено, чтобы комсомольцы стали "полицаями". Навстречу Филоненко поднялся один из них - Николай Нещерет.
- Дядько, у нас полный порядок! - доложил он. - Но как же осточертела эта шкура, - и юноша презрительно скосил глаза на свою полицейскую форму. - Нет, нет, я не упрекаю, понимаю, что надо…
Хлопцы собрали уже семь винтовок, ручной пулемет, два ящика патронов. Вывезли оружие из села на полицейской телеге, якобы в Нежин сдавать властям. А на самом деле закопали на старом заброшенном кладбище под Черняховкой.
Филоненко похвалил ребят:
- Молодцы! Но всего семь винтовок… Маловато. Нужно еще хоть десяток. Походите по домам, может, соберете. А потом в лес к партизанам переправлю вас - здесь опасно оставаться, да и, верно, чешутся руки схватиться с гитлеровцами в открытом бою.
Филоненко устало вытянулся на мягком сене, которое наполняло чердак запахами чебреца и клевера.
Немного помолчали.
- Закусите. Вот мать передала, - Николай сунул дядьке краюху хлеба и кусочек сала. - Заморите червячка.
Василий с жадностью набросился на еду. А Николай снова зашептал:
- Ночью, в три часа, буду ждать за селом. Возле мосточка на опушке леса. Ну, пойду, а вы немного отдохните.
В три часа ночи участник подпольной группы Сиротенко подвез Филоненко на телеге к условленному месту. Здесь их уже ждал "полицай" Николай. Он вскочил на подводу, и Сиротенко погнал лошадей дальше. Вот и кладбище.
Николай отыскал засыпанную прелой листвой и сухими ветками могилу. Подпольщики откопали ящики с патронами и оружием, погрузили все это на телегу и присыпали картошкой.
Долго еще стоял юный "полицай" на дороге, по которой повезли опасный груз. Не хотелось возвращаться в село, где надо снова притворяться фашистским холуем, ходить по хатам, оскорблять селян.
Филоненко и Сиротенко благополучно добрались до Нежина. Около рынка Василий соскочил на землю.
- Значит, через два часа?
- Ладно, - кивнул Сиротенко. - Не беспокойся, Вася. Все сделаю, как следует. А в случае чего, живым не дамся… - Сиротенко натянул вожжи. - Поехали, Серый!
Спустя два часа Василий появился на рынке. Сиротенко бойко торговал картошкой. Из левого кармана его пиджака торчал не очень чистый носовой платок. Это означало, что оружие без всяких приключений он передал жестянщику Михаилу.
Василий даже не остановился возле Сиротенко. Теперь у него были совсем другие дела. Надо по одному направлять к жестянщику людей за оружием, с которым они пойдут в лес, к партизанам. Так у доселе неприметного и незадачливого жестянщика неожиданно дело пошло на лад. Появились покупатели, заказчики…
Вот возле хибарки остановился молодой человек в очках и несмело посмотрел на Михаила.
- Не смогу ли я у вас достать новые ведра? - спросил он робко.
Жестянщик медлил с ответом: ведь у тех посетителей, которых он ждал, на правой руке должен быть перевязан палец. Юноша спохватился и вытащил правую руку из кармана. Михаил успокоился - свой: указательный палец перевязан тряпочкой.
- Ведер нет. Могу предложить шесть корыт, - ответил Михаил.
- Зачем мне твои корыта? Хотя бы лопату хорошую продай.
- И лопаты нет. Топор есть, но без топорища.
- А к топору додай еще и гостинцев для друзей.
Через полчаса юноша в очках вышел из мастерской с мешком за плечами, из которого торчало ржавое железо, а под ним - оружие.
За три дня Михаил "распродал" весь свой товар, и на дверях сарайчика появилось объявление: "Закрыто по случаю болезни жестянщика".
А тем временем связные партизанского отряда разными путями вели в Ичнянский лес восемнадцать хорошо вооруженных нежинцев.
4.
Партийная организация разрослась. Она насчитывала уже девять подпольных групп. Но Александр Кузьменко не смог бы рассказать, что это за группы, где они действуют. Кроме крутинцев и участников своей группы он никого не знал. Догадывался, конечно, что Михаил Демьяненко, часто ночевавший у него, даром хлеб не ест, что в Нежине он имел не одну его группу. Судя по диверсиям, которые то и дело совершались на транспорте, нетрудно было догадаться, что рядом действуют друзья.
Неожиданно с Александром приключилась беда. Он даже хотел попросить у Руководящего центра парторганизации, чтобы ему разрешили уйти в лес к партизанам. Но вскоре оказалось, что эта "беда" пойдет на пользу организации. Дело в том, что начальство Нежинского паровозного депо, ценя Александра и видя в нем "своего", поскольку его отец был репрессирован органами Советской власти, решило выдвинуть молодого Кузьменко на ответственный пост.
Шеф депо Сергей Пройдаков вызвал к себе Александра и "обрадовал" его:
- Будешь нарядчиком при дежурном по депо пане Кольбахе.
Александр был в отчаянии. Какой ужас! Стать гитлеровским прихвостнем! Дома у него в это время отдыхали приунывшие после неудачной поездки в Харьков Черепанов и Ткачев (связаться с харьковскими подпольщиками им не задалось). Друзья выслушали Кузьменко. Ткачев обрадовался:
- Саша! Да ведь нарядчик - правая рука дежурного по депо. Значит, будешь в курсе дел.
Это решило вопрос.
Ткачев был прав. Александр вот уже с месяц регулярно передает партизанам графики движения воинских эшелонов, и теперь партизаны зря не рисковали, а взрывали особо ценные для оккупантов составы.
Осатаневшие гитлеровцы жестоко мстят советским людям за диверсии на транспорте. Чтобы устрашить их, начальник полиции безопасности на первой странице газеты "Новэ украинськэ слово" жирным шрифтом печатал сообщения о расстрелах железнодорожников "за преднамеренную порчу транспортных средств".
Но репрессии не пугают народных мстителей. Два дня назад неожиданно остановилась электростанция. Рабочие никак "не сообразят", где же повреждение…
Дежурный Кольбах кричит:
- Где они, эти партизаны? Всех как собак расстреляем!
Кузьменко приметил, что машинист Шкурат, которого рабочие не зря прозвали шкурой, норовит попасть на глаза рассвирепевшему Кольбаху. Вот и теперь дежурный поманил Шкурата пальцем. Немец не знает ни русского, ни украинского языка и на помощь зовет переводчицу. Кузьменко этого только и надо. С переводчицей у него полный контакт. Скоро он узнает, что предатель донес на помощника машиниста Дмитрия Андреева, будто тот связан с партизанами.
Кузьменко быстро нашел Гришу Косача и шепнул ему:
- Немедленно разыщи Митьку Андреева и отведи к Сарычеву. Дмитрию и дня нельзя оставаться в Нежине - арестуют.
Кузьменко многих спас от виселицы, но тошно, ой как тошно было ему притворяться гитлеровским прихвостнем, чувствовать ненавидящие взоры людей, за которых он готов отдать жизнь.
Глава третья.
НАДЕЖНАЯ КОНСПИРАТИВНАЯ КВАРТИРА
1.
(Из дневника Григория Кочубея).
22 июля 1942 года. Станислав не предал. Он честный, смелый человек. Вот уже три месяца работает с нами, каждый день и час рискуя головой. Недавно раздобыл настоящую гитлеровскую печать с двуглавым орлом. Хоть бы не провалился парень…
В общем, дела у нас идут неплохо. Типография работает как налаженное производство, без перебоев. Володя и Никита ежедневно печатают в своем подземелье по 200–300 листовок.
Тяжело им… Попробуй-ка поработать в этой могиле по десять-пятнадцать часов в сутки! И душно там и холодно, а хлопцы не жалуются. Хотел дать им замену - и слушать не хотят.
Никита научился быстро набирать. В шутку говорит: "Когда кончится война, смогу в типографии по шестому разряду работать".
Володя изготовляет документы: разные справки, пропуска. Он теперь что угодно может сделать. Шрифтов хватает.
Недавно Михаил Д. и Кирилл Т. попытались перейти линию фронта, связаться с Центральным Комитетом партии. Нельзя больше действовать без связи с подпольным горкомом, с Москвой. Правда, есть у нас друзья в лесу, в партизанских отрядах. Помогаем им, передаем оружие, людей, медикаменты. Но ведь и партизаны эти не имеют связи с центром.
Перейти линию фронта товарищам не удалось, но в Купянске, на Харьковщине, они разрыли развалины типографии и нашли кучу шрифтов. Как только они дотащили эту тяжесть!
23 июля. В организацию приходит все больше товарищей. Из новых мне особенно нравится Сергей.
Трудными путями пришел он к нам. Студент-киевлянин, он окончил школу подрывников. В составе группы парашютистов Сергей полетел во вражеский тыл на Украину. Приземлились, напоролись на немцев.
Хлопец узнал плен, побег из-под расстрела, пробрался в Киев к родным. Здесь познакомился с Павлом - братом Бориса и вступил в нашу организацию.
Мы свели Сергея с Николаем-Жоржем (Николая пришлось немедленно забрать из Нежина, так как гестаповцы напали на его след).
Сергей с Николаем сразу сдружились. Им удалось познакомиться с дворником интендантского склада. Сейчас что-то затевают с ним.
2.
На бирже труда, которая находилась в здании бывшего художественного института, появилась новая сотрудница. Элегантно одетая, красивая, она сидела за столом в углу, а над ее головой возвышалась обезглавленная статуя Венеры Милосской.
Работа у новой сотрудницы несложная: в паспортах больных проставлять штамп об освобождении их от поездки на работу в Германию и оформлять документы на тех, кто был признан здоровым и подлежал отправке.
Веселая красавица привлекла внимание чиновников биржи, около нее стали вертеться щеголеватые фольксдейчи, молодчики из полиции и жандармерии.
- Пани Марийка, не свободны ли вы сегодня вечером? Я был бы счастлив пригласить вас в кино, - говорил один.
- Я уверен, ваша головка прекраснее этой, - сыпал комплименты другой, тыча ногой валявшуюся на полу отбитую голову Венеры Милосской.
А у веселой Марии сердце сжималось от боли при виде тех, кто выходил из комнаты медицинской комиссии с приговором "годен". Она читала в их взоре ненависть к красивой пани, которой не надо ехать в фашистский рейх. Но Мария быстро работала.
- Пани, вы ошиблись… На документе написано: "Brauchbar" - годен, а вы поставили на паспорте штамп. Что это значит?
Мария побледнела.
- Неужели?! Вернитесь! - крикнула она, но девушки и след простыл.
Мария в полном отчаянии произнесла:
- Убежала… Это вы виноваты, господа. Заморочили мне голову своим кино, Венерою. Пожалуйста, не мешайте работать, - и склонилась над документами еще одного несчастного, на истории болезни которого стояло "Brauchbar".
Докучливые ухаживатели разошлись. Теперь можно было работать свободнее, и Мария, напевая, продолжала… путать. В тот день в паспортах многих молодых киевлян появились штампы, избавлявшие их от поездки в Германию.
Весной 1942 года гитлеровцы чуть ли не ежедневно отправляли в Германию эшелоны с молодежью. Полицаи охотились за людьми, хватая каждого, кто не имел аусвайсов или не мог предъявить паспорта со штампом об освобождении от работы по болезни.
Володя Ананьев в подземной типографии мастерски подделал такой штамп, и все члены организации "Смерть немецким оккупантам!" могли свободно ходить по городу.
Кочубей поставил задачу - сорвать отправку киевлян на немецкую каторгу.
…На перроне Киевского вокзала формировали очередной эшелон. Около теплушек, окруженных кольцом полицаев, жмутся друг к другу, словно отара напуганных овец, девушки. Парней полицаи держат отдельно. Возле них охрана усилена.
Поезд стоит уже под парами. Начальник поезда Крюгель широким шагом ступает вдоль вагонов, с беспокойством поглядывая на дверь вокзала, у которой замерли часовые.