* * *
"Семерка" зарулила в капонир. Георгий стащил с головы шлемофон, отстегнул привязные ремни и, откинувшись на бронеспинку, с минуту сидел неподвижно. Но увидев внизу Алимкина, оживился, пружинисто выбрался на крыло, сбросил парашют и, спрыгнув на землю, хлопнул по плечу улыбающегося друга:
- Привет землякам-тулякам!
- Что случилось, Жора? - с ходу спросил Алимкин.
- Обычное дело, - с досадой махнул рукой Дворников. - Уже над самой линией фронта перехватила нас четверка "фоккеров". Тут к нам на помощь пара наших "яков" подоспела. По красным кокам вижу - ребята из эскадрильи Калинина. Крепко они фрицев закрутили. Двоих связали боем, ну а два других не отстают, как гончие псы, в наш хвост вцепились. Чего только я ни делал, уж, кажется, ниже земли на метр шел. Думал: еще чуть - и полон рот земли. Спасибо, Наташка выручила.
Георгий, лукаво прищурившись, пристально посмотрел на Ивана, но тот не отвел взгляда, улыбнувшись, спросил:
- Ну чего ты? Дальше-то что было?
- Одного "фоккера", видно, она крепко зацепила. Задымил он и потянул на юг. Второй - за ним. Словом, молодчина!
Они оба посмотрели на заднюю кабину: Наташа, путаясь в лямках парашюта, выбиралась на центроплан. Ей деликатно помогали Цыбуленко и Котов.
- Вот это, Ваня, забота о человеке! - не без иронии констатировал Георгий и, обняв друга, вполголоса пропел:
Тогда нам обоим сквозь дым улыбались
Ее голубые глаза…
- Да не голубые, а серые, - смущенно поправил его Иван.
- Ничего ты не понимаешь, Ваня: в солнечный день у нее глаза голубые, а в пасмурный - серые. Ты присмотрись получше.
Наташа, поддерживаемая мотористом и механиком, съехала с крыла и, почувствовав под ногами землю, выпрямилась. Ныла поясница, затекли ноги. Полтора напряженных часа, проведенных в тесной кабине, давали о себе знать.
- Умаялась, голубушка, - сочувственно вздохнул Беднов, - на-кась, молочка хлебни чуток.
Он осторожно, чтоб не расплескать, протянул девушке небольшую кринку с кислым молоком. И, видя ее удивленный взгляд, пояснил:
- Я тут у местных разжился. Да ты пей. Невелика корысть: на табачок сменял.
Наташа с удовольствием отпила несколько глотков и вернула кринку:
- Спасибо!
Беднов, многозначительно посмотрев на моториста и оружейника, сказал, солидно откашлявшись:
- Ну, Наталка, за спасибо вот тебе еще один, так сказать, подарочек. Только это уже не от меня, а от арийцев, - и вложил в ее руку кусок металла.
Она раскрыла ладонь. На ней лежала сплюснутая крупнокалиберная пуля.
- В твоей кабине нашли, - пояснил Данилыч. - Стало быть, от броневого листа срикошетила… - И переждав неловкое молчание, и пожалев, что показал пулю, которая явно предназначалась ей, поспешно выпалил:
- А то самое, что ты просила, я ведь сделал. Вот. Он протянул ей кусочек дюраля. На нем в центре была вырезана ровная, аккуратная звездочка.
Наташа отбросила пулю и, забыв о ней, улыбнулась, словно принимала из заскорузлых рук механика дорогую награду.
- А ведь не забыл, Данилыч, сделал.
- Да уж чего там… - опустил глаза Беднов. - Раз просила, значит, надо.
- Конечно, надо. Вот сегодня наш командир разбомбил переправу. Разве это не дело? По этому случаю и поставим звездочку. Краска есть?
- Имеется, - кивнул Беднов, осматриваясь по сторонам. - Принести, что ли?
- Тащи, Данилыч. А вы, ребята, - попросила Наташа Цыбуленко и Котова, - ставьте к капоту стремянку. Сейчас мы изобразим. - Беликова, озорно подмигнув парням, прищелкнула пальцами. - Да поживее, чего тут думать!
Дворников и Алимкин, присоединившись к группе летчиков и воздушных стрелков, неспешно пошли к штабу.
Георгий на ходу с беспокойством поглядывал в сторону своей "семерки", возле которой наблюдалось какое-то подозрительное движение.
- Разбалуют ее мои хлопцы окончательно. То фуражку вишен ей откуда-то приволокут, то кринку молока.
- Значит, любят. Чего же здесь плохого?
- Нет, Ваня, давай махнемся стрелками: ты мне своего Рыжова, а я тебе Наталью. Согласен?
- Да ведь передумаешь, - нарочито безразличным тоном бросил Алимкин. - А потом мой Алеха - это черт в хэбэ. От его чечеток да прибауток с ума спятишь.
- Ну и что? Веселье боевому духу сродни.
- Так мы с тобой не договоримся.
- И я так думаю. - Дворников нахмурил брови. - Ты только посмотри, что там происходит?
Алимкин увидел, как Беликова с помощью механиков взбирается по стремянке к капоту, и сразу все понял.
- Ну и что особенного? - пожал плечами Алимкин. - Небольшой ритуал: ставят звездочку на капоте. По-моему, это неплохо. Страна должна знать своих героев.
- Какую еще звездочку? Что мы - лучше других? А ну-ка, вернемся.
- Давай. - Иван чувствовал себя в какой-то степени соучастником происходящего. - А вообще-то ни командир, ни замполит в принципе не против. Так что ты напрасно волнуешься.
Дворников ему не ответил.
У самолета уже заметили, что командир решительно возвращается к машине. Стремянку от капота отставили. Все как ни в чем не бывало занимались каждый своим делом.
Дворников, коренастый и крепкий, подошел к Наташе вплотную, растерянно посмотрел на алую пластинку в ее руке, на маленькую яркую звездочку и тихо сказал:
- Зря ты, Наташка, честное слово. Мы ведь не лучше других.
- Ну и пусть, - упрямо ответила она, не поднимая головы. - Я, товарищ командир, агитатор эскадрильи и обязана пропагандировать наши боевые успехи. Замполит Изотов так и сказал мне. И вы поймите меня: с чего же начать, как не с нашего самолета.
Тонкая улыбка скользнула по губам Дворникова.
- Начните, товарищ агитатор, с самолета младшего лейтенанта Алимкина. Если, конечно, у вас хватит краски.
Наташа смущенно улыбнулась, искоса взглянула на Ивана:
- Так ведь он не из нашей эскадрильи, товарищ старший сержант.
- Ну, это дело поправимое. Ваня, дорогой, объясни, пожалуйста, агитатору Беликовой насчет обмена. Да пойдемте, нас ведь ждут…
Дворников подошел к механику Беднову, о чем-то потолковал с ним накоротке и, не возвращаясь к Наталье и Алимкину, быстро зашагал к штабу.
Иван подошел к Беликовой, осторожно коснулся плеча:
- Пойдем, Наташа, в самом деле, твой командир прав: опаздывать не годится. Ведь, говорят, сегодня на разборе будет сам комдив.
Она, едва поспевая за его широким шагом, исподволь поглядывала на его исхудалое обветренное лицо, насупленные белесые брови и темные запавшие глаза. Сколько раз эти глаза видели смерть…
- Ваня, ну что же это получается, - в сердцах пожаловалась она. - Какой из меня агитатор!
- Лучшая твоя агитация - боевые вылеты. А теперь организуй-ка самодеятельность. Хочешь, и я приму участие. Или попрошу Колю Савика. Вот кто артист - высший класс!
- Это можно, конечно, только я не об этом…
- Да не печалься ты о звездочках. Честно говоря, и я бы не разрешил тебе рисовать эти победные знаки на своем аэроплане. С него достаточно и того, что фашисты его прозвали "черной смертью". А чего стоит прозвище, что дали ему наши пехотинцы - "горбатый" - неутомимый трудяга войны? За почестями тоже, думаю, дело не станет. Вот увидишь, после войны поставят нашему "илье" золотой памятник. И нарисуют на его фюзеляже тысячи звезд - все, что он заслужил. Так что свою алую пластинку со звездочкой не выбрасывай. Она еще пригодится.
- Хорошо! - пообещала Наташа. - Пусть она будет нашим талисманом, нашей верой в победу. Верно ведь, Ваня?
- Алый талисман, - качнул головой Иван и даже остановился от неожиданности. - Совсем не плохо!
Полковник Витрук поднялся из-за массивного дубового стола, за которым сидели командир полка Ломовцев, замполит Изотов и заместитель командира приданного полка Попков. Переждав шумок разноголосицы, комдив оглядел летчиков, собравшихся в просторной штабной комнате. Все разом притихли.
- Друзья, - начал полковник глуховатым голосом, - мы с вами били врага под Москвой. Громили фашистскую нечисть в Сталинграде. Теперь здесь, на южном фасе Курской дуги, многое будет зависеть от нас, штурмовиков. Вместе с танкистами и противотанковой артиллерией нам надлежит насмерть встать против армады танков, которые, по данным разведки, в ближайшее время обрушатся на позиции шестой армии генерала Чистякова. Всем быть в повышенной боеготовности. - Витрук выдержал паузу, словно отыскивая кого-то, и продолжал: - Ну что, братцы, выдюжим? - И сам же ответил: - Иного пути у нас нет - или умереть, или победить. - И обратился к Попкову: - Ну-ка, Виталий Иванович, какие твои предложения по прикрытию?
Майор Попков встал, откашлялся:
- Та-ак… Задача истребителями, товарищ полковник, уяснена и отработана. Прикрывать штурмовиков будут три группы. Первая очищает небо на подходе "илов" к цели. Вторая, ударная, связывает боем истребители противника, предназначенные для нанесения главного удара по штурмовикам. Третья группа - непосредственного прикрытия. Кроме того, товарищ полковник, ближе к линии фронта наши действия будет поддерживать сто двадцать девятый иап с аэродрома Грушки, что под Прохоровкой… У меня все, товарищ полковник.
Витрук поморщился:
- Так уж и все?
- Да вроде, товарищ комдив…
- Тогда послушайте… Немцы меняют тактику ввиду численного превосходства нашей авиации. Приемы их весьма эффективны, и это следует учитывать…
Летчики зашевелились, стараясь запомнить каждое слово.
- Так вот что я вам хочу сказать, - продолжал Витрук. - Не выделяя специальных истребительных групп для прикрытия танков, фашисты защищают их с воздуха методом "свободной охоты". В это же время усиленные патрули истребителей группами до двадцати самолетов барражируют над полем боя. Как только показываются наши "илы", вражеские истребители по соответствующему сигналу немедленно появляются в опасном районе. Часто вызов по радио передает специальный офицер, находящийся над полем боя на "фоккере" или "хейнкеле". Бывает и так: над полем боя барражирует пара "мессершмиттов". Заметив появление наших штурмовиков, немцы выпускают цветные ракеты в направлении приближающихся "илов", предупреждая своих танкистов об опасности и вызывая ударную группу истребителей. Заметьте: это экономит силы, так как фашисты двумя-тремя парами могут вести контроль на предполагаемом участке движения штурмовиков. И еще учтите, Виталий Иванович, - обратился он к майору Попкову, - дело будет жаркое, так что на случай преследования "илов", возвращающихся из боя, обеспечьте спецрубежи отсечения свежими нарядами истребителей.
- Есть обеспечить! - отозвался Попков. - Штурмовиков в обиду не дадим, товарищ полковник!
- Да знаю… Так, а что нам скажет майор Ломовцев?
Командир 167-го ШАП доложил о количестве готовых к вылету самолетов, о молодых летчиках, введенных в строй, удачных боевых вылетах последних дней.
- Молодцы, вижу, воевать научились, - сдержанно похвалил Витрук, поднимаясь с места. - Командующий генерал Красовский передает вам благодарность и боевой привет. Он уверен, что гвардейцы сто шестьдесят седьмого не подведут!
Все встали.
- Вы свободны, товарищи! - объявил комдив. - Комэсков прошу остаться.
Изотов предупреждающе поднял руку:
- Внимание! После обеда построение всего полка. Будет митинг. И чтоб глядеть соколами!
Когда все вышли, к столу подошли комэски Гарин, Сиполс, Сморчков и представились комдиву.
- Прошу садиться, - жестом указал Витрук, - разговор будет коротким. - Посмотрел на часы. - Ведь надо еще побывать в соседних полках.
Витрук на минуту задумался, взгляд остановился на карте, разложенной на столе, где красным карандашом с нажимом было обведено слово Белгород.
- Значит, так. - Лицо комдива вновь ожило. - По данным оперативной разведки, враг должен начать наступление третьего - пятого июля. Все самолеты привести в повышенную боевую готовность. Противник на нашем участке фронта располагает силами до семисот танков, среди которых большое число сверхмощных, типа "тигр" и "пантера", а также штурмовых орудий "фердинанд". Кроме того, здесь безусловно будет сильное зенитное прикрытие на бронетранспортерах. Так что "илы" необходимо заранее обеспечить всеми средствами поражения. Наша большая ставка - на противотанковые бомбы. Часть самолетов снарядить фугасными и осколочными бомбами и эрэсами для нанесения упреждающего удара по аэродромам противника…
Командование нашей воздушной армии особенно обеспокоено наличием крупной танковой группы "Кампф" в тылу четвертой танковой армии Гота. Точное местонахождение этой группы неизвестно. Предположительно - где-то южнее Белгорода. Так что вам надлежит обеспечить постоянную воздушную разведку. Лучше всего, чтоб не привлекать внимание противника, вести ее одиночными самолетами. Эти данные будут чрезвычайно важны в интересах не только воздушной армии, но и фронта.
Далее - обеспечить бесперебойную связь. Учтите, что все пароли и позывные меняются. Их вам вскоре сообщат. Еще раз напоминаю: данные разведки по передвижению группы "Кампф" чрезвычайно важны. Все ясно?
- Так точно, - за всех ответил Ломовцев. - Разведку обеспечим.
- Ну что же, как говорится, да будет сталь крепка! - Витрук решительно поднялся, пожал всем руки и быстро вышел на улицу.
ВЕГА - ЗВЕЗДА НАДЕЖДЫ
На опушке светлой березовой рощицы, вплотную примыкающей к летному полю, замер строй-каре перед знаменем полка. В центре, на помосте из досок, выложенном на кузовах двух трехтонок ЗИС-5, стоят командир, комиссар и офицеры штаба. Майор Изотов выступил вперед, снял с головы пилотку и зажал ее в кулаке. Глаза его, обычно мягкие и задумчивые, сейчас посуровели:
- Настал наш час! - звенел голос замполита. - Взбешенный враг накопил большие силы. Не сегодня-завтра он обрушит их на нас. Но мы, гвардейцы, верные сыны Родины, выстоим! Выстоим и сокрушим врага! Клянемся же перед этим боевым знаменем, обагренным кровью наших товарищей, не посрамить гвардейской чести!
- Клянемся! - глухим рокотом пронеслось по рядам.
Алело на ветру знамя. В суровом молчании стоял строй. Один за другим на помост поднимались летчики и техники дивизии Витрука. Речи их были горячи и коротки.
- Если у меня в бою кончатся снаряды - снижусь на бреющий, буду рубить фашистскую нечисть винтом!..
- Фашисты казнили у меня жену и дочь. Я техник и не могу летать. Но не щадя себя, буду днем и ночью готовить к боям самолеты, а вы, крылатые друзья мои, отомстите за зверски замученных… За все беды и горе, что принесли изверги нашему народу! Отомстите!..
После митинга все расселись, образовав полукруг у помоста. Там теперь наскоро сооружалась импровизированная сцена. Подходили артисты.
Все с интересом поглядывали в сторону наспех вздетого на проволочный каркас матерчатого занавеса.
- Сейчас, Жора, твои актеры покажут класс! - Алимкин скосил насмешливый взгляд на Дворникова, Они сидели плечом к плечу у старой развесистой березы.
- Ну и покажут, а что? - спокойно парировал Георгий, а мысли его были там, у самолета: "Левую пушку уже дважды заедало…"
Рядом грузно подсел механик Беднов и шепотом доложил:
- Все в порядке, командир. Аэроплан заправлен, боекомплект полностью, мотор работает, как пчелка!
- А левая пушка?
- А что пушка? Работает, как часы. Ее Котов всю перебрал, опробовал.
- Да не казни ты его, - вступился Алимкин. - Механик у тебя мировой. Мне бы такого.
- Механик что надо! - не без гордости согласился Дворников. - Одно слово - Данилыч! - и дружески положил ему руку на плечо.
Приободренный командирской похвалой, Беднов доверительно сообщил:
- А ведь сейчас наши будут выступать, Федя с Ванюшкой. Это Наташа их сагитировала.
Данилыч с лукавой улыбкой покосился на Алимкина, но тот зорко вглядывался в даль, настороженно вытянув шею.
Дворников и Беднов посмотрели в ту сторону, куда глядел Алимкин. Два истребителя кружили над аэродромом. Один, выпустив щитки, явно шел на посадку, другой с превышением ходил змейкой над первым, и только когда первый колесами коснулся полосы, взревев двигателем, бреющим ушел на юг.
- Подбили, - безошибочно определил Георгий. Теперь, в конце пробега, когда полоса под углом
почти вплотную подходила к собравшимся, всем хорошо был виден "як" с желтой цифрой "16" и двумя рядами звездочек на фюзеляже. Летчик, как видно, из асов. Но война есть война: хвост у истребителя был разбит.
- Видно, в крутом деле побывали, - вздохнул Данилыч. - Ничего, подлечим!
Беднов, кряхтя, поднялся, бросил завистливый взгляд на сцену, где уже, подергиваясь, раздвигался занавес, и, махнув рукой, побежал к замершему в конце полосы "яку".
Между тем занавес раскрылся, и перед оживленной аудиторией предстал Федор Котов. Слегка заикаясь, он торжественно объявил:
- Пан-то-ни-мия! - и, отдышавшись, пояснил: - В общем, сцена такая, о том, как ганс шел "нах остен" и что из этого получилось. В роли ганса выступает моторист Иван Цыбуленко. - И, поклонившись дружно аплодирующей публике, пригласил: - Ваня, давай!
Раздался бодрый марш, и под одобрительные возгласы публики из-за кулисы показалось действительно нечто гансоподобное. Иван был облачен в длинную шинель с белыми, сплетенными из парашютной стропы погонами. На голове - фуражка с наклеенной из черной бумаги высоченной тульей и белой жестяной кокардой. Цыбуленко, картинно выпятив грудь и печатая по-гусиному шаг, направился вдоль сцены. Федор презрительно-учтиво поддерживал его под локоть, с усердием декламируя при этом строчки из "письма в фатерлянд":
Милая Ама́ли,
Крошечка Ама́ли,
Мы войны подобной
В жизни не видали:
Легкие победы,
Сытные обеды…
При последних словах Иван достал из-под мышки кусок хлеба и, строя в сторону смеющихся зрителей зверские гримасы, стал вонзать в горбушку зубы, всем видом показывая, что обеды действительно сытные.
Алимкин, улыбаясь, подтолкнул локтем хмурого Дворникова:
- Молодцы твои ребята, ей богу. Дают жизни!
- Только в моем экипаже Гансов не хватало!
Шествие из-за противоположной кулисы, как и следовало ожидать, было весьма мрачным для "фашиста". Согбенный артист, опираясь на палку, еле волочил ноги. Голова его была повязана куском одеяла так, что торчали лишь нос та тулья фуражки. От неловкого хождения он то и дело наступал на пристегнутый булавками низ шинели и, наконец, запутавшись в ней окончательно, со словами "Вот гадство!" повалился на помост. Федя, перекрывая гомон и хохот, бодро закончил:
Милая Ама́ли,
Добрая Ама́ли,
Нам здесь рус зольдатен
Шею наломали!
Занавес мигом задернулся. Алимкин, покатываясь от смеха, вытирал слезы. Дворников с трудом выдавил:
- Вот черти!..
Затем на помост вышли два боевых друга - летчик младший лейтенант Николай Савик и его стрелок ефрейтор Алеша Кондратюк. Командир развернул мехи баяна, и над розовой в лучах заходящего солнца березовой рощицей расплескалась знакомая, берущая за душу мелодия. Два молодых звонких голоса бережно и неспешно затянули: