Капитан Альвинц слыл либеральным офицером. С вольноопределяющимся его сближала почти годичная фронтовая жизнь. Считая Эрвина оригинальничающим пустословом, он многое спускал ему за стойкость в бою. Но, однако, предусмотрительно вычеркивал каждый раз его имя из списков производств в офицеры, рассчитывая на то, что какая-нибудь шальная пуля расправится с болтуном.
Эрвин лежал в цепи. Уже шестой раз был он сегодня на том же самом месте. Батальон приближался к критической точке. Ровная вершина холма круто нависала над ними, как карниз башни. До того они продвигались в "мертвом пространстве", защищенном от пуль, где их ничто не тревожило, кроме редкой и вялой пристрелки русских батарей.
Теперь они осторожно ползли, плотно прижимаясь телами к колючей щетине скошенного поля. По гребню холма, шагах в семидесяти пяти, тянулись укрепленные окопы русских с проволочными заграждениями.
Приближались решительные минуты. Эрвин потянулся за фляжкой с ромом и глотнул горькой, обжигавшей жидкости. Горячая волна пробежала по его жилам. Но голова оставалась ясной. Он осмотрелся. Неподалеку лежал окоченевший труп еще утром убитого солдата. Дальше - обезображенное тело русского офицера,
"Что будет, если мы выбьем русских из окопов? Они, конечно, пойдут в контратаку. И дело кончится тем, что нам набьют морды точно так же, как набили им утром мы в этом их дурацком передовом окопе!"
Эрвин снова открыл флягу. Это стало у него привычкой в томительные минуты перед боем.
Сегодняшняя предрассветная атака застала русских врасплох. Тем, кто не успел бежать, пришлось круто - их встретили штыки. И хотя "неприятель" особенно не сопротивлялся, все же немало солдат в зеленых суконках полегло там, в передовом окопе. А лейтенант Фрей даже успел приколоть к своей фуражке кокарду первого убитого им русского офицера.
- Мальчишка обзаводится фронтовыми привычками… - презрительно скривил губы Эрвин. - Совершенно очевидно, что эта атака обречена на поражение. Люди измотались. С утра никто не ел, и, наверное, у многих пустые фляги. Первая и вторая роты мудро остались внизу. А Фрею всячески хочется доказать свою храбрость. Кому это нужно?.. Всякому ясно, что русские наступать не будут. Так не лучше ли батальону окопаться здесь или отойти на старые испытанные позиции и собраться с силами?.. Впрочем, одно другого стоит. Что ж, поглядим, как-то справится маленький лейтенант. Больно уж свеж его петушиный гребешок!
Лейтенант Фрей лежал шагах в тридцати от Эрвина, немного впереди цепи. Его короткие призывные окрики подтягивали отстающих.
- Ползти!.. Прикрываться!.. Ползти!.. Закрой голову! Вперед!
Цепь медленно передвигалась, - казалось, ползут большие серые жуки.
Вдруг на правом фланге рывком вскочил какой-то длинный парень и побежал вверх, по направлению к русским окопам. Навстречу ему со свистом полетели пули. Парень свалился, как мешок, и покатился вниз по склону.
Лейтенант, с искаженным злобой Лицом, кричал что-то командиру отстававшего второго взвода. Слышно было, как солдаты передают команду по цепи, осторожно подтягиваясь к линии.
"Фланговый огонь… Откуда стреляют, черти?" - думал Эрвин, озираясь.
Словно в ответ на крики раненых, русские участили стрельбу.
Эрвин уже привык к войне. Он с ироническим спокойствием наблюдал за бесплодно суетящимися людьми, совершавшими из-за неопытности и слепого страха перед лицом смерти нелепые поступки, которые будут возведены в "героизм" и "доблесть". Некоторым, вроде маленького лейтенанта Фрея, зуд карьеризма и еще необожженные пальцы придавали смелость в бою. Большинство же, умудренное горьким опытом, заботилось лишь об одном, как бы искуснее обойти смерть.
"А для чего? Чтобы все равно погибнуть в следующем, более жестоком и таком же ненужном сражении?" Нет, его, Эрвина, такая война не вдохновляла.
Хотя внешне Эрвин казался совершенно спокойным, однако волнение еле заметной дрожью начинало ползти по его мускулам. Никакая привычка не могла побороть этого ощущения в минуты опасности. Тут опять пригодилась фляга.
Цепь уже достигла предельной высоты прикрытия.
"Ну, сейчас этот мальчишка скомандует примкнуть штыки… Ура!.. Вскочит на ноги несчастная орава, и начнется пулеметная пляска… А точки в песню будет вставлять русская артиллерия…"
Эрвину стало жарко. Его глаза потускнели. Он длинно и бессмысленно выругался.
Русские стреляли редко, будто примериваясь. Вольноопределяющийся отстегнул лопатку и несколько раз ковырнул землю, чтобы сделать прикрытие для головы. Тут он увидел Виолу.
Ефрейтор Виола лежал шагах в десяти позади цепи и пристально следил за каждым движением лейтенанта. Фрей поднял правую руку. Донеслась команда.
- Компание! Байонетт ауф!
Виола быстро выкинул вперед винтовку, и в трескотне стрельбы русских Эрвин уловил одинокий звук раздавшегося рядом выстрела. Лейтенант неуклюже качнулся и рухнул лицом в землю. Никто не заметил этого: солдаты были заняты примыканием штыков.
Правофланговый взвод первым ринулся в атаку. Навстречу ему застрекотало разом несколько пулеметов.
Эрвин видел, как ефрейтор мгновенно перебежал в цепь. Прошло несколько секунд напряженного ожидания. Потом кто-то крикнул:
- Лейтенант Фрей убит!
Действие этих слов было ошеломляюще. Середина цепи разорвалась и бросилась врассыпную. Казалось, все рушится. Денщик лейтенанта тщетно кричал о том, чтобы подобрали труп офицера. Опережая друг друга, солдаты мчались назад, в защищенное мертвое пространство, скатывались по склону, радостно вставали, выпрямлялись и снова бежали.
Эрвин отстал от цепи. Внезапно он почувствовал сильный голод. Найдя глазами Виолу, он побежал следом за ним. Ефрейтор перемахнул через ручей и скрылся за кустами. Никого из солдат уже не было видно. Обогнув кусты, Эрвин неожиданно для себя очутился перед небольшой хатой. Дворик, хлев, стог сена, гумно. И все это в нескольких десятках метров от линии фронта.
Спиной к Эрвину у крыльца стоял ефрейтор Виола.
- Виола! - вполголоса окликнул Эрвин.
Виола резко обернулся, держа винтовку наперевес. Эрвин махнул рукой и улыбнулся, но лицо ефрейтора оставалось мрачным. С минуту простояли они так молча, не сводя глаз друг с друга.
Вольноопределяющийся почувствовал, что надо что-то предпринять. Он сделал шаг вперед и отвел рукой направленное на него дуло винтовки.
- Йошка! Вы молодчина! Понимаете - молодчина! И нечего волноваться! Никто вас не видел!
- А вы что видели? - спросил Виола, не поднимая глаз.
- Я?.. Предположим, что я наблюдал заход солнца. Скажите лучше, что вы думаете делать?
- Оставьте меня тут, господин взводный, - сказал Виола тихо и отвернулся.
На дверях хаты висел замок. По двору мирно бродили куры. Под навесом сарая повизгивал поросенок.
- Здесь совсем недурно, - заметил Эрвин, озираясь.
- Идите, господин вольноопределяющийся. Наши уже далеко.
Эрвин понял. О "улыбнулся и хотел что-то сказать, но и эту минуту из-за хлева вынырнула высокая фигура. Это был незнакомый солдат, с уже седеющими усами, вероятно, один из прибывших на днях с маршевыми ротами.
- Что ищешь, землячок? - обратился к нему Эрвин.
- Здравия желаю, - приложил руку к козырьку солдат. - Я кухню ищу.
- Кухню? - Эрвин невольно рассмеялся. - Так вы тоже кухню ищете?
- Так точно. - Старик опустил руку и подошел ближе.
- Хорошо, поищем вместе.
- Так как же будет? - спросил Виола все с той же серьезностью.
- Так и будет, - ответил вольноопределяющийся и направился к крыльцу.
Ветхий замок соскочил от первого же удара прикладом. Они вошли в сени. Пахнуло дымом очага, теплом. Эрвин открыл дверь, ведшую из сеней влево. Комната была пуста. В углу густо лепились иконы. Мерно постукивали дешевые стенные часы. С потолка у изголовья широкой кровати свисала люлька.
- Хозяева еще сегодня были тут. Очаг совсем теплый, - заметил Эрвин.
В соседней комнате пол был устлан измятой соломой. Видно было, что на ней лежали. Вдоль стен тянулись лавки. В углу валялась русская шинель и стоял ящик с консервами. На подоконнике лежали две буханки черного хлеба.
- Эге, да тут жить можно! - воскликнул Виола, попробовав на вес две большие банки мясных консервов.
Мимо окон мелькнула чья-то тень. Все трое схватились за винтовки и выбежали во двор. У крыльца стоял солдат их взвода Петер Эмбер.
- Ты как сюда попал? - спросил Эрвин.
- Видел, как господин ефрейтор свернул в эту сторону, ну, и я за ним.
- А больше ты ничего не видел? - угрожающе процедил Виола сквозь зубы, косясь на громадного парня.
- Да что я там видел… - махнул рукой Эмбер. - Черт бы их подрал! - и, сняв с плеча винтовку, занес было ногу на ступеньку крыльца.
- Слышали? - сказал Виола, взглядывая на Эрвина. Вольноопределяющийся сурово сдвинул брови и движением руки остановил Эмбера.
- Что ты видел?! Выкладывай!
- Эх, господин взводный. Чего спрашивать? - уклончиво ответил парень, смотря в глаза Эрвину. - Лучше вы скажите, что мы здесь делать будем?
- Откроем колбасную фабрику, - насмешливо сказал старый солдат.
Эрвин внимательно оглядел всех троих. В глазах его бегали веселые искорки. Понизив голос почти до шепота, он медленно сказал:
- Нет ребята. Мы объявим… Перемирие. Понимаете? Без разрешения его императорского и королевского величества. Перемирие, но уже настоящее! На свой риск и страх.
- Эге! Я вижу, господин вольноопределяющийся толковый мужик, - обрадованно сказал старый солдат. Видно было, что если у него и были какие-нибудь сомнения, теперь они исчезли.
- Это как же? - недоумевающе отозвался Эмбер Петер.
- А так же! Иди и доложи, если хочешь. Еще успеешь догнать.
- Что вы, господин ефрейтор! Что вы! Да чтоб я…
- Спокойно! Принимаю командование, - перебил его Эрвин. - Вот что. Первым делом надо осмотреть местность. На тот случай, если наши еще не успокоились и майору взбредет в голову в седьмой раз послать батальон в атаку, мы должны быть начеку, чтобы вовремя выйти и присоединиться. А до тех пор, друзья, чувствуйте себя, как дома. Ефрейтор Виола!
- Слушаю!
- Обыскать дом, двор, конюшни, хлев. Посмотрите на гумне. А я тем временем взгляну, далеко ли ушли наши.
- Их не видать, - заметил старик.
- Ваша фамилия, земляк?
- Иоганн Кирст.
- Так вот, Иоганн Кирст, пойдемте со мной.
Когда они вышли за ограду хутора, солнце уже закатилось. Небо догорало бледным золотом.
- Сколько будет отсюда до наших? - спросил Кирст.
- По прямой - с полкилометра. Видите, там гребень. А русских даже не видно. Мы попали в котловину между двух линий окопов. Недурно придумал ефрейтор.
- О, когда человек не новичок на фронте, такую штуку можно вмиг сообразить.
- А вы что, уже не в первый раз?
- В четвертый, господин унтер-офицер. Два раза был ранен. В третий отстал от маршевой роты, да только полевая жандармерия оказалась похитрее меня… словили.
- Так… И как же думаете быть дальше?
- Не хотелось бы идти в пятый раз, - сказал Кирст, задумчиво покачав головой.
- Там видно будет, - бросил Эрвин. - А теперь вот что старина, посмотрите, куда ведет эта тропинка.
- Она, с вашего позволения, идет по ложбине, а потом поднимается к селу, где русские окопы. По ней-то я сюда и пришел.
- Вы, я вижу, Кирст, человек толковый. Подите-ка помогите ефрейтору обыскать помещение и двор.
Старик козырнул и пошел к хутору. Эрвин проводил его взглядом.
"Молодчага Виола. Его расчет был совершенно правилен. Достаточно выбить из строя командира - и конец этой глупой волоките. Этот человек умеет претворять мысли в действие. И действительно, лучше один офицер, чем сотни ни в чем ни повинных солдат. А вот, смог ли бы я так поступить?.. Конечно, нет. У-у, проклятое воспитание, интеллигентщина беспомощная!.. Что же будет дальше? Ясно, что Виола собирается остаться здесь и не думает о возвращении. Но если не вернуться сейчас, то надо оставить эту мысль навсегда".
Из-за кустов показался ефрейтор.
- О чем думаете, господин унтер-офицер?
- Да все о том же, о чем следует и вам подумать.
- Что ж, я считаю, что сделал правильно. Этот молокосос на все был способен. Еще минута, и от роты только пух полетел бы. Как вы об этом скажете?
- С моей точки зрения, вы поступили и человечно и благородно. Вопрос только - видел ли это кто-нибудь еще?
- Э, мне все равно. Я поступил по совести, для людей. Доброго за это ждать нечего. Я очень хорошо знаю, что полагается за такую штуку. Все равно, обратно я не вернусь. Моя дорога - только вперед. И вас уговаривать не буду. Вы - социалист, вам лучше знать.
- Куда же это вперед? - поинтересовался Эрвин.
- Перебегу, - ответил Виола и глубоко вздохнул.
Со стороны дома донесся шум.
- Пойдем, - сказал Эрвин.
Он чувствовал какую-то неловкость, недовольство собой.
- Обождите, - остановил его Виола. - Старик Кирст, кажется мне, человек неглупый, но за парнем надо следить. Уж больно он всегда был услужлив, в унтера метил. Я его, шкуру, хорошо знаю.
Обыск дал неожиданные результаты. Эмбер Петер, спустившись в подполье, нашел там забившуюся в угол молодую женщину. Она покорно поднялась по лесенке в комнату, неся на руках маленького мальчика. Ребенок спокойно смотрел синими глазенками на незнакомых солдат, у него был нос пуговкой и белая головенка в кудряшках. Увидев смеющееся лицо старого Кирста, он потянулся к нему.
Эрвин по-словацки спросил хозяйку, как зовут ее ребенка.
- Мирослав, - ответила она, улыбаясь, и обвела присутствующих ясным открытым взглядом. - А меня Ганя.
- Верно, не ждала столько гостей?
- Сегодня тут вы, а завтра опять москали придут. Вчера только шесть человек было вместе с унтером. Вон в той комнатке жили. А как ваши сегодня на них пошли, тут они и побежали домой.
- А муж твой где?
- У них же служит, у москалей. Призвали его. Солдат, как и ты вот.
- Как же ты одна здесь живешь? Как уцелела?
- А со мной отец, старик. Он вчера с вечера ушел в город за керосином. Москали уже сколько раз грозились прогнать нас. Да мы никак не уходим. И когда только этому конец настанет?!
- Мы бы и сами не прочь узнать, - сказал Эрвип и передал солдатам содержание разговора.
- Да, не мешало бы кончить.
- А что ж, - сказал Виола задумчиво. - Это только от нас самих зависит. Я, к примеру, закончил начисто.
- Н-ну, Йошка, бросьте, - оборвал его Эрвин. - Спешить вредно. Знаете поговорку: не говори гоп, покуда не перескочишь.
Лицо ефрейтора потемнело. Брови сошлись в одну линию. Он вздохнул. Потом добавил:
- Спросите у nee, нет ли здесь еще кого?
В это время со двора, послышался голос Кирста.
- Сюда, пан, идите сюда!
Все торопливо вышли на крыльцо.
- Разрешите доложить, господин взводный, двоих москалей поймал. Сидели на гумне, словно аисты.
Впереди Кирста стояли два русских солдата. Эмбер Петер схватился было за винтовку.
- Ты потише, - успокоил его Эрвин и распорядился ввести пленников в дом.
Один из них был пожилой солдат, громадного роста, с широкой окладистой бородой. Другой - смуглый парень лет тридцати, невысокий, с тонкими усами и внимательными умными глазами. Оба выглядели совершенно спокойными.
- Что вы искали на гумне? - спросил Эрвин по-словацки.
- Пан, мы сдаться задумали.
- Кому сдаться?
- Так вам же! Хоть сейчас. Пожалуйста, проводите нас.
- Куда это?
- Да к вам, в Австрию, - махнул рукой бородач в сторону венгерских окопов.
Жест был такой выразительный, что перевода не понадобилось. Солдаты расхохотались. Особенно шумно выражал свой восторг Кирст, отлично понимавший по-словацки. Молодой русский улыбался и внимательно разглядывал окружающих.
- Значит, вы хотите сдаться в плен? - переспросил Эрвин.
- Точно так, - подтвердили русские в один голос.
- Долой войну?
- Тьфу! - плюнул бородач. - До смертушки надоела.
- Ну ладно, - махнул рукой Эрвин. - На первое время останьтесь здесь.
Русские молча сели на скамью у окна, достали кисеты с табаком и стали неторопливо свертывать "козьи ножки".
- Что нам делать с ними? - обратился Эрвин к Виоле.
Тот пожал плечами.
- Я проведу их, - раздался вдруг голос Петера. Ефрейтор резко обернулся.
- Куда это? Без моего приказания - ни на шаг за ограду. Понятно? - строго отрезал Эрвин.
- Так точно! Слушаюсь, - козырнул Петер, вытягиваясь. - Я только хотел сказать, что я бы показал им дорогу.
- Знают они дорогу без тебя. И вообще они свою дорогу отлично знают, не то что ты, - злобно огрызнулся Кирст.
Эмбер Петер покосился на старика и вызывающе бросил:
- Ты бы лучше спросил, куда они спрятали оружие?
Кирст обратился к русским.
Молодой солдат встал, отложил табак и молча вышел из хаты. Эмбер Петер - следом за ним. Из окна было видно, как, подойдя к стогу сена, русский нагнулся, пошарил и вытащил две винтовки, патронташ и две ручные гранаты бутылочной формы.
Ефрейтор обратился к Кирсту:
- Отец! А этот парень…
- Все понятно, господин ефрейтор, - кивнул старик. Молодая хозяйка начала подметать пол. Потом разожгла очаг.
Эрвин спросил у бородача, как их зовут.
- Меня - Никифором, а товарища - Алексеем. Мы с ним земляки, из-под Костромы.
- Где это Кострома?
- Ой, далеко, - покачал головой Никифор. - За Москвой… На Волге…
Эрвин сел на кровать, на которой играл Мирослав. Он чувствовал себя выбитым из колеи и не мог собраться с мыслями. Куда заведет их эта история?.. Та простота и непреклонная воля, с какими русские говорили о плене, явный намек Виолы и несомненное сочувствие Кирста… Все это надо хорошенько продумать.
- Скажи, Мирослав, - заговорил он по-венгерски с ребенком, гладя его золотистую головку, - правда, малыш, тебе надоела война?
- Куда положить оружие? - спросил вошедший Петер.
- Поставь вместе с нашим, туда, в угол, - приказал Эрвин.
Две русские винтовки стали в углу рядом с четырьмя австрийскими манлихерами.
- Перемирие? - усмехнулся Эрвин. - Как это будет по-русски?
- Мир, - ответил Кирст.
- Нет, мира нет! - покачал головой Никифор. - Перемирие, пан. Перемирие. Эх. - И махнул рукой.
Алексею, видимо, понравилась эта мысль. Он все повторял:
- Толково, толково! - и лукаво подмигивал ефрейтору.
Эрвину показалось, что Алексей прекрасно разбирается в положении и в разговоры не вступает намеренно.
Эмбер Петер выбрал из общей кучи винтовок свою и отставил ее в сторону. Все заметили это. по никто не сказал ни слова. Позднее, когда каждый занялся своим делом, Алексей вдруг поднялся, подошел к оружию, взял винтовку Эмбера и поставил ее в самый угол, позади других. В то же время он хитро улыбался, поглядывая то на Эрвииа, то на Виолу. Кирст тоненько рассмеялся, словно его щекотали.