- Да все было вроде очень просто… - опустив голову, сказал Козырев. - Нет, не очень и не просто, - с горячностью воскликнул он, глядя прямо на генерала. - Положение у нас сложилось отчаянное. Прошлым летом в окружение мы попали. Зажали нас фрицы в крохотном лесочке, все насквозь пулями пронизывают. Ну, пехоту мы отбили, а вот танки подошли, душно стало. У нас-то одни пулеметы да винтовки, а у них броня. Пули как горох отскакивают. Крошат нас своими пушками да пулеметами издали. Только стон стоит и люди гибнут. Но выдержал я, схватил бутылку с горючим, гранату и пополз… Ну, сначала бутылкой, потом гранатой, вот и все…
Пулеметчики и генерал долго молчали, глядя на возбужденного воспоминаниями старого солдата.
- Разрешите закурить? - не выдержав напряжения, попросил Козырев.
- Курите, пожалуйста, курите, товарищи, кто курящий, - так же взволнованно сказал генерал и, помолчав, тихо спросил Козырева: - А что же все-таки главное в борьбе с танками? Что помогло вам сжечь танк?
- Да как сказать-то? - успокоенно заговорил Козырев. - Все произошло так скоропалительно, что и вспомнить толком не могу. Одно, как сейчас, вижу: крушит он нас, а нам ответить нечем. Вскипело у меня все, - люди же гибнут, наши люди, - и пополз я ужом по земле. Вот уж близко, но чую, не добросить бутылку. А тут его пулемет вдруг зашевелился и в меня целится. Ну, была не была, кто кого! Рванулся и сразу бутылкой, потом гранатой, а сам плашмя на землю. Вот и все.
- Решительность, смелость, готовность пойти на риск и опять-таки умение, мастерство, - в раздумье, морща широкий лоб, проговорил генерал. - Да, да! Именно героизм и умение, - отрывистым махом руки подчеркнул он. - Смелый да умелый десятерых стоит. Верно? - спросил он Козырева.
- Точно, - подтвердил Козырев и вполголоса добавил: - Только у меня особый случай. В окружении как-никак, иного выхода не было. Вот Васильков в открытом бою танк подорвал, когда они напролом лезли.
- Там легче, - сказал густо покрасневший Васильков.
- Почему?
- Они идут, а я в траншее укрылся, жду. Приблизился - гранатами!
- А если бросил рано и промазал?
- Так и было. Первая граната не долетела, второй промахнулся, только третьей в решетку над мотором угодил.
- И в этом случае опять-таки смелость и умение, - вполголоса проговорил генерал. - Неуютно в окопе, когда танк на тебя прет. Правда?
- Страшно, - едва слышно сказал Саша Васильков. - Мотор ревет, земля дрожит, кажется, враз все оборвется и рухнет. Вот если бы заранее хоть со своими танками потренироваться… А то ведь я танк-то впервые тогда увидал.
- Со своими, говорите? - переспросил генерал.
- Как обычно на учениях, - вмешался в разговор Козырев, - как мы вот взвод на взвод, рота на роту наступаем. Только пусть нас не пехота атакует, а танки наши. Мы в окопе сидим, а на нас наш танк на полной скорости несется.
- И еще пусть огонь ведет холостыми патронами, маневрирует из стороны в сторону, - с жаром подхватил Саша Васильков.
- А он, танкист-то, ошибется да как всей махиной давнет на тебя, и косточек не соберешь, - с едкой усмешкой сказал Гаркуша.
- Окоп поглубже да поуже, как в настоящем бою, - пояснил Саша Васильков.
- Точно, - подхватил все время молчавший Чалый, - и действовать надо, как на фронте, а не ворон считать.
- Да если бы, товарищ генерал, - воскликнул Васильков, - хоть разок потренироваться с настоящим танком, разве бы я промазал!..
- Будем тренироваться, товарищи, обязательно будем. И с макетами и с настоящим танком, как в подлинном бою, без всяких условностей. Но все-таки главное зависит от вас. Из-под палки многому не научишься. Нужно умом, сердцем, всем своим существом понять, что без учебы, без тренировки, а только нахрапом врага не победить. Пусть сейчас, когда есть возможность учиться, колени и локти ваши будут в кровь истерты, пусть вы прольете море поту и недоспите час-другой, но зато в схватке с врагом все это окупится с лихвой. Говорят, что трус умирает дважды, а герой - никогда. Это верно. Но я бы еще добавил: герой не тот, кто отчаян и смел, а кто к тому же ловок и умел. А вы же молодые, здоровые, как говорят, силушка в жилушках так и взыгрывает.
Генерал говорил тихо, задумчиво, то опустив голову, то глядя на пулеметчиков. В предвечерней тишине голос его звучал по-домашнему просто и душевно.
- Спасибо, товарищи, - взглянув на часы, закончил генерал, - я очень рад, что побывал у вас. Надеюсь, что в боях вы будете действовать и смело и умело.
- Не подведем, товарищ генерал! - словно сговорившись, в один голос воскликнули пулеметчики.
Проводив генерала, взволнованные пулеметчики долго сидели молча.
- А генерал-то, генерал! - первым заговорил Алеша.
- Ге-не-рал? - насмешливо протянул Гаркуша. - Це наш Микита Сергеевич Хрущев, секретарь ЦК Украины. А ты - генерал!..
- Вспомнил, вспомнил! - прокричал Алеша. - Он же к нам в школу заходил. Я в первом классе учился. Только тогда он совсем не седой был и лицо без морщин…
- Шо? - язвительно прищурился Гаркуша. - Вин? У вас? У школи? Та чего он там не бачив? Вин у нас, на Украине.
- Да был! Я сам видел, хорошо помню! - с обидой выкрикнул Алеша.
- Брешешь! - категорически отрезал Гаркуша.
- Напрасный спор, - вмешался Козырев, - до Украины Никита Сергеевич Хрущев был секретарем Московского комитета партии и много ездил не только по заводам и фабрикам, но и по селам, деревням. Я сам несколько раз и видел и слышал его.
- А-а-а! Так то ж колысь було! - пытался вывернуться Гаркуша, но дружный смех пулеметчиков обескуражил его. - Ну, чого, чого ржете? - смущенно пробормотал он. - Я ж Москву-то тильки во сне бачив…
XIII
- Пробрались, голубчики вы мои, проскользнули! - шумно встретил Перегудов Васильцова и Нину. - Я уж совсем отчаялся. Тут черт те что творится. Хорошо, что ты не напрямую, а через Брянск пошел. Да садись, садись же, - обнял он Нину и провел к столу. - Ты столько пережила, так перемучилась. О провале не говори, знаю. Двое наших вчера прорвались из Орла.
Нина смотрела на почернелые бревна лесной избушки, на жарко полыхавшую печь, на маленького неугомонного Перегудова и от радости не могла говорить.
- Ей отдохнуть надо, - устало проговорил Васильцов.
- Да, да! Сейчас же, немедленно, - спохватился Перегудов и, распахнув дверь, гулко прокричал: - Кленова ко мне!
- Что вы… Я ничего… Я… - с трудом продохнула Нина, но спазмы опять стиснули горло, и она с трудом сдержала слезы.
- Кленов, - сказал Перегудов вбежавшему в избушку молодому парню в щегольском полушубке и лихо заломленной кубанке, - под личную ответственность. Это Нина Найденова. Накормить, переодеть, обогреть и - полнейший отдых!
- Как она? - проводив Кленова и Нину, спросил Перегудов.
- За друзей переживает, только и говорит о них. И еще спрашивала - видно, жених ее - о Поветкине Сергее Ивановиче. До войны он был старший лейтенант.
- Как только связь восстановим, запросим Москву… - Перегудов нервно передернул плечами и, склонив лысеющую голову, зло пробормотал: - Связь, связь… Нет у нас никакой связи! Фашисты решили начисто уничтожить нас. Всякая там полиция, жандармерия и охранники разные - ерунда! С этой сволочью мы бы запросто разделались. Войска, войска регулярные брошены против нас: пехота, артиллерия, авиация и даже танки. Вот как мы у них в печенках засели! От штаба бригады мы отрезаны, от соседей отрезаны. А против нас, смотри, - развернул он старенькую, истрепанную карту, - здесь батальон пехоты, шесть танков и целый дивизион артиллерии; тут, между нами и штабом бригады, пехотинцы вклинились с легкими минометами. Так шпарят - житья нет. Здесь вот еще до батальона пехоты, и тоже с танками, с минометами и даже с гаубицами. А у нас ни танков, ни пушек. Только винтовки, автоматы, два миномета, да и боеприпасов голодному на одну закуску… Не только в этом беда-то, - помолчав, продолжал Перегудов. - Жители, жители мирные - вот кто сковывает нас по рукам и ногам. Почти две тысячи женщин и детишек из окрестных сел скрываются у нас. Не бросишь же их фашистам на съедение! Спасать нужно. А где тут спасать, когда самих каратели обложили с трех сторон?
- Придется в глубь лесов уходить, - не отрывая взгляда от карты, проговорил Васильцов.
- Это единственный выход, - согласился Перегудов. - Только не просто уходить, а драться. Вывести женщин и детишек, а всем мужчинам, кто способен оружие держать, драться. Вот что, Степа, - положил Перегудов руку на плечо Васильцова, - только без всяких разных обид и недовольств. Ты поведешь жителей, больных и раненых в самую глубь лесов, а я с отрядом прикрывать буду…
* * *
Партизанский отряд Перегудова, отбиваясь от наседавших карателей, отходил в глубину брянских лесов. Как назло, стояли солнечные дни и высветленные звездами погожие ночи. Только дремучий сосняк и густые дубравы спасали партизан от оптических глаз назойливо бороздивших небо фашистских самолетов.
Степан Иванович Васильцов возглавлял колонну больных, раненых и спасавшихся в лесах местных жителей. Странная и горестно-скорбная была эта колонна. Полторы сотни подвод с людьми, скудным запасом продуктов и кое-каким домашним скарбом уныло тянули отощавшие лошаденки. Между ними брели женщины и дети повзрослее, жалостно мычали продрогшие и голодные коровы, кое-где виднелись одинокие фигуры вооруженных мужчин. Ни смеха, ни громких выкриков и оживленных разговоров. Только приглушенный хруст, тяжкое дыхание людей и животных да редкие возгласы ездовых тревожили глушь бескрайних лесов.
Позади, на востоке, где остались главные силы отряда, то замирая, то разгораясь, глухо рокотали отзвуки боя. Едва уловимо доносилась стрельба и с севера и с юга. К утру вконец измученные лошади уже не подчинялись ни уговорам, ни кнутам. Не пройдя и половины намеченного пути, пришлось остановиться на дневку.
Васильцов рассыпал подводы среди угрюмых, безмолвно качавших седыми шапками вековых сосен, выслал во все стороны дозоры и отправил донесение Перегудову.
Стрельба на востоке не утихала. Вернувшиеся от Перегудова связные привезли Васильцову коротенькую записку.
"Не задерживайся ни на секунду! - писал командир отряда. - Уведи колонну еще хоть километров на пять. Каратели жмут отчаянно. Держимся с трудом. Много убитых и раненых. Боеприпасов осталось совсем мало".
- Еще хоть пять километров, - повторил Васильцов, осматривая беспорядочный табор. От жующих последние остатки сена лошадей и коров валил белесый пар. В разных местах дымили костры, и вокруг них грудились женщины и дети. Дымилась и единственная во всем отряде захваченная у немцев походная кухня.
- Сварилась каша? - спросил Васильцов чумазого повара с деревянным протезом вместо правой ноги.
- Еще бы малость подварить, да вот, - морща одутловатое лицо, показал повар на окружавших костры людей, - того и гляди поуснут, и не поднимешь.
- По малому черпаку хватит на всех?
- Должно хватить.
- Ну, быстро выдавай сначала детям, раненым, а потом остальным. Через полчаса тронемся.
- Тронемся? - удивленно округлил покрасневшие глаза повар. - Они же и с места не двинутся, враз попадают.
- Воздух! - донеслось из глубины леса.
- Гаси костры! - прокричал Васильцов. - И ты заливай топку, - бросил он повару, - наверняка "раму" черти несут.
Над лесами и в самом деле, поблескивая в лучах солнца, плыла осточертевшая и солдатам на фронте и партизанам в лесах "рама" - двухфюзеляжный немецкий разведывательный самолет. Пока "рама" кружилась вдали, все костры были погашены, и в сосновом бору замерла прогорклая дымом настороженная тишина.
- Сюда, сюда прется! - отчаянно прокричала какая-то женщина, и все люди, не сговариваясь, словно по единой команде, бросились к стволам деревьев.
- Вот неразумные, - беззлобно упрекнул повар женщин и детишек, - вроде как страусы: голову спрятал, а хвост наружи! Да в таком лесище - будь у него хоть сто глаз - ни черта не разглядит.
В этом был уверен и Васильцов, но, когда "рама" прогудела над бором и повернула на второй заход, он невольно шагнул в сторону ближней сосны.
"Фу ты, как мальчишка несмышленый!" - мысленно выругался он и, выждав, когда разведчик отлетел к северу, приказал повару:
- Раздавай, только быстро.
Первыми к походной кухне прибежали санитарки, за ними потянулись детишки. Женщины с удивительным спокойствием и, как показалось Васильцову, безразличием продолжали стоять под деревьями, не глядя даже в сторону кухни.
От Перегудова прибежал еще один связной.
- Уводите скорее! Командир приказал, - задыхаясь, прохрипел он. - Фрицы танки пустили. Один мы подбили, остальные напролом лезут. Только и можем удержать, что за ручьем с оврагами. А овраг-то, вот он, почти рядом.
Васильцов ждал, что сразу же после команды "в колонну стройся" начнутся жалобы, стоны, роптанья. Но все подводы уже вытянулись между деревьями, и никто не проронил ни слова.
Опять, перемежаясь с неумолкающей стрельбой, поплыли среди величавых сосен монотонный скрип, приглушенные всхрапы лошадей, тяжкий шорох множества ног.
Разведчики опять ушли далеко вперед, но какая-то смутная, сосущая сердце тревога охватила Васильцова. Он взял с собой двоих партизан и решил сам выскочить вперед колонны.
- Степан Иванович! - окликнула его в голове колонны Нина. - Степан Иванович, я же совсем здоровая, сильная, что же я буду с больными, ранеными… Я же стрелять умею… Дайте оружие, я тоже в охранение пойду.
- Степан Иванович, - вступился за девушку Кленов, - и в самом деле, что ей прозябать тут, когда она воевать может! У нас есть в запасе и автомат и патроны.
Васильцов хорошо знал презрительное отношение к женщинам вихрастого, часто озорного и буйного отчаюги разведчика Артема Кленова и немало удивился его столь горячей защите почти незнакомой девушки.
- Да вы не глядите, не глядите так на меня! - рассердился Кленов, поняв мысли Васильцова. - Это же не какая-нибудь неженка, а Найденова Нина, - дерзко скосил он на Васильцова цыганские глаза, - та самая разведчица, про которую мы, не зная ее имени, целый год легенды слушали.
Нина смущенно потупилась, что-то невнятно пробормотала и, взглянув искоса на Кленова, проговорила:
- Что выдумываете несуразное?..
- Ну, хорошо, хорошо, - впервые за последние сутки улыбнулся Васильцов, - согласен. Только куда же направить тебя: к разведчикам или в охранение?
- Какое там охранение! - возмущенно воскликнул Кленов. - Она же разведчица и будет с разведчиками.
- А вот и автоматик, - вынырнул из-за спины неразлучный друг Кленова Сеня Рябушкин, низенький курносый паренек лет восемнадцати с удивительно голубыми и чистыми глазами. - Немецкий, правда, нашего не нашлось, - словно оправдываясь, поглядывал он то на Васильцова, то на Нину, - зато патрончиков всегда вдосталь.
- А гранаты что же, позабыли? - подзадорил Васильцов разведчиков.
- Никак нет. В полном порядочке, - лихо отрапортовал Рябушкин и ловко перекинул через плечо Нины брезентовую сумку с гранатами.
- О це дивчина, как говорит наш Иван Кечко! - с гордостью воскликнул Кленов, когда Нина, щелкнув затвором автомата, взяла его на изготовку. - А вы ее, Степан Иванович, в обоз записали.
- Только смотрите, - погрозил пальцем Васильцов, - беречь ее, как собственный глаз.
- Ни боже мой! И пылинке сесть не дадим, - торжественно заверил Рябушкин.
- Ну, а теперь вперед, - радуясь короткому перерыву тревожных мыслей, скомандовал Васильцов.
"Эх, если бы не раненые да не женщины с детьми! - думал он. - Помотали бы мы карателей по лесам брянским, по чащобам да болотам".
Все так же подымая высоко к небу иглистые макушки, величаво проплывали медностволые сосны. Казалось, этому дремучему бору не будет ни конца ни края. Но километра через три бор резко оборвался, потянулось неказистое мелколесье, и вдруг открылась чистая прогалина.
- Стой! - крикнул Васильцов. - Маскируйся!
Над прогалиной назойливо кружила "рама".
- Да-а-а, - оглядываясь по сторонам, с досадой протянул Кленов, - и вправо и влево сплошь открытое поле, да и впереди до леса километра, наверно, три. Вот бы влопались, если всей колонной на эту пустоту выползли.
- Где же разведчики? Я троих послал, - возмущенно проговорил Васильцов.
- Вот следы, - прокричал Рябушкин, - вправо опушкой двинулись.
- Раз они вправо пошли, - приказал Васильцов Кленову и Рябушкину, - тогда вы так же по опушке влево проскочите. Далеко не уходите, километров пять и назад. Я здесь буду. А вы, Нина, быстро к обозу. Как дойдете до края бора, стоп и рассредоточиться.
Отправив разведчиков и девушку, Васильцов с ненавистью взглянул на хищно кружившую "раму" и присел под куст. Отзвуки боя, казалось, приблизились вплотную. О переводе колонны через открытую прогалину днем Васильцов не мог даже подумать. "Рама" сейчас же вызовет бомбардировщиков, и от колонны останется только кровавое месиво. Единственный выход - ждать темноты. Но сдержат ли партизаны натиск карателей до ночи?
Васильцов обхватил голову руками и несколько минут сидел в безмолвном оцепенении. Все, что было сделано для спасения изможденных пленных из лагеря и обреченных на смерть женщин с детьми, сейчас могло быть перечеркнуто одним налетом немецких бомбардировщиков или ударом какой-нибудь паршивенькой роты вражеских автоматчиков.
- Нет, - резко вставая, со злостью проговорил Васильцов, - этого не должно быть! Нужно отыскать выход!
Его внимание привлек легкий шум на вершинах сосен. Подняв голову, он заметил, как под напором порывистого ветра иглистые ветви, качаясь, склонялись к юго-западу.
"Дымом, дымом закрыть прогалину, - мгновенно осенила Васильцова счастливая догадка. - Создать видимость лесного пожара и замаскировать колонну от наблюдения с воздуха. Да… - тут же усомнился он, - а если пожар и в самом деле разольется по всему лесу? Ну и пусть, - решительно возразил самому себе Васильцов, - далеко не разойдется. А если и раскинется вдоль этой прогалины, то мы успеем проскочить, а каратели будут отрезаны. Потерпи, батюшка брянский лес, ради спасения людей советских", - умоляюще посмотрел он на шумевшие под ветром сосны.