- Кстати, у меня для тебя хорошая новость. Я нашел двух техников, которые знают "Мустанг". Думаю, им самое место в твоей эскадрилье.
Он сказал именно так - "эскадрилья", - хотя у меня было всего два самолета. По старым меркам, даже не звено… Хотя звучало неплохо. Я так ему и сказал.
- Это хорошо, что у нас теперь есть твои истребители. Теперь у нас всего...
- Кстати, у нас еще и бомбардировщик есть! - похвастался он, когда мы вернулись в теплую хижину.
- Откуда? - удивился я.
- Трофейный, - подмигнул он. - В конце октября захватили.
- Расскажи, как, а?
- Да просто все, - усмехнулся Орестес, разваливаясь в кресле. - Это наблюдательный самолет, но вооружен пулеметами и может нести бомбы. Двое каскитос летали на нем на разведку, и у них мотор забарахлил. Сели на нашей территории. Пытались сжечь самолет, - да наши ребята подоспели, спасли машину. Куда пилотов девали, не знаю, а самолет мы сюда перевезли. Двигатель, правда, менять пришлось, но зато теперь летает.
- Уже воевали на нем? - спросил я.
- Угу, - кивнул командующий. - Табладу знаешь?
- А то!
Сильвио Табладу у нас все знали - все-таки самый старший из военных пилотов, сражавшихся на стороне повстанцев, да еще ветеран Второй Мировой. Ему уже было что-то под тридцать шесть. Веселый был дядька, много всего знал и умел. Батиста ему подрезал крылья и упрятал в тюрьму - якобы за участие в подготовке военного переворота, - за что Сильвио имел на него немалый зуб. Выйдя из тюрьмы в 1955 году, он примкнул к Движению 26 июля и уехал в Мексику, потом храбро сражался в рядах партизан в Сьерра-Маэстре. Когда Кастро предложил ему место пилота в FAR, Таблада долго не раздумывал - и вскоре стал одним из первых летчиков-повстанцев.
- Вот он на нем и летает сейчас. Седьмого ноября наши Ла Майю штурмовали, город взяли, а казармы не смогли. А там две сотни каскитос засело. Наши прикинули, что потери большие будут, ежели штурмовать эти казармы - и решили солдатам на психику надавить. Таблада с техниками как раз успел самолет отремонтировать, повесили ему две бомбы, пулеметы зарядили - и полетел он бомбить казармы с Пайяном. Ну, ты Пайяна знаешь, тот еще чудак…
Пайяна я тоже знал. Редкостный храбрец был, но с причудами. То молодого крокодила на поводке выгуливает, как собачонку, то на дереве спит…
- И как они отбомбились?
- Удачно. Солдаты думали, самолет к ним на помощь летит, стали флагом махать, - а Таблада бомбы точно в центр плаца положил, да еще обстрелял все из пулеметов. Гарнизон сразу сдался.
- Лихо, черт побери! - восхитился я.
- Еще бы! С тех пор, правда, тихо. Только оружие да своих ребят возим.
- Ну, мы сейчас свои машины подготовим - если что, хоть прикроем.
- Дай-то Бог… - вздохнул Геррера.
На аэродроме партизаны заканчивали засыпать воронки от бомб.
Глава шестая
…В начале декабря FAR располагали двумя истребителями, одним бомбардировщиком, одним штурмовиком и некоторым количеством разнообразных легких гражданских аэропланов - всего десятью самолетами. Все это великолепие обслуживали сто семь человек, из которых шестеро были техниками, десять - пилотами, а остальные охраняли нас, чинили полосы, готовили еду, собирали по складам запчасти и патроны, - то есть обеспечивали наше существование. Также мы располагали четырнадцатью пригодными к использованию грунтовыми аэродромами и взлетно-посадочными площадками.
FAEC имели куда больше самолетов и летчиков, в их распоряжении были хорошие ВПП с бетонированным покрытием, радары, метеорологические службы, большие запасы горючего, вооружения и запчастей. Вот только боевой дух правительственных войск стремительно падал, сопротивление их становилось все более вялым. Война шла к концу, и все это чувствовали.
Атаки самолетов FAEC были довольно редкими, летчики Батисты предпочитали воевать в одиночку, разведка у них толком была не налажена, а связь с наземными войсками, по-моему, в принципе отсутствовала. Поэтому случись чего, самолеты FAEC появлялись с запозданием, и порой сыпали бомбы прямо на своих.
- Ничего, - говорил Геррера. - Ничего… Скоро мы им наваляем окончательно.
Я считал так же.
…Две с лишним недели я колесил по провинции, заезжая во все городки и деревни. Где-то хитростью, где-то наглостью, где-то просто волшебным листком с подписью Фиделя я добывал оружие и патроны. Пулеметы и патроны найти удалось без проблем. Сложнее оказалось с гранатометами, - их нашлось всего три, а ракет к ним - всего семь. Поэтому от идеи с превращением наших машин в "убийцы танков" пришлось отказаться.
Я вижу, вы удивлены. Придется пояснить еще одну маленькую техническую тонкость. "Мустанг" кроме пулеметов мог нести под крыльями пару авиабомб, два бака с напалмом или две связки из трех гранатометов. Ракеты, выпущенные из них, прожигали броню любого танка, - что легкого, что тяжелого. Имея такое оружие, я бы с легкостью подбил любые из имеющихся у Батисты танков, - достаточно было зайти на них сзади, полого спикировать и прицелиться в корму, где располагался двигатель… Увы, пришлось довольствоваться пулеметами. Где-то удавалось достать один или два ствола, где-то - тысячу патронов.
Я был рад и этой малой толике. Она приближала нашу победу.
И, разумеется, я искал среди встреченных женщин Марию. Однако все было тщетно. Я видел молодых, и старых, красивых и страшненьких, - но среди них не было ее.
- Где же ты? - думал я, когда мой джип катился по улицам старинных городков и мимо тростниковых плантаций. - Как мне найти тебя?
Мои вопросы исчезали в пустоте.
Один раз я проезжал мимо старинного монастыря, и лицо встретившейся на пути монахини показалось мне странно знакомым. Меня как молнией ударило - она была похожа на Марию! Едва не врезавшись в стену дома, я затормозил и, выскочив из джипа, бросился к ней, позабыв о приличиях,
- Сеньора, простите ради Христа, ваше мирское имя не Мария?
- Нет, - испуганно отвечала она, опустив взгляд и пряча лицо под капюшоном. Но я был неумолим; преградив ей дорогу, я сдернул с ее головы капюшон, - и понял, что ошибся. Марии должно было быть двадцать лет, а этой монахине было хорошо за тридцать. Но Боже, как она была похожа на нее!
- Простите, сеньора… - смущенно пробормотал я. - Вы очень похожи на мою невесту…
И прежде, чем она успела возмутиться, я метнулся к джипу и уехал прочь.
…Когда все необходимое было собрано, мы принялись устанавливать вооружение на самолеты и регулировать его. Два дня пролетели незаметно. Мне помогали техники Альфонсо и Педро Джованьоли, братья-близнецы. Отец их был итальянцем, а мать - кубинкой, поэтому ребята получились еще более взрывными и горячими, нежели чистокровные кубинцы. Впрочем, это не мешало им хорошо разбираться в самолетах и особенно в "Мустанге", который они знали до последнего винтика. Мы установили пулеметы в специально предназначенные для них гнезда в крыльях и буквально на коленке соорудили все необходимое электрическое хозяйство. Теперь из всех четырех пулеметов можно было стрелять одновременно, нажав всего одну кнопку на ручке управления.
- Лучше, чем с завода! - одобрил я.
На третий день началось шоу с пристрелкой вооружения. Мы выкатили "Мустанги" из капониров, подставили под хвост деревянные козлы для пилки дров, - и стали короткими очередями стрелять по фанерным мишеням, установленным в нескольких сотнях метров от нас. Постреляв, мы прикидывали разброс пуль, регулировали пулеметы - и снова стреляли. И так до тех пор, пока пулеметы на каждой машине не стали бить более-менее кучно. То есть, почти в одну точку. Сколько мы там расстреляли патронов, я особо не считал, - наверное, что-то под полторы тысячи. Учитывая, что я собрал по арсеналам всего лишь четыре с лишним тысячи патронов пятидесятого калибра, это было для нас немало.
- Геррера нас убьет… - жалобно сказал Адольфо, стоя по щиколотку в стреляных гильзах возле своего самолета. В холодном декабрьском воздухе кисло пахло сгоревшим порохом.
- Не убьет, - уверенно сказал я. - Самолеты-то готовы.
Меня распирало головокружительное чувство собственного всемогущества. Казалось, я голыми руками могу свернуть горы или в одиночку победить все правительственные ВВС. Однако я ограничился тем, что доложил командующему о готовности истребителей к бою.
Был вечер восемнадцатого декабря.
- Полностью готовы? - уточнил Геррера, с задумчивым видом глядя в свой блокнот.
- Так точно, - я налил себе стакан горячего чая и принялся неторопливо помешивать сахар.
- А бомбы?
- Бомб нет.
- Бомбы нести смогут, говорю?
- Смогут, - ответил я. С самолетов еще при списании в Штатах были сняты пилоны для подвески бомб и баков, но наши слесаря сумели изготовить новые по моим чертежам. Получились они даже лучше, чем заводские. Подвесив на них цементные макеты бомб, найденные на одном из захваченных складов, я испытал их в деле. Сброс происходил без проблем.
- Ну и отлично, - Геррера погрыз карандаш и что-то чиркнул у себя, потом перелистал странички. - Бомбы со дня на день будут. А пока для вас работы нет.
- Неужели? - усмехнулся я и сделал большой глоток чаю, отогревая подстывшее горло.
- Плохая погода. Авиация противника последние дни сидит на земле. А наземных целей, ради которых вами… э-э-э… можно было бы рискнуть… пока нету.
- Да ладно? - усомнился я. - Так-таки и нету? А колонны на земле? А разведка? А устрашение вражеских войск, наконец?
- Нет. Это как из пушки по воробьям. За самолеты плачено столько долларов, что твоя задница, по сути, на вес золота. И вообще, секретность соблюдать надо! - рассердился он. - Зачем всем знать, что у нас есть такие самолеты?
- Будешь сильно удивлен, но Батиста это и так знает, - поморщился я, вспомнив свой драп вдоль северного побережья.
- Да и ладно. Не стоит дразнить его, и так вон "Дугласы" сожгли…
- Ладно.
- Кстати, тут пришел приказ Фиделя передать наземным подразделениям все твои патроны… Извини, дружище, там, на фронте они нужнее…
Меня словно обухом по темечку огрели. Я аж ложечку выронил.
- Ты что? Чем я стрелять-то буду, если что? Оставь хоть тысячу штук!
- Пятьсот, и не больше! - отрезал Геррера. - На оба самолета.
- Да это курам на смех! - взорвался я. - У меня четыре ствола стоит, этих патронов мне на одну очередь-то не хватит!
- Так я тогда забираю все? - невинным голосом уточнил командующий.
- Иди ты…
Я вышел и от души хлопнул дверью. Внутри меня все кипело. Я столько времени и нервов потратил, чтобы раздобыть эти пулеметы и патроны - и вот у меня снова отбирают мой пропуск в небо. Конечно, пехоте наших запасов хватило бы на день-другой боев, а то и больше - но все равно было очень обидно…
Нам все-таки оставили тысячу патронов. Я распределил их поровну между нашими истребителями и лично проконтролировал то, как заряжены пулеметы. Случись теперь бой, - нам было чем бить каскитос.
Если взлетим.
Хотя, учитывая скорострельность пулеметов, этих патронов хватило бы мне на две очереди, - не больше…
…Пока мы возились с вооружением, парк FAR пополнился еще несколькими машинами. Через два дня после нашего прибытия в Майяри-Аррибу приземлился легкий пассажирский самолет "Райан-Нэвион", которым управлял пилот-перебежчик Марио Диаз. А в начале декабря из Майями прилетел двухместный учебно-тренировочный аэроплан "Троян", который при желании можно было использовать как легкий штурмовик (требовалось лишь установить на него вооружение). Пилотом этого самолета был кубинский эмигрант Джордж Триана; вместе с ним прилетел врач, имени которого я не запомнил. Это было кстати - медиков у нас не хватало.
Почти весь декабрь самолеты стояли на земле. Пехота справлялась и сама, - летчики лишь изредка перевозили оружие, да пару раз эвакуировали нужных людей из отдаленных местечек.
Девятнадцатого декабря снова отличился Таблада, бомбивший на своем трофейном самолете "Кингфишер" правительственные казармы, - на этот раз в Сагуа-де-Танамо, что к востоку от Майяри-Аррибы. Его прикрывал на своем "Трояне" Триана. К счастью, им не встретились "Тандерболты", и парни остались живы. Сильно сомневаюсь, что Триана смог бы отразить атаку.
Изо дня в день я приходил к Геррере и слышал от него одну и ту же фразу:
- Жди, Мишель. Приказа пока не было. Может, после обеда потребуетесь…
Но наставал вечер, а мы по-прежнему сидели без дела. По слухам, наши активно теснили каскитос на всех фронтах, и война шла к концу.
От нечего делать я достал немного краски и нарисовал на носах наших истребителей зубастые акульи пасти. Для начинающего художника, каковым я являлся, получилось неплохо. Машины стали выглядеть куда более устрашающими, чем прежде.
- Догоню и закусаю, - прокомментировал Диаз, увидев мои художества. - Последние каскитос в ужасе разбегутся, увидев тебя в воздухе…
Я завидовал ему. Он крутил роман с какой-то местной девчонкой, влюбленной в него по уши. А я все никак не мог найти Марию…
…В полдень тридцатого декабря нас подняли по тревоге, - разведчики доложили о вражеской колонне, двигающейся в нашу сторону. У Диаза почему-то не сразу запустился двигатель, так что я принял решение атаковать в одиночку. Поднявшись на три тысячи футов, я направился на северо-запад, туда, где разведка засекла передвижения противника. Еще издалека я разглядел поднимающиеся над дорогой дымы.
- Кузнец, я Молот-один приближаюсь к наковальне… - произнес я. Кто придумал эти идиотские позывные?
- Молот, я Кузнец, да мы тут уже сами в принципе все сделали… - флегматично отозвался сквозь хрипы помех радист. Слышно было, что рядом с ним и правда стреляют. - Правда, они еще не сдаются, мы им три машины пожгли, а они залегли и отстреливаются… - после короткой паузы он продолжал:
- Командир просит пройти над колонной и обстрелять их. Если не сложно.
- Понял. Молот-два, прием.
- Слышу.
- Взлетел?
- Нет еще. Выруливаю.
- Рули обратно. Я тут сам. Не жги топливо зря.
- Черт… Как скажешь… - в голосе Диаза чувствовалась досада. Еще бы - наконец-то настоящее дело, и то в бой не пускают… А ведь его к этому готовили много лет… Я понимал его.
Впрочем, то, что произошло потом, боем я бы не назвал. Колонну, зажатую на участке дороги между холмов, методично уничтожали наши пехотинцы. Шедший первым бронетранспортер пылал как свечка, замыкающий грузовик стоял, уткнувшись бампером в впереди стоящий бензовоз, остальные полтора десятка машин сгрудились на дороге и в кюветах. Наши засели на склонах и вершинах холмов, и колонна была у них как на ладони. Судя по тому, что я видел, сопротивление им оказывали не слишком сильное - солдаты Батисты были ошарашены нападением, и уцелевшим офицерам вряд ли удалось организовать отпор нашим барбудос.
Я снизился и прошел над колонной, строча из пулеметов. По мне никто не стрелял - и наши, и враги приняли меня за своего. Еще два или три грузовика вспыхнули, кто-то, взмахнув руками, упал, - а потом колонна осталась позади, и я стал набирать высоту. Какой-то особой злости на тех, в кого стрелял, не было - они казались мне лишь мишенями.
- Достаточно, они сдаются, - сообщил радист. - Спасибо за помощь.
Я сделал круг над полем боя, глядя вниз. Наши бегом спускались с холмов, и, похоже, никто уже не стрелял им навстречу. Стало быть, я тут уже не нужен.
Оглядевшись, я сделал прощальную бочку и улетел на базу.
- Поздравляю! - хлопнул меня по плечу Геррера, когда я, заглушив двигатель, вылез из кабины. Он был искренне рад тому, что и я смог внести свой вклад в победу. Я улыбнулся в ответ, но на душе было как-то пусто. Я ожидал большего. Чего именно? Ну, не знаю, азарта охоты, выброса адреналина, злости на врагов и чувства выполненного долга, наконец. А их не было. Как на полигоне - отстрелялся и улетел. Ничего особенного. Как будто каждый день летаю на такие задания.
- Это надо осветить в нашей газете! - воскликнул командующий. - Боевой путь нашей славной первой истребительной эскадрильи! Звучит?
- Не знаю, что там у нас славного, - буркнул я. - Пока весь наш боевой путь состоит из героического драпа из Штатов, да обстрела этой несчастной колонны…
- Мишель, ну, что ты так? - обиделся Геррера. Я почувствовал укол совести: он пытался меня утешить, пусть и не очень умело, а я его дразнил в ответ.
- Извини…
…В тот же день, где-то часа в три дня, когда день уже клонился к закату, наши наблюдатели заметили одиночный бомбардировщик, летящий со стороны Сантьяго. Ничем хорошим это не пахло - свежи еще были воспоминания об октябрьских и ноябрьских бомбежках. Торопливо запустив двигатели, мы с Диазом пошли на взлет.
- Направление один-семь-ноль, удаление около десяти миль, - сообщили с земли.
- Принял, - сухо отозвался я.
Мы развернулись навстречу нежданному гостю, набрав около тысячи футов высоты. Вскоре на горизонте возникла быстро увеличивающаяся черная точка. Еще немного - и я уже мог различить вражеский самолет, идущий чуть ниже нас. Двухмоторный, с тонким фюзеляжем и объемными мотогондолами двигателей, с высоким килем. Под крыльями - неуправляемые ракеты. Похоже, "Инвейдер". С этим шутки плохи, у него только в носу шесть или восемь пулеметов, да еще две турели в хвостовой части…
Мы сближались так быстро, что вот-вот должны были разойтись на встречных курсах.
- Что будем делать? - спросил Диаз.
- Делай как я!
Сходиться с бомбером лоб в лоб было не с руки. Во-первых, толком прицелиться не успели бы, во-вторых, имелся риск получить в ответ в два раза больше пуль, чем сам выстрелишь. Поэтому я взял ручку на себя и, прибавив газу, стал набирать высоту.
- Первый, валим его? - снова поинтересовался ведомый.
- Сначала припугнем. Не уйдет - завалим.
Сумрачное декабрьское небо быстро набегало навстречу. Я следил краем глаза за высотомером: тысяча пятьсот… две тысячи… три тысячи… хватит! Я плавно двинул ручкой управления, одновременно нажимая левую педаль, - и мой "Мустанг", зацепив крылом нижнюю кромку облаков, послушно вошел в разворот. Теперь мы оказались позади и выше бомбардировщика, который, проскочив под нами, шел к нашему аэродрому.
Диаз несколько запоздал с маневром и оказался в облаках, но, выскочив из них, стал нагонять меня. А я полого пикировал, настигая "Инвейдер", чей грязно-зеленый силуэт с броскими эмблемами на крыльях отлично был виден на фоне земли.
Его стрелок не дремал - когда мы оказались в двух сотнях футов от самолета, и я уже прицеливался, по нам стегнула сдвоенная очередь - заработали пулеметы верхней турели. К счастью, смертоносные светляки трассеров прошли выше - стрелок неверно рассчитал упреждение. Я ощутил знакомый прилив адреналина.
В следующий момент я дал очередь так, чтобы она прошла прямо перед носом "Инвейдера". Потом еще одну. Потом я чуть отдал ручку управления от себя и ушел под бомбардировщик, в каких-то десяти-пятнадцати футах позади него. Меня ощутимо тряхнуло струей воздуха от его винтов.