* * *
Человек скатился с холма и, смеясь, крикнул:
- Идет целый отряд женщин!
Люди, сидевшие на корточках возле догоравшего костра, поднялись на ноги и взобрались на холм.
- Верно, идут! - сказал Ван. - Однако их много собралось!
- Ни к чему все это, - недовольно заговорил старик Лун. - Возни теперь будет с ними много. Бойцов из них никогда не сделаешь. Только обуза для нас. И с японцами драться, и их охранять. Не дело затеяли, Ван, - смотри, пока еще не поздно.
- Неправда, Лун, - тихо сказал Ван. - Эти женщины решились на большое дело.
Лун сердито промолчал. К холму подошли женщины.
Отряд расположился в ложбинке, разложил костры. Ван, улыбаясь, приветствовал О Лан.
- Командующий Чжао Шан-чжи, - говорил ей Ван, - приказал выдать вашему отряду двадцать пять винтовок и по пятьдесят патронов к каждой. Кроме того, достали для вас четыре револьвера. Сегодня же начнем обучение стрельбе. Жаль только - патронов мало. Сами потом раздобудете. А разбогатеете, так не забывайте и нас.
- Не забудем, Ван. Вы только помогите нам организоваться, - ответила О Лан.
Лун, похаживая среди женщин, не разговаривал и только огорченно покачивал головой. Женщины осмелели и дерзко и насмешливо поглядывали на него. Лун рассердился и вернулся к своему костру.
- Жаль! - пробормотал он. - Очень жаль! Пропадут винтовки. Какие из них бойцы! Петуха испугаются, а тоже, против японцев идут!
- Перестань, старик, - сказал молодой партизан Сун, гревшийся у костра. - Какого чорта скулишь! Ты сам-то скоро рассыпешься. Этих женщин научить надо. Если уж женщина решилась на такое дело, то ей не страшны и японцы. А ты скулишь! - примиряюще закончил Сун и поднял голову от костра.
У холма он заметил Ла Лин. Сун, весело подмигнув ей, кивнул головой на старика. Лун, наблюдавший эту сценку, опять недовольно покачал головой, схватил хворостину и стал яростно ворошить потухавший костер.
* * *
Дни учебы проходили медленно и тяжело. Берегли патроны. Ван и его товарищи терпеливо обучали женщин. Науку эту женщины постигали с трудом. О Лан в несколько дней научилась стрелять из ружья и метать гранаты.
…Учеба пришла к концу, и наступила пора расставания. В последний день Ван передал О Лан большой кусок исчерченной бумаги.
- Это карта нашего района.
Жители уходили из деревни...
Он долго и подробно рассказывал о расположении партизанских отрядов и частей противника. О Лан внимательно следила за пальцем Вана, скользящим по бумаге, запоминала дороги и тропки. Прощаясь, Ван тихо говорил:
- Смотри, никогда не нападай на большие японские части. Старайся захватывать обозы. И не действуй без разведки. Узнавай всегда точно силы врага, не рискуй Зря, береги бойцов. Суп останется с вами на первое время для связи. Он хороший пулеметчик. Добудь ему пулемет.
- Хорошо, Ван. Все буду делать, как ты говоришь. Не забывай только о нас, нам трудно будет сначала. Не забудь навестить Лю. Я его отправила вместе со всеми ребятами в деревню возле Горячего ручья…
Женщины стояли на холме, провожая Вана и его товарищей. О Лан долго смотрела вслед исчезавшим в вечерних сумерках партизанам.
* * *
Грузовик не дошел и до середины моста, как мост вдруг затрещал и опустился в соду. По берегу реки забегали люди. Они истошно вопили, показывая на реку. Грузовик уходил под воду. На крышу кабины шофера вылезли два человека. Они звали на помощь. На берегу метались люди, кричали, ио в воду никто не лез. Вода поглотила людей вместе с автомобилем.
На берегу остались еще четыре грузовика. Лейтенант Сирано в бешенстве кусал ногти. Он думал о погибшем военном грузе. Солдаты молча стояли возле машин, смотрели на реку и горестно покачивали головами: они жалели людей. Лейтенант Сирано выходил из себя.
- Какого чорта лупите глаза на воду? - заорал он. - Поднимите мост!
Автомеханик Никисима повел солдат в воду. Но мост невозможно было поднять: река в этом месте была глубока. Никисима доложил об этом лейтенанту.
- Придется заночевать здесь, - сказал Никисима. - С утра еще раз попробуем что-нибудь сделать.
Багровый от злости, Сирано приказал поставить автомобили четырехугольником, выслать охрану и установить пулеметы. Внутри четырехугольника разбили палатку для лейтенанта.
В отряде Сирано было не больше тридцати человек. Лейтенант запретил разводить огонь. Люди остались без горячей пищи. Ужинали стоя, прислонившись к бортам грузовиков. Жадно проглатывали сухие, жесткие комки холодного риса, смешанного с кислой редькой. Сирано забрался в палатку, за ним вползли унтер Накатани и Никисима. Лейтенант зло выругался.
- Послушайте, Накатани, нельзя ли выпить чего-нибудь?
- Пожалуйста, господин лейтенант, есть немного саке.
Накатани протянул флягу лейтенанту. Отпив несколько глотков, Сирано передал флягу Никисима. Саке было немного, а лейтенант был все еще взбешен. Унтер выполз из палатки и вернулся с двумя полными флягами.
- Вот, - пьянея, бормотал Сирано, - влетит нам за потерю груза да за опоздание! Завтра полковник хотел начать операцию по очистке всего этого района. А еще неизвестно, прибудем ли мы завтра. Это вы виноваты, Никисима. Надо было сперва осмотреть мост.
- Что его смотреть, - вяло ответил механик. - Мост, как мост. Здесь везде такие мосты. Чуть ступишь, а он уже под воду…
* * *
Партизаны из-за кустов напряженно следили за японским отрядом. Темнота наступала медленно. Весна стремилась к лету, дни стояли длинные. На берегу было еще светло. Часовые размеренно шагали вокруг грузовиков. О Лан запретила бойцам разговаривать и шевелиться. Надо было терпеливо ждать поздней ночи.
Из лагеря доносился голос Накатани. Он пел, выдерживая после каждой фразы большую паузу:
Тихий свет струит безмолвная луна.
На щитах уснули воины, не на тюфяках.
Что ждет завтра - неизвестно изголовью трав.
Сны, куда вы приведете, по ночи блуждая?
Битва в полдень так свирепа в этот день была,
Но с успехом убивали самураи своего врага…
В японском лагере кто-то выругался, песня оборвалась. Наступила тишина. Медленно всплывала луна. Тихо шумела река. Солдаты спали.
Из кустов поползли партизаны. Бесшумно и стремительно пробрались они к лагерю и замерли. Двое часовых охраняли лагерь. Они ходили вокруг, каждый раз встречаясь. О Лан присела возле куста на корточки, подождала, пока подойдет часовой, и молниеносно прыгнула на него, зажав ему рот своими сильными руками. Часовой уронил винтовку, и они оба покатились по земле. О Лан задушила часового, не дав ему даже крикнуть. В это время Сун и Ла Лин покончили с другим часовым. Лагерь спал. Партизанки проникли в палатку лейтенанта Сирано. Сонные враги почти не оказывали сопротивления. Они вскакивали на ноги и, сраженные, падали на Землю.
Отряд О Лан захватил богатую добычу: автомобили были нагружены патронами, пулеметными лентами, гранатами. Сун восхищенно гладил и обнимал два новеньких пулемета. Партизанки опустошили грузовики, и О Лап приказала сжечь машины, ибо автомобили эти не могли пригодиться им в бездорожных сопках. Длинные языки пламени рванулись к небу. Лагерь запылал большим костром. Река заиграла огненными искрами.
* * *
Японцы наступали. Огнем танков и авиации они теснили партизан. Китайцы отходили, неся большие потери. Самолеты проносились над партизанами бреющим полетом, ожесточенно разливая пулеметный огонь. Ползли японские танки, и ничто не могло их остановить. Они двигались по трупам бойцов, вдавливая их в землю. Иногда японцы задерживали наступление, поджидая отстающую от танков пехоту. Этими минутами партизаны пользовались для того, чтобы вновь собраться с силами и рвануться в контрнаступление. Но пехота подтягивалась к танкам, и танки опять шли вперед…
Чжао Шан-чжи и Ван стоят на коленях. Над ними проносится самолет, и они яростно обливают его пулеметным огнем. Истребитель качнулся в воздухе и тяжело грохнулся на каменистую почву. В следующее мгновение гулкий взрыв разметал по полю куски крыльев, колеса. Остатки самолета вспыхнули, и мягкое голубое пламя плеснуло в небо.
Полковник Нагата захрипел и закусил верхнюю губу, когда истребитель упал на землю. С холма полковник следит в бинокль за ходом боя. Он видит, как японский отряд теснит партизан; у японцев осталось три танка и один самолет. Но вот самолет поднялся высоко в небо и пошел на юг. У него кончились боеприпасы. Пехота идет за танками. Солдаты приканчивают раненых партизан. Один танк остановился, заглох мотор. Два других пошли дальше…
Ван лежит на земле. В каждой руке у него связка гранат. Танк наползает на него все ближе. Еще несколько секунд - и гусеница раздавит его. Ван вскакивает на ноги… Связка гранат рвет гусеничную передачу, другая падает в открытый люк танка. Танк дыбится на ходу, словно конь. Из открытого люка несутся стоны…
Через все поле быстро движется другой танк. Он останавливается возле первого, у которого заглох мотор. Партизаны вновь группируются для контрудара. Японская пехота получает приказ вернуться к танкам, укрыть их от партизан. Полковник Нагата нервничает. Он чрезмерно бледен. Нагата приказывает ввести в бой резервы.
Чжао Шан-чжи скорбным взглядом окидывает поле. Партизаны понесли большие потери. Несколько сот человек скошено огнем. Продолжать бой - значит потерять еще больше. И Чжао отдает приказ об отступлении в сопки.
Тогда с правого фланга начали наступать тщательно укрытые до этого японские резервные части. В лоб отряду ударила японская пехота. И вновь загрохотали танки, посылая в партизан жаркие рои пуль. Нагата вместе с офицерами штаба покинул холм и следовал в тылу у пехоты. Все японские наличные силы были пущены в ход. Полковник твердо решил покончить еще до темноты с отрядом Чжао Шан-чжи.
Осенний день был на исходе. По узкой дороге, мокрой от недавнего дождя, быстро шел вооруженный отряд. Бойцы шли торопливо, не останавливаясь на отдых. Два пулемета катились по мягкой земле. Рядом с О Лан шел Цин, юный партизанский разведчик. Размахивая руками, он взволнованно рассказывал ей о сражении с японцами и о потерях партизан.
О Лан смотрела вперед, плотно сжав губы. Изредка она оборачивалась и резким голосом поторапливала бойцов.
Ее отряд стал неузнаваем. Люди, познавшие порох и кровь, смотрели прямо, не опуская головы. Вместо халатов все бойцы носили короткие, стянутые в талии ватные куртки; такие же шаровары, подвязанные у щиколоток, облегали ноги. За плечами у всех висели ружья, у многих на поясах болтались гранаты. Да и сам отряд увеличился в несколько раз. Весть о бесстрашной партизанке О Лан прокатилась волной по всем манчжурским деревням. И в отряд О Лан шли девушки и старухи, шли люди, ненавидевшие японских хищников. В отряде были и мужчины, присоединившиеся к партизанкам во время боевых походов. Бойцы уверенно шли за О Лан. Большой ум и смелость сочетались в ней с беспощадностью к врагу и упорством в борьбе.
Цин выпрашивал у О Лан гранату.
- Мне очень нужно. Дай! - говорил он.
- Ты ведь не знаешь, что с ней делать. Она еще разорвется у тебя в руках.
- О Лан, я умею с ней обращаться. Она мне очень нужна. Дай!
О Лан уступила, приказав Ла Лин выдать Цину гранату. Мальчик с восторгом прикрепил ее к поясу и сказал:
- Я ее брошу в самую гущу японцев. Мы еще мало отомстили за Суна, помнишь - того самого, которому японцы отрубили голову.
Уже начало темнеть, когда до отряда О Лан донеслись разрывы гранат и трескотня пулеметов. Цин пошел вперед - разведать обстановку. Бойцы в нетерпении ждали его возвращения. Цин быстро вернулся.
- Скорее, скорее! - закричал он. - Японцы со всех сторон окружили Чжао Шан-чжи.
Переведя наконец дух, Цин рассказал О Лан, что происходит в районе боя. Она разделила свой отряд на две части. Спокойно и точно объяснив командирам задание, О Лан пропустила вперед обе части своего отряда. С ней остались только гранатометчицы и Цин.
Сумерки уже спускались на холмы. Надо было действовать немедленно и решительно. С каждой минутой таял отряд Чжао Шан-чжи. Загнанный в широкую ложбину, он был окружен со всех сторон и отчаянно отражал натиск японцев. Пулеметы партизан бездействовали: кончились патроны. У одного из пулеметов лежал Ван, помощник командующего Третьей народной партизанской армией. Он умирал: пуля пробила ему грудь.
Внезапно воздух задрожал от разрывов гранат. С двух сторон ударили пулеметы. Японцы повернули обратно. Они взбегали на гребни холмов и вновь скатывались вниз. С холмов их заливали огнем партизанки. Гранатометчицы О Лан неистовствовали. Они поспевали всюду, метко разбрасывая разрушительные ядра. Часть японцев прорвалась из ложбины и стремительно отступала, бросая на ходу пулеметы, автоматические винтовки. Добежав до танков, японцы отступали под их прикрытием. Но большинство осталось навсегда в ложбине. Несколько офицеров несли на руках раненого полковника. Они быстро шли, торопясь укрыться за танками. За ними, как дикий звереныш, метнулся Цин. Он нагнал их, на секунду замер, взмахнул рукой и швырнул гранату…
Ночь опустилась на ложбину и холмы, усеянные мертвыми и ранеными. Запылали костры партизан. Бойцы бродили по холмам, разыскивая раненых, собирая брошенное оружие. Лагерь бодрствовал всю ночь. Далеко в сопки отправляли раненых партизан.
У большого яркого костра молча стояли десятки, людей. О Лан сидела на земле. На коленях у нее лежала голова Вана. Из его простреленной груди вырывались хрипы; он силился что-то сказать, смотрел в лицо О Лан, потом медленно переводил взгляд на Чжао Шан-чжи, склонившегося над своим боевым другом и верным помощником. О Лан молчала. Она гладила волосы Вана, не отводя взгляда от его лица.
…Ван был мертв, когда Чжао коснулся рукой плеча О Лан.
- Его надо похоронить в братской могиле, - сказал он. - Они все погибли в одном бою, отдав жизнь за дело народа. Пусть они и в могиле лежат вместе. Бойцы его очень любили.
О Лан осторожно опустила голову Вана на землю и встала. Яркое пламя костра озарило ее бледное лицо.
В братскую могилу со всех сторон несли тела погибших. Потом положили Вана. У могилы собрались партизаны и партизанки. Чжао Шан-чжи взобрался на сложенные вместе патронные ящики.
- Братья! В этой могиле лежат наши боевые товарищи, любимые наши друзья. Мы оставляем их здесь в земле, которую они геройски отстояли от врага. Мы всегда будем чтить их память. И никогда наш народ не забудет этих бесстрашных борцов…
Мы прощаемся с мертвыми и обращаемся со словами горячего привета к нашим сестрам и женам, которые вместе с нами ведут борьбу не на жизнь, а на смерть против японских поработителей. Мы потеряли сегодня смелого Вана и многих других бойцов и нашли храбрых партизанок, которых привела к нам мужественная О Лан. Сегодняшний подвиг О Лан и ее партизанок никогда не забудется нами. Десять тысяч лет жизни бесстрашной О Лан и ее бойцам!..
После Чжао Шан-чжи на ящики взобралась О Лан. Тысячи глаз восхищенно смотрели на нее. Многие бойцы впервые видели командира женского партизанского отряда. О Лан протянула руку и твердо сказала:
- Там лежит Ван, ваш боевой товарищ и мой муж. Там лежат смелые бойцы народной партизанской армии, наши братья и отцы. Мы пришли заменить их в боевых рядах…
Голос О Лан дрогнул, она опустила голову и сошла с возвышения. Она наклонилась, взяла горсть земли и бросила ее в могилу. Партизаны по очереди вслед за ней бросали в могилу горсти земли. Земля тяжелым пластом накрывала тела.
Костры гасли. На востоке занимался рассвет. Партизаны и партизанки уходили в сопки.
Смерть рядового Гумпэя
Унтер Камики медленно разгуливал по двору. Он равнодушно оглядывал людей, заполнивших всю площадь двора. Крестьянские парни с узелками в руках, молодые рабочие в обтрепанных халатах, студенты в черных роговых очках бросали на Камики взгляды, полные почтительности и страха. Сегодня судьба этой еще зеленой молодежи проводит черту, делит жизнь на две части: прошедшую, сотканную из невзгод и случайных, жалких радостей, и будущую - неведомую, наплывающую, как туман.
За высокими бревенчатыми воротами призывного пункта остались бережно обработанные поля, жадно прочитанные книги, осталась жизнь, не раскрывшая своего смысла. Этих людей согнали сюда из окрестных деревень, из рабочих кварталов города, со школьных скамей. Сегодня призыв.
Люди стоят молча, наклонив головы, словно глубоко погруженные в думы. Но это не размышления. Это - тупое равнодушие. Лишенные привычного, они томятся бездельем, изнурительным ожиданием. Здесь много односельчан, людей, связанных дружбой сызмальства. И все же сейчас это не сближает их.