- Ну все, все,- сказал Евстигнеев склонный истолковывать намерения и поступки людей с лучшей стороны.- Исполняйте. Товарищ Полянов! - крикнул он разморенному от еды и тепла своему заместителю, который сидел у телефона, ожидая разговора с командиром головного полка.- Скажите Еропкину, что я буду у него через полчаса, пусть кого-либо вышлет встретить.
- Может, захватите меня? - улыбнулся Полянов.- А то дорожку знаю…
- Вам бы только гулять, помощнички,- шутя проворчал Евстигнеев.- Вообще-то, захватил бы с удовольствием, но вот приказ комиссара дивизии. Товарищ Тишков!
77
- Я слушаю вас!
- Составьте график отдыха на эту ночь с учетом обстановки- капнтан Полянов отдыхает первым - и приступайте к исполнению обязанностей начальника штадива.
- Есть! - благодарно выдохнул Тишков.
Четверть часа спустя Евстигнеев, сопровождаемый Кривенко, шагал по растоптанной снежной дороге к передовой. Ему уже давно хотелось пойти в полки, побеседовать с командирами и бойцами, чтобы на месте не только и даже не столько уточнить обстановку, сколько, главное, почувствовать ее. Но если бы Евстигнеева спросили, что значит почувствовать обстановку, то он вряд ли смог бы это вразумительно объяснить. Командир дивизии Хмелев, высоко ценивший способности своего начальника штаба, не раз в сложной обстановке, прежде чем принимать решение, посылал Евстигнеева в войска.
Идти было три с половиной километра по открытому полю, затем ходами сообщения, прорытыми в снегу, еще метров триста до того дота, который днем занимал Полянов с политотдельцами и в котором теперь, с темнотой, обосновался командный пункт головного полка. Еропкин предупредил, что перед спуском в снежную траншею Евстигнеева будет ждать командир комендантского взвода с двумя бойцами. Зная, как легко разминуться в чистом поле ночью, Евстигнеев то и дело справлялся с компасом и посматривал на часы. Немцы безостановочно бросали ракеты, осыпавшие голую, без единого деревца, заснеженную равнину дрожащим неживым светом. Вдруг вспыхивали огненные трассы пуль - звучный треск пулеметных очередей долетал с опозданием. Было что-то жесткое, металлически-колючее в свете ракет, в стуке выстрелов, в самом будто разжиженном от мороза воздухе.
Дорога, изрытая воронками, была пуста, и это вначале удивило Евстигнеева. Только вглядевшись попристальнее, он заметил, что в снежной полумгле копошатся фигуры людей и подводы, а затем услышал голоса, скрип полозьев и вспомнил, что основное сообщение идет не по главной дороге, а по времянкам, проложенным войсками в поле. Это эвакуировали раненых и обмороженных, а на передовую спешили в свои роты старшины и повара с сухарями в бумажных мешках, с термосами, с ящиками патронов и гранат.
Евстигнеев хорошо знал: воевать можно лишь тогда, когда существует хотя бы минимум того, что необходимо для жизни. Если же по воле обстоятельств или по чьей-либо вине исчезает и этот минимум - все, ничего хорошего не жди. Собственно, Евстигнеев за тем и направлялся в полки, чтобы посмотреть свои-
78
ми глазами, есть ли там минимум необходимого для жизни-■ боеприпасов, еды, возможности обогреться - или нет, и в зависимости от этого решать, как действовать дальше.
Минут через сорок Евстигнеева и вооруженного автоматом Кривенко окликнули из снежного окопа. В одном из встречавших Евстигнеев узнал того находчивого бойца, который вчера вечером стоял на посту у штаба полка.
- Товарищ Парамошкин, по-моему? - спросил Евстигнеев.
- Парамошкин, товарищ подполковник,- подтвердил боец и больше ничего не прибавил. Он двинулся по траншее первым, за ним пошел Евстигнеев, потом командир комендантского взвода, Кривенко и второй боец.
- Свои, свои,- неожиданно зло ответил Парамошкин часовому возле самого входа в дот, посторонился и пропустил вперед Евстигнеева.
В первую минуту, когда, перегнувшись в поясе пополам, Евстигнеев влез, а точнее, вполз в дот, ему показалось, что он попал в истопленную по-черному, слегка выхоложенную баню. Было тепло, душно, пахло сыростью, с темного потолка срывались капли воды. Дот освещался коптилкой, стоявшей на деревянном ящике в боковой нише. Узкая дверь, через которую Полянов со своими товарищами стрелял по немцам, была загорожена листом железа. Распрямив спину, Евстигнеев увидел иссеченное морщинами лицо майора Еропкина, пожал ему руку и опустился на раскладной стульчик подле второй, свободной ниши. У входа на бетонном полу сидел телефонист, рядом ничком лежал на свернутом брезенте какой-то командир в потертом полушубке.
- Это мой начальник штаба,- пояснил Еропкин.- Положил отдыхать в приказном порядке. Тоже ведь не дело, дорогие товарищи, считай сутки под огнем…
- Что у тебя осталось? Сколько в батальонах? - все отлично понимая, спросил Евстигнеев.- Не едоков, конечно, а активных штыков?..
- Активных сотен пять от силы, а к утру и того не будет. Вы что, шутите, товарищи начальники,- снова возмутился Еропкин,- шутите - сутки держать людей в снегу на такой стуже?! Давайте или вперед, или назад, или сменяйте, в конце концов. Коченеют люди…
Он оглянулся сощуренными глазами на телефониста, но тот был поглощен другими разговорами, теми, что шли на его линии.
- Приказ у нас один, ты знаешь: только вперед… Тем более у немцев ночью бездействует авиация - важный фактор,-
79
сказал, крепясь, Евстигнеев.- Так сколько в этих условиях тебе надо времени на подготовку?
Еропкин помолчал, должно быть, стараясь справиться со своими чувствами. Когда он через минуту заговорил, голос его был глуховато-усталым и вроде безразличным:
- Людей надо накормить горячей пищей, как-то обогреть по очереди, чтобы бойцы могли хоть с часок подремать в тепле; пополнить батальоны людьми и боеприпасами… Ночь нужна на подготовку как минимум,- хмуро заключил Еропкин.- А потом, делайте что-нибудь с немецкими пулеметами. Полк своими средствами не может подавить их.
- Короче говоря, сейчас ты наступать не можешь,- сказал Евстигнеев.- Так я тебя понимаю?
- Сам видишь, могу или не могу,- сказал Еропкин.- Я с уверенностью могу только взять винтовку и пойти в окоп… Так и доложи, если у тебя хватит духа, командующему или кому там из высшего начальства.
- Факты я доложу, в этом ты можешь не сомневаться,- сказал Евстигнеев, крайне удрученный в душе, посмотрел на телефониста, который улыбался каким-то услышанным по линии разговорам, и попросил связаться с командиром полка Кузиным.
- Вызови поживее левого соседа, Уфимского,- приказал Еропкин телефонисту и снова повернулся к Евстигнееву:- Ку-зину-то легче, у него три дота… Посиди еще, Михаил, поужинаем вместе, спиртику выпьем,- добавил он, невесело оживляясь.
- Насчет спиртика мы с тобой, по-моему, договорились, Иван. Да и не хочется без радости. Это когда есть приятный повод- хорошо. А с горя - нет, ты меня знаешь, Сибиряк,- сказал Евстигнеев, внезапно назвав Еропкина старым курсантским прозвищем.- Так что… не обижайся.
- Да уж какая обида!-ответил заметно огорченный Еропкин.- Теперь волей-неволей придется брать Вазузин. А что ты еще будешь делать?..
Они еще поговорили о жизни, пока сидевший на бетонном полу телефонист не доложил, что Уфимский на проводе. Евстигнеев попросил Кузина выслать навстречу людей, попрощался с Еропкиным и вылез снова в колючую морозную темь.
Пять танков за окном продолжали свой неумолимый железный ход.
- Алло! Алло! - тихо сказал Евстигнеев и резко подул в телефонную трубку.
80
17
- Товарищ подполковник, надо уходить!..
Широкое мясистое лицо ординарца Кривенко как бы распалось на части: вот нос, вот скулы, вот дрожащие вытянутые вперед губы, вот светлые, полные нестерпимого, неестественного блеска глаза.
"Вызвать к телефону командующего и вдруг бросить трубку и убежать… Какой позор!" - не то что подумал, а вроде (за недостатком времени) представил себе эту мысль Евстигнеев и, дивясь тому, как медленно все совершается, встал, посмотрел в окно, потом на часы.
Желтая минутная стрелка еще не придвинулась к критической черте.
Танки находились почти там же, где были, когда он взглядывал на них последний раз - черные покачивающиеся мишени на белом фоне окна…
- Паника? - вдруг тонко произнес Евстигнеев и, поражаясь своей медлительности, полез в кобуру за пистолетом. В ту же секунду он увидел, как от штабного дома метнулась через дорогу к поваленной впереди изгороди угловатая фигурка Юлдашова с непомерно большой, неловкой связкой гранат…
- Ну что, Михаил Павлович? Что скажешь? - набросился на него Хмелев, когда Евстигнеев вернулся с передовой.
Хмелев в гимнастерке с расстегнутым воротом жадно, стакан за стаканом пил горячий крепкий чай. Ветошкин, тоже в одной гимнастерке, прохаживался по горнице, застланной домоткаными половиками.
- О-чень интересно, что он нам скажет, о-чень! - взглянув на Хмелева, молодым своим, энергичным голосом проговорил Ветошкин и остановился напротив Евстигнеева.
Евстигнеев понял, что до его прихода комдив и комиссар спорили и теперь мнение его, начальника штаба, должно было решить их спор.
- Раздевайся, душа любезный, выпей чаю,- сказал Ветошкин и крикнул:-Леня, подай чистый прибор!
- Даю, даю! - отозвался за переборкой уютный, домашний голос адъютанта.
- Если разрешите, я сперва доложу,- сдержанно сказал Евстигнеев, которого резанула эта домашняя обстановка, хотя он и не переставал понимать, что никакой пользы войскам не было
б Ю. Пиляр
81
бы, и даже наоборот, находись командир и комиссар дивизии в худшей обстановке.
- Ну, говори,- нетерпеливо прогудел Хмелев, выдвинулся из-за стола и положил большие руки на массивные круглые колени.
- Наступление этой ночью не может быть продолжено,- сказал Евстигнеев, начав с вывода, хотя минутой раньше намеревался начать с изложения фактов.- Соображения следующие…
- Не надо,- недовольно сказал Хмелев.- Слава богу, сам" полдня проторчал на морозе…
- А что я говорил? - воскликнул комиссар, но в его голосе не было торжества: несмотря на то, что в споре с Хмелевым взяла верх его сторона, он был не меньше, чем комдив, огорчен выводом начальника штаба.
- Твои предложения?..- поднял глаза на Евстигнеева Хмелев, и стало слышно, как хрипит в его груди.- Впрочем, твои предложения я тоже знаю. Надо в ночь войска дивизии привести в порядок, пополнить артиллерию боеприпасами… Правильно?
- Точно, товарищ комдив,- сказал Евстигнеев.- Необходимо всех бойцов по очереди обогреть в близлежащих домах или сараях, это обязательно. Необходимо еще раз под утро накормить их горячей пищей, пополнить стрелковые подразделения людьми…
- Где ты их возьмешь, людей?
- Поставим под ружье все, что можно,- жестко сказал Ветошкин.- Всех писарей, кладовщиков, ездовых - всех, всех под ружье. Все политработники дивизии завтра тоже выйдут в поле.
- У штаба армии есть резерв… Все же мы, наша дивизия, на направлении главного удара,- сказал Евстигнеев.- Это одно. А второе - тактические вопросы…
- Давай пошлем Зарубина к майору Еропкину,- предложил Хмелев.- Пусть опять попробует со своими ребятами прорыть в снегу норы… Нам бы сковырнуть до утра еще два дота, те, что слева от главной дороги. Как думаешь?
- Хотя бы даже один, крайний,- сказал Ветошкин и вопросительно поглядел на Евстигнеева.
- Позвоните, товарищ комдив, Василию Васильевичу, обрисуйте положение, как оно есть,- сказал Евстигнеев.- Я уверен…
- Нет.- Хмелев потряс крупной головой.- Будем делать сами, что возможно, а на рассвете ударим в полную силу. Все же у нас есть собственный резерв: два почти нетронутых батальона Степаненко… Ну, вот так и порешим, Михаил Павлович…
82
А теперь мне тоже надо привести себя в порядок. Побудь пока за меня и ответь, если нужно. Договорились?
Евстигнеев поднялся.
В штабном доме шла своя, как всегда во время наступательных боев, нервозная, суетная жизнь, но после увиденного в полках и эта жизнь показалась Евстигнееву недопустимо домашней.
В комнате находились капитан Тишков, начальник шифровального отделения - старший лейтенант, начинж, начхим, старший писарь. У телефонов, поставленных на круглом столике, сидела Тонечка, только что заступившая на дежурство. За печкой, в углу, уткнувшись лицом в колени, прикорнул Юлдашов.
Тишков диктовал, а старший писарь старательно выводил карандашом под копирку текст вечерней оперативной сводки. Старший лейтенант Колдун, как его звали, ждал начальника штаба, чтобы взять для зашифровки очередное боевое донесение в штаарм. Начхим пришел объясняться насчет лошади, которую у него одолжили на один вечпр для подвоза снарядов и до сих пор не вернули; он был намерен прямо поставить вопрос: когда наконец в штабе дивизии будут относиться с должным уважением к нуждам химической защиты и обеспечения?.. Начинж явился тоже по делу - уточнить с Аракеляном схему минных полей противника на направлении главного удара, но Аракелян еще не вернулся с задания. И начинж в ожидании его согласился посидеть часок за оперативного дежурного вместо Зарубина, которого Тишков почти силком отправил отдыхать.
Выслушав доклад капитана Тишкова, Евстигнеев, сосредо-ченный и мрачноватый, приказал вызвать к телефону командиров стрелковых полков. Не раскрывая пока замысла комдива, Евстигнеев каждому повторил одну и ту же фразу: "Приводите себя по возможности в порядок". Слова эти не отменяли существующего приказа наступать, но в то же время ориентировали командиров частей, особенно Еропкина и Кузина, на действия, единственно в той обстановке возможные и разумные, позволявшие войскам дивизии за ночь собраться с силами для нового удара по врагу.
Едва Евстигнеев положил трубку, как Тонечка со значительным выражением на лице сказала:
- Суздальский здесь. Передаю.- И шепнула:-Командующий…
- Суздальский у телефона,- сказал Евстигнеев, быстро одной рукой расстегивая планшетку и вытаскивая из нее карту.
- Как там у вас, Вазузин взяли? - отчетливо прозвучал в трубке напористый голос генерал-лейтенанта Пасхина.- Взяли или нет?
83
- Пока не взяли, Василий Васильевич,- ответил Евстигнеев.- Очень сложная обстановка. Противник ведет сильный огонь из дотов, а подавить его из-за отсутствия необходимых средств не можем. Люди почти сутки в снегу на двадцатиградусном морозе. Организация обогрева и горячего питания крайне затруднительна, имеется масса обморожений…
- Постой, постой,- прервал Пасхин,- вы же отбили днем три дота, вы были на окраине… Как с дальнейшим продвижением? Что?
- Войска продвигаются, Василий Васильевич, но очень медленно. По сути, ползут.
- А далеко они сейчас от Вазузина?
- От северно-западной окраины, куда прорывались по оврагу днем, метров восемьсот.
- Приказываю к утру взять город. Поддержим вас огнем,- сказал Пасхин.
- Я доложу Владимирскому.
- Имейте в виду, к утру! - повторил Пасхин.- Понятно? Так и передай своему уважаемому хозяину.
Приказ командующего, четкий и недвусмысленный, существенно менял дело. Евстигнеев немедленно отправился к командиру дивизии.
Намаявшись за день, Хмелев спал. Ветошкин, сидя на кухне, составлял списки политработников, которые должны были на рассвете выйти в поле с оружием в руках. Евстигнеев вполголоса рассказал комиссару о звонке генерал-лейтенанта Пасхина и его категорическом приказе взять город к утру.
- А к какому часу, не уточнил? - усмехнулся Ветошкин.
- И все же придется разбудить комдива, Сергей Константинович. Я обязан немедленно доложить…
Из-за переборки послышался хриплый бас Хмелева:
- Я все слышал, Евстигнеев. Будет еще спрашивать, скажи, что возьмем часам к одиннадцати, если не произойдет чего-нибудь чрезвычайного. Так и скажи.
Евстигнеев ушел.
Ровно через два часа Хмелев без всякого предупреждения появился в штабе. Его одутловатое лицо было чисто выбрито, тщательно промытая кожа лба и щек блестела, из-под ворота шинели выглядывала тонкая полоска свежего подворотничка. Евстигнеев понял, что Хмелев подготовился ко всему.
Он уселся на единственный в комнате стул, разложил карту, жестом позвал Евстигнеева.
- Опять звонил Пасхин. Положение действительно очень серьезное,- урчащим басом сказал Хмелев.- Штаб фронта тре-
84
бует, чтобы Вазузин был взят… На рассвете нас поддержат минометы эрэс. А пока предельная мобилизация всех собственных сил и средств.
- Ясно,- сказал Евстигнеев.
- Смотри,- сказал Хмелев и отчеркнул на карте дугу, середина которой лежала на стыке двух наших полков, а концы проходили: верхний - через один из дотов, отбитых у немцев днем, нижний -через КП Еропкина. Дуга плотно охватывала те три дота, в которых сидели немцы и откуда их надо было до утра во что бы то нн стало выбить.- С рассветом,- продолжал Хмелев,- после артподготовки атака по всему фронту.
- Так,- сказал Евстигнеев.
- Успех дела решат два батальона Степаненко. Один из них совместно с батальонами Еропкина свяжет немца здесь…- Хмелев указал карандашом на центр основной линии немецкой обороны,- а второй оврагами выйдет в район железнодорожного вокзала…
- Все ясно,- сказал Евстигнеев. Тактическая идея комдива ему понравилась, тем более что она были близка к тому, что предлагал штаб.- Зарубина, значит, пока не посылать к Еропкину? - спросил Евстигнеев, всегда страдавший в душе, когда его штабных командиров использовали не по назначению.
- А ты полагаешь, Еропкин сам управится?
- Еропкину, по сути, надо выкурить немца только из одного вот этого дота.- Евстигнеев показал на кружок с точкой и расходящимися стрелками, возле которого протянулась извилистая линия главной дороги.- Если Кузин одновременно ударит по ближнему к нему доту, то из третьего, что стоит между ними и вынесен немного вперед к нашим траншеям, из этого третьего фриц сам драпанет, испугается окружения… К тому же, товарищ комдив, вы знаете, Еропкин старый командир и обижается, когда к нему посылают молодых советчиков.
- Ладно. Я не возражаю,- сказал Хмелев.- Но в таком случае тебе, Михаил Павлович, придется еще разок наведаться к Еропкину, ввести его в курс… Ветошкин, мы условились, пойдет к Кузину, а я после твоего возвращения поеду к Степаненко и там останусь. Сделаем так…
И вновь, но на этот раз без встречных, в сопровождении одного Кривенко шагал Евстигнеев по снежной траншее к доту, где был КП Еропкина. Над головой то и дело взлетали ракеты, проносились огненные светлячки пуль и шелестящие пчелки трассирующих снарядов. Ночной морозный воздух, распарываемый металлом, потрескивал, вспыхивал, мерцал, озаряясь мертвенио-го-лубым сиянием.
85
- Стой! Кто идет? - просипел весь обомшелый от инея часовой.
Евстигнеев вполголоса назвал пропуск, согнувшись, влез в дот и остановился, пораженный.
Посреди дота на бетонном полу, раскинув руки, лежал Еропкин. У стены на брезенте растянулся человек в шинели с поднятым воротником, а возле коптилки сидел старший лейтенант в потертом полушубке и что-то торопливо писал в блокноте.
Евстигнеев приблизился к лежавшему Еропкину. Старший лейтенант - это был начальник штаба полка,- увидев Евстигнеева, встал и сумрачно доложил:
- Командира полка невозможно подмять, товарищ подполковник.
- Как это так? Он что, контужен? Ранен? Что у вас здесь происходит? - спросил Евстигнеев и покосился взглядом на растянувшегося у стены человека в шинели.