- Есть, есть! Мы намотали на винт буксир. Сдрейфовали и потеряли место. Теперь все в порядке.
- Следовать за мной, - передал Ситников, и "Смелый" дал ход.
Впереди поблескивал огонь дивизиона. Дело было сделано, но Васька радости не ощущал. В его ушах звучал голос Безенцова, и наконец он не выдержал:
- Видел ведь огонь. Почему сам не пошел?
Но Ситников не ответил.
- Почему, гад, винт замотал? Нарочно, может?
Ситников тряхнул головой.
- Ступай спать. Суслов, Савшу - наверх, Столбова, Суомалайнена - в моторы! Сменим вахту.
В кубрике было темно и душно. За бортом журчала вода, мягко потряхивали работавшие малым ходом моторы. Васька лег, и все смятение, вся тревога вдруг оборвались. Не было даже снов - одна сплошная, теплая, мягкая чернота, но сразу же кто-то сдернул одеяло и закричал:
- Всех наверх! Постановка заграждения!
Слепило электричество, и голова кругом шла от мелькавших людей. Васька не мог поверить, что пора вставать, но Совчук сбросил его с койки.
Наверху была совершенная темнота, только восток начинал сереть. Дождь прекратился, и на небе крупными каплями висели низкие звезды.
- Чертов "Дон", - проговорил осипшим голосом коморси. - Когда они потерялись?
- Час будет, - ответил Ситников. - "Прочный" ходил искать, однако не нашел: будто провалились.
- Приготовиться к постановке, - из темноты впереди скомандовал начальник дивизиона.
- Что он делает? - возмутился коморси. - Товарищ Дудаков!
- Есть.
- Рано начинаете!
- Считаю свое место правильным.
- Без определения не ставить. Дождитесь света.
- Определился по маяку Хрони. Постановка на свету бесцельна - увидят… Прикажете сдать командование и следовать инкогнито?
Намек подействовал. Коморси опустил мегафон.
- Прыткий, черт… Откуда мне знать что Хрони горел?. Кстати его зажгли… А впрочем, зачем?
- Может, у них кто-нибудь в море, - предположил высокий флаг-секретарь.
- Новое дело, - пробормотал коморси. - Чепуха! - но все же задумался.
Впереди на "Зорком" дали два коротких свистка - сигнал: построиться в строй пеленга. "Смелый" сразу увалился вправо, следующий за ним "Счастливый" вышел еще правее, весь кильватер раздвинулся, чтобы при постановке концевые истребители не налетели на мины, поставленные с головных. Теперь по долгому свистку и трем коротким должны были начать ставить по мине на каждые двадцать секунд в порядке строя.
Долгий и три коротких. Всплеск впереди.
- Первая! - скомандовал Ситников, и двое моряков выбросили за борт первую мину. Всплеск у борта "Счастливого", потом дальше на "Прочном", потом еще дальше на "Жутком". Потом снова впереди, под кормой "Зоркого".
- Вторая!
"Рыбка" - нехорошая мина. Несмотря на свой сахар, может рвануть прямо у борта и даже в руках, но об этом никто не думал. Работали равномерно и совсем по-будничному. Васька был разочарован. Он ожидал большего возбуждения.
Короткий, долгий, короткий - постановка закончена. Один долгий - строй кильватера. Истребители сразу выровнялись по головному.
- Чисто, - сказал коморси и повеселел. - Вот и насыпали. "Дон", наверное, тоже здесь где-то ставит. Отлично.
Теперь дивизион повернул и шел обратно на Мариуполь. Постепенно светлело. Уже был виден последний в строю "Жуткий". Тянул холодный рассветный ветер, серая вода бежала навстречу, и серое небо постепенно становилось голубым.
Коморси сидел у машинного люка и угощал папиросами. Он был благодушен и разговорчив.
- Цель сегодняшнего похода, - сказал он, - конечно, заграждение. Однако само по себе оно еще не цель. Оно будет служить заслоном для нашего наступления. Сейчас в Мариуполе идет посадка на суда частей морской дивизии. Знаете такую?
- Знаем, - ответил Столбов, - это которые лишние военморы.
- Именно. Не нашедшие применения на флотилии. Так вот, эта дивизия будет под охраной наших боевых судов высажена в тылу противника, в Геническе.
- Лихо! - обрадовался Совчук. - Барону под зад коленкой!
- Совершенно верно. Одновременно наши сухопутные силы нанесут удар с фронта… План проработан во всех деталях и точно согласован. Вам следует о нем знать, потому что вы в этой операции участвуете, а боец, не понимающий того, что происходит, не боец…
- Справа по носу баржа!
На желтой заре появились черные пятна. Они казались висящими в воздухе над горизонтом, дрожали и оплывали, теряя свои очертания, но потом снова становились сторожевиками и баржой.
- Куда уехали? - пробормотал Ситников, поднимая бинокль.
Коморси встал и осмотрелся. По корме замигал огонь. Это был маяк Хрони. Значит, баржа поставила заграждение миль на шесть восточнее, чем надо. А может, и вовсе не поставила?
- Эх, планщики! - усмехнулся Скаржинский. - Согласованные.
Совчук тряхнул головой:
- Засохни, сахарница!
Ситников опустил бинокль и протер стекла. Он не мог поверить тому, что видел. Расстояние между силуэтами увеличивалось. Сторожевики уходили от баржи. Почему?
- Сторожевики удирают! - крикнул Васька.
- Как? - удивился коморси. - От кого?
Громко шипела под носом вода, и винты бились, как огромное сердце. Люди молчали. Нет ничего хуже неизвестной опасности и ничего страшнее ожидания. Совчук подошел к сорокамиллиметровой, открыл замок и с коротким лязгом снова его закрыл. Пушка была заряжена, но Совчук не мог стоять без дела. Вторым не выдержал флаг-секретарь. Он бросил папиросу и начал насвистывать "Чижика". Это было нелепо, однако никто не улыбнулся. Вероятно, никто даже не заметил.
Теперь баржа была не дальше пяти кабельтовых и видна совершенно отчетливо - темная и высокая, и все-таки опасность оставалась неизвестной. От кого бежали сторожевики? Что они увидали?
Молча, не отрываясь, команда смотрела на баржу, но ответ пришел с противоположной стороны. С норда внезапно ударил выстрел, и за ним залп, гулкий и близкий. Резким ревом пронеслись наверху снаряды и высокими всплесками легли у борта баржи.
- Белые!
В темной части горизонта они были почти невидимы: смутные корпуса, трубы и мачты, низкий, тяжелый дым. Желтые вспышки - новые выстрелы, снова звон снарядов и скрежещущий разрыв на барже впереди.
- Шесть кораблей, - сосчитал Ситников, и тем же негромким голосом добавил: - Боевая тревога!
"Зоркий" дал свистки: "Самый полный вперед. Следовать за мной". Сразу же моторы заревели с двойной силой, и баржа понеслась навстречу. Теперь было видно: она дала крен. Новый залп закрыл ее всплесками. Когда они опали, она палубой лежала в воде.
- Дело сделала, - спокойно сказал коморси. - Мин нет. Чисто на палубе.
Опять короткий гром и низкий, над самыми головами, рев. Он давил на плечи, и от него трудно было дышать. Сердце толкалось в тельняшку, готовое выскочить. Чтобы пересилить страх, Васька изо всех сил сжимал холодный бинокль. В поле его зрения прыгала широкая пустая баржа. Пустая? Нет!
- Люди! - хрипло вскрикнул он.
На самой корме, совсем как тогда в порту, стояла тяжелая фигура. Это, конечно, был минер Клокачев. Тот самый брюхатый стервец, но теперь нужно было его спасти. Спасти во что бы то ни стало!.. И вдруг Васька заметил, что баржа уходит назад. Он рванулся всем телом:
- Куда идет? Спасать надо! Люди!
Ситников молчал. Лицо его потемнело, но было неподвижным, глаза, не видя, смотрели вперед. Рядом с ним тонули свои, и он не мог им помочь.
- Ворочай! - не выдержал Савчук. - Люди.
Ситников стиснул кулаки:
- Стоять по местам. Тихо… Истребители дороже.
Под самым носом из воды вырвался стеклянный столб. Он встал во весь рост и рухнул на палубу "Смелого". Дикой яростью зазвенели осколки.
- Накрыли, - прошептал серый флаг-секретарь.
- Чепуха, - пожал плечами коморси. - Уйдем.
Васька молча смотрел на то место, где еще минуту тому назад стояла баржа. Теперь на нем кружилась серая вода. Истребители были дороже людей.
Глава пятая
Сторожевики возвратились в Мариуполь на второй день после истребителей. Вот что они рассказали.
Постановка мин была почти закончена, когда на норде, всего в сорока кабельтовых, открылись белые суда. Увести баржу было невозможно: сразу же обрубили ее буксиры. Тогда на ней началась паника. Команда стала выбрасывать за борт оставшиеся мины. Подойти, чтобы снять людей, было слишком опасно. Пришлось уходить. Ваську эти рассказы не убедили. Он шел в темноте по рельсовым путям порта и крепко думал. Почему не на месте ставили заграждения? Говорят, не могли определиться. Как же могли истребители? Почему испугались мин, когда сахарный предохранитель действует пятнадцать минут?. Как посмели бросить своих?
- Безенцов, - пробормотал Васька, холодея. - Безенцов запутал суда при выходе в море, побросал мины, погубил баржу и людей и не был расстрелян! Чего смотрят комиссары?
Чтобы сдержать свою злость, Васька замедлил шаг, но вовремя вспомнил: его послали за начальником дивизиона.
Начальник жил на даче в ста саженях над портом. Он только что на "Зорком" вернулся из Ейска и сразу ушел домой. Теперь его срочно требовали в штаб.
Васька побежал. Ноги его вязли в рыхлом песке, но это было к лучшему, легче было не думать. Он бежал, спотыкаясь и тяжело дыша, на полном бегу ударился о что-то мягкое и упал. Мягкое тело под ним дико завизжало.
- Прилетел? - спросил из темноты густой голос.
- Товарищ начальник? - удивился Васька.
- Слезай с моей свиньи - это тебе не конь, слышишь?
Начальник дивизиона был мрачен. Он вез из Ейска двух уток и свинью и попал в шторм. Утки, привязанные за шеи к сорокасемимиллиметровой, были смыты за борт - остались одни головы. Свинья, посаженная в ящик для мокрой провизии, от морской болезни совершенно осатанела и теперь отказывалась идти.
- Слезешь, салага чертова?
Васька вскочил:
- В штаб требуют, товарищ начальник. Сказывали - срочно.
- Срочно? - И начальник задумался. Свинья была доведена до полпути, но на это потребовалось около двадцати минут. Она отчаянно упиралась и пахала песок всеми четырьмя. Когда же он перевязал ее за заднюю ногу - на заднем ходу оказывала не меньшее сопротивление. Куда ее теперь девать?
- Срочно, - повторил Васька,
- А если она ни туда ни сюда? Бросить ее для срочности?
- Никак нельзя. - Ухаживать за свиньями комсостава никоим образом не входило в обязанности военморов, но Васька об этом не думал. - Я ее куда надо сведу.
- Кишка тонка, - подумав, ответил начальник. - Отнести ее надо.
Васька осторожно ощупал уже замолчавшую свинью.
- Велика, стерва.
- Твоя правда. Три с половиной пуда живой свинины. И еще вонючей. Не отнести, пожалуй. - И вдруг голос начальника повеселел: - Есть игра. Слушай, молодой: не бывает такого поганого положения, чтоб из него не было выхода. Мы поставим ее на якорь, а после штаба я за ней вернусь.
- На какой такой якорь?
- Камни тут есть. Большие. Привяжем выбленочным узлом, и конец… Бей ее под корму! Дай ходу!
Камень оказался в десяти шагах, но эти десять шагов были хуже десяти верст. Свинья билась и моталась во все стороны, ложилась, снова вскакивала и заливалась сплошным визгом. Васька со злости ударил ногой, промахнулся, потерял равновесие и упал навзничь.
- Стоп! - сказал начальник. - Дошли до места. Смотри. - И спокойно стал разъяснять, как делается выбленочный узел: - Два шлага, третий под ними вперехлест. Обтянуть, а потом взять два полуштыка за трос, Понял?
- Не годится, - решил Васька. - Перетрется о камень.
- Ничего не перетрется. Камень круглый, а главное - без нас свинья авралить не станет. Ляжет спать.
Васька с трудом поднялся на ноги. Песок насыпался ему за шиворот и в карманы, хрустел в волосах и царапал спину. Голова его кружилась, и чего-то самого главного он никак не мог припомнить.
- Пошли, - позвал начальник, но Васька наконец вспомнил:
- Сопрут свинью. Обязательно сопрут, если оставить.
- Врешь, не могут спереть. Не понимаешь самой простой стратегии. Никто не ищет свиней там, где их не бывает. А если не искать специально, так ее не найдешь. Темно, и она без огней. Идем, Салажонков.
Они шли к пристани, и Васька ухмылялся. Свинья, снабженная отличительными огнями, действительно выглядела бы смешно. Потом он стал серьезным - вспомнил поиски пропавших сторожевиков. Была такая же темень, и они так же не несли огней. Потом совсем потемнел - со сторожевиков мысль его перескочила на Безенцова.
- В штаб, - неожиданно заговорил начальник. - Помяни мое слово: завтра в море идти. Большие дела наклевываются, молодой, а у меня "Жуткий" подгулял. Дня три ремонта, вошь его задави.
Васька молча взглянул на шагавшую рядом с ним огромную фигуру. Этот был другого сорта. Правильный командир. Из офицеров, однако свой до конца и в бою нельзя лучше.
- Погода завтра будет неплохая, - продолжал начальник. - Комиссар откуда-то выцарапал авиационного бензина. Значит, истребителей не испортим.
За таким не пропадешь. Только и думает что о своих истребителях, Васька не выдержал:
- Куда угодно пойдем, товарищ Дудаков. Куда прикажут.
Он назвал начальника прямо по фамилии, потому что почувствовал его таким же, как Ситников и Дымов. Всем своим голосом, всем существом он рванулся к нему.
- Ясно, пойдем, - просто ответил Дудаков, и Васькино восторженное чувство достигло крайнего напряжения. Он вдруг решился высказать все мучившие его сомнения:
- Безенцов… с нами он, а если по-настоящему…
- Безенцов? - как-то странно переспросил Дудаков.
- Первого мая натворил, и теперь в походе…
Но Дудаков точно не слышал:
- Здорово, чертов сын, одевается. Чуть не каждый день меняет фланелевые брюки. Хотел бы я знать, как он со стиркой устроился… С нами он, говоришь? Верно, что с нами. Его назначили ко мне командиром группы.
Васька промолчал. Он понял: без оснований так говорить не годилось, особенно если Безенцов был назначен на дивизион. Васька уже стал военным человеком.
И все-таки как могли гаду доверять? Неужели не понимают?
Васька ощутил в груди страшную тяжесть и через силу вздохнул. Он был один, совсем один, как тогда на "Разине", и должен был бороться. Но теперь он знал: борьбу следует вести не по-прежнему. Не подставленным ведерком с краской, не струей из брандспойта, не мальчишескими штуками. Нужно смотреть и молчать. Смотреть, пока не увидишь, и молчать, пока не будет о чем сказать.
Придя на базу истребителей, Васька никаких разговоров не завел. Он аккуратно сложил свое обмундирование в головах койки, лег и сразу уснул. Спал он спокойно.
Утром узнали новость: неприятель высадился в станице Ахтарской на Кубанском берегу.
- Вот плешь! - удивился Совчук. - Мы к ним, а они к нам. Надо подумать, высаживались, пока мы под проливом гуляли.
- Верно, - подтвердил уже побывавший в штабе Ситников. - Их-то мы и повстречали, как обратно шли, и от встречи этой потеряли баржу… Задумали им в тыл ударить и, между прочим, проворонили, а выскочи мы первыми, стояло бы наше заграждение им на пути и такие дела делались бы в их тылу, что не до десанта… Выходит, что комиссар в тот раз правильно сказал: на скорость надо воевать, слышь, Скаржинский?
Скаржинский не ответил, Он наклонился над компасом и усиленно стал чистить его тертым кирпичом. Отвечать не приходилось.
После приборки пришли начальник и комиссар.
- Переходим к минной стенке, - сказал начальник. - Наберем "рыбки" и через полчаса выйдем с флотом. Проверить готовность. - И неожиданно обернулся к Ваське: - Свинью, кстати, сперли. Обрезали веревку ножом и увели. Ты, оказывается, лучше моего стратегию понимаешь.
- Сволочи, - ответил Васька, и начальник дивизиона, кивнув головой, ушел к себе на "Зоркий".
Над трубами всех кораблей в порту поднялся густой дым. Кочегары шуровали к походу, - будет дело. На гроте "Буденного" неподвижно обвис только что поднятый флаг командующего флотилией, - большое дело будет. Сам командующий ведет корабли.
Отвесными столбами стоял дым, и красными полосками висели флаги на гафелях. В совершенной тишине, по гладкой утренней воде, перешли истребители к противоположной стенке.
Когда ошвартовались, Васька вспомнил: здесь, как раз на этом месте, стояла баржа. Вспомнил и отвернулся. Он был сильно взволнован.
Приемка прошла быстро и деловито. Каждый заранее знал, на каком месте палубы ляжет следующая мина. От этого работали не думая.
В девять тридцать по сигналу с "Буденного" снялись сторожевики. Через десять минут после них начали сниматься канлодки. Теперь флотилия выходила в полном порядке, с правильными интервалами между уверенно управлявшимися судами. Теперь это была настоящая флотилия.
Истребители снимались последними. За минуту до срока на стенке появился красный и запыхавшийся Безенцов.
- Примите "Смелого". Следовать концевым, - распорядился начальник и, не меняя тона, добавил: - В дальнейшем прошу приходить вовремя.
- Есть, есть! - И Безенцов мягко спрыгнул на палубу "Смелого".
При виде его Ваську охватило неожиданное спокойствие. Так бывает перед боем: волнение только до тех пор, пока исход маневрирования неизвестен, и полная, почти механическая холодность с того момента, как по растущим силуэтам угадаешь, что встреча неизбежна.
Флотилию догнали за поворотным бакеном. На "Буденном" замелькали красные флажки семафора: истребителям стать на буксир к канлодкам.
- Правильно, - сказал Безенцов. - Надо экономить горючее и беречь машинные команды. - Голос его был самую малость слаще, чем это требовалось, но Васька эту малость почувствовал.
"Зоркий" принял буксир с "Буденного", "Счастливый" - с "Красной звезды" и "Прочный" - с "III Интернационала". "Свобода" была слишком непривлекательна, а потому "Смелый" предпочел концевого "Знамя социализма".
Хорошо идти на буксире по штилевому морю. Не хуже стоянки в порту и даже веселее. Покачивается синее небо, плывет вода и плывут берега. Тепло, и думать не о чем, - ведут тебя куда следует. Одному рулевому работа, и то не особая. Совчук вытащил наверх балалайку, Ситников - требовавшие починки рабочие брюки. Четверо мотористов устроились на баке играть в кости.
Так дошли до Белосарайской косы, где стали на якорь.
Огненным шаром налилось солнце, и стеклянный воздух был неподвижен. Горизонт расплылся в горячей дымке. В чем задержка? Кого ждут?
Васька лежал на животе и не отрываясь смотрел на "Буденного". Там на мостике сигнальщик лениво отмахивал красным флажком. Это не имело никакого отношения к оперативным вопросам: он отмахивал сигнальщику с "III Интернационала", который подробно описывал ему семафором свою прогулку с какой-то девицей.
- Харч! - провозгласил моторист Сенник, совмещавший со своей должностью несложные обязанности судового кока. - Сухие щи! - что означало консервы "щи с мясом и кашей", поджаренные на примусе и очень вкусные. Так кормили только на истребителях, и то ради их тяжелой службы.
Ели на верхней палубе ложками прямо из бака, Безенцов вместе с прочими. Закусывали крупно нарезанным, посоленным грубой солью черным хлебом. Разговоров не вели. Когда кончили, Ситников встал: