Андрей снова остался один, но думать о предстоящей ему работе уже не мог. Давала себя чувствовать усталость после долгого переезда. Постояв с минуту посреди комнаты, он потянулся и пошел в сени, где в дубовом бочонке была вода.
3
В самом углу ревкомовской канцелярии, за конторским обшарпанным столом с продранной клеенкой, сидел пожилой человек в коричневом пиджаке и что–то писал на клочке бумаги.
- Предревкома вы?
Человек, перестав писать, поднял голову. В его тусклых глазах отразился испуг.
- Я. Что вы хотите?
Андрей с минуту бесцеремонно рассматривал председателя ревкома. "Однако неказистый же у него вид!" - подумал он и небрежно поднес руку к папахе.
- Мне необходимо с вами поговорить.
Председатель поискал глазами свободный стул и, не найдя, смущенно проговорил:
- Я вас слушаю, товарищ командир.
Андрей сказал грубовато:
- Мне надо поговорить с вами так, чтобы нас никто не слышал. Пойдемте в ваш кабинет.
Председатель поднялся и растерянно поглядел на Андрея.
- Мой кабинет занял начальник продотряда. Если у вас секретный разговор, мы можем выйти в коридор или во двор.
- Покажите, где ваш кабинет.
Невольно подчиняясь властному тону Андрея, предревкома боком вылез из–за стола и пошел вперед, указывая дорогу.
В большой комнате, за старинным резным столом, положив голову на руки, спал мужчина в зеленой гимнастерке, перетянутой ремнями. Возле стола на спинке стула висела кожанка с большим красным бантом. Предревкома нерешительно потоптался у порога и кашлянул. Начальник продотряда, или, как его называли в станице, продкомиссар, поднял голову и взглянул мутными глазами на председателя.
- Тебе… чего? Человек, может, дюже болен, у него, может, всю голову разломило, а им все равно! Лезут с утра!
Тут он заметил стоящего у порога Андрея, и его сонливость мигом пропала.
- Товарищ комбриг! Товарищ Семенной! Вы ли это? - А, боже ж мой! - Он вскочил и бросился к Андрею. Тот усмехнулся и, обращаясь к председателю ревкома, со скрытой иронией проговорил:
- Вот неожиданная встреча! Мой бригадный писарь, а теперь начальник продотряда! - И уже серьезно спросил: - Ну, Васька, расскажи мне, как ты председателя революционного комитета из его комнаты выгнал, на посмешище бандитам, и занял ее под свою спальню?
- Товарищ Семенной! Ей–богу, напрасно. Он сам мне свой кабинет уступил. Верно, папаша? Поясни товарищу комбригу. Ведь сам отдал?
- Он тебе не папаша, а председатель ревкома. Ну, некогда мне сейчас с тобой балакать. Убирайся вон, а вечером придешь доложишь, чем ты тут занимаешься.
Начальник продотряда не заставил себя упрашивать и, схватив кожанку, исчез из кабинета.
Андрей подошел к окну, выходящему в ревкомовский сад, и распахнул его.
- Хороший сад. Цветет. Ровно в снегу стоит, а небо голубое, голубое… Хорошо!
Председатель удивленно посмотрел на него и не мог понять, зачем приехал сюда этот командир и что ему от него нужно.
- Вот что, я прислан сюда председателем ревкома и комиссии по борьбе с бандитизмом, а ты отзываешься в Ейск.
Предревкома обрадованно воскликнул:
- Вот спасибо! Вот выручил! - Потом недоумевающее развел руками. - Трудно мне… И что ты с этим народом сделаешь? Никому ничего не скажи. Никто никого понимать не хочет…
- Иногда надо не говорить, а приказывать… Звони–ка военкому, пусть сейчас же идет сюда.
- Не пойдет он.
- Посмотрим. Звони.
Председатель подошел к телефону, взялся за трубку.
- Дайте комиссариат. Это ты, товарищ военком? Да, да, здравствуй, дорогой. Приди, пожалуйста, ко мне, дело есть. Что? Что?
Он повернулся к Андрею.
- Говорит, занят.
- Дай–ка мне. - Андрей взял трубку. - Военком? Говорит председатель комиссии по борьбе с бандитизмом комбриг Семенной. Вы чем заняты? Совещание? Отложите. Немедленно явиться в ревком!
В комнату вошел Хмель,
- Товарищ Семенной, конная сотня прибыла к ревкому.
- Бабич принял сотню?
- Так точно.
- Бывшие командиры арестованы?
- В подвале. Начальника гарнизона арестовать?
- Немедленно. Да вот и он.
Петров, бледный, немного растерянный, быстро вошел в комнату и, увидев Андрея, подошел к нему.
- Я начальник местного гарнизона. С кем имею честь разговаривать?
Андрей подчеркнуто вежливо козырнул.
- Председатель комиссии по борьбе с бандитизмом комбриг Семенной.
У Петрова от волнения дрогнули губы. Глаза с плохо скрываемой ненавистью смотрели в упор на Андрея.
- По какому праву вы распоряжаетесь моим гарнизоном, смещаете командиров и назначаете новых?
Андрей холодно ответил:
- Я сместил также и вас за организацию расстрела заложников. Потрудитесь сдать оружие.
- Меня?! Разоружить?! - Петров, не сдерживаясь больше, выхватил наган, но на его плечо легла чья–то тяжелая рука.
- Легче, легче браток! Ишь, какой нервенный? Андрей улыбнулся.
- Товарищ Бабич, разоружите его и обыщите.
- Слушаюсь, товарищ комбриг.
Два рослых казака сорвали с Петрова оружие. Бабич обыскал его карманы и положил на стол кожаный бумажник и серебряный портсигар. Петров посмотрел на Андрея, как затравленный волк.
- Товарищ комбриг. Я погорячился. Извините меня. Честное слово, я не виноват: я лишь исполнял распоряжение военкома.
Андрей, не отвечая, просматривал содержимое бумажника. Найдя там маленькую записку, он развернул ее и стал читать. Петров, следивший за каждым его жестом, побледнел и закусил губу. По мере чтения глаза Андрея загорались холодным блеском, а ноздри тонкого, с горбинкой носа расширились. Кончив читать, он бережно сложил записку и сунул ее в карман.
- Так вот вы кто, господин есаул!.. Бабич!
- Я, товарищ комбриг.
- Уведите арестованного, посадите его в отдельное
помещение и поставьте надежный караул.
Петрова увели. Андрей прошелся по кабинету, подошел к столу и сел в кресло.
- Так что ты скажешь, товарищ председатель, о расстреле заложников и об окружающих тебя людях?
Тот удрученно опустил голову. Потом глухо сказал:
- Самого меня шлепнуть надо. И где мне тут было разобраться… Что ни казак, то и бандит.
- Ну, ну! Поосторожней, я ведь тоже казак. Вот что, дай–ка мне ключи да собери заведующих отделами. Кстати, и комиссар пришел… Ты что же, комиссар, Советскую власть не признаешь? Ты кому здесь подчиняешься?
- Да я, товарищ комбриг, не…
- Я тебя спрашиваю, кому ты здесь подчиняешься?
- Ревкому…
- Ревкому? А когда тебя председатель ревкома вызывает, ты как ему отвечаешь?.. Где председатель ячейки?
- Сидит в подвале.
- Сидит… Эх ты, комиссар! Расстрел заложников ты утвердил?
- Так то ж бандиты.
- Бабы беременные - бандиты? Я спрашиваю, ты приговор утвердил?
- Я…
- Вот ты сам бандитом и оказался.
- Товарищ Семенной!
- Молчи. Кто тебе такие полномочия давал? Еще после этого комиссаром себя называешь. Комиссары - это лучшие люди нашей партии, а ты…
- Товарищ Семенной!
- Какой я тебе, бандиту, товарищ! Клади на стол оружие!
Андрей подошел к комиссару, снял с его головы фуражку и сорвал с нее красную звезду, положив на стол, и позвонил в колокольчик. В комнату вошел Бабич.
- Уберите арестованного.
- Товарищ Семенной! Не сажай. Пошли на любое дело… Заслужу, вот увидишь, заслужу!
Андрей стиснул зубы и отвернулся. Комиссара увели. Следом за ним вышел председатель ревкома с перекошенным от страха лицом.
Андрей остался один. Он взял ключи, оставленные председателем ревкома, и отпер ящик стола. По коридору раздался звон шпор и громкий уверенный голос. В комнату, широко распахнув дверь, вошел комбриг Сухенко.
- Рад, очень рад познакомиться. Слышал, как ты тут воюешь, и зашел.
Андрей удивленно посмотрел на Сухенко и встал.
- Комбриг Сухенко?
- Он самый. Молодец, ей–богу. - Сухенко протянул Андрею обе руки. - Так их, прохвостов, и надо. Особенно комиссара. Пьяница и сукин сын. Если помощь нужна, ты не стесняйся. Бери мою конвойную сотню… полк понадобится, полк дам.
Андрей с открытым недоверием взглянул на Сухенко, но, встретив его смелый взгляд и приветливую улыбку, крепко пожал протянутые руки.
- Спасибо. Понадобится помощь, приду. Садись. Твой штаб в Староминской?
- Да, пока здесь. Ведь мы на отдыхе. - Он достал вышитый шелковый кисет и сел в кресло возле стола.
- А я тебя, Семенной, помню. Под Харьковом ты мою бригаду здорово трепанул… Насилу ушел от тебя. - Сухенко расхохотался. - Ох, и зол я на тебя тогда был! - Он встал и серьезно посмотрел в глаза Андрею. - Мы были врагами, теперь мы друзья? Навсегда, надеюсь?
- Конечно, что за вопрос!
…Сухенко порывисто обнял Андрея.
4
Андрей сидит за столом и внимательно вслушивается в голос докладчика.
- …Водяная мельница, когда мы ее приняли…
"Где я слышал этот голос?" - напряженно пытался вспомнить Андрей, не отрывая пристального взгляда от докладчика.
- …Своими силами мы ее полностью отремонтировали и к началу сезона можем вполне обеспечить бесперебойный обмолот зерна для всего станичного юрта. - Худощавый, маленький старичок в грязноватом френче оглядел поверх очков присутствующих, словно ожидая одобрения.
"Фу, черт, да где я с ним встречался?!" - Андрей с досады сломал карандаш и, вытащив из серебряных ножен кинжал, стал осторожно срезать стружки.
Совещание кончилось поздно. Андрей подписал акт приемки дел и наконец остался один. Он сидел на подоконнике и смотрел, как в темном небе зажигались звезды. Вспомнилась юность. Вот такая же кубанская станица… то же ночное небо… такие же звезды… и песни любимой девушки.
Вспомнилась первая присяга и отправка на фронт. В Тифлисе дивизии был смотр. Седобородый генерал в серебристой черкеске, объехав фронт, обратился к казакам с напутственной речью. Грудь генерала была увешена крестами и медалями. Золотистый дончак нетерпеливо перебирал ногами, готовый каждый миг умчать седока.
Генерал говорил о войне, о славе казачьей, о долге казака… "Постой… нет, это немыслимо. - Андрей потер ладонью разгоряченный лоб. - Нет подстриженной бородки, орденов, дорогой черкески, но голос, голос… мягкий, красивый баритон, с легкой хрипотцой… Да нет, чепуха! Не может того быть. Ну, конечно, померещилось. А вдруг и вправду?"
Андрей порывисто подошел к телефону и взялся за ручку. Потом оставил ее с жестом досады.
- Нет, это просто нервы… Скоро черт знает что будет мерещиться, - проговорил он громко и, отойдя от телефона, сел в кресло, зевнул. "Однако пора спать, уж скоро полночь". Его потянуло домой. Вспомнил, что с утра ничего не ел. Зевнул еще раз и, склонив голову на руки, незаметно для себя задремал.
…Часы прохрипели полночь. Андрей вздрогнул и открыл глаза. Прикрутив лампу, встал, прошелся по кабинету, хотел лечь на диван, но передумал. Подошел к телефону, прижал черную пуговку, резко и решительно позвонил. Когда, наконец, услышал сонный голос телефонистки, с легким раздражением бросил:
- Дайте гарнизон… Дежурный? А, это ты, Семен? Вот что, возьми с десяток конных хлопцев и мотай в ревком… Да нет, ничего особенного. Ну, я жду, - Андрей повесил трубку.
Вскоре на улице раздался конский топот, и в кабинет вбежал Семен Хмель.
- Что случилось, Андрей?
- Ты заведующего финчастью знаешь?
- Это Митрича–то? Конечно, знаю.
- Езжай к нему на квартиру и доставь его сюда. Да не забудь обыск сделать.
- Андрей, а ты - не того? Вроде он старичок аккуратный, работящий.
- Знаю, что работящий. В старое время дивизией командовал. Ну, не раскрывай рта, паняй!
Хмель, словно ошпаренный, выскочил из комнаты, прогремел шашкой в коридоре, и почти тотчас же послышался с улицы его бас:
- По ко–о–оня–ям!
…Арестовать генерала Алгина не удалось. Он бежал в тот же вечер, оставив на койке старенький рваный картуз.
5
Когда Хмель доложил Семенному о бегстве заведующего финчастью, Андрей, против ожидания Хмеля, не накричал на него, а подошел к нему вплотную и положил руки на плечи.
- Значит, сбег генерал? Ну, теперь держись, он тебе задаст. Горе–охотники мы с тобой… С‑под ружья какой лисовин ушел!.. Идем домой. Спать хочется, да и закусить не мешает. Вот еще что: подбери мне хорошего ординарца и коня дай ему получше.
Они шли по пустынным улицам уже спящей станицы. Семен заметил, что Андрей умышленно удлиняет путь и ведет его по окраинам. Андрей, угадав мысли друга, тронул его за локоть.
- Ты не сердись, Семен, за прогулку. Хочется воздухом подышать, ночью полюбоваться. Хороши у нас, на Кубани, весенние ночи. Обо всем тяжелом, что пережито, забыть хочется, молодеешь даже.
- Да ты и так, Андрей, не старый: моложе меня на семь лет, а и мне до старости еще далеко.
- Правда, Семен, по летам мы еще с тобой не стары. Борьба нас такими сделала… Вот разобьем все банды, выгоним со своей земли Врангелей разных и… начнем мы с тобой, Семен, молодеть. Еще чего доброго, парубковать станем, а?
- Мне уж не жениться, Андрей.
- Что, аль зарок дал?
- Почти что.
- А это что за курган с ветряком? Надо на нем пост выставить, ведь он в сторону плавней смотрит.
В это время до них долетела песня. Пел молодой нежный тенор:
…Зеленый барвиночек стелется низенько…
Мой милый, чернобровый, подвинься близенько…
Зеленый барвиночек стелется ще низче,
Мой милый, чернобровый, подвинулся ще близче…
- Кто это? - спросил Андрей тихо.
Песня оборвалась, послышался звонкий девичий смех. Андрей вздрогнул. Ему почудилось, что звенят колокольчики и что недавно он слышал их мелодичный звон. "Наталка, неужели она? А почему бы нет?"
- Кто поет, спрашиваешь? Тимка поет. - В голосе Хмеля Андрей уловил нотки раздражения. - Гарнизоновец один мой.
К дому подходили молча. Каждый думал о своем….Лежа в постели, Андрей долго не мог заснуть. Под утро он сквозь дремоту явственно услышал голос Хмеля:
- Опять до утра гуляла? Чтобы с завтрашнего дня со двора без спросу не выходила. Станица на военном положении, а она…
Андрей не слышал конца фразы, хотя и старался побороть навалившийся наконец сон.
6
Большой рыжий кот Васька, любимец Наталки, вспрыгнул на Андрея и удобно разлегся у него на груди. Андрей проснулся и посмотрел на непрошеного гостя. Васька громко мурлыкал, щурил желтые глаза и игриво выпускал когти. Морда у него была круглая, с большими усами и розовым носом.
Андрей погладил кота, потом снял его с груди и поставил на пол. Потянулся всем телом, сел на кровати.
"Сегодня воскресенье, - вспомнил он. - Надо будет получше одеться и побывать в гарнизоне". Андрей даже самому себе не признался, что ему хочется одеться получше не ради гарнизонной сотни, а для черноглазой девушки, гремящей посудой в кухне.
Встав с кровати, Андрей достал из вещевого мешка чистое белье, голубые суконные шаровары, желтые кавказские сапожки, голубой атласный чекмень и синюю черкеску.
Голенища сапог стянул вверху желтыми ремешками с серебряными пряжками и подошел к зеркалу. "Надо побриться"… Приоткрыл дверь, заглянул в кухню.
Спиной к нему у раскрытого окна, стояла Наталка и расчесывала волосы. Черные волны сбегали ей на плечи и доходили до колен. Полюбовавшись девушкой, Андрей переступил порог.
- Добрый день, Наталья Матвеевна! Как спали?
- Меня зовут Наталкой и… я не люблю, когда меня называют на вы.
Наталка повернулась к Андрею и смело оглядела его с ног до головы.
- Бриться будете? Я сейчас горячей воды дам.
Пока он брился, Наталка стояла сзади и заплетала волосы в две тяжелые косы.
- А я думала, что вы совсем не такой. Мне еще мой батько в восемнадцатом году про вас рассказывал…
Андрей с напускным равнодушием спросил:
- Каким же ты меня ожидала увидеть?
Наталка задумалась.
- Во сне вы мне раз приснились. Роста огромного, усы седые, и конь под вами вороной. В руке сабля, и белые от вас в разные стороны, как мыши, разбегаются. А… вы совсем молодой и ничуть не страшный.
Андрей, немного озадаченный таким ответом, некоторое время молчал. Окончив бриться, стер полотенцем с лица остатки мыла и обернулся.
- Это ты, Наталка, не досмотрелась. Гляди, у меня уже голова седая… и лет мне уже за сорок.
- Обманываете, не верю вот нисколечко, вы моложе Сени, он говорил, а волосы у вас поседели после того, как белые вашу жену в плен взяли и замучили.
Наталка увидела, что Андрей вздрогнул и отвернулся. Она покраснела, вспомнив строгий наказ брата, - не напоминать Андрею о его жене. Чувствуя себя виноватой, подошла к столу и взяла бритву.
- Андрей Григорьевич, дайте, я вам шею сзади побрею.
Она нежно нагнула его голову и мазнула кисточкой по шее. Андрей молча подчинился.
Наталка, кончив брить, сложила бритву и взялась за полотенце, но Андрей уже поднялся. Он смотрел куда–то в угол, немного сутулясь.
- Когда мне дали знать, что их будут вести на кладбище, я взял пулеметную тачанку, ящик гранат и с двумя товарищами помчался к тому проклятому месту.
Его голос звучал глухо, и говорил он, как показалось Наталке, кому–то третьему, кого он один видел в кухне. Наталке стало жаль его и в то же время страшно.
- И что же? - шепотом спросила она и сама испугалась своего вопроса - поняла, что Андрей говорит о своей жене. Но к страху ее примешивалось острое любопытство, неудержимое желание узнать подробности гибели жены Андрея. А он, все так же смотря куда–то в угол невидящими глазами, продолжал:
- Не успели… Захватили лишь конвой, возвращавшийся назад… Поднялась перестрелка… Пришлось уходить назад, не отрыв могилы.
Андрей сжал кулаки и ушел в зал. Наталке хотелось остановить его, сказать ему что–нибудь хорошее, утешающее, но она не посмела.
Во дворе послышались лошадиное ржание и радостный собачий лай. В кухню вошел Хмель. Его лицо ухмылялось.
- Андрей спит? Наверное, разбудила уже? Вот бисова дивчина, не дает человеку и в воскресенье выспаться трохи.
Андрей, услышав голос Хмеля, вышел из зала.
- Ты, Семен, сестру не вини, меня кот разбудил. Да уже пора было вставать. Сам–то чего чуть свет подхватился?
- В гарнизоне был. Ординарца к тебе назначил. Парень хоть молодой, да ловкий… и лошадей любит. - Присмотревшись к Андрею, забеспокоился. - Ты чего сумный такой, не занедужил ли, чего доброго?
- Нет, ничего… Расскажи лучше, кто такой этот хлопец. Казак?
Хмель посмотрел на сестру.
- Пойди–ка уток покорми, они тебя с самого утра спрашивали.
Наталке хотелось узнать, кого из гарнизона ее брат назначил в ординарцы, но ослушаться брата она не решилась. Хмель сел на койку, стоявшую в углу кухни, достал из кармана голубой шелковый кисет, расшитый красными и зелеными нитками, и, вынув из кармана трубочку, стал набивать ее табаком.