- Боевой командир, золотое оружие за храбрость имеет… Жесток только чересчур.
Дрофа устало зевнул и направился к маленькому диванчику, на котором сидели Сухенко и Петров. Сухенко хотел подвинуться, но Дрофа остановил его жестом руки.
- Не беспокойтесь. Я только хотел спросить, кто нас охраняет?
На красивом, немного нагловатом лице Сухенко отразилось удивление:
- Как кто, полковник? Конечно, моя конвойная сотня. Я думаю, этого достаточно?
- Вам видней… Что до меня, то я не люблю неожиданностей.
Сухенко пожал плечами и посмотрел на Петрова. Тот хотел что–то сказать, но в это время дверь приоткрылась и в комнату, несколько боком, вошел маленький, худой старичок в старом замасленном френчике.
Петров вскочил и торжественным тоном произнес:
- Господа, прошу встать! Перед вами командующий повстанческими войсками на Кубани, генерал–лейтенант Алгин.
Старичок любезно улыбнулся, пожимая каждому руку. Дойдя до комбрига Сухенко, он отечески обнял его и трижды поцеловал.
- Я очень рад видеть вас, господин полковник. Барон Врангель просил передать вам, что он глубоко верит в доблесть и преданность как вашу, так и всей вашей бригады и поручает вам сформировать из нее дивизию под вашим командованием.
Обращаясь ко всем, генерал пошутил:
- Прошу прощенья, господа. Я так спешил на сегодняшнее совещание, что не успел переодеться в парадную форму.
Несмотря на свой неказистый вид, генерал очень понравился гостям. Он подробно расспрашивал полковника Рябоконя о его отряде, комбрига Сухенко о присланных в его бригаду комиссарах, сыпал остротами и смеялся.
Не прошло и получаса, как генерал обворожил всех, всецело завладев вниманием своих собеседников. Он рассказал им о положении в Крыму, помощи Англии и Франции и незаметно перешел к местным темам.
- Вы, возможно, будете удивлены, господа, если я скажу вам, что сегодняшнее совещание командиров я созвал для того, чтобы обсудить моральное состояние наших отрядов… Этот важнейший вопрос я выдвигаю на первое место и считаю необходимым обсудить его прежде выработки плана оперативных действий. Напоминаю, что большинство наших казаков было мобилизовано против красных в восемнадцатом и девятнадцатом годах. Многие из них до сих пор не были дома, а прямо с фронта попали в плавни. Не разбегаются они от нас потому только, что смертельно боятся кары за борьбу против большевиков. А помани их большевики к себе и они побегут к ним толпами. К сожалению лишь меньшая часть наших казаков по–настоящему ненавидит большевиков и будет драться с ними не на жизнь, а на смерть. А необходимо, чтобы большая часть казаков была крепко настроена против большевиков.
Этого должны добиться во что бы то ни стало - и быстро. Кто хочет высказаться, прошу.
С минуту длилось томительное молчание. Генерал неодобрительно покачал головой.
- Говори.
- Бандиты семью Бацуна вырезали. Всех - и грудных. А самому звезды повырезали и - на тополь…
Комиссар заметно отрезвел.
- Чего же ты молчал! Вот гады! Нет, это им так не пройдет! - Он вскочил на ноги, но сейчас же снова рухнул на кровать. - Ой, голову ломит!.. Что же теперь делать, Ваня?
Петров поднялся.
- Нам объявила террор. На него надо ответить беспощадным террором. Предлагаю расстрелять заложников.
- За… заложников?!
Петров, не давая ему опомниться, с жаром заговорил:
- Да, да! Именно заложников. Это их отрезвит и за
ставит уважать Советскую власть. Я знаю, что это жестоко, но совершенно необходимо. Мы и так распустили вожжи и докатились до того, что стоим на грани восстания.
- Восстания?!
- Ну да, восстания. Надо дать почувствовать всем, что мы шутить с собой не позволим. - Петров снизил голос до шепота. - Притом у нас есть приказ о расстреле тех, кто упорно укрывает у себя бандитов и поддерживает с ними постоянную связь.
- Как же расстреливать без суда? Это ты, Ваня, что–то не того…
- А резать беззащитных людей, резать маленьких ребятишек - это того?.. Ну, а суд мы им устроим. По всей форме.
И видя, что комиссар колеблется, поднял с пола фуражку и надел ему на голову.
- Идем в ревком, обсудим. Пусть председатель
даст нам указания.
Комиссар встрепенулся:
- Ты что, думаешь - я совсем пьян? Это я, военный комиссар, пойду в ревком за распоряжениями?!
- Ну, ладно, идем, некогда.
- Да ты что - смеешься? Не пойду!..
Комиссар поискал глазами наган и, заметив его пол стулом, нагнулся. Сопя и морщаясь, с трудом надел через плечо кобуру и строго посмотрел на Петрова.
- Идем ко мне. Я его по телефону вызову, председателя твоего.
- Ладно. Кстати, по дороге Сухенко захватим.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Председатель Юго - Восточного бюро ЦК РКП (б) с любопытством взглянул на вошедшего в кабинет человека, одетого в серую походную черкеску с серебряными газырями, повыше которых, на левой стороне, алел орден.
- Комбриг Семенной?
- Так точно, товарищ председатель.
- Очень рад познакомиться. Я с нетерпением ожидал твоего приезда. Садись.
Председатель крепко пожал комбригу руку и с минуту молчал. Комбриг снял черную с синим верхом папаху и сел в кресле напротив стола. Председатель невольно обратил внимание, что черные волосы молодого комбрига покрыты сильной изморозью.
- Сколько тебе лет, товарищ Семенной?
Комбриг грустно улыбнулся.
- Седой… а еще трех десятков нету. - И желая переменить разговор, спросил: - Зачем звал?
- Посоветоваться с тобой хочу.
"Удивительно он похож на черкеса, даже манера одеваться; вот только глаза голубые", - подумал председатель, протягивая Семенному коробку с папиросами. Тот отрицательно мотнул головой.
- Не куришь? Удивительно! Я без них не могу… - Председатель взял со стола зажигалку, закурил и поудобнее уселся в кресле. Его карие глаза смотрели на Семенного с отеческой теплотой.
- Ты, Андрей, кубанский казак. В восемнадцатом году поднимал казаков на борьбу за новую жизнь. Подавлял со своим отрядом кулацко–офицерские мятежи.
Потом ты прошел с Таманской армией от берегов Черного моря до самой Астрахани, бил белых под Орлом, Воронежем, Касторной, Ростовом и во многих других местах. Сейчас в твоей конной бригаде почти поголовно кубанцы… Так кому же, как не тебе, знать, что думают и чем живут на Кубани?
Семенной, покраснев от смущения, с недоумением поглядывал на председателя. Ему было не по себе, и он нетерпеливо ждал, когда тот заговорит о главном. А председатель, словно не замечая этого, продолжал:
- Вот я, Андрей, и хочу послушать, что ты скажешь о Кубани и о тех казаках, которые сидят теперь в плавнях. - Председатель заметил, что Семенной беспокойно двинулся в кресле. - Кстати, скажи, ты очень любишь свою бригаду?
- Еще бы! - горячо вырвалось у Семенного. - Ведь я ее собирал по крохам. В одном месте бойца возьмешь, в другом - лошадь… а пулеметы почти все отбиты у кадетов. - Он отвернулся и глухо проговорил: - У меня нет семьи… если б не бригада, я был бы совсем одинок.
- Скажи, ты не оставил бы свою бригаду, ну… для более нужного, более важного дела?
- Нет такого дела! - почти грубо ответил Семенной и подозрительно посмотрел на председателя. Он, видимо, хотел о чем–то спросить, но передумал, нахмурился и опустил голову.
- Скажи, Андрей, ты знаешь, что сейчас происходит на Кубани?
Семенной нехотя ответил:
- Немного знаю…
- Можешь рассказать?
- Карта есть?
Председатель словно ожидал этого вопроса. Он выдвинул ящик стола и, достав оттуда карту Кубанской области, разложил ее на столе.
Андрей поднялся, с его лица исчезло угрюмое, недоверчивое выражение. Он взял со стола цветной карандаш и нагнулся над картой.
- Смотри! Вот здесь Гривенские плавни - самые большие на Кубани. Они идут вдоль моря и доходят до Ахтарского порта. Оперирует в них отряд полковника Рябоконя. А вот Староминские, здесь отряды полковника Дрофы и есаула Гая.
Андрей с минуту молчал, что–то обдумывая, потом красным карандашом подчеркнул Староминскую станицу.
- Здесь очаг готовящегося восстания.
- Так ты думаешь…
- Не думаю, а уверен. Сейчас они собирают силы, организуются… подготовляют население.
Председатель встал, прошелся по кабинету, подошел к столу, взял папиросу и, не закурив, сел в кресло.
- Да… положение серьезное. Не сегодня–завтра Польша объявит войну. Англия и Франция широко снабжают Врангеля оружием и снаряжением. В случае войны с Польшей и выступления Врангеля из Крыма Кубань останется незащищенной, и тогда здесь могут поднять большой мятеж.
Андрей, указывая карандашом на карту, задумчиво проговорил:
- Если им дадут объединяющий штаб, которому подчинились бы все отряды, и высадят крупный десант
с оружием… на Кубани жарко станет.
- Почему ты предполагаешь, что восстание начнется в Староминской?
- Оно начнется по всей Кубани, но кажется, что в Староминской уже появился тот, кого им не хватало.
- А именно?
- Генерал, который возглавит восстание.
- Генерал?!
- Да. К одному из моих бойцов приехал отец из Староминской. Он рассказывал, что станичные куркули ждут какого–то генерала, присланного Врангелем на Кубань. По слухам, этот генерал уже прибыл в отряд полковника Дрофы.
- Стало быть, надо просить Москву задержать некоторые части на Кубани. Впрочем, я уже запрашивал об этом Военный совет.
- И что же?
- Ответили, что подумают. Пока есть телеграмма за подписью Троцкого: наметили оставить кубанскую бригаду, расквартированную сейчас в ряде станиц.
- Это бригаду Сухенко?
- Да.
- Ту бригаду как раз надо бы в первую очередь переформировать и убрать на фронт.
- Считаешь - ненадежна?
- А разве можно верить в надежность воинской части, где все командиры - офицеры, а сама часть дралась с нами на протяжении почти двух лет?
- Да, пожалуй, ты прав… А скажи, каково моральное состояние всех этих отрядов, скрывающихся в плавнях.
Андрей оживился.
- Вот здесь–то Врангель может сильно обмануться в своих расчетах… В плавнях, по моим сведениям, около четырех тысяч казаков. По меньшей мере, две трети из них были мобилизованы когда–то деникинцами. Все эти люди прямо с фронта попали в плавни. Им не за что нас ненавидеть… Ну, а остальная треть - это отъявленные белогвардейцы. С теми нечего церемониться и нечего им объяснять, с ними надо биться до последнего патрона. Я считаю, что было бы преступлением с нашей стороны оставлять колеблющихся под влиянием заядлых белогвардейцев.
- Правильно рассуждаешь. А как население настроено, за кого оно?
- Что ж, своих хлопцев я вербовал из этого же населения, и они неплохо дерутся.
Председатель довольно улыбнулся. Ему нравился этот высокий командир со смелым взглядом, немного грубоватый и, видимо, властный, но тем лучше. "Это то, что требуется, - думал он. - Нет, бюро не ошиблось в своем выборе".
Раздался звонок телефона.
- Слушаю! Да, я. Нет, сейчас не могу. Позвони через час.
Он повесил трубку и взглянул на Андрея.
- Вопрос с бригадой Сухенко я поставлю на бюро. Наша задача на Кубани - не задерживая там больших войсковых частей, не только предотвратить мятеж, но разбить все уже имеющиеся повстанческие отряды раз и навсегда. Скажи, Староминская - большая станица?
- Большая.
- Надо будет послать туда крепкого человека на должность предревкома и одновременно председателя комиссии по борьбе с бандитизмом. Мы дадим ему гораздо большие полномочия, чем обычно даем предревкомам, подчиним ему каневской ревком и гарнизон. Этот человек должен быть беспощаден к врагам и по–большевистски внимателен к тем, кто случайно попал во вражеский стан. Предревкома должен быть непременно кубанским казаком, которого знали бы в этих краях и за которым пошли бы. Мы долго присматривались, долго искали и, наконец, нашли его.
Андрей насторожился:
- Кто же этот человек?
- Ты.
Андрей ожидал этого ответа - и все же он подействовал на него, как удар. Он весь сжался, и в глазах его председатель прочитал растерянность и тревогу. Андрей хотел что–то возразить и не мог. Наконец он овладел собой, и лишь под левым глазом у него сильно билась синяя жилка.
- Вы отнимаете у меня бригаду?
- Так нужно, Андрей.
- Это - решение бюро? - Он не терял надежды, что есть еще кандидатуры, что бюро только выбирает и могут послать кого–нибудь другого.
- Да, Андрей, так решило бюро.
Андрей тяжело поднялся, но, почувствовав сильную боль в сердце, побледнел и снова опустился в кресло.
- Хорошо… Если так… я еду.
- Партия знает, Андрей, куда посылает тебя. Мы
уверены, что только одна смерть помешает тебе выполнить это важнейшее задание. Иди, отдыхай. - Председатель посмотрел на часы. - А в семь часов приходи на бюро, вместе обсудим предстоящую тебе работу.
2
Теплым весенним вечером возле дома Семена Хмеля остановился всадник. Его взмыленный кабардинец, видно, проскакал не один десяток верст и теперь, тяжело дыша, нетерпеливо тянулся к воротам. Всадник перегнулся с седла и постучал рукояткой плети в окно.
Хлопнула дверь, и во дворе показался Хмель. Подойдя к забору, он с любопытством поглядел сперва на лошадь, потом на всадника. На его лице видны были изумление и радость.
- Товарищ Семенной! Андрей!
Всадник засмеялся.
- Узнал, старина? Принимай гостя. - И Андрей легко спрыгнул с седла.
Пока Хмель возился с лошадью, Андрей достал из колодца ведро холодной воды и, фыркая от удовольствия, мыл голову. Выплеснув остаток воды на грядку лука, он оглянулся, ища, чем бы вытереться. Позади него уже стояла черноволосая, похожая на цыганку девушка с расшитым полотенцем в руках. От удивления Андрей забыл, что с его головы течет вода. Он выпрямился и с нескрываемым восхищением смотрел на девушку.
Черные глаза Наталки заискрились смехом, потом дрогнули ее ярко–красные губы, обнажив два ряда белых мелких зубов… Наконец, вся она наполнилась таким неудержимым весельем и так звонко, заразительно расхохоталась, что и Андрей невольно улыбнулся. Он стоял перед ней с засученными рукавами нижней рубашки, с мокрой головой - и все не мог оторвать от нее глаз. Наталка перестала смеяться. Бросив ему на плечо полотенце, она убежала в хату.
- Что, хороша?
Андрей посмотрел на подошедшего Семена Хмеля и, очнувшись, принялся вытирать голову.
- Сестра?
- Да.
- Красавица у тебя сестра, Семен.
- Уже невеста… От женихов отбоя нет.
- Еще бы!
- Ну, пойдем, Андрей, в хату, поснидаем. Небось в дороге проголодался?
- И то пойдем. С утра не евши.
Андрей стоял перед зеркалом и Наталкиным гребнем расчесывал волосы. Семен Хмель суетился, помогая сестре накрывать стол в зале. Поставив на вышитую скатерть две стопки, он слазил в погреб и принес оттуда бутылку кишмишового самогона.
- Ну, Андрей! Сидай, выпьем за твое здоровье и твой приезд.
Друзья сели за стол - и Хмель налил стопки до краев. Оба выпили и принялись за еду. Съев десятка два вареников с творогом, Андрей вытер полотенцем усы и губы, потом посмотрел внимательно на Семена. Тот почти ничего не ел. Андрей только сейчас заметил темные круги вокруг его глаз и горькую складку у рта.
- Чего же не похваляешься, друже, своей сотней, чего ж не расскажешь о делах своих?
Хмель нахмурился и гневно отшвырнул от себя вилку.
- Нема у меня, Андрей, больше сотни. А дела такие, что не стоит о них и казать…
- Как нету сотни? Выбили?
- Отняли… - с трудом выговорил Хмель.
- Как отняли?! Запил?!
Хмель с обидой посмотрел на Андрея.
- Эх, Андрей, Андрей! Ничего ты не знаешь. Воюете там, на фронте, а здесь у вас последний хлеб отбирают… Баб беременных да стариков расстреливают.
Андрей с удивлением заметил, что по давно не бритым щекам Хмеля текут крупные слезы. Наталка, увидев, что брат плачет, всхлипнула и выбежала из хаты, хлопнув дверью.
- Эх ты, казак! Нос утри! - рассердился Андрей. - Да расскажи толком, что тут у вас делается. Тебя за что сняли?
- Заложников отказался расстреливать… А как их, Андрей, расстреливать, ежели они в заложники не куркулей, а голь перекатную набрали?
Андрей почувствовал, что озноб пробежал по всему его телу, как всегда у него бывало перед самым сильным припадком гнева. С трудом совладев с собой, он почти спокойно спросил:
- Кто их расстрелял и по чьему приговору?
- Судили - комбриг, командир комендантской роты и начальник гарнизона. Расстреливала же комендантская рота, Васька Бугай ею теперь командует. Мои хлопцы… отказались…
- Васька - это лавошников сын, прапорщик?
- Он.
- Кто же его командиром поставил?
- Начальник гарнизона.
- А кто приговор утвердил?
- Председатель ревкома отказался, так военком сам утвердил.
- Чего же председатель партячейки смотрел? Чего же все коммунисты рты позавязывали?
- Посадили в подвал председателя ячейки. И четырех коммунистов посадили. Обвинили в сочувствии бандитам. Меня тоже хотели было посадить, да только хлопцы мои заступились, не дали.
- Жаловался?
- Ездил в Ейск. Да что - там и слушать не хотят. "За бандитов, говорят, просишь?! Вместе с ними, верно, пьешь?" Это я‑то с бандитами пью!
- В Ростов писал?
- Нет. Хотел в Москву… Ленину, да писать–то я не дюже умею, не решился.
- Хлеб, говоришь, забирают?
- Дюже берут. Под чистую.
- Кто же тут главный?
- Кто его разберет? Вроде начальник гарнизона.
- Кто такой?
- Есаулом был, а так, кто его знает…
- А по–твоему?
- Сволота! - Хмель сплюнул. - Продкомиссар тут еще есть, вместе с военным комиссаром пьянствуют.
- Сколько в твоей сотне сабель?
- Семьдесят.
- Есть среди твоих людей, кого бы командиром можно назначить?
- Есть! Командир третьего взвода, Павло Бабич, боевой командир, и казаки его дюже уважают.
- Хорошо. Назначь его завтра приказом по гарнизону командиром конной сотни. - И, видя недоумение и растерянность на лице Хмеля, Андрей усмехнулся. - Забыл я сказать тебе, что прислан сюда председателем ревкома и комиссии по борьбе с бандитизмом. Так вот… назначаю тебя начальником гарнизона и… ежели замечу хоть раз пьяным, исполосую плетюгами, как собаку… Ладно, ладно, знаю, что скажешь… Иди, зови коммунистов, на которых положиться можно, да из партизан кое–кого, и Бабича покличь. Да чтобы тихо, понял?
- Понял, Андрей, иду.
Хмель, с просиявшим лицом, схватил папаху и опрометью выскочил из комнаты.
Андрей посидел еще немного за столом в раздумье, потом встал. "Ладно. Послушаем, что коммунисты говорить будут, а завтра…" Не успев продумать свою мысль, он заметил Наталку, стоявшую у порога.
Наталка смутилась и убежала.