Самолеты зарулили на стоянки. Над аэродромом повисла гнетущая тишина. Люди словно лишились речи.
2
Поисковые группы механиков вернулись поздним вечером. Машину Бугрова обнаружили на озере. Мотор ее был пробит пулей. Недалеко от самолета лежало тело летчика. Он, видимо, решил перебежать озеро и укрыться в лесу. Но вражеские пули настигли раньше.
Нашли боевые награды Николая Ветрова.
Самолет Кучеренко ушел под лед озера.
- К утру достать тело Кучеренко! - приказал командир полка инженеру эскадрильи Голубеву.
- Есть! - ответил тот, хотя и знал, каких трудов это будет стоить.
После ужина небольшая экспедиция вышла в поход.
Мороз уже сковал пробоину, от краев которой лучиками отходили глубокие трещины. Рядом валялись бесформенные крылья.
Голубев с группой механиков взялся за расширение пробоины, за установку лебедки. В трещины заложили взрывчатку, подожгли шнур. Раздался взрыв, и эхо, то умолкая, то нарастая, долго плавало между сопок. После взрыва стали вылавливать льдины, укреплять лебедку.
Группа Комлева в это время спиливала, очищала от сучьев, подтаскивала к месту подъема стволы сосен. Работали молча. Изредка кто-то скажет предостерегающее слово, или шепотом предложит заменить уставшего товарища.
Установили стропила, перекинули через перекладину стальной трос. Наступила самая ответственная часть работы. Механики стояли вокруг проруби. Их неподвижные взгляды устремлены в темную воду.
Заиграло северное сияние, осветив бледным светом сосредоточенные лица. Комлев обвел всех внимательным взглядом. Сержант Зайцев отчетливо сказал:
- Я отправлял Афанасия на этом самолете в бой, я его и приму.
Миниатюрные прожекторы - переносные электрические лампочки: - выхватили в темном пятне проруби два круга, образуя световую восьмерку. Петр быстро сбросил белье, опоясался широким матерчатым ремнем, к которому прикреплена веревка, схватил конец стального троса и, как в бассейн, нырнул в перекрестие восьмерки.
Потянулись томительные секунды, казавшиеся вечностью. Все пристально наблюдали за светлыми пятнами. Вот вода расступилась.
- Тяни! - сбрасывая мелкие брызги с губ, крикнул Зайцев.
Механики быстро выхватили друга из воды, натянули меховой костюм.
Жалобно скрипя, ползет стальной трос через сосновую перекладину, поднимая тяжелый самолет.
"Только бы не оборвался трос, только бы не соскользнул самолет", - с тревогой следит Голубев за движением каната.
Наконец истребитель поднят. С трудом сняли колпак и бережно вытащили тело Афанасия.
3
Гробы в гарнизонном клубе утопают в венках от командования дивизии и полка, от партийной и комсомольской организаций, от боевых друзей и военнослужащих батальона аэродромного обслуживания, от металлургов и горняков, от железнодорожников станции и рабочих Мурманска. В зеленую вязь из сосновых веток вплетены цветы. В безмолвном молчании сменяется почетный караул.
- Как же это вы не сберегли нашего Колю? - дрожащим голосом спросил Орехов Локтева.
- Бой жаркий был. Патроны кончились, вот он и таранил.
- Да, да... Раз уж Коля погиб, значит тяжелый был бой, - согласился Орехов.
Тихо падал пушистый снег. Под звуки похоронного марша траурная процессия двинулась на кладбище.
Впереди приспущенное знамя полка. За знаменем боевые друзья несли подушечки с боевыми орденами погибших. На передней машине - большой деревянный обелиск с пятиконечной звездой на вершине. На металлической пластинке, прикрепленной к обелиску, выгравированы имена летчиков.
На второй машине гробы с останками Николая Ветрова, Афанасия Кучеренко и Егора Бугрова.
Траурные мелодии рвут сердца провожающих.
Когда знаменосец, спустившись с аэродрома в лощину и перейдя мост через реку, остановился у свежевырытой братской могилы, задние ряды колонны только отходили от гарнизонного клуба.
Маленький полуостров, образованный петлей горной речушки, заполнен людьми до отказа. Шоферы включили фары. Лучи выхватили из густеющей темноты братскую могилу.
Глухим голосом с перерывами, словно ему не хватало воздуха, Дедов предоставил слово командиру полка. Локтев еще больше сгорбился, лицо почернело , глаза ввалились.
- Проклятые бандюг-ги вырвали из нашей семьи командира эскадрильи капитана Николая Ветрова, отважных летчиков Егора Бугрова и Афанасия Кучеренко. Они храбро дрались и свято выполнили свой долг перед Родиной, они грудью своей защищали небо Заполярья. Ни один даже не подумал о выходе из жестокого боя. Наши товарищи дорого отдали свои жизни. Одиннадцать фашистов уничтожено меткими очередями и таранным ударом. И пусть бандюг-ги не злорадствуют. Мы будем беспощадно уничтожать их, пока не вобьем в могилу последнему захватчику осиновый кол. Тяжело, очень тяжело всегда прощаться с друзьями. И сегодня, прощаясь с вами, наши верные товарищи, мы клянемся, что за ваши молодые жизни в полной мере отомстим фашистскому зверью. Кровь за кровь! Смерть за смерть! Клянемся!
- Клянемся! Никакой пощады врагу! Смерть фашистским бандитам. Кля-нем-ся! - сурово громыхнул строй. Эхо подхватило и понесло клятву от сопки к сопке.
На комковатую, глинистую кучу поднялся капитан Комлев. Минуту он стоял молча: спазмы перехватили горло.
- Холодные скалы Заполярья вновь обагрены горячей кровью наших боевых друзей. Вслед за Фединым, Ефимовым, Ишутиным, Антоновым, Мирзоевым сегодня мы навеки прощаемся с Николаем Ветровым, Афанасием Кучеренко и Егором Бугровым... Враг нанес нам страшный удар, удар в самое сердце. Он рассчитывал посеять панику в наших рядах, но жестоко просчитался. Фашистские выродки забыли, что советский воин может умереть, но не может не победить. Наши боевые друзья погибли, но они победили врага.
Голос капитана Комлева креп.
- Пройдут годы, о наших друзьях напишут книги, народ сложит песни, и жизнь их и подвиги станут легендой. На этих самых сопках сурового Заполярья, - Комлев обвел рукой вокруг, - ярким пламенем расцветут цветы.
Комлев опустил голову.
- Дорогие, верные друзья! Вы останетесь навеки в наших сердцах, и жизни ваши, и боевые дела ваши навсегда будут примером беззаветного служения Родине. Спите, родные, вечным, спокойным сном. Мы обещаем вам, что будем драться за себя и за вас, и врагу отомстим.
И опять могучим эхом пронеслось:
- Отомстим!
Медленно поднялся на темную глину Илья Фомич Орехов. Он потрогал жилистой рукой обвисшие седые усы и заговорил:
- Дорогие сынки наши! Разве можно выразить словами ту скорбь, которая постигла нас? Потеря наша ни с чем несоизмерима, но бороться-то надо. Победить надо врага. Не падайте духом. Помните - за вами наш народ: рабочие и крестьяне ничего не жалеют для своих сынов. Я работал за двоих. С сегодняшнего дня буду работать за троих. Пусть это будет моим ответом на вчерашний бой. Все рабочие, они просили меня передать вам, скорбят по своим дорогим друзьям и решили в помощь фронту ежедневно выполнять по три задания. Спокон веков Россию никто никогда не побеждал. А уж Советскую Россию и подавно никому не победить. Бейте же, уничтожайте злого врага, отомстите за кровь наших...
Голос Ильи Фомича дрогнул, из глаз по глубоким морщинам потекли слезы.
Воины начали опускать гробы в могилу. Тишину разорвали три винтовочных залпа. Послышался глухой стук комьев земли.
4
Как ни устал Комлев, а в землянку идти не хотелось. Он смахнул с пенька, стоявшего у входа, снег, сел, закурил.
В ушах все еще слышалась мелодия похоронного марша, траурные речи, залпы прощального салюта.
Сквозь облачность пробивается бледный свет луны. Большими хлопьями опускается мягкий снег, одевая ели, сосенки и карликовые березки в сказочный наряд.
В эскадрилье осталось два летчика - он, Никита Комлев и Семен Блажко. Теперь они должны драться за двадцать летчиков. Такую клятву он дал друзьям перед их могилой. Сколько еще возьмет война молодых, здоровых, красивых парней?
Из задумчивости Комлева вывел хруст снега. Он повернул голову, и в снежной пелене увидел Дедова.
- Не спится, Никита Кузьмич?
- Какой уж тут сон, ясное море, - ответил Комлев, вставая с пенька. - Настроение ужасное. Присаживайтесь.
- Нет, я на минутку. Завтра принимай эскадрилью.
- Как?
- Генерал подписал приказ о твоем назначении. Наследство, правда, не богатое получаешь, но что делать? Когда машина Бугрова войдет в строй?
- Через день.
- Ну вот, уже три самолета есть. Завтра прибывают летчики, а через неделю и машины получите.
В землянке пусто и жутко: теперь уж Николай никогда не займет свою койку в крохотной спальне за фанерной перегородкой, на которой Зайцев нарисовал витязя в тигровой шкуре. Комлев долго ворочался с боку на бок, считал до тысячи, представлял себя едущим на бричке с сеном, которую не спеша тянут волы, но заснуть не мог. Забытье пришло под утро, но было оно тревожным, снились кошмары.
ГЛАВА IX
1
В эскадрилью прибыло пополнение. Докладывал об этом Комлеву старший группы лейтенант Дорофей Ребров. Он стоял в ватной синей стеганке и кавалерийской кубанке.
- Вы где так облачились? - спросил комэск, разглядывая необычную форму пилота.
- Робу в госпитале дали, а шапку...
- Старшина, сегодня же обменить обмундирование лейтенанту, - прерывая объяснение Реброва, распорядился командир эскадрильи.
Самым юным из прибывших оказался Алексей Булатов. Невысокого роста, в больших кирзовых сапогах, с наивной детской улыбкой, он казался подростком.
Передавая Булатову самолет погибшего летчика, Комлев рассказал о подвигах Бугрова. А вскоре на фюзеляже появилась крупная надпись: "За Егора Бугрова!".
С первого взгляда Никита Комлев проникся к Булатову симпатией: может быть, потому, что Алексей наивностью и молодостью напоминал Бозора Мирзоева.
- Со мной будешь летать, юноша, - сказал Комлев.
Летчики быстро вошли в строй, и эскадрилья, как выздоравливающий после тяжелой болезни, стала уверенно набирать силы. Дни, заполненные боями, сменялись один другим.
2
Комлева срочно вызвали в штаб полка. Стоял конец мая. Яркое солнце слепило глаза: Чтобы сократить путь, Комлев пошел через овраг. На дне было прохладно, тихо, пахло сыростью. Взбираясь с уступа на уступ, Комлев осторожно, чтобы не поломать, придерживался за молодые березки, растущие между валунов.
"Везде жизнь берет свое" - думал он, глядя на зеленоватую траву вокруг березок. И вдруг увидел под ногами цветок, похожий на зауральский колокольчик. Только поменьше и не такой яркий.
- Цветок! Как жаль, что помял, - пожалел Комлев и, осторожно поправив, приподнял над травой, чтобы больше досталось ему солнечного света и тепла.
В штабе полка Комлев доложил о прибытии.
- Заставляете долго себя ждать, - сухо заметил Локтев.
- Хотел быстрее, пошел через овраг, да... цветок помял, - при последних словах Комлев смутился. Он подумал, что командиры осудят его за сентиментальность.
- Что же не принес сюда? Я еще ни разу здесь не видел цветов, - оживился Локтев.
- Вам, Григорий Павлович, просто вблизи не приходилось наблюдать Кольскую природу, - заметил Дедов.
- Жалко стало срывать, - выждав, когда Дедов кончил говорить, ответил командиру полка Комлев.
- Садитесь, - пригласил Локтев. - Получены данные: немцам стало известно, что рудник и комбинат вновь начали работать на полную мощность и давать металл, необходимый для изготовления вооружения. Массированным авиационным налетом фашисты решили уничтожить их. Нашему полку командование приказало выделить особую группу для ПВО этого объекта, - Локтев красным карандашом очертил город, рудник и комбинат. - Я посоветовался с подполковником Дедовым и решил командиром особой группы назначить вас. Задание серьезное, ответственность очень велика.
- В городе много детей, - добавил Дедов.
- Генерал уверен, что вы справитесь с задачей, - закончил командир полка.
- Спасибо за доверие. Прошу вас, передайте генералу, что его приказ будет выполнен, - заверил Комлев.
Из штаба полка Комлев и Локтев вышли вместе. Комлев и гордился порученным заданием, и немного волновался. "Как выполню?" - этот вопрос он всегда ставил перед собой, когда предстояло сделать что-то новое, значительное.
- Как чувствуешь себя, Никита Кузьмич? - спросил Локтев.
- Волнуюсь.
- Это бывает. Пройдет. А где цветок?
- Там.
Подошли. Локтев наклонился, понюхал.
- Он еще и запах имеет! Какой аромат! Вот это находка! - любуясь цветком, с восхищением восклицал Локтев.
Офицеры постояли молча. Каждый думал о своем: о детях, семье.
- Мне пора.
- Ну, ни пуха ни пера, - проговорил Локтев и крепко пожал руку Комлева.
3
Доложив по телефону командиру полка о благополучном перелете, Комлев пошел к своему самолету.
В капонире собрались летчики, механики, оружейники. Размахивают руками, оживленно спорят.
- Что случилось? - подойдя к ним, спросил комэск.
- Полюбуйтесь, товарищ капитан! Агрессоры оккупировали вашу нишу и ни на каких условиях не соглашаются ее освободить, - пробасил Голубев, показывая в глубь стоянки жилистой рукой.
На инструментальном ящике, у центральной опоры перекрытия притулилось маленькое птичье гнездо. В нем четыре крохотных яичка. По зеленовато-белой скорлупке словно набрызганы коричневые крапинки. При запуске мотора струей воздуха сразу разнесет это птичье сооружение.
- Что будем делать? - спросил Комлев собравшихся.
Все разом, наперебой стали высказывать свои предложения.
- Надо осторожно перенести гнездо на другое место, - предложил кто-то.
- Ни в коем случае этого делать нельзя, - категорически возразил Голубев. - К гнезду даже притрагиваться нельзя, бросят его птички.
- Бросят, это уж как пить дать, бросят, - поддержал инженера Блажко.
- Вынести гнездо вместе с инструментальным ящиком.
Но и это предложение было отвергнуто.
В разгар обсуждения столь важного вопроса в капонир залетел виновник этой тревоги - пуночка-самец. Ничуть не растерявшись от встречи с людьми, он облетел круг и опустился у гнезда, воинственно нахохлившись, гордо поводя снежно-белой головкой, выпячивая вперед белую грудку. По середине его спинки проходила черная полоса, словно сажей были вымазаны крылья и хвостик.
Ну разве можно устоять против грозного вояки! Комэск распорядился перекатить свой истребитель в другой, пусть менее удобный капонир.
Там и тут обсуждалось происшествие с пуночками-захватчиками, когда над аэродромом послышался гул моторов, и в бледной синеве люди увидели плывущий крест. На перехват немецкого разведчика Ю-88 вылетели два истребителя. Во время взлета летчики потеряли из поля зрения "юнкерс". Посты ВНОС стали наводить истребителей на самолет противника, но тот, имея на борту радиолокатор, раньше обнаружил преследователей и, маневрируя, скрылся. Летчики вернулись ни с чем.
Разведчик противника был хитер. На бреющем полете он проходил между сопками в разрыве двух участков фронта и, углубившись на территорию Кольского полуострова, набирал высоту над безлюдной тундрой. К аэродрому и городу подходил с заглушенными моторами. Истребители никак не могли его перехватить.
Получив сообщение наземной радиостанции, что в воздухе спокойно, пара Реброва произвела посадку. Ведущий уже зарулил на стоянку, а ведомый заканчивал пробег, когда послышался свист падающих бомб, земля застонала, и над летным полем поднялось несколько земляных султанов.
Летчики и техники высыпали из КП.
- В укрытие! - приказал Комлев, а сам побежал к самолету. Обгоняя командира, пробежал Зайцев.
Осколком пробило отверстие в фюзеляже, но комэск с помощью механика запустил мотор и под разрывами бомб взлетел. За ним поднялся в воздух Булатов.
Высоко в небе белая нить стремительно вытягивалась на запад. Не набирая высоты, Комлев пошел к аэродрому противника.
- Попался! - радостно воскликнул Комлев, увидев заходящего на посадку разведчика.
Он увеличил обороты винта и с горки, в упор вспорол брюхо "юнкерсу". Булатов меткой очередью добил самолет. Громадина рухнула около посадочного знака и взорвалась.
Вернувшись из полета, Комлев получил радиограмму, в которой командование полка поздравляло его с наградой - боевым орденом - и желало успехов в новых боях.
Краска неулегшегося гнева сменилась краской стыда.
- Вот, ясное море! Ни раньше, ни позже, - обращаясь к Голубеву, сказал Комлев. - Аэродром отбомбили, а меня поздравляют с наградой.
Когда Комлев доложил Локтеву о случившемся, тот в первую минуту не знал что и сказать.
- Как?! Аэродром, на котором стоят истребители, отбомбили?! Если так дальше будет продолжаться, то в одно время бандюг-ги придут, снимут с вас штаны, а вы только руками разведете.
Комлев начал говорить о плохой работе постов ВНОС, но Локтев и слушать не захотел.
- Ты командир и решай там все вопросы, в том числе и вопросы связи. Разведчик ушел?
- Уничтожен.
- Кем?
Комлев ответил.
- Ну ладно, победителей не судят.
На другой день на аэродром приехали представители роты службы воздушного наблюдения, оповещения и связи и зенитчиков. Они вместе с летчиками решали вопрос о взаимодействии и улучшении работы постов ВНОС.
После совещания была установлена прямая телефонная связь аэродрома с батареей и постами ВНОС, которые выдвинулись далеко в горы и расположились на господствующих высотах. Теперь они обнаруживали вражеские самолеты еще над территорией противника. Радиостанции летчиков, артиллеристов и наблюдателей установили на одну волну.
Небольшими группами, по четыре-шесть самолетов, противник по нескольку раз в сутки совершал налеты. Однако теперь они не проходили безнаказанно.
Запрет - не входить в капонир и не мешать пуночкам выводить птенцов - все-таки был нарушен: у гнезда появились крошки хлеба и баночка с водой. Нет-нет да и заглянет кто-нибудь украдкой, прислушивается: не вывелись еще?
Самец непрерывно сновал из укрытия на волю и обратно, приносил своей подруге мошек, комаров и прочие лакомства. Недели через две из капонира донесся писк птенцов. Маленькие прожорливые существа не давали родителям покоя. Пуночки попеременно вылетали из гнезда, возвращаясь с добычей в клюве.