Человек исчезает в лабиринте большого города, недосягаемый для тех, кто его ищет. Он влился в ряды единомышленников, которые не хотят быть гонимыми и гонителями. Они ведут свою борьбу, чтобы наступило время, когда люди будут друг другу просто соседями, коллегами, товарищами и когда на улицах можно будет петь: "Братья, соединим наши руки" и "Вперед! И не забывайте, в чем наша сила".
Сейчас на улицах города властвует волчья стая. Их песни еще звучат в ушах: "Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра…"
Воющий звук сирены разносится над городом, оповещая об отбое воздушной тревоги. Это как обрыв киноленты: все, что совсем недавно замерло, оживает снова.
Эльза Гёбель быстро выходит из убежища. Ее не интересует болтовня с соседками, у которых каждый налет вызывает назойливое любопытство и жажду сочувствия. Кажется, нигде не бомбили, по крайний мере в их квартале.
Фрау Гёбель только тогда сможет испытать чувство облегчения, когда закроет за собой дверь квартиры.
Условным стуком она стучится в кладовую, ждет, сердится, что не открывают, распахивает дверь сама, и ужас сковывает ее члены. Отто нет. Отто исчез! Где он? Его схватили? Почему же не подождали ее? Разбитая, словно после изнурительного труда, испуганная, беспомощная, женщина опускается на стул. "В чем же моя ошибка?" - думает она. Убежище было вполне надежным. Никто ничего не заподозрил. Никто? Тогда почему Хильда задавала ей такие странные вопросы? Почему в последнее время она приходила чаще, чем обычно? Было ли это просто заботой об одинокой матери или она догадалась о чем-то? Она прекрасно ориентируется в квартире. Кладовая несколько лет была ее территорией. Теперь она пуста. Где же Отто? Может, сюда приходила Хильда? Кто здесь был? Что они сделали с Отто?
Следующей весной Эльзе Гёбель будет уже пятьдесят.
Ее дочь стала журналистом-международником, с 1933 года живет отдельно, несколько лет до осени 1939 года провела в Варшаве. Сын, как и все юноши в Германии, был вы-нужен надеть военную форму. Со времени польской кампании он числится без вести пропавшим. А в тридцать шестом мужа принесли домой с работы. Ей сказали, что это "несчастный случай на производстве". В несчастный случай Эльза не верила, но с тех пор она живет одна. Жительница Берлина, симпатичная, подтянутая, с умными серыми глазами, нежными губами и модной прической, она следит за собой, насколько позволяют ей ее средства и ограничения военного времени. У нее есть поклонники среди коллег по работе, но настоящего друга нет. Она общительна, любит поболтать - так считают коллеги. Ежедневно проводит по нескольку часов за своим почтовым окошечком, все видит, все слышит, обо всем размышляет.
Эльза Гёбель мучительно раздумывает: "Почему бы мне просто не спросить свою дочь? Ведь она моя дочь, на кого бы она ни работала! Раньше между нами никогда не было тайн!"
"Как прошла ваша поездка на периферию, Хильда?"
"Великолепно, мамочка! Крестьяне вовсе все такие ограниченные, да и батраки тоже. Все страдают от мирового экономического кризиса. Они согласились с нашими аргументами".
"И скольких же вы завербовали для своей партии?"
"У тебя не совсем правильное представление, мамочка. Сначала мы должны были только вызвать их на разговор. Бруно был просто великолепен! Симпатии всех были на его стороне".
"Бруно?"
"Да, он даже вступил в спор с жандармом, и тот разрешил нам продолжать".
"Бруно и тебе?"
"Там была вся наша группа. Мы поделили между собой деревню. На каждых два человека пришлось по две-три усадьбы и бедняцкие лачуги".
"И ты была с Бруно?"
"Он у нас самый умный, но может замечательно притвориться простачком и так вызвать собеседника на откровенность. Я у него многому научилась".
"У Бруно?"
"Да, мамочка, он великолепен!"
"Ну и?.."
"Он мне нравится, мама".
"Ваша поездка продолжалась с вечера субботы до утра понедельника?"
"Ты же знаешь, как это важно, мама! Нам дорог каждый голос для протеста против постройки тяжелого крейсера".
"Ну конечно, уж если моя семнадцатилетняя дочь разъезжает ночами для сбора голосов, то господин рейхсканцлер Мюллер и бюрократы из СДПГ обязательно проявят благоразумие и откажутся от крейсера".
"Папа тоже ездил из-за этого. И Бруно говорит…"
"Приведи-ка как-нибудь своего Бруно, я хочу с ним познакомиться".
"Вот и Бруно то же самое говорит".
"Что?"
"Что он хочет познакомиться с родителями своей невесты".
Мама тогда быстро опустилась на стул. К концу недели она стала уже матерью невесты.
Сама же невеста стояла перед ней и рассказывала: о Труде Тетцлафф, замечательной хозяйке усадьбы "Дойчес Хаус" в Гревенитце, о прелестной крестьянской мебели и мягких постелях. Хозяйка ни за что не соглашалась, чтобы они ночевали на сеновале. От сеновала и мягких постелей Хильда снова перешла к большим и малым проблемам агитации. Она рассказывала об ароматных пирожках со шпиком, о нищенских лачугах бедняков, о представителях типичного немецкого кулачества и замечательных ребятах из Коммунистического союза молодежи Германии, о красоте летнего пейзажа, о базарной площади и снова о Бруно, об опасных эпизодах политической работы и о большой любви, превратившей семнадцатилетнюю девушку в молодую женщину.
Эльза Гёбель смотрела на свою дочь, Она понимала, что Хильда не может всю жизнь принадлежать только одной ей. И она глубоко спрятала печаль в своем сердце, потому что вместе с дочерью радовалась ее счастью, радовалась тому, что допущена в мир ее переживаний, что их связывает обоюдное доверие и нет тайн друг от друга.
"Приводи своего Бруно, девочка. И помни: ты всегда можешь довериться своей матери".
Эльза Гёбель сидит на стуле в пустой квартире. Она не знает, хочет ли, чтобы дочь была сейчас с ней. Может, Хильда сегодня все расскажет сама? Хватит ли у нее мужества довериться матери? Да и существует ли еще между ними доверие?
Ни полицейские, ни гестаповцы не появились. Может, Отто ушел сам? Может, она напрасно обвиняет во всем свою девочку? Эльза Гёбель сидит одна. Страх и напряжение постепенно проходят. Эльза плачет. Она не знает свою дочь, она ничего о ней не знает…
КОЛЛЕГИ
Канцелярия министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа находится на Вильгельмштрассе. В распоряжение сотрудников министерства предоставлены прекрасно оборудованные помещения. По виду и качеству мебели можно судить об общественном положении хозяина. На втором этаже, в большом помещении, обставленном просто, но с изысканным вкусом, расположился министериальдиректор доктор Рюдигер Детлеф фон Вейден. Это чиновник для особых поручений, он подчиняется непосредственно министру. Но всем, даже уборщицам в министерстве, известно, что всегда улыбающийся начальник отдела осуществляет связь министерства со службой безопасности. Его подлинные хозяева - рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер и государственная тайная полиция.
На ежедневной утренней летучке перед началом рабочего дня сегодня оживленнее, чем обычно.
Доктор фон Вейден испытующе оглядывает своих подчиненных:
- Я позволю себе еще раз напомнить, господа, что, если кто-либо желает сменить место службы, я не буду чинить препятствий. Выбирайте: испытание на поле боя или работа на оружейных заводах. Для энтузиастов могу предложить длительное пребывание в уютном концлагере. Пора положить конец распущенности! Уже четвертый раз за этот год я получаю сообщения о товарищеских вечеринках, которые проводятся в служебных помещениях. Учитывая наличие спиртного, а также присутствие некоторых секретарш и прочих услужливых дам, будет уместнее назвать эти вечеринки ночными оргиями. Господа, фюрер не щадит своих сил для дела укрепления великого рейха, немецкий народ ведет титаническую борьбу за свою судьбу и безопасность германского жизненного пространства, а в нашем учреждении есть лица, которые превращают по ночам министерство иностранных дел в бордель!
Начальник отдела делает небольшую паузу, оглядывает своих покорных слушателей и затем спокойно и деловито продолжает:
- Через три дня я должен знать имена тех, кто принимал в этом участие. И не только имена! Их образование, окружение, друзей, знакомых, родственников. Проявите бдительность, друзья мои, просветите их насквозь рентгеновскими лучами! И тогда мы будем знать наверняка, просто ли это легкомысленные типы или сознательно действующие враги. До тех пор, пока я занимаю это место, я не допущу саботажа! Сегодня понедельник. В четверг жду ваших подробных сообщений. Благодарю вас, господа, вы свободны. Господин Паульзен, останьтесь!
С небрежно-элегантным поклоном или по-военному щелкнув каблуками, референты, дипломатические и правительственные советники покидают помещение.
Советник посольства доктор Вильгельм Паульзен руководил в министерстве иностранных дел информационным бюро. На ночных сборищах могли присутствовать многие из его сотрудников.
- Кто? - спрашивает фон Вейден, доверенное лицо СД. - К вам стекаются новости со всего света. Кто черпает сведения из такого источника, тот информирован лучше, чем наш шеф! Я хочу знать, кто участвовал в этих развратных сборищах. Где ваше слабое место? У вас работают дамы, чьи мужья находятся на фронте? Или молодые одинокие бабенки, легко поддающиеся на всякие глупости?
Доктор Паульзен некоторое время размышляет. Он уже сам взял на заметку нескольких работающих под его началом женщин, которые могли бы пойти на небольшое приключение.
- У семи моих сотрудниц мужья на фронте. Но из них лишь три хорошенькие.
- Не полагайтесь только на свой вкус, Паульзен, проверьте всех!
- И еще есть несколько симпатичных одиноких.
- Вы кого-нибудь из них подозреваете?
- Малютка Беерманн всегда очень хорошо одета. Пожалуй, слишком хорошо для своей зарплаты.
- Кто еще?
- Госпожа Пфайфер меняет своих поклонников, как господин рейхсмаршал свое обмундирование.
- Проверить, всех до одного проверить, - требует начальник отдела, - По вашим словам, у вас там настоящий дом терпимости. Ну а порядочные сотрудницы есть?
- Фрейлейн Гёбель. Она отвергает все попытки ухаживания, не гонится ни за экстравагантностью, ни за удовольствиями. Всегда корректна и услужлива. За нее я готов положить руку в огонь.
- Закажите сначала асбестовые перчатки. Мы не можем позволить себе быть излишне доверчивыми, Паульзен. Я хочу, чтобы были проверены все без исключения, даже ваша корректная Гёбель, понятно?
Доктор Паульзен держится бодро и приветливо. Во всех комнатах информационного бюро уже шепчутся;
- Шеф вмешивается в наши дела. Наверное, ему просто завидно, что его не пригласили.
Хильда Гёбель работает в одной комнате со специалистом по Ближнему Востоку. К шефу ее приглашают одной из первых.
Доктор Паульзен оглядывает ее и думает; "Я все же нахожу ее простушкой, даже немного скучной, хотя она и неплохо выглядит. Фигура первоклассная. Но фрейлейн, конечно, не присутствовала на вечеринке, так что вряд ли поможет мне выявить действительных участников".
- Над чем вы сейчас работаете? - спрашивает он Хильду с дружеским интересом.
- Я анализирую сообщения газет нейтральных стран.
По ним можно сделать вывод, поддерживаются ли там определенные меры нашего правительства.
- Отлично, фольксгеноссин Гёбель, вы, можно сказать, видите на три аршина под землей в нейтральном мире. А у нас, в собственной канцелярии? Здесь вы тоже ничего не пропускаете мимо ушей?
- Я выполняю все служебные предписания, господин советник посольства.
Доктор Паульзен кивает и придвигается поближе к Хильде:
- Оставьте пока все, что касается служебных предписаний, нас никто не подслушивает. Я знаю вас как честную немку.
Хильда Гёбель делает большие глаза:
- И поэтому я больше не должна придерживаться предписаний?
Советник посольства с трудом подавляет раздражение. "Видимо, я все-таки переоценил ее", - думает он и пытается придать своему голосу еще больше задушевности:
- Гёбель, забудьте, что я ваш начальник. Смотрите на меня как на вашего коллегу, как на друга. Поверьте, со мной можно говорить обо всем и доверять мне.
Доктор Паульзен делает паузу и выжидательно смотрит на свою сотрудницу. Она, сама внимательность, так же выжидательно смотрит на него. Хильда Гёбель сидит совершенно спокойно, пока он нервно закуривает.
- Скажите мне честно, вы ничего не знаете о том, что разыгрывается в канцелярии по ночам? - набрасывается он на нее. - Даже если вас там не было! Кто там присутствовал? Вы можете назвать имена? Расскажите мне все, что знаете!
- Но я действительно представления не имею, господин советник посольства.
- Очень жаль! Запомните: фронт не только там, где стреляют! Враг повсюду вокруг нас, он все видит и слышит даже тогда, когда вы этого и не подозреваете. Тайные ночные пирушки в нашем служебном помещении - да это идеальные условия для противника! Если вы не знаете, кто в них участвовал, то узнайте. Я полагаюсь на вас!
- У меня нет способностей к сыскной работе. К тому же я не имею контактов с сотрудниками соседних бюро.
- Фольксгеноссин Гёбель, я вам полностью доверяю! - Паульзен поднимается и начинает большими шагами ходить по комнате. Потом внезапно снова присаживается к письменному столу и смотрит на Хильду Гёбель, пытаясь изобразить на лице чарующую улыбку. - Видите ли, мы все плывем в одной лодке. Наш курс ясен, и каждый порядочный немец вносит свою лепту, чтобы быстрее достичь цели. На капитанском мостике стоит фюрер. Мы можем на него положиться! Мы должны быть горды и счастливы, что в этот решительный для нашего народа час следуем за человеком, который является историческим примером государственного деятеля, полководца и мыслителя.
Опытный дипломат снова меняет тон. Он чувствует, что его ораторский пафос выходит за рамки доверительной беседы. Но, раз оседлав любимого конька, он уже не в силах остановиться.
- Я учился в эпоху систем, Гёбель. Во времена еврейской Веймарской республики я искал утешения у Фридриха Ницше и нашел его. Он подготовил меня к великогерманскому рейху. Впоследствии меня, словно молния, пронзила мысль о даре предвидения Ницше. Он не только провозгласил сверхчеловека, он предугадал нашего фюрера Адольфа Гитлера. В своей книге "По ту сторону добра и зла" он говорит: "Истинными философами являются повелители и законодатели. Они говорят: "Так должно быть!", они определяют свойственное человеку "куда?" и "зачем?", они впитали в себя труд и мысли предшествующих поколений философов, всех тех, кто преодолел прошлое, они простирают творческую длань в будущее, и все сущее и прошедшее становится для них средством, орудием, молотом. Их "познавание мира" - творчество, их творчество - законодательство, их воля к истине - воля к власти". Это прямо портрет фюрера, хотя написано в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году, за три года до его рождения. Понимаете, какие шансы предоставляет нам история Германии? Мы должны сделать все, чтобы поддержать миссию фюрера! Вы умная немецкая женщина, Гёбель. Вы внесете свой вклад в создание великой Германии!
Хильда Гёбель стойко выдерживает взгляд своего начальника. Она знает: он не ждет от нее ответа. То, что доктор Паульзен принял за понимание, было лишь удивлением. Сотрудница информационного бюро министерства иностранных дел действительно удивлена. "Этот человек учился, - думает она, - написал диссертацию… Что же изучали в то время в университетах Германии?"
Советник посольства убежден: Гёбель ему поможет, она сделает все, что он потребует. Он занимает место за своим письменным столом и снова возвращается к обычному начальственному тону:
- Вам известно, что у нас на Вильгельмштрассе есть люди, которые работали здесь еще до национального подъема? Не буду отрицать, среди них есть и светлые головы, но являются ли они искренними приверженцами идей национал-социализма? Ваша задача, Гёбель, заключается не только в том, чтобы знать, как реагируют на деятельность фюрера бог знает где находящиеся нейтральные страны. Вероятно, и у нас есть некоторые сотрудники, воображающие, что могут быть нейтральны. Такие индивидуалисты еще встречаются. Они считают, что имеют право наблюдать за исторической борьбой немецкого народа со стороны, как равнодушные зрители. К сожалению, и в моем бюро не все так серьезно относятся к своему делу, как вы. Об этом свидетельствуют и ночные оргии. Так что не теряйте бдительности, держите глаза и уши открытыми. Я не останусь в долгу! У вас есть опыт работы за границей, вы были журналисткой. Вы еще можете сделать карьеру, Гёбель!
Хильда благодарит за оказанное ей доверие, затем следует дружеское прощание, и она покидает шефа, который остался, по-видимому, очень доволен результатом беседы.
- Чего хотел шеф? - нетерпеливо спрашивает Иоахим Хагедорн, ее сосед по комнате.
- Доктора Паульзена беспокоит моральный облик некоторых наших сотрудников, господин Хагедорн. Среди нас появились недостойные мужчины и женщины, которые любят развлекаться по ночам.
- Значит, правда, что в этих священных стенах снова была тайная пирушка. Ну, меня-то там не было. Каждый волен развлекаться, если ему хочется, но устраивать такое на своем рабочем месте недопустимо! - И эксперт по Ближнему Востоку неодобрительно качает головой. - Хильда, вы знаете, я не моралист, но старая поговорка "Не пачкай там, где тебя кормят" имеет свой смысл, потому что основана на опыте. Что же будет, если все начнут следовать дурному примеру? Как шеф сможет отдавать днем приказания своей секретарше, если ночью он, простите, пляшет под ее дудку? Существуют какие-то границы, которые начальство переступать не должно. Мой брат с товарищами нашел прекрасный способ, как развлекаться во внеслужебное время.
- Скажите лучше, что в штабе верховного командования вермахта есть приказ, который предписывает, как следует проводить подобные мероприятия.
Хильда Гёбель отворачивается к стопке иностранных газет. Ее словно не интересует, как развлекаются во внеслужебное время. Но она точно знает, что от Иоахима Хагедорна так просто не отделаться. Он не упустит случая рассказать о своем брате, которым очень гордится. Майор Гюнтер Хагедорн служит в штабе верховного командования вермахта.
За годы работы у Хильды выработались особые свойства. Она может целиком углубиться в какое-то занятие и при этом прислушиваться к разговору, улавливать и запоминать из него самое существенное, а ненужное тут же забывать. Перед ней лежат свежие швейцарские газеты, она подчеркивает в них интересные сообщения и комментарии. Время от времени она поднимает глаза на своего увлеченно рассказывающего коллегу, согласно кивает и улыбается, когда он сопровождает рассказ шутливыми замечаниями. "Смешно, - думает она, - но время выработало единый тип мужчин".