СОЮЗНИКИ
Элегантный кабриолет привлекает в Гревенитце всеобщее внимание, и это доставляет Удо фон Левитцову огромное удовольствие. Он еще вставляет в глаз монокль, хотя знает, что Хильда этого не любит. Перед гостиницей "Дойчес Хаус" он делает последний лихой разворот. Хозяйка, Труде Тетцлафф, приветствует гостей у входа:
- Как хорошо, что вы приехали, фрейлейн Гёбель. Я бы сейчас ни за что не согласилась остаться в Берлине. Ни за что на свете!
Левитцов пронзает хозяйку взглядом сквозь свой монокль и произносит тоном, какого Хильда от него еще не слышала:
- Скажите-ка, хозяйка, вы что, имеете что-нибудь против столицы рейха?
Но Труде Тетцлафф не так-то легко сбить с толку.
- Вы хотите провести уик-энд в Гревенитце, потому что моральный климат в Берлине не слишком полезен для здоровья?
Советник хохочет, перестает изображать из себя аристократа и превращается в обычного человека.
Хильда с признательностью кивает хозяйке:
- Позвольте представить вам господина фон Левитцова!
Та оглядывает носителя монокля с чуть заметной иронией и дружески протягивает ему руку.
- Добро пожаловать, - произносит она и снова обращается к Хильде - Я приказала приготовить две комнаты, как вы просили, фрейлейн Гёбель. - И, подыгрывая начатой игре, добавляет манерно: - На долю нашей скромной деревенской гостиницы не слишком часто выпадает встречать таких важных столичных гостей. Мы, право, польщены.
Они отвешивают друг другу вежливый поклон и, рассмеявшись, входят в дом. Левитцов спрятал свой монокль и, нагруженный сумками и чемоданами, больше походит теперь на слугу.
- Видите, фрау Тетцлафф, мы привезли вам хорошее настроение, - говорит Хильда, беря под руку хозяйку, очень располневшую со времени их последнего визита. - Часы, проведенные в Гревенитце, покажутся нам раем.
- Надеюсь, вы не будете разочарованы, фрейлейн Гёбель. Ведь "Дойчес Хаус" не более как сельская гостиница.
- Ну что вы, фрау Тетцлафф, - возражает Хильда, - когда я была здесь на пасху с матерью…
Но хозяйка не дает ей договорить:
- Пасха! Это было еще в мирное время. А теперь, когда ко всему прочему прибавилась и война с русскими, у нас тут стало несладко.
Вся напускная веселость куда-то исчезла. Гости из Берлина молча глядят друг на друга, размышляя об истинной цели своей поездки.
Левитцов встряхивает головой, словно желая отогнать неприятные мысли:
- Я отнесу вещи наверх. Можно взять ключ?
Обе женщины глядят ему вслед. Он поднимается по лестнице как актер, изображающий дворянина или лакея, который на самом деле является принцем. "Никогда не упустит случая", - думает Хильда.
- Вас можно поздравить, фрейлейн Гёбель! Такой представительный мужчина. И с машиной, и даже "фон".
- Что это вы мне приписываете, фрау Труде? Вы знаете, что я не гонюсь за розами и орхидеями. Моей привязанностью остались лютики.
Фрау. Тетцлафф и не ожидала другого ответа. Она просто хотела убедиться в этом. С материнским участием погладила она Хильду по волосам, потом решительно направилась за стойку, вспомнив о своих обязанностях хозяйки.
- Как вы смотрите на то, чтобы выпить за ваш приезд?
- Не откажусь. - Именно здесь Хильда научилась пить крепкий киршвассер одним глотком. Тогда она была вместе с Бруно. Нет, лучше не вспоминать! - Что нового в Гревенитце, фрау хозяйка?
- Новое-то есть, только хорошего мало. Они, наверное, опять начнут свои набеги, как на пасху. Тогда вы все узнаете из первых уст. Кто был дома, кто больше никогда не пойдет в отпуск, кто ожидает весточки с фронта и все такое прочее.
Советник фон Левитцов не только отнес наверх чемодан Хильды, но еще и позаботился о букете цветов для нее, рассчитывая на похвалу.
- Хильда, а мне здесь в самом деле нравится. Домик будто специально создан для приятного уик-энда.
- Удо, вы недооцениваете мою любовь к удовольствиям. Мне мало только уик-энда.
- Черт возьми, это что-то новое! Такой вы мне нравитесь еще больше, моя прекрасная фрейлейн!
Хильда подходит к нему полти вплотную и заглядывает в глаза:
- Предупреждаю вас, я пробуду здесь неделю, месяц - пока все не закончится.
- А как насчет небольшого аванса?
Но прежде, чем он успевает обнять ее, она проворно отскакивает в сторону и с привычной деловитостью начинает заниматься распаковкой вещей:
- Удо, для отдыха в вашем понимании время еще ке пришло. К тому же мы не имеем на это права. Вермахт рвется к Москве. Вы знаете, каких я жду сведений.
- Я знаю, как вы меня гоняете с самого начала русской кампании, моя дорогая. Но почему мы не можем совместить приятное с полезным?
- Что может быть сейчас более полезным, чем нужная информация?
Хильда искренне хочет внести свой вклад в дело защиты Советского Союза. А у нее уже в течение нескольких недель связаны руки. После нападения на Советский Союз, которого она ждала, опасалась и которое ее тем по менее чрезвычайно напугало, связь с Центром прервалась. Она приложила максимум усилий, чтобы в тяжелейших условиях восстановить этот контакт. Она еще старательнее собирает сведения и ищет возможность переправить их дальше. Каждая сводка о победе или специальное сообщение верховного командования вермахта подстегивают ее. Но она старается не показывать свое волнение перед другими.
Левитцов рассержен. Он не знает, восхищаться ли ему этой женщиной или, как мужчине, чувствовать себя уязвленным тем, что она так настойчиво дает ему отпор. Может, ему следует быть таким же последовательным, как она? Он знает, что никогда не сможет измениться, даже в угоду ей. Что же касается большого дела, которому они оба служат - правда, она никогда не говорит об этом, только действует, - то она требует от него фактов, сведений, цифр, информации. Все больше и больше.
- Знаете ли вы, железная женщина, что происходит в берлинском обществе?
- Могу представить. К счастью, в священных стенах нашей конторы по крайней мере прекратились ночные увеселения.
- К счастью для кого?
- В том числе и для вас, господин советник!
- Вот еще! Мне это доставляет удовольствие. Словно во Франции дореволюционных времен. Тост, который чаще всего провозглашают в берлинском обществе: "После нас хоть потоп!"
- И вы поехали со мной в Гревенитц, потому что рассчитывали провести выходной под этим лозунгом?
- Я знаю, зачем мы сюда приехали. Меня уже тошнит от этого! Простите, Хильда. Поездка сюда, тихая деревенская гостиница, уютные комнаты, ваша близость. Чего же вы еще от меня ждали?
- Сведении из Будапешта.
- В средние века женщин, подобных вам, сжигали на кострах как колдуний или причисляли к святым. - Господину фон Левитцову нужно несколько минут, чтобы восстановить внутреннее равновесие.
Хильда одаривает его очаровательной улыбкой. Она раскрывает свой саквояж, достает бутылку вина:
- Садитесь, Удо, давайте выпьем по глотку!
- Чтобы отбить у меня аппетит к тушеной капусте или священному фимиаму?
- Это настоящий токай!
- Токай из стаканчиков для чистки зубов. Это экстравагантно, но мне нравится. - Он поднимает свой стакан и словно преображается от выпитого вина: - О’кей, Хильда, вы победили. Токай превосходный. Давайте пока вернемся к Венгрии.
- Какие изменения в группе армий "Юг"?
- В самом начале похода на Россию на южном фланге выступили шестая, одиннадцатая и семнадцатая немецкие армии, третья и четвертая румынские армии, первая танковая группа и только один венгерский корпус. Но, правда, теперь адмирал Хорти под давлением ставки фюрера согласился на приведение в боевую готовность еще и других венгерских дивизий.
- Нам нужны точные данные о численности танковых и моторизованных частей. Предоставят ли балканские союзники авиацию для поддержки? Какую? Сколько? Как осуществляется переход на выпуск военной продукции на румынских предприятиях? Начальник венгерского генерального штаба генерал Верт вел переговоры с немецким генеральным штабом. О чем?
- Но переговоры велись с соблюдением строжайшей секретности. Хильда, как вы о них узнали?
- Частично в переговорах принимал участие представитель Риббентропа. Но это я знаю неточно.
- Мне удалось заглянуть в протокол.
- Отлично, Удо. Я слушаю.
- Не знаю, иногда у меня такое чувство, что вы прекрасно обошлись бы и без моих сведений!
- Вы требуете для себя исключительного права? Но вы же не новичок. Только многочисленная информация из многих источников позволяет составить полную картину. Это вы знаете не хуже меня.
- Да-да. Вы умная женщина, Хильда, н не только умная.
- Осторожно! Вспомните средние века!
- Я неоднократно задавал себе вопрос, почему вы одиноки.
- Вы так думаете? Я что, похожа на существо среднего рода? Или на человека из реторты, на гомункулуса?
- Так, значит, мужчина все-таки был?
- Почему же "был"? А если он и сейчас есть?
Левитцов берет бутылку токая, наливает, протягивает один стакан Хильде:
- Я пью за женщину, которая остается для меня загадкой. Мы знакомы почти десять лет, а меня не покидает чувство, что настоящей Хильды Гёбель я так и не знаю.
- Вы рассчитываете на открытия за этот уик-энд?
- Я надеюсь на приятные неожиданности.
- Не буду лишать вас надежды, но я бы хотела наконец послушать содержание протокола совещания.
- Вы неисправимы!
- Кто знает, была бы я лучше, если бы была иной?
На лестнице слышатся тяжелые шаги.
- Мы что, не единственные гости?
Шаги приближаются к комнате и стихают. Раздается стук в дверь.
- Это не хозяйка!
Стук становится сильнее, грубый голос за дверью кричит:
- Откройте! Полиция!
Хильда не теряет присутствия духа. Она готова к любым неожиданностям. Едва слышным шепотом она спрашивает:
- У вас есть с собой документы, записи?
- Кое-какие заметки.
- Давайте! - Она проворно прячет все в вырез платья и успокаивающе шепчет: -Это обычная проверка. - Затем спокойно открывает дверь: - В чем дело?
В дверном проеме стоят двое полицейских.
- Хайль Гитлер! - Они входят в комнату. Один встает к двери, закрыв ее спиной, другой по-военному строго, но все же не очень - ведь никогда не знаешь заранее, с кем имеешь дело, с преступником или с высоким начальством, - требует показать документы.
Дипломатический паспорт фон Левитцова производит впечатление. Документы Хильды рассматриваются с пристрастием. Потом полицейский возвращает паспорта:
- Вы должны понять нас, господин советник. Мы выполняем свой долг. Служба!
Полицейский, стоящий у двери, не видит дипломатического паспорта и потому спрашивает довольно нелюбезно:
- Какие причины побудили вас приехать в Гревенитц?
Тут Левитцов не упускает случая сыграть роль, которую с удовольствием играют многие мужчины: роль сдержанного, неболтливого джентльмена-любовника. С доверительной улыбкой он задает встречный вопрос:
- Разве можно найти более приятный повод для воскресной поездки?
Но полицейский у двери не теряет служебного рвения:
- У вас есть с собой багаж?
Хильда показывает на сумку и чемодан:
- Только самое необходимое.
- Вы записались в книге приезжающих?
- Разумеется. - Левитцов вытаскивает портсигар и протягивает полицейским - Угощайтесь, господа. Кто знает, сколько вам еще сегодня придется нести службу.
Полицейские перестают изображать строгих блюстителей порядка и, не скрывая удовольствия, берут прекрасные сигары.
- Чем мы можем быть вам полезны?
Вопрос Хильды звучит как обычное выражение вежливости и лишь отчасти как проявление женского любопытства. Полицейский, проверявший документы, снова проникается чувством долга:
- Вы должны быть нам полезны, юная фрау. Вы обязаны быть полезны. Это ваш долг. Кто не отметился в книге для приезжающих, тот подвергается штрафу. Если заметите что-нибудь подозрительное, немедленно сообщите!
Удо фон Левитцов, сознающий свой долг гражданина, согласно кивает:
- Ну разумеется. Но, к сожалению, мы не знаем, что или кто тут может быть подозрительным?
- Ладно, вам мы можем сказать. Здесь в округе шатается дезертир. Предполагают, что это радист люфтваффе, у которого где-то здесь живет подружка. Так что будьте начеку!
- Договорились, господа полицейские! - восклицает Левитцов и опять протягивает им свой портсигар. - Желаем вам успеха!
- А вам желаем приятно провести время! Хайль Гитлер! - бодро отзываются полицейские.
Хильда смотрит им вслед. Когда шаги на лестнице стихают, она негромко спрашивает;
- Вы желаете успеха этим охотникам за людьми, Удо?
- Вам было бы приятней, если бы они охотились за нами?
- Если человеку до чертиков опротивела война и он не хочет больше участвовать в ней, то его начинают травить, как дикого зверя.
- Полицейские не рассуждают так, Хильда, Они действуют по приказу. Они вообще не рассуждают. Им внушили, что думать надо предоставить лошадям - у них головы больше.
Хильда выглядывает в окно, видит удаляющихся полицейских и представляет себе их с лошадиной, нет, с волчьей головой и хищно раскрытой пастью, представляет их и без головы. Зачем им головы, если они не хотят думать? Ее взгляд переносится на церковную башню Гревенитца, на деревенскую площадь, на знакомые дома и дворы, и она наконец вспоминает.
- Здесь, в Гревенитце, мы однажды познакомились с полицейским, обыкновенным деревенским полицейским, который еще не разучился думать. Сначала мы были к нему несправедливы. Мы думали, что он такой, как все. А потом мы перед ним извинились.
- Кто это "мы"?
- Что за допрос, Удо? Он тоже был здесь.
- Кто?
- Мой муж.
Фон Левитцов смотрит на нее в смущении. Так ее голос еще никогда не звучал. А если это было ошибкой - приехать сюда? Она никак не может избавиться от воспоминаний.
Весной 1937 года Бруно не застал ее в Варшаве. Она возвращалась в Германию, хотела отдохнуть несколько дней. И он поехал со своим фальшивым паспортом через всю гитлеровскую Германию в Гревенитц.
"Я знал, что ты здесь, у фрау Тетцлафф".
"Бруно, милый, как ты догадался?"
"Прошу!" Он протянул ей букетик лютиков, собранный по дороге к гостинице "Дойчес Хаус".
Она крепко обняла его:
"Я сняла нашу прежнюю комнату, Бруно. Идем!"
На следующий день они бродили по знакомым дорогам. Говорили мало, хотя обоим было что сказать, друг другу. Они встретились после долгой разлуки, были счастливы и позволили себе немного отдохнуть от дел и провести вместе несколько часов.
К вечеру во всех вазочках, стаканах, чашках и мисках в комнате стояли лютики.
Фрау Тетцлафф искренне разделяла их радость. Для своих молодых гостей она накрыла праздничный стол. Первый стакан они выпили вместе. Это было такое же вино, как то, что они пили здесь в прошлый раз.
"Я бы с удовольствием свернула торговлю и попраздновала вместе с вами".
Хильда с Бруно еще обедали, когда за стойкой разгорелся жаркий спор. Молодые люди решили не обращать на него внимания, но голоса споривших становились все громче.
"Ты не можешь запретить мне говорить! Кто угодно, только не ты! Я утверждаю, что если Фридер попался там, то он сам виноват!"
"А ну-ка повтори!"
"Фридеру нечего было там искать, поэтому он сам виноват!"
"Ты свинья!"
Спорившие начали наступать друг на друга. Остальные пытались удержать их. Мужчины кричали и вырывались. Слышался звон разбиваемых стаканов.
Хозяйка, которой было жаль свое добро, попыталась вмешаться:
"Мужчины, будьте благоразумнее!"
Только что она была видна из-за своей стойки и вдруг исчезла среди дерущихся. Хильда едва сдерживалась, сидя на своем стуле:
"Бруно, мы должны помочь ей!"
"Сиди". Он поднял большой поднос и бросил его на пол. Словно удар гонга раздался в помещении. На мгновение дерущиеся остановились, и Бруно выкрикнул, как спортивный комментатор:
"Друзья мои! После первого раунда - ничья! - И добавил, уже меняя тон: - Если ваш Макс Шмелинг хочет посоревноваться, это отлично, но не за счет хозяйки, верно? Или вы собираетесь использовать ее как партнера по боксу?"
Мужчины смотрели друг на друга все еще угрюмо, по-прежнему сжимая кулаки.
"Надо отвлечь их внимание, - думал Бруно, - остудить эти горячие головы".
Фрау Тетцлафф ползала по полу, собирая уцелевшие Стаканы и прижимая их к груди. Потом подняла на драчунов глаза и произнесла:
"Какая муха вас укусила? Если два разумных человека, вместо того чтобы спокойно выпить по стаканчику, начинают дебоширить, мне это кажется странным!"
"В том-то и дело! Не на пользу пошло Селлентину Фридеру путешествие в Испанию. Туда он отправился на двух ногах, а теперь лежит в лазарете с одной".
"На алтарь свободы надо приносить жертвы!" - произнес один из крикунов и с вызовом посмотрел на другого.
"Опять ты со своими цитатами!"
Бруно помог хозяйке подняться и задал спорщикам вопрос, который опять разжег прекратившуюся было ссору:
"А что он делал в Испании, ваш Фридер?"
Размахивая руками, мужчины пустились в длительные рассуждения. Бруно задавал внешне безобидные вопросы п радовался тому скрытому неодобрению, с которым все присутствующие относились к использованию легиона "Кондор" в Испании на стороне Франко. Он не заметил, что мужчина, начавший ссору, больше ничего не говорил, а только наблюдал за спорящими.
На следующий день Хильда и Бруно завтракали, когда в гостинице появился деревенский полицейский. Он заказал себе пива и попросил разрешения присесть за их столик.
Густаву Борнеманну перевалило за пятьдесят. Более десяти лет он олицетворял власть в Гревенитце. Он знал людей, и это сделало его немногословным. Он сидел рядом с Хильдой и Бруно и неторопливо цедил свое пиво. Лишь выпив одну кружку и заказав вторую, он спросил:
"Вы впервые в наших краях?"
Он задал еще несколько вопросов, и ничто не указывало на то, что его любопытство неслучайно и носит служебный характер. Под конец он словно бы между прочим попросил их рассказать о вчерашней драке в гостинице.
Хильда и Бруно взглянули друг на друга. Фрау Тетцлафф, старательно протирающая свою стойку, тоже начала внимательно прислушиваться.
"Да в чем там дело, Густав? Парни всегда начинают дебоширить, если малость переберут".
Но Густав Борнеманн, переживший на своем посту многих начальников, не терял спокойствия.
"По мне, пускай дерутся, но на моем столе в кабинете лежит заявление на этого молодого человека. Он обвиняется в антиправительственных речах и подстрекательстве против мудрой политики фюрера".
"Ерунда какая! - взорвалась Труде Тетцлафф. - Да ведь все были в стельку пьяны!"
Хильда сидела совершенно спокойно, с ее лица не сходила улыбка. Но она сразу осознала, какая опасность им грозит. У Бруно фальшивые документы. Его наверняка разыскивает полиция. Едва ли товарищи найдут оправдание для его самовольной поездки сюда. И пошлют ли ее опять в Варшаву, если начнется следствие? А вдруг полицейский уже передал заявление по инстанции? Что он собирается предпринять дальше?