Вскоре в новом серяке явился отец - было видно, собрался в дорогу. Он объяснил сыну:
- Видишь ли, с того времени, как ты бежал за перевал, прошёл целый год. За это время у границы могли появиться новые посты. А ты, наверное, хотел идти по прежней, проверенной дороге.
В самом деле, спохватился сын, он об этом как-то не подумал. К тому же на этот раз у него материалы, плёнки. Нужен проводник!
- Есть там один человек, - продолжал отец. - Федор Хмиль, лесник. Я как-то шил ему серяк. Помню, говорили о России… Да и живёт под самым перевалом, на хуторе Лопушном.
Отец сел в автобус, который шёл из Хуста в Торунь. В горах нашёл Хмпля. Сказал прямо, без обиняков:
- Знаю тебя, Федор, не первый день и не первый год - могу тебе довериться. Сын Иосиф и его товарищ хотят уйти в Россию. Не покажешь им свою тропинку?
Хмиль, улыбнувшись, молча пожал его локоть.
Шумной ветреной ночью Лой с Кикиной перешли границу. На советской стороне дорогу преградили пограничники. Лой назвал пароль:
- Я - Косуля. Направляюсь к Орлову…
Орлов встретился с ними в коридоре, крепко пожал им руки:
- С прибытием, товарищи! Мы, признаться, уже заждались. Ну, заходите, заходите…
Лой отпорол подкладку серяка и достал записки, которые приготовил Кикина. Выложил на стол плёнки. Орлов бегло пробежал глазами донесение и сразу же оценил роботу:
- Спасибо. Молодцы… Ну, а теперь… Как говорил Кутузов, солдату перед боем надо первым делом хорошенько выспаться.
* * *
В Гармиш-Пахтеркирхене, бывшей зимней олимпийской столице, погода на этот раз удивила не только заезжие парочки, приехавшие в предгорья Альп из Мюнхена, Дрездена, Лейпцига на собственных машинах полюбоваться видами, посидеть в сказочном гроте, где день-деньской гремели марши. Даже толстяк Франц, владелец известного пивного мабара "Кранц-отец и сыновья", отстегнул фартук и, позабыв о кровяных колбасках, жарившихся на кухне, выскочил на белую, совсем белую мостовую улицы, где забавлялись его внуки. Снег нагрянул необычно рано, а лёгкий морозец позволил трамбовщикам горнолыжных трасс проложить для гостей, отдыхавших в Гармише, удобные маршруты среди тихих серебристых елей.
Из домиков, которые, казалось, обошли все бури, бушевавшие в последние месяцы сорокового года, вывалились грузные бюргеры в цветных свитерах и их солидные подружки, мечтавшие сбавить вес в горах, шумно шли к подъёмникам.
Разве что Ханс-Иорген Кнехт, сметая снежок с панели летнего бассейна, устроенного среди дачного дворика, скучающе поглядывал на сытых туристов. Он ждал, пока появится Кнехт-старший, его высокопоставленный "фатти". Дача - стилизованный под старинную крепость домик, с маленькими башенками, каменной стеной и даже рвом, была выстроена Иоргеном Кнехтом, владельцем крупного химического концерна в Эссене за последние года полтора - насколько знал Кнехт-младший, за счёт прибыли от срочных военных заказов, - и отец проводил в ней не менее трёх-четырёх месяцев в году, проложив сюда линии связи со своими заводами и компаньонами. Сам Ханс неохотно наведывался в отцовское "гнёздышко", ибо он побаивался своего "фатти": тот держал его на расстоянии, только один раз и позаботился о нём - устроил в службу абвера. Сделать это Кнехту было вовсе нетрудно, ибо он принадлежал к "кружку друзей фюреpa" - обществу избранных и доверенных лиц из высших промышленных, финансовых, военных кругов. Кнехт был на близкой ноге с теми, перед которыми сынок, в общем обладавший завидными нервами, робел, как гимназист. Солидная служба тем не менее не приблизила отпрыска ни на шаг к полным отцовским сейфам, хотя он в душе на это весьма надеялся. И теперь Ханс терялся в догадках, зачем он вдруг понадобился "фатти". Вызвал начальник их отдела, вручил предписание - явиться сюда, в Гармиш, не преминув заметить, что о сроке его возвращения сообщит ему отец.
У калитки скрипнул снег. Кнехт-старший, затянутый в коричневый с яркими цветами свитер и узкие брюки, отбил лыжи и поставил их аккуратно в стойку. Ханс поднялся, подумал про себя, что глава их семейства, несмотря на все шестьдесят лет, подтянут, как солдат. Ещё бы - три хорошеньких массажистки на утреннем сеансе, тренер-гимнаст после обеда, лыжи, хвойные ванны, а ты возись с вонючими клиентами в каких-то непонятных карпатских сёлах…
Герр Иорген шагнул к нему навстречу и, нахмурив брови, заглянул в глаза.
"Все знает, - отметил про себя сынок, - буквально все. Неужели начальство ему докладывает о моей работе?"
- Да, в Карпатах совсем огрубел, одичал…- прочитал он мысли своего папаши. - Но не беда, мне предстоит более приятная миссия. Недаром я изучал французский
- С твоей "приятной миссией" придётся обождать…- отец повернулся и зашагал к дому.
Ханс знал его привычку и, не ожидая приглашения последовал за ним.
Усевшись на старинный жёсткий стул в небольшом кабинете и закурив сигару, Кнехт-старший продолжил свой разговор с сыном. Как и раньше, в редкие их встречи, герр Иорген цитировал фюрера вперемежку с Ницше преподавая сыну известные истины об "избранности нордической нации". Затем открыл папку и прочитал выдержку из документов второго венского арбитража, знакомых службам абвера до каждой запятой. Тем не менее сынок счёл нужным помолчать, изобразив полнейшее внимание. А отец разошёлся:
- Мы заставили эту полнейшую бездарность в сюртуке - венгерского премьера - подписать то, что нам было нужно. Я имею в виду соглашение о "национальных меньшинствах". Этот термин временный - наше меньшинство на отданных им землях впоследствии станет большинством. А пока что, согласно формальностям, венгерское правительство будет заботиться о том, чтобы немцы, проживающие в Венгрии, не терпели никакого ущерба из-за национальности и национал-социалистского мировоззрения, с которым они солидарны. Кроме того, им предоставляется право создания своих организаций и свободного общения с Германией на культурном поприще.
- Это интересно, мой фатти, - Ханс слегка притронулся к прилизанным волосам.
- Интересно, дорогой, другое, - торжественно продолжал Кнехт-старший. - В тридцать шестом я был в качестве гостя графа Шенборна в Подкарпатской Руси и посетил одно село…- Он вставил монокль и прочитал с трудом название селения на жёлтом обороте фотографии, лежавшей на столе:- "Уст-тшерное"… С этим "буковым языком", как острят венгерские коллеги, можно вывихнуть челюсть… Помню, оттуда направился по красивой речке к чудо-озеру. Там великолепные леса, а выходы породы на берегах свидетельствуют о наличии богатых минералов. И я себе подумал: это самое карпатское Уст-тшерное должно быть названо иначе - ведь там живут немцы, настоящие немцы! В двух шагах от нетронутых корабельных сосен и в трёх - от богатейших залежей соли. А вот типичный верховинец, село Вутшковое.
Поймав вопросительный взгляд сына, Кнехт самодовольно заключил:
- Я все уже предусмотрел, Ханс. Наступило время заполучить нам этот лес, эту соль и кое-что ещё. В Карпаты уже отправилась группа моих изыскателей и инженеров - ты встретишь их там в качестве организаторов вечеров "немецкой национальной культуры". Придали им для пущего эффекта двух певиц и конферансье. С Будапештом я договорился - и мы создадим смешанное акционерное общество по использованию естественных ресурсов этого района. Твоя задача - подобрать будущих надзирателей из тамошних немецких колонистов… И не смотри на меня так, словно тебя ожидает открытие нового острова и приручение туземцев. Наши острова теперь- в Европе. Германия создаст себе колонии на своём материке!
Ханс сразу оживился. К тому же "фатти" наконец намекнул:
- Пора тебя, сын, запускать в дело. Здесь - инструкции, - и Кнехт ногтем подтолкнул пакет к краешку стола. - А что касается твоих непосредственных обязанностей, то будешь совмещать приятное с полезным. Кстати, чем больше мрази уберёте с карпатского плацдарма, тем оно будет лучше и для нашего концерна.
И старый Кнехт, взглянув на часы, отправился принимать лечебную ванну.
Ханс принялся рассматривать снимки. На одном седой старик в вышитом кожухе стоял у порога, показывая детям каракулевые шапки. На обороте была надпись "4 км до озера Синевир". "Пунктуальность фатти чувствуется во всём, - усмехнулся Ханс. - Если бы был настолько пунктуальным, чтобы вложить сюда и чек - на расходы в интересах фирмы…"
Ханс-Иорген Кнехт поднялся, расправил плечи, подтянулся. Он почувствовал, что снова входит в свою роль.
ЯНВАРЬ 41-ГО: МЕЧИ И СТРЕЛЫ
Прикосновение к их истории - это прикосновение к подвигу. Подвигу ежечасному и потому особенно волнующему - даже с высоты наших дней, отдалённых от военных лет не одним поколением. Кажется удивительным, что эти простые жители Верховины, не поднаторевшие пока что в ратном деле, не получившие даже образования, о котором мечтали, и не познавшие достатка, к которому стремились, без колебаний вышли на борьбу с врагом, имевшим за плечами опыт порабощения Западной Европы и обладавшим в полной мере искусством провокации, коварства, жестокой расправы над противником, - что будут эти люди храбро сражаться с палачами в облике представителей "высшей расы", не боясь глядеть каждый раз в лицо смерти.
Это был народный подвиг. Приобщитесь хотя бы к историям, о которых мы рассказываем, и убедитесь в этом: в каждой из разведывательных групп, боевые страницы которой открылись или открываются, участвовали люди различных национальностей, вероисповеданий, характеров. Это сражался народ…
Мы долго говорили с Панкратенковым о смелых верховинцах. Александр Максимович, конечно, был взволнован больше нас, ибо все пережил сам. Он рассказывал:
- Знаю и очень хорошо Иосифа Лоя. Меня с ним познакомил начальник погранпункта Федор Иванович Говоров, он же - майор Львов. Сбросив гонведовский мундир, в котором к нам перебежал, Иосиф попросился в ряды Красной Армии, чтобы поскорее освободить и Закарпатье. Понравился нам этот бесстрашный парень. По нашому заданию он создал в родных местах группу военных разведчиков и помогал руководить её деятельностью.
Бывший старший лейтенант Орлов запомнил всех участников группы, с кем довелось встречаться.
- С Кикиной я виделся тогда единственный раз, да и то недолго. Был он полный, смуглый… усатый. Отсутствие Кикины могли вскоре заметить жандармы, поэтому, не теряя времени, мы поговорили о методах работы, о приёмах сбора информации и в тот же день я лично отвёз его к границе. Прощаясь, сказал: "Берегите себя, Василий Ильич!" И всё-таки думал этот человек прежде всего о деле - рискованном и опасном деле. Это мы почувствовали сразу. Вырвавшись из колечка, которым на карте обозначалось Берегово, Василь вышел на орбиту Чоп- Севлюш (Виноградово)- Иршава - Мукачево. Это было кольцо целой зоны!.. Ну, а если говорить о группе, то постепенно под её контролем оказалась вся долина Рики - от Хуста до Торуня, а к северу - дорога от Хуста до Мукачева. По карте получалось что-то вроде огромных часов - с большой и малой стрелками, и эти часы отстукивали время, которое работало на нас. То стучали сердца патриотов…
Все собранные данные за перевал носил лесник Попович. И о нём Панкратенков сказал доброе слово:
- Помню ещё одного разведчика группы - Федора Поповича. С ним-то я был знаком хорошо. Действовал он, если не ошибаюсь, под псевдонимом Голубь. Да, так оно и было. Помню, принимая его с почтой, я ещё шутил: "Да ты и впрямь летаешь, как голубь!" Имел он лет сорок, а крепкий такой, ловкий был мужик. Как лесник, Карпаты знал отлично, и я бы не сказал, кто из связных был тогда сноровистей нашего Поповича, кто ещё так свободно чувствовал себя на лесной тропе. Переходил границу много раз - приносил нам сведения группы и свои материалы… он все умел и все успевал. Горяч был ещё: брызни водой - зашипит. Прямо сказать, как его земляк, легендарный опрышок Микола Шугай!
И когда Панкратенков рассказывал детальнее о переходах лесника, невольно подумалось, как жизненна, "приземлена" легенда о проводнике, ходившая из села в село. Как знать, может, эта самая легенда была сложена именно о нём - Федоре Поповиче?
Орлов недолго задерживал у себя связного. Время торопило. Торопился и лесник - ведь он был на службе, его ждали люди. Во время отсутствия Поповича подменял Василий Шегута, приходивший с другого участка, и за работу Федор был спокоен. Но частые подмены лесника легко могли вызвать подозрение. Смекалистый связник решил "разнообразить" и свои отлучки.
Утром, перед тем, как отправиться в Торунь, затем - в "хозяйство" Хмиля, через которое вела заветная тропинка за Карпаты, Попович спустился в глубокое ущелье, где рубили лес. Ему, как обычно, надлежало следить за правильностью вырубки. Но на этот раз щека у лесника была перевязана, лицо кислое. Шурин Илья Чепара, работавший в бригаде лесорубов, конечно, знал, в чём дело, и еле удержался, чтобы не рассмеяться. Отошёл в сторонку… А Попович громко жаловался на боль: и водкой, мол, замачивал, и зубочек чеснока ложил - не помогает, всю ночь не сомкнул глаз. Лесорубы в большинстве молчали, а надзиратели, которых в горах понаставили - так, "на всякий случай" - и от жандармерии, начали подбрасывать шутливые советы. Их глаза горели от злорадства: "Хоть помолчишь денёк-другой, уж больно ты остёр на язык, не знаешь разбору, что лесорубы, что начальство". Под "начальством" подразумевали, конечно, себя.
Когда появился в ущелье Шегута, он ушёл домой. По пути зашёл к старику Лою:
- Ну, отец, приготовили подарочек сыну?
- Кое-что есть, Федор, - старик поднялся из-за своей "зингерки", подошёл к окну, засмотрелся на белые горы. Потом оглянулся:- Со стороны Берегова подтянули в Хуст артиллерийский полк. Я сам лично видел - вот как сейчас тебя - его командира: все вытирал клетчатым платком покрасневший нос…
Дмитро рассказал Поповичу и о тайной штольне, которую роют солдаты под склад в Замковой горе, и где как усилены жандармские посты по дороге на Севлюш.
- Насчёт постов выведал Иван. Он нащупал красивую ниточку - знакомится в пути с почтарями. Ну, а те, известно, знают все и обо всём.
- Молодец Иван! - похвалил Попович: слово "молодец" было для закарпатцев ещё малопривычным - он перенял его от Орлова, - и такая похвала звучала особенно значительно.
Вошёл сам Иван - высокий, статный парень. Он должен был принести Поповичу материалы Кикины, с которым встречался у Ивана Юрика. Парень сбросил высокую баранью шапку и сказал:
- Кикина не приехал, по данные есть: их привёз сам Юрик.
Это сообщение немного озадачило, но Иван тут же простодушно начал объяснять:
- А что ж тут такого? Они ведь с Кикиной женаты на двух сёстрах, люди близкие. Кикина так просто не передал бьг через пего письмо. Значит, зпает, с кем имеет дело. И вы, Федор, там поговорите, чтобы в нашу группу зачислили Юрика…
Голубь добрался в Лопушное. Отсюда путь лежал через леса. Никогда ещё не приходилось Федору идти с такими муками: глубокий, рыхлый снег заставлял ползти. Только далеко за полночь, совсем обессиленный, вышел на перевал, к которому раньше поднимался запросто, без единой "станции". Наши пограничники доставили промокшего путника на свою заставу.
- Да, друг Голубь, то, что ты принёс, стоило и риска, и твоих мытарств…- Орлов задержал на нём внимательный взгляд. - Ну, ну, говори… принёс что-то ещё - по твоим глазам вижу.
- Есть разговор, товарищ старший лейтенант…- и Попович рассказал про Ивана Юрика.
Орлов опустил взгляд.
- Раз веришь ты, то верю и я: этот Юрик - человек надёжный. Только учти, друг Голубь: группа расширяется - это хорошо, это необходимо для более успешной работы, но и забот зато прибавляется. Оберегать группу надо от провокаторов, от предателей. Втолковывай людям: поменьше "вербовок", никакой самодеятельности в подборе новых участников.
- Всё будет как надо! - весело пообещал Попович. - Глаз у меня зоркий.
- А если станет зорче - делу не помешает. Так что иди, друг Голубь, поспи, а насчёт работы вашей группы я посоветуюсь с майором.
Под вечер Орлов пригласил в кабинет Поповича и Лоя. Там на столе были разложены снимки военных объектов. Начал объяснять:
- Видите, ребята, как важна для нас фотоинформация и письма разведгрупп: совершенно ясно складывается картина агрессивных приготовлений в Закарпатье… Хортисты проглотили маленький кусок - и аппетит только разыгрался. Так что освобождение вашего Закарпатья приходится начинать с того, чтобы обуздывать врага, бить по его лапам, пресекая его посягательства… А теперь взгляните на эту карту края, - Орлов отвёл разведчиков к другому, маленькому, столику. - Крестиками помечены объекты, которые попали в поле зрения наших вучковчан, а также те места, где работал Кикина.
- Маловато, - заметил Косуля.
- Да, не густо… А отсюда вывод: действительно надо иметь больше активных штыков. Но это дело сложное…
Иосиф смял на груди свитер:
- Товарищ старший лейтенант, разрешите сделать ещё один рейд за Карпаты.
- Нет, друг, тебе придётся отправляться в "рейды" только в крайних случаях. Ты же для них там - дезертир, жандармы никак тебя, небось, не обыщутся. Их постам известно, что Иосиф Лой - беглый солдат венгерской королевской армии - наверняка ушёл к Советам и, уж если появится дома - это неспроста. Даже пусть в селе заговорят, что кто-то где-то тебя видел - усилишь подозрение к родным, а значит, тень опасности падёт и на группу.
Иосиф напомнил:
- Но ведь я маскируюсь вроде бы неплохо, товарищ старший лейтенант, - тогда никто меня не заметил, я не попался на крючок.
- Попался бы - мы бы тут с тобой теперь не говорили, как действовать дальше. Такое дело…
- С этим я согласен.
Орлов, помедлив, продолжал: