"МОЙ СЫН - СОЛДАТ!"
Вера Федоровна постепенно привыкала к тому, что сын служит в Афганистане. Она стала рассуждать спокойнее: "Коля разделил судьбу многих своих сверстников. Он - солдат, а в Афганистане находится, наша армия, такие же, как и Коля, парни. Он не привык уклоняться от трудностей, я сама их к этому с детства приучила". В душе Вера Федоровна гордилась сыном: ее мальчик - воин-интернационалист, десантник. Когда среди знакомых заходил разговор об Афганистане, о наших ребятах, находившихся там, Вера Федоровна видела, как уважительно с нескрываемым интересом люди смотрели на нее. Многие считали, что она знает об этой стране больше, чем другие, расспрашивали ее. В такие минуты на душе у нее становилось спокойнее, крепла вера в то, что у сына все будет хорошо и он вернется живым и невредимым.
Вот и сегодня перед окончанием работы к Коблик подошла сотрудница и протянула маленький листок бумаги.
- Вас спрашивали из училища, где учился ваш сын, просили позвонить.
Вера Федоровна набрала нужный номер. Ей ответил заместитель директора училища. Извинившись, он попросил адрес Николая и объяснил:
- Наши ребята хотят переписываться с ним. Я думаю, что и Николаю будет приятно получить от них весточку. Кроме того, мы хотим узнать, как вы живете? Не нуждаетесь ли в чем?
С хорошим настроением она шла домой. Было приятно, что в училище не забыли ее сына. Погода стояла солнечная, и Вере Федоровне не терпелось быстрее покончить с домашними делами и выйти в сквер посидеть на скамейке, почитать.
Дома она быстро стала готовить Сергею ужин. Вера Федоровна была благодарна старшему сыну за то, что он был внимательным, старался поддержать ее в тревожном ожидании.
Звонок в прихожей заставил ее сначала взглянуть на часы, а затем поспешить к дверям. Сергею было еще рано возвращаться, значит, кто-то посторонний. На пороге стояла незнакомая женщина. Светлые пушистые волосы обрамляли круглое лицо. Она приветливо улыбнулась.
- Здравствуйте, Вера Федоровна. Прошу меня извинить, что врываюсь к вам без приглашения.
- Здравствуйте, проходите, пожалуйста. Поговорим в квартире.
В прихожей гостья представилась:
- Чайкина Нина Тимофеевна. Мне о вас рассказывал Иван Леонидович Лемехов, а сегодня я получила письмо от сына. - Она достала надорванный конверт. Оказывается, наши дети служат в одном батальоне. Они подружились, и мой Паша с восторгом пишет о вашем Коле. Я позвонила Ивану Леонидовичу, попросила ваш адрес и, не откладывая, сразу же направилась сюда.
- Ой, какая вы молодец! - всплеснула руками Вера Федоровна. - Проходите, пожалуйста. - И она, чуть поддерживая под локоть гостью, повела ее в зал. Они устроились на диване, но тут же из кухни донесся резкий свисток: закипел чайник. Вера Федоровна засуетилась.
- Нина Тимофеевна, я сейчас приготовлю чай, и мы с вами спокойно поговорим. Вы даже не можете представить себе, как я рада вашему приходу.
Она быстро заварила чай, подтянула к дивану журнальный столик, поставила фрукты, печенье. Вера Федоровна с удовольствием хлопотала, накрывая на стол, с радостной улыбкой смотрела на гостью. Разговорились. Чайкина работала редактором на телевидении. В ее словах Вера Федоровна уловила скрытую тревогу за своего сына. В этот вечер женщины узнали друг о друге все. Дети быстро сблизили матерей.
Когда пришел Сергей, они, словно старые знакомые, вели между собой разговор.
- Сережа, - окликнула сына Вера Федоровна, - познакомься: Нина Тимофеевна Чайкина. Ее сын служит с Колей.
- Чайкин? Павел? А я уже знаю, что они в одном батальоне служат.
- Откуда ты знаешь?
- А я сегодня во время обеда забежал домой, нужен был паспорт, смотрю, в почтовом ящике письмо. Вот оно. - Сергей протянул матери конверт. - Коля в нем пишет о Павле. Чувствуется, что они крепко подружились.
Они долго чаевничали втроем, вели неторопливый разговор. Уже начало темнеть, когда Чайкина ушла.
Вера Федоровна сначала прочитала письмо, а затем в хорошем расположении духа принялась за уборку стола.
- Мам, - послышался голос Сергея. Он находился в своей комнате. - Я выведу Кузю на прогулку.
Ответа он не услышал, так как в дверях раздался звонок.
- Я открою, - сказал Сергей.
Вера Федоровна поспешила в прихожую. А туда входили
Жукин и Солдунов. Они по очереди сказали "добрый вечер" и нерешительно остановились.
Сергей ответил, а Вера Федоровна стояла молча. Жукин топтался в нерешительности.
- Вера Федоровна, мы к вам по-соседски зашли. Очень надо поговорить.
- О чем? - сухо спросила хозяйка, не приглашая мужчин в комнату.
- Это щепетильный разговор, и мы хотели бы поговорить с вами одной.
Вера Федоровна догадывалась, о чем они хотят говорить. Наверняка их прижали как следует в милиции, вот и прибежали. Она тихо ответила:
- Мой сын достаточно взрослый человек, чтобы присутствовать при щепетильных разговорах. Слушаем вас.
- Понимаете, Вера Федоровна, - неуверенно начал Жукин, - нас сегодня вызывали в милицию и обвинили в том, что мы якобы писали на вас анонимки.
- А что, это не так? - хмуро спросила Вера Федоровна, еле сдерживая раздражение.
- Понимаете, Вера Федоровна, мы оказались в безвыходном положении. - Жукин смотрел в сторону. - Мы лишены возможности защищаться и доказывать, что мы этого не делали. Нам пригрозили: если не попросим у вас извинений и вы не скажите, что прощаете, то нам сообщат на работу. Сами знаете, что там никто разбираться не будет.
- А вы же знаете, - вставил Солдунов, - что Павел Степанович занимает ответственный пост и пользуется большим авторитетом.
- Да, а после такого сообщения мне хоть с работы уходи, - подтверждающе закивал головой Жукин. - А в милиции и слушать не хотят. Им надо побыстрее закрыть дело, вот и торопятся. Только вы, дорогая Вера Федоровна, можете спасти нас. Вам же ничего не стоит сказать им, что вы к нам претензий не имеете.
Веру Федоровну охватил гнев. "Нашкодили, нагадили, мерзавцы, а когда вас поймали за руку, то даже признаться стыдно. И здесь пытаетесь вывернуться. Нет, ничего у вас не выйдет!" - Вера Федоровна хотела высказать свои мысли вслух, но бледное лицо сына, гневно сжатые губы и горящие глаза остановили ее. Стоит ей только поднять голос, как Сережа может не выдержать.
Вера Федоровна старалась быть спокойной.
- Так вы утверждаете, что анонимок не писали?
- В том-то и дело, что нет, - заговорил Солдунов. - Но в милиции нас не слушают. И в такой ситуации нам лучше не спорить с ними и не злить.
- Не понимаю, если не писали, то чего вы боитесь?
- Мы же вам объяснили… - начал Солдунов, но Вера Федоровна его перебила:
- Бросьте, вы! Что вы из себя строите невинных ягнят. Я консультировалась у юриста. Он мне пояснил, что авторов этих анонимок следует привлечь к судебной ответственности за клевету. Почерковедческая экспертиза даст заключение: ваш ли это почерк. И если это не ваших рук дело, то потребуйте сделать экспертизу.
- Мы не хотели заходить так далеко, - пробормотал Жукин. - Нам в милиции сказали, что главное - это ваше заявление, на этом все и кончится.
- Сереженька, дай мне, пожалуйста, лист бумаги и ручку.
- Мама, - растерялся Сергей, - ты что, хочешь написать такое заявление?
Сергей молча пожал плечами и вынес бумагу и ручку. В углу прихожей стоял небольшой столик для телефона. Вера Федоровна отодвинула аппарат в сторону, и, стоя, начала писать: "Начальнику милиции. Я, Коблик В. Ф., не имею никаких претензий к моим соседям: Жукину Павлу Степановичу, его жене Нине Николаевне и их сыну Солдунову Николаю Афанасьевичу. В то же время, настоятельно прошу найти того, кто писал на мою семью анонимки, и привлечь их к строгой ответственности в соответствии с нашими законами".
Подписав заявление, Вера Федоровна протянула его Жукину.
- Вот, пожалуйста. Я написала, что к вам претензий не имею.
Жукин и Солдунов начали читать. Вера Федоровна наблюдала, как постепенно вытягивались и темнели их лица.
Прочитав, они растерянно пробормотали что-то и тут же ушли.
Вера Федоровна молча улыбнулась. Сергей, закрыв дверь, сказал:
- Дипломат ты у меня. Интересно, как они выкрутятся из этой истории?
- А никак. Увидишь, завтра или послезавтра прибегут снова. Им же некуда деваться.
Вера Федоровна как в воду глядела. На следующий день утром во дворе ее дожидался Жукин. С жалкой улыбкой он предложил:
- Вы не будете возражать, если я вас немного провожу? Мне надо с вами поговорить.
Не отвечая, Вера Федоровна зашагала дальше. Жукин пошел рядом.
- Вера Федоровна, я не мог быть вчера с вами до конца откровенным. Разговор был настолько деликатным, что присутствие вашего сына не позволяло мне рассказать вам все. - Он деланно вздохнул. - Вы не представляете, как мне тяжело. Вы же знаете, что Николай мне не родной сын. Так вот… - Жукин сделал многозначительную паузу. - Анонимки писал он. В милиции же нас обвинили обоих. Что мне оставалось делать? Сказать правду, значит, разрушить семью. Вот и приходится молча терпеть все это. Но в то же время, если напишут мне на работу, то прощай карьера. Поэтому у меня один выход: просить вас спасти и семью, и лично меня от позора.
Вере Федоровне было неприятно его. слушать.
- В этих грязных делах я вам не помощница. Вот мы и пришли. До свидания. - И направилась к подъезду огромного здания.
Прошло два часа, и вдруг Вере Федоровне сообщили, что ее спрашивает какой-то молодой человек.
"Сережа, - подумала она, устремляясь вниз к вахтеру. - Что случилось?"
Внизу стоял… Солдунов.
Маслянистые глаза угодничьи улыбались.
- Вера Федоровна, вы меня извините, но я решил поговорить с вами один на один. Если можно, то выйдем на улицу?
- Некогда мне, - холодно сказала Коблик. - Слушаю вас.
Они отошли в сторонку, чтобы не мешать проходить людям.
- Вера Федоровна, вы же знаете, что Павел Степанович мой отчим. Все, что есть у нас дома: и телевизор, и мебель, и магнитофон, и холодильник - все это купили благодаря ему. Поэтому мы с мамой полностью зависим от него. И вот такие неприятности. Вызывают его и меня в милицию, говорят, что мы писали на вас заявления.
- Ну предположим, не заявления, а анонимки, - поправила его Коблик.
- Да-да, анонимки. А на самом деле писал их Павел Степанович. И скажи я об этом, то он тут же расправится со мной и с мамой, уйдет от нас… Павел Степанович требует, чтобы я на себя взял это дело. Но вы же сами знаете, что со мной тогда будет.
- Я не знаю, что будет с вами, - жестко сказала Вера Федоровна. - Я знаю другое: подлость должна быть наказана. Скажите, а ваш Павел Степанович знает, что вы пошли ко мне?
- Нет, что вы! Я решил втайне от него повидаться с вами. Вера Федоровна, напишите в милицию о том, что ко мне не имеете претензий.
- С какой стати я буду это делать? Милиция мне еще не сообщила, кто писал эту клевету. Вот когда сообщит, тогда и буду думать. Извините, мне надо работать. - И она направилась к лифту.
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ СНОВА РЯДОМ СТОЯТ
Коблик тоскливо смотрел через зависшую пыль на красноватый диск солнца, которое уже опускалось за вершины западных гор. Пользуясь короткой передышкой, он быстро снарядил последними патронами магазин.
- Что, кончаются "орешки"? - спросил Леонов, глядя в сторону камней, где снова зашевелились душманы, в который раз готовясь к очередной атаке.
- Да, полрожка осталось.
- Патрончик-то оставь один, лучше всего в отдельный магазин вставь. А я для себя эту штучку оставил. - Он показал на лежавшую рядом гранату. - В себя из пулемета трудно стрелять.
Коблик поймал себя на мысли, что ведут они разговор о своей смерти как об обычном деле.
"А как же иначе, - подумал Николай, - не живыми же им сдаваться". Мысли сразу же вернули его домой. "Мама… бедная. Как она перенесет, когда узнает? А как же она узнает? Ведь мы же все погибнем. А душманы, говорят, даже тела советских солдат забирают с собой. А что, если наши подумают, что мы сдались врагу?"
Коблику стало нехорошо на душе от этой мысли. Нет, ему не было страшно погибнуть. Иного пути он и не видел. Но мысль о том, что вдруг кто-то даже на мгновение посмеет подумать о том, что он, советский солдат, предпочел плен смерти, напугала его. "О чем это я? - одернул себя Коблик. - Кто поверит тому, что я струсил?! Что, разве не знают меня мама и Сергей? Света? Нет, я могу умереть, не беспокоясь за свое имя. Главное сейчас - это заставить душманов заплатить за наши жизни как можно большую цену".
А Шувалов, подсчитывая боеприпасы, искал выход. "Если продержимся до темноты, то рискнем пойти на прорыв. Только в какую сторону? Попытаться уйти обратно в горы? Но что там делать без боеприпасов и воды? Нет, лучше пойдем вперед. Наши наверняка где-то недалеко, ишут нас.
Старший сержант поглядел туда, где засели душманы. Повернулся к Банявичусу:
- Альгирдас, как ты?
- Порядок, Юра. Только патронов осталось меньше магазина.
- Гранат?
- Три.
- И у меня четыре.
- Ты посмотри тут, а я ребят наведаю.
- Хорошо. Будь осторожен, они следят за нами, на таком расстоянии подсечь тебя - раз плюнуть.
- Не волнуйся, не попадут.
Шувалову ползти было трудно. Раненое бедро отзывалось острой болью. Сжав зубы, он полз вперед. Коблик был на месте, а Леонов передвинулся метров на десять правее, где уже успел соорудить небольшую насыпь. Шувалов спросил у Коблика:
- Ну как, не страшно?
- Нет, патронов только мало.
- А ты экономь. Бей только одиночными и наверняка. - Шувалов поморщился и потер бедро. - Кто у тебя дома?
- Мама, брат Сергей, - почему-то смутившись, ответил Коблик.
- А у меня кроме родителей две младшие сестренки. - И вдруг, словно спохватившись, сказал: - О смерти не думай. Скоро стемнеет, пойдем на прорыв. Так что держись, мужик!
- Держусь. Как ребята?
- Банявичус молодец, а как остальные, сейчас выясню. Пока. - И он пополз дальше.
Леонов чуть подвинулся, давая возможность Шувалову укрыться за бугорком, потом сказал:
- Ты бы поменьше лазил, а то достанут.
- Как бы не так. Ползать мы научились. Ну, как у тебя?
- Порядок. Патронов - один магазин, но еще есть шесть гранат да кулаки.
- Ясно. Держи еще две гранаты.
- Спасибо.
- Не за что. В батальоне рассчитаешься.
- А ты думаешь, что мы сможем вырваться?
- А ты? Не прощайся раньше времени с жизнью, Антон. Постарайся сберечь патроны, нам с тобой придется прикрывать ребят. Мы же - старики.
- Ага. Это понятно. Смотри, какую я позицию выбрал. Они сунутся сейчас чуть левее, чтобы прямо на пулемет не лезть, ну а я их подпущу поближе.
- Ну-ну, - чуть улыбнулся Шувалов. Говорить что-то подбадривающее Леонову старішій сержант не стал. Антон - опытный солдат и сам не хуже командира понимал обстановку. Шувалов пополз дальше. Приблизился к Попову, тот в этот момент выстрелил из снайперской винтовки и удовлетворительно произнес:
- Четырнадцать.
- Ты что, в очко играешь? - запыхавшись спросил Шувалов.
- Какое там очко! Здесь и двадцать пять не будет перебором.
- И я уже девять имею, - послышался голос Кольцова.
- Мог бы больше, да ленишься, - подтрунивая над другом, сказал Попов.
- Да, с тобой потягаешься, - ответил Кольцов. - Щелкаешь, как орешки.
- А как же иначе? В конце концов, я снайпер или не снайпер?
- Снайпер, снайпер, - успокоил его Кольцов, - Да и патроны тратишь экономно. Молоток!
- Мужики, - обратился к ним Шувалов, - вы слышите меня, когда я кричу?
- Конечно, - пошутил Кольцов, - когда ты голос подаешь, то даже духи замирают на месте.
- Ладно тебе, - махнул рукой Шувалов. - Когда стемнеет, будем пробиваться вперед.
- А как с погибшими?
- Возьмем с собой, а как же иначе!
- Правильно, командир, - поддержал Шувалова Попов. - Если уходить, то всем вместе.
- Ну ладно, держитесь, братцы, я пошел дальше.
Когда Шувалов подполз к следующей позиции, то сердце у него похолодело. Турлаков делал перевязку Бадаеву. Шувалов сразу же понял: ранение серьезное. Не обращая внимания на боль в бедре, он поспешил к ним.
- Что, в живот?
Ответил сам Бадаев:
- Да, командир, кажется, я отвоевался.
Турлаков уже успел закрыть повязкой рану, но кровь быстро окрашивала бинт в алый цвет. Шувалов дотянулся до автомата Бадаева и вытащил из металлического приклада перевязочный пакет, протянул его Турлакову.
- Наложи еще одну повязку.
Но Бадаев протестующе слабо пошевелил рукой.
- Не надо, Юра. Это последний пакет. Кто знает, что еще может случиться.
По щекам Турлакова бежали слезы, и, чтобы их не видел Бадаев, он все время отворачивал голову в сторону. Они устроили Бадаева за бруствером и быстро подготовили для Турлакова новую позицию.
- Юра, - чуть слышно позвал Бадаев.
Шувалов оглянулся.
- Юра, там в мешке должен быть еще один трофейный пистолет, дай мне его.
Чуть поколебавшись, Шувалов вложил испанскую "астру" в правую руку Бадаева. Тихо и твердо сказал:
- Петя, только не дури, слышишь?!
- Не беспокойся, командир. Я на всякий случай. Заряди мне его, у меня сил не хватит это сделать.
Шувалов передернул затвор пистолета, послав патрон в патронник.
- На, Петро, держись. Я уверен, что наши скоро подойдут.
Шувалов заспешил к Банявичусу. Душманы пошли в атаку. Снова защедкали одиночные выстрелы, коротко загрохотал гранатомет. Пулемет Леонова пока молчал. Но вот гранатомет Турлакова ударил длинными очередями, и Шувалов тревожно крикнул:
- Феликс, как там у тебя?
- Это я им за Петю! Он скончался!
И тут, словно по команде, все ребята ударили очередями. Шувалов громко крикнул:
- Внимание! Всем перейти на одиночный огонь. Это - приказ!
Вдруг командир обратил внимание на душманов. Они, почти не пригибаясь, бежали куда-то влево, к горам. Шувалов сначала подумал, что они хотят перегруппироваться и всеми силами навалиться на Коблика и Леонова, но Банявичус громко закричал:
- Мужики, наши! Честное слово, наши идут! Духи когти рвут!
Шувалов увидел, как от гор тремя большими группами бегут свои. Он вскочил на ноги и дал длинную очередь вдогонку убегающим душманам. Все парни тоже палили, уже не жалея патронов. Через минуту все, кто мог ходить, сбились в кучу, обнимались и смеялись.
Коблик видел, что впереди всех бежит Чайкин. Николай побежал к нему навстречу и вдруг с ужасом увидел, что Чайкин скрылся в столбе дыма и пыли. Ударил глухой взрыв. Коблик остановился. Пыль медленно оседала. Чайкин неподвижно лежал на земле.