- Видишь, Федор Тимофеевич, какие дела получаются! У нас раньше на флоте считали: кто много покачался на волнах да хлебнул соленой водички - тот и хороший моряк! А сейчас этого недостаточно. И хотя идет война, учиться 7 надо непрерывно, каждый день, - уже обращаясь ко всем, сказал Фадеев. - Море неучей и лентяев не любит! Есть такая народная пословица: "Учиться - все равно что грести против течения: только перестанешь - и тебя погонит назад". Бросил весла - и снесло.
Контр–адмирал Фадеев поднялся из–за стола, давая этим понять, что разговор окончен и офицеры могут быть свободны.
Большую работу проделали в этот период штабы флота и соединений. За закрытой дверью с табличкой "Вход воспрещен" разрабатывались планы дерзких нападений на коммуникации противника десантов прямо в занятый противником порт.
Мне вспоминаются бессонные ночи, проведенные в поисках неожиданных для противника решений. Эти решения должны быть основаны на точном расчете своих сил и средств, на знании противника - его психологии, тактики и возможностей.
За планами операций и схемами боя офицер–оператор должен видеть живых людей, которые будут выполнять его замысел. Конечно, нельзя предусмотреть всего, что может случиться, но каждое решение надо примерить сто раз - и ни разу не ошибиться. А как будешь потом переживать все подробности боя, когда начнется осуществление того, что было до сих пор лишь на бумаге, сколько прибавится за это время седых волос на висках, а сердце начнет давать перебои! Ведь каждый оператор мечтает о том, чтобы разработанный им план принес победу с минимальными потерями.
Оперативная работа, как и всякая творческая работа, требует от человека напряжения всех его духовных и физических сил, колоссальной энергии. К сожалению, мало кто знает людей, которые за закрытой дверью и занавешенными иллюминаторами разрабатывали оперативные планы, о мастерстве таких операторов–черноморцев, как [113] контр–адмиралы И. Нестеров, К. Мельников и Ю. Ковель.
Для десанта готовили людей и корабли, но место высадки командование хранило в глубокой тайне. Пытались даже дезинформировать противника. Подготовка велась якобы для высадки десанта в районе Южная Озерейка. Так, была даже издана ложная директива и приняты меры, чтобы она стала известна противнику.
По предложению начальника политотдела 18‑й армии Л. И. Брежнева в сухопутные части были направлены группы моряков для проведения агитационной работы и обмена опытом. В эти группы входили герои обороны Одессы и Севастополя, высадки десантов в Феодосию и Керчь, Южную Озерейку и Мысхако.
Была развернута устная и печатная агитация, выпускались специальные брошюры и листки. Большую помощь в этой работе оказывали писатели и журналисты - Сергей Борзенко, Анатолий Луначарский и многие другие.
Утром 9 сентября ветер утих. Спокойное море лежало у каменистых берегов бухты Геленджик, лишь чуть заметная мертвая зыбь поднималась до деревянных настилов пристаней и вновь опускалась, обнажая просмоленные сваи с наростами ракушек и молодого зеленого мха. Море еще тяжело дышало после вчерашнего шторма, но уже весело светило солнце и тихо шелестели на деревьях поблекшие, тронутые желтизной листья.
Стоя на длинном деревянном пирсе, капитан–лейтенант Глухов в который раз удивлялся этой стойкости деревьев на побережье Черного моря: уж иногда и седой иней покроет всю землю, а деревья по–прежнему неохотно сбрасывают свою листву.
Вот уже несколько дней сторожевые катера 1‑го дивизиона Глухова находились в бухте Геленджик - они готовились к десантной операции. Глухову, как командиру отряда кораблей, были известны замыслы командования.
Перед войсками Северо - Кавказского фронта и Черноморским флотом, которым командовал тогда вице–адмирал Л. А. Владимирский, стояла задача ликвидировать таманскую группировку противника и не допустить ее эвакуации в Крым.
Главным препятствием для наших войск по–прежнему являлся оборонительный рубеж противника - Голубая [114] линия. Объектом главного удара избран был наиболее сильный опорный пункт обороны врага - Новороссийск. Этот город являлся как бы ключом ко всей вражеской обороне.
Для выполнения этой задачи командующий Северо - Кавказским фронтом силами 18‑й армии наносил внезапный удар: западной группой войск со стороны Мысхако и восточной из района цементного завода "Октябрь", а Черноморский флот высаживал десант непосредственно в порт и на побережье Цемесской бухты.
Накануне ночью Глухов шел вместе с командирами отрядов Масалкиным и Державиным.
Ночь была светлая, лунная. По каменистой узкой тропинке они молча взбирались на гору. Ветер гнал сухие листья. Стояла такая тишина, что было слышно, как сорвавшийся из–под ног камень покатился с шумом вниз, сбивая на своем пути другие, и Глухов ждал, когда они булькнут, падая в воду. Но море было далеко.
- Не умеют моряки по суше топать! Вот посмотрите, как старшина–разведчик идет, - показывая на шагавшего впереди по тропинке человека, пошутил сопровождавший моряков армейский офицер.
- Ну–ну, приходилось и нам по горам ходить! - улыбнувшись, ответил Глухов и вспомнил, как осенью 1942 года он вместе с группой раненых уходил от фашистов по горным тропинкам из кисловодского госпиталя.
Когда поднялись на вершину, где был устроен наблюдательный пункт, потянуло предутренним студеным холодком. Моря не было еще видно, только чуть слышно шумел прибой и далеко–далеко, у Мысхако, полыхали белые зарницы. Цемесская бухта, куда были направлены стереотрубы и бинокли, была погружена во мрак и тишину: ни одного прожекторного луча или ракеты, ни одного артиллерийского выстрела.
Пока размещались и устраивались поудобней, а затем слушали сообщение старшины–разведчика, ходившего прошлой ночью на резиновой шлюпке к восточному молу, наступил рассвет.
Щедрые солнечные лучи сразу прогнали ночную угрюмую сосредоточенность. Люди ожили, стали веселее, энергичнее. Но внизу, там, где в глубине Цемесской бухты лежал Новороссийск, еще несколько минут держалась белесая мгла. Потом и она рассеялась. Глухов в сильную [115] стереотрубу видел длинные, идущие от обоих берегов молы. Они блестели от утренней росы и казались черной дугой замка, закрывающего вход в знакомую гавань. На молах медленно двигались темные фигуры. Там были передовые доты и пулеметные точки противника.
- Вот где ключ к десантной операции, - сказал Глухов, обращаясь к стоящему рядом капитан–лейтенанту Масалкину.
Тот ответил задумчиво:
- Н-да, нам бы только проскочить эти ворота…
И они продолжали внимательно вглядываться в темный далекий и, казалось, мертвый город. Тревожно забилось сердце, когда в поле стереотрубы за узкими молами появилась голубая полоска гавани, черточки многочисленных пирсов и пристаней и, наконец, сам город. Серые здания с пустыми дырами окон, разрушенные портовые постройки.
Глухов, Державин и Масалкин, зная уже, в каком районе и у каких пристаней им сегодня ночью придется высаживать десант, выискивали и узнавали эти пирсы среди множества других пристаней по известным только им одним приметам.
Глухов разыскал слева в углу Лесную пристань. От нее к центру шли - в обратном порядке - пятая, четвертая, третья, вторая и первая пристани. Над ними возвышался огромный полуразрушенный элеватор, а дальше на берегу - железнодорожный вокзал и клуб.
У причалов притаились угрюмые вражеские доты и броневые колпаки, а у самого уреза воды - ржавые противодесантные ежи и железные сваи. Все побережье бухты окутано колючей проволокой, утыкано пулеметными гнездами - и через все это надо пройти, высадить десант во что бы то ни стало.
Штурм Новороссийска
Стоя у края пирса, Глухов глядел на успокаивающееся море и думал, что сегодня выход в десантную операцию, наверное, состоится. Вчера норд–остовый ветер усилился до штормового, и операцию пришлось на сутки отложить.
Он не заметил, как бесшумная мертвая зыбь поднялась до настила, растеклась по доскам, заливая ему ботинки. [116]
- Что, Дмитрий Андреевич, гадаешь, какая к вечеру будет погода? Ну уж нынче метеорологи клялись, что хорошая! - вывел его из задумчивости голос замполита Косидлова.
Глухов молча улыбнулся. Между ним и замполитом давно уже установились добрые отношения, которые затем перешли в ровную, спокойную дружбу и помогали им в трудных боевых делах. Первое время, когда вместо полкового комиссара Моисеева Глухову пришлось работать с Косидловым, смущало то, что Косидлов слишком молод. Он совсем не был похож на старого коммуниста Моисеева, сурового балтийского матроса, бравшего Зимний дворец в 1917 году, к которому Глухов относился с уважением и доверием ученика к учителю. У Моисеева он многому научился. Но они быстро нашли общий язык сКосидловым. Этому способствовал и открытый, общительный характер нового замполита, и то, что, почти всю свою службу пробыв на катерах в морском пограничном отряде, он, как и Глухов, полюбил и эти небольшие корабли, и людей, плавающих на них.
Косидлов сообщил Глухову, что недавно закончилось совещание замполитов десантных отрядов.
- Главное - это обеспечить высадку десанта при любых условиях. - Он сделал ударение на словах "при любых условиях". - На это нацелена вся партийно–политическая работа, Дмитрий Андреевич!
Глухов знал об этом. Он и сам принимал участие в этой работе. Бывалые моряки проводили беседы о десантных операциях, зачитывали письма от тружеников тыла. Старшинами мотоботов подбирали коммунистов, им предстояло решать самостоятельно трудную задачу - высадку первого броска.
Среди моряков отряда Глухова и десантников прошли митинги. Катерники дали Родине клятву: "Идя в бой, мы клянемся, что будем действовать решительно и смело, не щадя жизни своей для достижения полного разгрома и уничтожения врага. Мы будем идти вперед, и только вперед!"
Батальону морской пехоты Ботылева контр–адмирал Холостяков вручил перед строем Военно–морской флаг, чтобы подняли его, как только займут Новороссийск.
За час до посадки десанта на сторожевые катера Глухов приказал сыграть "Большой сбор". Перед Глуховым [117] стояли в строю ветераны многих морских походов и боев, трудных конвоев и дерзких разведок в тылу врага. Нашивки за ранения и боевые награды напоминали о сражениях под Одессой и Евпаторией, об обороне Севастополя, о смелом десанте в Феодосии.
Глухов, обращаясь к ним, сказал коротко: "Высадить десант при любых условиях - наш долг перед Родиной".
В операцию Глухов шел на сторожевом катере 081. Это был боевой корабль, участвовавший в обороне Одессы и Севастополя, в высадке десантов в Евпатории и Южной Озерейке. Глухов знал людей этого катера: и старшину 1‑й статьи Якова Кобца, и парторга катера трудолюбивого боцмана Саковенина, и командира кормовой пушки задиристого адыгейца Гису Панеша, и острого на язык механика катера воентехника 2 ранга А. Н. Софиюлина.
Глухов вместе с командиром 393‑го отдельного батальона морской пехоты капитан–лейтенантом Ботылевым находился на головном катере 081. Его десантный отряд первым должен был прорваться через "ворота смерти", как окрестили вход в Новороссийский порт сами немцы. Узкий восьмидесятиметровый проход между молами простреливался многослойным огнем артиллерийских и минометных батарей.
Перед выходом катеров в море от командира высадки десанта контр–адмирала Холостякова принесли и зачитали перед строем приказ Ставки Верховного Главнокомандования об освобождении Донбасса советскими войсками. Это еще больше воодушевило людей.
Ветер на море почти стих, светила луна, когда катера отряда Глухова в 21 час 15 минут вышли из Геленджикской бухты и взяли на буксир баркасы и мотоботы с десантными войсками.
Цемесская бухта была погружена во мрак, противник не ожидал здесь неприятностей с моря. Он методически, как всегда, обстреливал район Кабардинки и зажигал ракеты на переднем крае у Мысхако. Изредка прожекторы освещали море на подходах у Южной Озерейки. Отсюда, с катера Глухова, огни далеких прожекторов казались полыхающими зарницами, какие бывают в летние предгрозовые ночи где–нибудь в степи у Сиваша.
Море, сколько мог с мостика охватить взглядом Глухов, было заполнено сторожевыми катерами, мотобаркасами [118] и мотоботами. Катера шли в трех кильватерных колоннах, нагруженные до отказа людьми и техникой. У мыса Дооб катера, ориентируясь по специально зажженным створным огням, ложились курсом на Новороссийский порт.
Умело и твердо руководил отрядами командир высадки контр–адмирал Холостяков. Его командный пункт был расположен на Дообском маяке. И он оттуда мог наблюдать, как вдоль берега проходили в кильватерном строю десантные отряды.
В 1 час 30 минут начальник штаба высадки капитан 2 ранга Нестеров доложил Холостякову:
- Все десантные отряды прошли мыс Дооб. Катера идут, четко соблюдая строй!
Глухов, стоя на мостике катера, вполголоса разговаривал с Василием Андреевичем Ботылевым. Как только катера легли на светящийся створ у мыса Дооб, Глухов услышал тревожный вопрос, которого ожидал:
- А не увидят эту иллюминацию немцы?
- Нет, разведчики уже проверяли. Подбирались на резиновых шлюпках к самым воротам порта и оттуда гребли на Дооб. Все сделано как надо, Ботылев!
- Тебе, Дмитрий Андреевич, можно позавидовать: будешь знать, как идет операция. А мы, морская пехота, как выскочили на берег, так скорее бы зацепиться за какой–нибудь дом или стенку. А потом и не видишь уже ничего, что находится дальше автоматной очереди. Дым, грохот, кровь!
Глухов внимательно посмотрел на молодого офицера. Он понимал его состояние. Моряки шли очищать от врагов родную землю. И каждому хотелось поскорей узнать об исходе боя, увидеть освобожденный город. И хоть город лежит еще в развалинах, но люди уже мечтают о том времени, когда задымят трубы заводов, зацветут деревья на берегу, в порт придут теплоходы.
И Глухов подумал: "Не ценили мы многое до войны, а как хорошо, бывало, на зорьке посидеть с удочкой в Лесной пристани".
Ботылев родился под Москвой, в Рублеве, окончил Черноморское военно–морское училище, участвовал в десанте в Феодосию, за что был награжден орденом Красного Знамени, высаживался с Куниковым на Мысхако. Ботылеву недавно исполнилось двадцать два года. Он смущался [119] своей молодости и яркого румянца на щеках, ему очень хотелось походить на старых просоленных моряков, каким был, по его мнению, Глухов.
К мостику в ночной полутьме подошел морской пехотинец в стеганом ватнике.
- Что тебе, Колот? - спросил, сразу же узнав своего бойца, Ботылев.
- Да ребята интересуются пирсами, где высаживаться будем. Не дадите ли нам карту, товарищ капитан–лейтенант? Мы в кубрике ее еще раз посмотрим.
- Хитрый народ матросы! Наверное, что–нибудь новое придумали, - проговорил Ботылев, обращаясь к Глухову. - Пойду потолкую с ними. - И он, ухватившись за поручни, легко спрыгнул на палубу через ступеньки трапа.
- Пошли, Колот. Ты, я вижу, уже скучаешь без меня! - сказал он матросу.
Часть десантников расположилась в кубрике, и слышно было, как они вполголоса пели свою любимую песню:
Со смертью мы поспорим,
Пускай умрут враги.
Идет пехота моря -
Чеканные шаги.
Нам в бой ходить не ново
И бить фашистский сброд.
Мы знаем лишь два слова:
"Победа" и "Вперед"!
Глухов по–прежнему оставался на мостике. Темнело. С моря потянуло свежим ветерком. "Норд–ост к утру, наверное, задует", - подумал Глухов.
Флейшер доложил Глухову, что сейчас должны быть секущие береговые створы - последний ориентир, откуда катера устремятся по прямой в ворота Новороссийского порта.
Перед самым отходом кораблей Глухов распрощался с Косидловым, который должен был идти на катере.
- Ни пуха тебе, ни пера! - сказал на прощание Косидлов, обняв Глухова. - Встретимся на причалах Новороссийска!
Волны тихо плескались у форштевней кораблей, однотонно гудели моторы. Глухов прислушался к этому тревожному спокойствию, вгляделся в темноту ночи и [120] подумал: "Сейчас начнется. Наверное, немцы уже слышат шум наших моторов…"
За Новороссийском, у селения Кирилловка, где находился штаб крупного фашистского соединения, вспыхнули отсветы пожара. Глухов знал, что это сбросили бомбы наши "илы", отвлекая внимание- противника от Цемесской бухты.
Как только погасли постепенно тускневшие створные огни, обгоняя десантные корабли, со скоростью штормового ветра стремительно промчались торпедные катера. Это был отряд обеспечения высадки десанта. И, словно обвал в горах, загромыхали залпы один за другим. Эхо многократно повторило грохот, потрясший застоявшуюся тишину. Более восьмисот орудий и минометов начали артиллерийскую подготовку высадки десанта. Это артиллерия 18‑й армии с приданными частями и батареи береговой обороны ЧФ - Матушенко, Солуянова, Зубкова и Давиденко - открыли огонь. Высоко над кораблями свистели снаряды, уходя к тому берегу, где сидели в дзотах и укрытиях фашисты.
С первым же залпом наших орудий Глухов взглянул на светящийся циферблат часов, а помощник командира записал в журнал боевых действий:
"В 2 часа 44 минуты 10 сентября 1943 года наша береговая артиллерия открыла огонь. Начался штурм Новороссийска".
Глухов почти одновременно увидел оранжевые вспышки и трассы светящихся пуль, прорезавшие темноту впереди по курсу катеров. Наверное, с молов у входа в порт ударили доты немцев. И сразу же огненные столбы взрывов поднялись с моря в темное небо. Это с ходу выстрелили торпедные катера. Торпеды, ударившись в бетонные молы, подняли в воздух вражеские доты.
Наступали решительные минуты. Глухов по УКВ передал на все катера: "Полный ход, иду к месту высадки".
В Новороссийском порту от артиллерийского обстрела возник пожар. Пламя осветило берег и пристани, и на фоне бушующего огня по носу кораблей встали облитые багряным светом защитные молы Новороссийской гавани.
Когда катер 081 приближался к воротам порта, самому опасному месту, где немцами был пристрелян каждый квадратный метр, мимо него, с гулом рассекая воду, снова промчались торпедные катера. Они атаковали торпедами [121] береговые доты и дзоты между мысом Любви и западным молом. Белые гребни промелькнули и где–то впереди. Это торпедные катера под командованием капитан–лейтенанта Африканова стремительно ворвались в гавань, снова раздались взрывы, и зарево поднялось в темное небо. Это взорвались торпеды, разрушая береговые доты и огневые точки в местах предстоящей высадки десанта.
Еще недавно черная и безмолвная, бухта озарилась теперь резкими сполохами света, наполнилась шумом, ревом и грохотом. Тысячи огненных трасс, прожекторных лучей и разноцветных ракет заполнили небо. Противник открыл ураганный огонь из пушек, пулеметов и минометов.
Глухов на мгновение отчетливо увидел и гребешки блестевших в неверном свете волн, и длинные черные молы с развороченными проломами взорванных торпедами дотов.
Вокруг мчавшихся к берегу десантных катеров поднимались всплески. Немецкие батареи с берега и окрестных гор били по заранее пристрелянным водным рубежам. На бухту налетали свирепые порывы ветра, и клубы черного дыма от пожаров ползли по воде. Это затрудняло движение катеров, но и укрывало их от прицельной стрельбы противника.