На следующий день рано утром, еще до восхода солнца, Чугуенко и Щепаченко на тральщике вышли из Геленджика к Новороссийску. На море было очень тихо, от остывшей за ночь воды поднимался туман. Солнце, скрытое высокими горами, окружающими Новороссийскую бухту, долго не появлялось. Наконец, поднявшись над вершинами, оно осветило и горы, и берег, и холодное море. На тральщике сразу стало тепло. Матросы расстегнули бушлаты и шинели, обсохла верхняя палуба. Чугуенко в большой бинокль продолжал рассматривать приближающиеся молы Новороссийской гавани.
С берега подул ветерок. Он закурчавил море и стал потихоньку раскачивать тральщик. Издали разрушения в молах, там, где взорваны немецкие доты, были почти не видны, и только когда тральщик приблизился, обнаружились рваные острые углы проломов. На них, набегая, играла мелкая волна.
Когда прошли каменные ворота, всех поразила необычная тишина во внутренней гавани. Не слышно было ни грохота паровых лебедок, ни скрипа железных якорных цепей в клюзах пароходов, ни разноголосого шума, которым был так характерен довоенный Новороссийск, когда в утробы огромных пароходов стекала рекой янтарная пшеница, а над трюмами сухогрузов стояли клубы цементной пыли. Сейчас берега у изуродованных пирсов поросли высокой, необычной здесь зеленой травой, колосьями пшеницы. Но этот совершенно мирный пейзаж был весьма обманчив. Немцы, не имея возможности воспользоваться причалами порта, густо натыкали на берегу мины, фугасы и прочие "сюрпризы".
Мрачно чернели уцелевшие трубы цементных заводов, прямоугольник элеватора, разбитые мачты радиостанции и стены домов на берегу… [142]Командир тральщика поставил ручки машинного телеграфа на "стоп". Моторы заглохли, зажурчала вода у борта.
Все столпились на верхней палубе, разглядывая пустые причалы и пирсы. Касаясь трубою воды, разбитый вражескими бомбами, лежал у причала теплоход "Украина". У западного мола стоял на ровном киле с палубой, покрытой водой, затопленный лидер "Ташкент", прозванный немцами голубой молнией, за которым так охотились вражеские самолеты во время его походов в осажденный Севастополь.
Чугуенко вспомнил, как в день гибели лидера, рано утром, он с небольшой группой офицеров пришел на подводной лодке из оставленного Севастополя в Новороссийск. Подлодка ошвартовалась у длинного пирса, и, когда выходили из душного отсека наверх, стояла такая же тишина, как сейчас. После беспрерывного гула и грохота боев в Севастополе тишина казалась удивительной. На берегу стояли целые дома, по чисто убранной набережной шла женщина, ведя за руку ребенка, в деревянном киоске девушка продавала черешню,
- Как здесь тихо у вас! - сказал тогда Чугуенко встречавшему подлодку офицеру штаба флота.
А в полдень, когда на кораблях был обеденный час, из–за высоких гор, окружавших Новороссийск, внезапно прорвались к городу фашистские самолеты. С пронзительным свистом падали фугасные бомбы…
В легендарный "Ташкент", стоявший у стенки, угодила фашистская бомба. Командир лидера Ерошенко был сброшен с мостика в воду. Горел, растекаясь по бухте, соляр. Огромный корабль тонул, увлекая за собой в водовороте и своего командира. Обожженные матросы плавали в горящем соляре, один из них помог Ерошенко выплыть.
Чугуенко видел, как плакал, стоя на выщербленном каменном пирсе, мужественный командир "Ташкента"…
- Ну, с чего начнем, Иван Васильевич? - спросил Чугуенко, осматривая лежащий перед тральщиком пустынный рейд.
- Я думаю, что якорных мин здесь, в порту, нет, - неторопливо заговорил Щепаченко. - Вспомни высадку [143] десанта на эти пирсы. Ведь ни один сторожевой катер или десантный бот здесь якорных мин не обнаружил.
- Да, но немцы, - перебил его Чугуенко, - Новороссийском как портом не пользовались. А после высадки десанта Куникова на Малую землю они и вовсе забаррикадировались в гавани, так что магнитных мин они, наверное, набросали здесь много. - И он посмотрел за борт, где плескалась синяя вода.
- Да-а, кот в мешке! - усмехнулся Чугуенко.
Оба замолчали и задумались. Что лежит здесь под слоем воды? Наверное, и магнитные и акустические мины. Весь водный район порта можно считать заминированным, и на каждом шагу минеров подстерегают неожиданности.
Хотя и тихо в гавани, но тральщик все время сносит на мелкой зыби. Чайки, распрямив крылья, парят за кормой. За время войны они, наверное, отвыкли от кораблей.
Стоя у фальшборта, Чугуенко всматривался в чистую, прозрачную воду. Вот проплыла медуза, а где–то ниже, может быть под килем тральщика, лежат мины, погрузившись в ил.
- Пошли в базу! - говорит Чугуенко командиру тральщика. - А завтра с утра поставим катерный трал и прямо от ворот порта начнем разведывательное траление. Надо проверить, нет ли здесь и якорных мин.
На следующий день тральщик 545, приняв на борт подрывную команду во главе с мичманом Рябцом, первым вышел с катерным тралом за кормой на внутренний рейд Новороссийской гавани. Но якорных мин, как и предполагал Щепаченко, не обнаружили. А в то время, когда тральщик 545 ходил по рейду с катерным тралом, в Геленджике готовили баржевый электромагнитный трал.
На море было пасмурно и прохладно. Сыпал мелкий дождь, когда тральщик на коротком буксире вывел трал–баржу к входным воротам. Матросы были хмурые, серьезные, они знали, что сейчас начнется самое главное.
Траление неконтактных магнитных и акустических мин - очень сложное и опасное дело. В мины, лежащие на дне, немцы ввели прибор замедленного действия, делающий их опасными от 30 минут до нескольких суток.
Несмотря на непрекращающийся дождь, все находились на верхней палубе. [144]
- Все готово? - спросил Чугуенко, переходя на официальный тон. В; деловых вопросах он был тверд как кремень, и все это знали.
- Все готово, можно начинать! - доложил командир катера, вытирая измазанные тавотом руки. А Щепаченко, находившийся также на катере, сам все проверил и прощупал собственными руками. Буксирный трос потравили до отказа, и тральщик дал ход. Катер давно уже прошел ворота гавани, когда трал–баржа только что показалась между оконечностями молов.
- Ложимся на первый галс. Определяйтесь! - сказал Щепаченко молодому штурману, когда тральщик и баржа уже забрали ход. В это время за кормою, там, где на длинном буксире двигалась трал–баржа, прогрохотали один за другим два подводных взрыва. Огромные черные столбы воды и ила взметнулись в небо. Падая вниз, они закрыли на мгновение трал–баржу.
На мостик поднялся флагмин Щепаченко, он весело потирал руки:
- Здорово берет наша баржа!
- Как бы не затонула, - ответил Чугуенко. Он тоже был доволен, что траление началось удачно.
Трал–баржа уцелела. Взрывы произошли на значительном от нее расстоянии, и только буксирный трос с подвешенным на нем электрическим кабелем был перебит. Минеры осторожно выбрали часть троса на борт, чтобы не повредить кабель и не намотать его на винт.
Тральщик впритирку подошел к барже, мерно колыхавшейся на взбаламученной взрывом воде.
- Это дело нам знакомое! - весело проговорил старшина минеров Овсянников, спрыгивая с тральщика на баржу. - Сейчас срастим кабель!
Через плечо у него висела сумка от противогаза, где лежали инструменты, изоляционная лента, куски кабеля. Овсянников был опытный минер, траливший магнитные мины еще в Севастополе.
А Чугуенко уселся на корме тральщика и закурил.
- Вот вам, штурман, и первый галс! - проговорил он. Штурман, молодой лейтенант, только что присланный
в соединение, первый раз вышел на траление магнитных мин и с интересом ко всему присматривался. Заметив это, Чугуенко продолжал:
- В Севастополе, бывало, четырнадцать галсов сделаешь [145] по одной и той же тральной полосе, почти уверен, что мин нет, и вдруг на пятнадцатом галсе - взрыв. Значит, прибор кратности был поставлен на всю катушку! Вскоре командир тральщика доложил, что неисправности устранены, все готово. Тральщик дал ход и потянул трал–баржу снова к середине гавани. На корабле все притихли, ожидая, что вот–вот снова последует взрыв. Но караван без всяких происшествий дошел почти до самого пирса и возвратился к воротам.
- Заходите на следующий галс снова от входных ворот! - распорядился Чугуенко.
Прошло несколько минут, тральщик закончил разворот, и караван лег на курс. Четко работали моторы, до отказа натянулся буксирный трос, и командир тральщика, посмотрев на карту, доложил:
- Легли на второй галс!
- Есть легли на второй галс! - звонким мальчишеским голосом отрепетовал штурман, делая пометки в своей записной книжке.
Тральщик забрал ход, и в это время снова два сильных взрыва прогремели за его кормой. Высоко поднявшиеся столбы воды и дыма опять закрыли баржу.
- Баржа подорвалась! - быстро доложил в наступившей тишине командир тральщика. - Я как раз наблюдал за ней в это время!
- Идите к барже! - коротко ответил ему Чугуенко, застегивая реглан. Он никак не ожидал, что в том же самом месте снова взорвутся две мины.
А Щепаченко, словно желая успокоить его, поднялся на мостик.
- Это естественно, Владимир Григорьевич, что немцы насыпали мин у входа в порт, - сказал он.
Когда тральщик подошел к месту взрывов, над водой стоял дым, а грязная мутная вода расходилась кругами. Баржа заметно осела кормой и все больше погружалась в воду.
- Быстренько забуксируйте и тащите баржу на мелкое место, иначе она скоро затонет! - распорядился Чугуенко.
Тральщик взял баржу на буксир. Тяжелая, заполненная водой, она медленно шла, рыская на ходу.
Флагманский минер собрал на корме тральщика матросов и сказал им: [146]
- Действовали мы правильно. Баржу жалко, но зато она сделала свое дело. Если оставим хоть одну мину - погибнет корабль. А сейчас мы, можно сказать, сохранили четыре корабля!
Но на душе у Щепаченко было неспокойно. "Ну что же, - думал он, - завтра выведем на рейд вторую трал–баржу, а если и ее угробим, тогда с чем работать? Видимо, здесь плотное минное поле. Надо попробовать другим тралом, может быть, вывести завтра электромагнитный плотик…"
Следующий день принес новые хлопоты. На траление прибуксировали плотиковый трал, крепко сбитую деревянную раму с электромагнитной обмоткой. На первом же галсе от входных ворот до пристани раздался сильный взрыв по корме плотика, на расстоянии двух–трех метров. Разбитый взрывом мины плотик рассыпался на составные части. Деревянный, он не затонул и был отбуксирован к берегу. Теперь плотик стоял рядом с поврежденной трал–баржей.
Щепаченко не спал целую ночь. Он что–то высчитывал на листах бумаги, вымерял циркулем на большой карте Новороссийской гавани.
А утром флагмин и Чугуенко доложили контр–адмиралу Новикову свой план. Они предлагали разрядить минное поле, сбрасывая глубинные бомбы с быстроходных сторожевых катеров, как это делалось в Севастополе в первые дни войны.
Контр–адмирал Новиков план одобрил, но сторожевых катеров не было.
Выручили мотобаркасы. Мичман Рябец достал в порту доски и плотницкий инструмент, и смастерили что–то вроде трамплина: поперек мотобаркаса укрепили доски, на них и уложили цилиндрические глубинные бомбы.
Теперь можно 6 ыло начать бомбометание. Баркас, сбросив бомбу, на полном ходу успеет отойти от места взрыва на безопасное расстояние. Собирались выйти на бомбометание уже на следующий день, но барометр упал. С гор подул холодный ветер и развел крутую волну. Поэтому катера на траление не вышли.
Чугуенко вместе с Щепаченко, выбрав свободную минуту? отправились в Геленджик. Чугуенко разыскал почтовое отделение и послал телеграмму в Поти.
Щепаченко смеялся: "Знаем, знаем, кому ты посылаешь", [147] хотя это уже не было тайной. Только Щепаченко, погруженный с головой в минные дела, мог быть до такой степени не в курсе событий. Еще до отхода отряда кораблей на траление Чугуенко женился. Скромно отметили свадьбу на плавмастерской, где работала Мария Ивановна, та самая девушка, с которой познакомился Чугуенко тогда на реке при столь необычных обстоятельствах…
Днем матросы с тральщиков достали свежей рыбы и сварили уху, За обедом впервые за все время выпили прославленного геленджикского вина и закусили свежими арбузами.
На следующий день ветер утих, и баркас отошел от стенки. По сигналу Щепаченко, сидевшего на корме с секундомером, два матроса подкатили к борту бомбу.
- Товсь! Правая! - командовал он, и глубинная бомба летела за борт. Глухой удар - и белая шапка поднималась над водой. Первые две бомбы не вызвали детонации. Третий взрыв был сильнее других. Он поднял вместе с белой шапкой воды и грязный ил. Взрывная волна больно ударила матросов в ноги. У старшины баркаса Завьялова на щитке были прикреплены круглые часы и зеркальце, все это сорвалось с крепления и свалилось на настил. Взрыв был сильным, но мотобаркас уцелел.
Удача! Значит, можно сбрасывать глубинные бомбы с мотобаркаса.
Уже четыре магнитные мины были взорваны, когда капитан–лейтенант заметил, что матросы, подкатывая бомбы к борту, хлюпают ногами по воде. Вода в баркасе поднялась уже выше деревянных настилов.
Пришлось застопорить ход. С рейдового поста, находившегося на третьей пристани, где был оборудован командный пост траления, Чугуенко запросил:
- Что случилось?
- В баркас поступает вода. Выясняю причины, - ответил Щепаченко.
Когда откачали из баркаса воду, все облегченно вздохнули. Баркас был цел, но гайка сдала, и внутрь медленно поступала вода.
Старшина Завьялов прекрасно знал двигатель и мог управлять им с завязанными глазами.
- Золотые руки у нашего старшины! - сказал Щепаченко, когда через несколько часов ремонта баркас снова вышел на бомбометание. [148]
Работа по уничтожению магнитных мин была в самом разгаре, когда из штаба флота поступило новое задание:
"Немедленно приступить к тралению фарватера в Керченском проливе. Тралить в любую погоду".
К этому времени контр–адмирал Новиков, организовав траление, оставил за старшего Чугуенко, а сам возвратился в базу. В штабе его ждали неотложные дела большого соединения: наши корабли не только тралили, но и высаживали десант на Тамань, ходили в конвои и выполняли другие боевые задания. А главное - они готовились теперь уже к высадке десанта в Крым. С этой целью и предстояло траление фарватера от Новороссийска до Тамани.
Мин в Керченском проливе было множество: и якорных и магнитных. Фашисты сбрасывали их с самолетов, десантных барж и торпедных катеров.
Для траления в Керченском проливе был сформирован отряд из катерных тральщиков и мотобаркасов. Возглавлял отряд капитан–лейтенант Мацута, участник Новороссийского десанта.
Штурман бригады Чугуенко, работавший на тралении с Мацутой, тепло отозвался о нем позже: "Хороший моряк и отважный офицер". И это соответствовало действительности.
Отряд этот должен был перейти в Анапу. А траление в Новороссийской бухте продолжалось…
Когда катера и мотобаркасы вышли из гавани в море, капитан–лейтенант Мацута приказал поднять сигнал "Приступить к тралению".
Командир отделения минеров Морозов закрепил буксирную часть трала на кормовых кнехтах. Всплеск за кормой - это минеры сбрасывают за борт тралящую часть. Старшина ловко и быстро готовит продолговатые, похожие на большую рыбу, красные буи, вместе с матросами крепит к ним оттяжки глубины и груза.
"Вот как надо работать с тралами!" - удовлетворенно улыбается Щепаченко, наблюдая за ними с головного катера.
- Трал поставлен! - поступают доклады со всех катеров.
Сейчас, в первые минуты траления, не только минеры, но и все, кто находится на верхней палубе, с волнением следят за буйками, скользящими за кормой. [149]
Много раз за время войны выходил на траление мин Щепаченко, но каждый раз, когда, поднимая бурунчики, идут, трепеща за кормой, красные буи, он снова волнуется.
И вдруг слышно легкое содрогание корпуса тральщика. Большой красный буй закачался, как поплавок, когда клюет крупная рыба. Значит, трал под водой встретился с миной.
- Мина в трале! - уверенно докладывает Морозов. Продолжая наблюдать, Щепаченко потирает руки. Эта привычка появилась у него после ранения. Руки мерзли даже при небольшом холоде.
Все ближе и ближе сходятся друг с другом буйки. Трал натянут до отказа. И через несколько секунд вдруг далеко за кормой всплывает черная рогатая мина.
Спускают на воду резиновую шлюпку, и минеры–подрывники направляются к уходящей все дальше от тральщика мине.
А матросам на тральщике предстоит тяжелая работа. Кормовой лебедкой вручную выбирают из воды громоздкий скользкий трал и ставят новый патрон. После этого Основа сбрасывают трал в воду, и траление продолжается.
В Анапу пришли днем. Стояла поздняя осень. На набережной под ногами лежали пожухлые листья, над бухтой кричали голодные чайки, а любопытные мальчишки толпились на пристанях в ожидании первых пароходов.
В Анапе простояли два дня, тщательно готовясь к предстоящей операции. На тральщиках было известно, что гитлеровцы с крымского берега открывают артиллерийский огонь по любому обнаруженному в проливе кораблю. А в воздухе барражируют "мессершмитты" и "юн–керсы".
- Это напоминает севастопольские фарватеры, там тоже немцы не давали тралить днем! - говорил Чугуенко командирам катеров перед выходом в море.
Тралить пролив решили по ночам.
В Керченском проливе, соединяющем два моря, гуляют осенние штормовые ветры. Погода неустойчивая: то подует холодный ветер и пойдет дождь, то вновь проглянет солнышко, то опять повиснет над проливом промозглый туман. [150]
К вечеру ветер утихает, море становится спокойным.
Из Анапы выходили перед наступлением темноты. За белыми бурунами неторопливо идущих тральщиков спешили мотоботы.
Снова в море, снова в поход! Солнце уходит на запад, и над полуразрушенной Анапой стоит золотой столб света. С причалов машут руками провожающие: старморнач, матросы и солдаты. Анапа - последняя тихая стоянка перед походом на траление минных полей в Керченском проливе. Там должны быть проложены фарватеры, чтобы наши десантные войска могли высадиться на крымскую землю.
По палубе головного катера от быстрого хода уже гуляет свежий ветер, но в узкой каюте, где разместился походный штаб отряда, еще сохраняются береговое тепло и уют.
Чугуенко все время на мостике.
- Ложитесь на курс! - говорит он командиру отряда Мацуте и приказывает поднять сигнал "Построиться в строй пеленга". Катера приступают к тралению.
Незаметно море окутывает непроглядная темь. Катера уже в течение нескольких часов идут, не меняя заданного курса. Но командира отряда беспокоит другое: ведь катера идут без огней, порою не видя друг друга. Он запрашивает по линии, все ли в порядке, оказывается, два тральщика отстали.
Командир катера глуховатым голосом спрашивает!
- Будем стопорить ход?
Кивнув в ответ, капитан–лейтенант Мацута отдает приказание: "Стоп машины". Надо подождать отстающих.
Пока по линии передают приказание, к головному тральщику подходят, разводя волну, два торпедных катера. Это корабли охранения, следующие вместе с отрядом на случай встречи с немецкими десантными баржами и торпедными катерами.
Командир охранения капитан–лейтенант Рубцов докладывает в мегафон: