Иначе сложилась обстановка на сторожевом катере 022, который также входил в отряд Масалкина. Катер должен был подойти к корню восточного мола и высадить там десант. Скрытно подойти к молу не удалось. Прожекторы немцев шарили по водной поверхности бухты, и один из них осветил катер.
- Огонь по прожектору! - скомандовал командир катера лейтенант Норинский, и комендоры точной наводкой ударили по нему. Прожектор погас. Тогда Норинский, пользуясь темнотой, вплотную сумел подойти к высокому молу,
Командир катера Норинский стоял на мостике. Свистели пули, шипели осколки.
Десантники с нетерпением ждали момента, чтобы выскочить на мол и ринуться в атаку. Но каменный мол для катера был слишком высок. Тогда Н. Монаков, курсант, плававший на катере, сумел взобраться на мол, принял и закрепил швартовы.
- Одна особенность боя вот уже много лет остается для меня загадкой, - вспоминал впоследствии Норинский. - Казалось бы, я не отнимал рук от рукояток машинного телеграфа, но, придя в Геленджик после высадки десанта, обнаружил, что из трех рукояток телеграфа две пробиты пулями, а у меня нет даже царапины…
Жестокий бой шел и на левом фланге высадки десанта, на побережье, от мыса Любви до корня западного мола, и у пристани Каботажная, где катера капитанов 3 ранга Державина и Сипягина высаживали 255‑ю бригаду морской пехоты,
У западного мола к берегу устремился катер 0102 старшего лейтенанта Семена Яковлевича Верещака. Он только проскочил ворота порта, когда в кормовую часть попала мина. Осколком в грудь был тяжело ранен боцман старшина 1‑й статьи Тарасов. Загорелась палуба. Пламя [132] охватило всю корму, угрожая боезапасу десантников. Старшина Обручников, мотористы Мишин и Колесников потушили пожар.
В 3 часа 17 минут командир приказал обрубить буксиры мотоботов, а сам продолжал движение.
Подойдя к Каботажной пристани, Верещак увидел, что она совершенно разбита. В воде плавали бревна и доски, ошвартоваться было негде. Жестокий огонь по урезу воды, где был пристрелян каждый метр, не давал возможности подойти прямо к берегу.
Три раза катер Верещака шел на стену огня и три раза отходил.
- Десант все равно высадим! - сказал Верещак своему помощнику лейтенанту Обухову. - Помни приказ: "Десант высадить при любых условиях!" Пойдем к берегу в четвертый раз! Только вперед!
Под шквальным огнем артиллерии и минометов Верещак повел катер к берегу в четвертый раз.
Берег был уже близко, когда с треском и звоном катер осыпали автоматные очереди. Верещак как подкошенный упал возле машинного телеграфа. Пуля пробила орден Красного Знамени и партийный билет.
Обухов занял место командира. "Только вперед!" - вспомнил он слова Верещака. И катер сквозь завесу огня снова направился к берегу. Дважды еще возникал пожар от осколков мин и снарядов, падали раненые и убитые.
Когда катер, высадив десантников, отходил от берега, залпы немецких минометов и пушек снова накрыли его. Мина ударила в рубку, начался пожар. Осколки снаряда попали в бензоотсек, пробили цистерну, произошел взрыв. Из разбитой цистерны на деревянную палубу катера хлестал горящий бензин.
Моряки победили огонь. Катер своим ходом, но с приспущенным флагом вернулся в Кабардинку.
В этом же районе высаживал десант и катер 082 под командованием старшего лейтенанта Николая Осеева.
При подходе к берегу катер подвергся плотному артиллерийскому и минометному обстрелу. Один из тяжелых снарядов упал возле борта, по, к счастью, не разорвался. Воздушной волной был сбит с ног и контужен командир катера Осеев, а сам катер накренился.
На мостик поднялся помощник командира лейтенант Морозов, но Осеев, едва придя в себя, снова занял свое [133] место. Из–за малых глубин катер не смог вплотную подойти к берегу, и тогда, чтобы помочь десантникам, с носа катера спрыгнул в воду старшина 2‑й статьи Красиков. Рослый и сильный сибиряк, он уперся ногами в твердую землю и, намотав на руку швартовый конец, удерживал катер носом к берегу. Матросы сбросили с катера сходню, но она еле доставала до суши и своим концом уходила в воду. Там было уже мелко, но старшина 2‑й статьи Румянцев стоял в воде и удерживал сходню, пока десантники сходили на берег.
Катер 082 благополучно высадил десант и отошел от берега. Осеев доложил по УКВ командиру отряда: "Задание выполнил. Десант на берегу".
Противник упорно дрался на берегу, удерживая под непрерывным огнем места высадки десанта. Но сторожевые катера каждую ночь прорывались в порт, перевозили пополнение и доставляли питание десанту.
Глухов почернел от усталости. Беспрерывные походы катеров под огнем противника изматывали матросов. И когда казалось, что люди уже втянулись в тяжелые бои, наступила развязка.
16 сентября на рассвете катера Глухова возвратились в Геленджик. На море, как всегда осенью, шла мелкая бесконечная зыбь. Появившееся над горами солнце оживило море.
Волны раскачивали стоящие у пристани катера; на них, кроме вахтенных матросов, никого не было видно. Моряки отдыхали после тяжелого похода. В это время дежурный по катерам увидел быстро идущего из штаба базы замполита Косидлова.
- Где Глухов? - не выслушав рапорт дежурного, торопливо спросил Косидлов. И вдруг, улыбнувшись, неожиданно обнял дежурного: - Победа! Новороссийск наш!
Вечером на всех кораблях слушали сообщение Совинформбюро. И каким родным и близким казался матросам торжественный голос Левитана! Вместе с сообщением о победе войск Северо - Кавказского фронта во взаимодействии с кораблями и частями Черноморского флота говорилось и о людях сторожевых катеров.
"В боях за Новороссийск отличились войска генерал–лейтенанта Леселидзе, моряки контр–адмирала Холостякова. [134]
Особенно отличились 318‑я стрелковая… 393‑й отдельный батальон морской пехоты капитан–лейтенанта Ботылева… 1‑й Краснознаменный дивизион сторожевых катеров капитан–лейтенанта Глухова.
В ознаменование одержанной победы отличившимся в боях за освобождение города Новороссийска… 1‑му Краснознаменному дивизиону сторожевых катеров… присвоить наименование Новороссийского и впредь именовать… 1‑м Краснознаменным Новороссийским дивизионом сторожевых катеров.
Сегодня, 16 сентября, в 20 часов столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует нашим доблестным войскам, освободившим город Новороссийск, двадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий".
Последние бои на Таманском полуострове
Новороссийск освобожден. Голубая линия, считавшаяся немцами неприступной, прорвана на всю глубину.
Советские войска продолжали преследовать противника. Фашисты упорно сопротивлялись, прикрываясь холмами, древними курганами.
21 сентября была освобождена Анапа - основная морская база, связывающая немцев с Крымом.
Чтобы помешать эвакуации вражеских войск через пролив, были привлечены корабли Черноморского флота и Азовской флотилии. Моряки действовали не только на море, но и помогали сухопутным войскам в разгроме Таманской группировки.
Для этого 23 сентября был создан десантный отряд во главе со сторожевым кораблем "Шторм". В него вошли базовые тральщики "Трал", "Гарпун" и "Арсений Расскин".
На флагманском корабле "Шторм", который следовал мористее БТЩ, находился командир высадки контр–адмирал Г. Н. Холостяков и штаб высадки с начальником штаба капитаном 2 ранга И. М. Нестеровым.
При выходе из Геленджика корабли встретил холодный ветер. Он все усиливался, на море появились сначала белые барашки, а потом вздыбилась волна силой более трех баллов.
Три торпедных катера фашистов атаковали сторожевой корабль "Шторм". Командир корабля В. Г. Бакарджиев [135] своевременно обнаружил торпеды и уклонился от них. Шесть торпед прошло рядом с кораблем и взорвалось у прибрежных скал в районе реки Суко. Одновременно флагманский корабль передал на все корабли по радио сигнал "Торпеда", что по таблице условных сигналов означало: "Атака торпедных катеров".
Корабли охранения открыли артиллерийский огонь, отражая атаку, не давая возможности вражеским камерам прорваться и к отряду с десантом.
А шторм на море все усиливался: баркасы, катера и боты заливало свежей осенней волной. Они захлебывались. Поэтому со сторожевого корабля "Шторм" поступил сигнал: "БТЩ с мотоботами следовать в Анапу".
А сторожевые катера под командованием капитана 3 ранга Павла Ивановича Державина продолжали движение и 25 сентября, подойдя незамеченными к берегу, начали высадку морского десанта западнее станицы Благовещенская.
Поздно обнаружив сторожевые катера, противник открыл сильный огонь. Однако морская пехота уже удачно зацепилась за Бугазскую косу и сломила сопротивление фашистов. А сторожевые катера огнем своих пушек поддерживали десантников; мористее высадку прикрывали торпедные катера. Десант был высажен почти без потерь.
Отбросив противника и отрезав ему пути к озеру Соленое, наши части перешли к обороне, ожидая высадки основных сил десанта, которые находились в Анапе.
В ночь на 29 сентября море успокоилось, и основной десант в составе трех отрядов катеров, которыми командовали Глухов, Сипягин и Гпатенко, вышел из Анапы в море. В отрядах было много малых катеров и даже баркасов, взятых с крейсеров. Все это ставило высадку в зависимость от погоды и состояния моря. Руководил этой операцией начальник штаба высадки капитан 2 ранга И. М. Нестеров. Управлял он во время движения с малого сторожевого катера типа "полтинник" - так прозвали их на флоте за бортовые номера, начинающиеся с пятерки.
Выйдя ночью, сторожевые катера и мотоботы следовали вдоль берега, занятого противником, придерживаясь трехметровых глубин. Положение создалось трудное. Слева тянулись наши и немецкие минные поля, справа берег, [136] где сидят фашисты. Если пойдешь мористее, напорешься на мину, а прижмешься к берегу - сядешь на мель или, того хуже, - будешь обнаружен противником, и может сорваться вся операция. Для того чтобы этого не случилось, были выделены в каждом отряде катера - "уравнители", которые следили за движением колонны, оказывали помощь отстающим или тем, кто ухитрился сесть на мель.
На море был штиль, светила луна, и с катеров наблюдали какое–то движение на берегу у фашистов. Некоторые уверяли даже, что видели на песчаных буграх фигуры часовых. К счастью, береговое охранение катера не обнаружило.
Высадив десант - 83‑ю морскую стрелковую бригаду, - капитан 2 ранга Нестеров донес на командный пункт в Анапу по таблице условных сигналов слово "руль", что означало: "Успех высадки, действую по плану".
Активно действовали в это время корабли Азовской военной флотилии под командованием контр–адмирала С. Г. Горшкова. Мощные удары по врагу были нанесены с суши, моря и воздуха.
Утром 9 октября войска 56‑й армии под командованием генерал–лейтенанта А. А. Гречко вышли к берегам Керченского пролива. Кавказ и Тамань были очищены от противника.
В приказе Верховного Главнокомандующего по случаю освобождения Таманского полуострова были отмечены моряки вице–адмирала Владимирского и контр–адмирала Горшкова. Москва салютовала им от имени Родины.
Битва за Кавказ была окончена. Впереди, за Керченским проливом, лежал Крым,
Глава десятая
На минном поле
Осень в этом году была теплая. Дожди перепадали редко, и деревья медленно теряли свое зеленое убранство. На кораблях нашей бригады шла напряженная работа: готовились к тралению освобожденной Новороссийской гавани и подходных фарватеров к ней. К этому времени к нам прибыл вместо контр–адмирала Фадеева новый командир соединения контр–адмирал Новиков.
Принимая дела, Тихон, Андреевич Новиков приказал доложить ему оперативную обстановку на море. Войдя в каюту контр–адмирала, я увидел за письменным столом плотного, средних лет человека. Обращали на себя внимание несколько ироническое выражение внимательных глаз и большой выпуклый лоб. Спокойное русское лицо, обстоятельная, неторопливая речь и уверенные манеры показались мне знакомыми. Несомненно, Новиков кого–то напоминал. Но кого? Я всматривался в его лицо, вслушивался, и вдруг всплыл в памяти Ленинград конца двадцатых годов, малый зал военно–морского училища и Алексей Николаевич Толстой, читающий нам главы из "Петра I"…
В каюте командира уже находился начальник штаба Студеничников, Который докладывал Новикову о делах соединения.
Контр–адмирал слушал его внимательно, только иногда, откинувшись в кресле и чуть улыбнувшись, останавливал:
- Это я знаю. [138]
Выслушав начальника штаба, Новиков спокойно сказал:
- Мне кажется, нам надо больше доверять людям, и они прекрасно будут справляться со своими обязанностями.
С первых же дней мы заметили, что контр–адмирал Новиков очень внимателен к людям. Казалось, он пристально изучает подчиненных, пытаясь узнать их сильные и слабые стороны.
Разговаривая как–то с заместителем по политической части, Новиков сказал о флагманском штурмане Чугуенко:
- Энергичный и твердый характер. И ум изворотливый имеет, во всех хитросплетениях обстановки разбирается быстро. Однако честолюбив!
Капитан 1 ранга Кадушкин улыбнулся:
- Ну, это не беда. Пушкин называл честолюбие благородным чувством. Надо только, чтобы шло оно на пользу делу.
- Да, это не беда, - продолжал контр–адмирал. - А вот совсем иной характер - Щепаченко. Прекрасный знаток минного дела, бесстрашный офицер, сколько он уже мин разоружил! За его заслуги в минном деле перед ним можно шапку снять! Трудолюбивый и очень скромный человек.
- Да, пожалуй, это так, - согласился Кадушкин. - И мне кажется, на предстоящем тралении в Новороссийске штурман и минер будут удачно дополнять друг друга и прекрасно сработаются.
Этот разговор предрешил ход дальнейших событий. На траление Новороссийской гавани отправлялся отряд тральщиков во главе с контр–адмиралом Новиковым. Начальником походного штаба был назначен штурман Чугуенко. В штаб входили два штурмана, гидрографы и врач.
В состав походного штаба входил и флагмин бригады Щепаченко. Капитан–лейтенант Щепаченко был прирожденным минером. Спокойный, твердый и мужественный человек, он умел руководить людьми. Службу на флоте он начал рядовым корабельным минером и прошел все ее ступеньки, вплоть до должности флагманского минера соединения. Еще до войны Щепаченко прославился тем, что вместе с минером Андреем Сияегубовым разработал новый метод приготовления мин с сокращенными группами [139] запальных команд. В первые дни наступления фашистов на Севастополь Щепаченко пришлось участвовать в разоружении немецкой магнитной мины новой конструкции. Запрятанный в мине заряд–ловушка взорвался. Работавшие вместе с Щепаченко минеры были убиты, а он тяжело ранен. Крепкое здоровье и большая сила воли помогли ему выжить. Лишь синие шрамы на лице и на руках напоминали о роковом взрыве.
Правой рукой Щепаченко был мичман Рябец. Мичман любил свою специальность и во многом напоминал флаг–мина. Вероятно, таким же веселым, неунывающим мастером своего опасного дела был и Щепаченко в молодые годы. Вместе они проводили занятия с минерами на сетевом заградителе, приткнувшемся к берегу, заросшему боярышником и высоким папоротником. Щепаченко помнил основное назначение кораблей бригады - это траление и минные постановки.
Надо сказать, что после оставления Севастополя корабли нашего соединения продолжали заниматься тралением. Подходы к портам и базам у кавказских берегов были почти повсюду заминированы, поэтому систематически проводилось контрольное траление фарватеров и минных полей.
Особенно много поставил противник мин на участке Геленджик - Мысхако. Отряду тральщиков предстояло отправиться в этот густо заминированный район.
В конце сентября мы провожали первый отряд катерных тральщиков. Офицеры и матросы уже знали о том, что эти корабли больше не вернутся в свою базу. Вслед за наступающими войсками Красной Армии тральщики уходили в новые освобождаемые базы. Все ближе и ближе родные берега Крыма…
Тральщики стояли у берегового причала, готовые к выходу в море. Личный состав находился на верхних палубах кораблей в ожидании прихода контр–адмирала.
На барже у сходни собрались офицеры уходивших тральщиков и провожавшие их флагманские специалисты.
Траление всегда считалось в бригаде основным, родным и кровным делом, и большинство офицеров прекрасно знали и любили эту работу.
- До свидания, Владимир Георгиевич! Встретимся в Новороссийске, - стал прощаться со мной Чугуенко, заметив [140] контр–адмирала Новикова, направлявшегося от плавбазы к месту стоянки тральщиков.
- Ни пуха ни пера славным минерам! Желаю удачи! - ответил я.
Контр–адмирал Новиков попрощался с офицерами, остающимися в базе, и, обращаясь к Студеничникову, сказал:
- И штабу бригады здесь нечего сидеть. Надо двигаться ближе к Крыму. Где густо заминировано, там наше место.
Отряд кораблей остановился в Геленджике. Катера–тральщики и трал–баржи ошвартовались у Каменной и Северной пристаней, где совсем недавно стояли сторожевые катера 1‑го Краснознаменного дивизиона. Отсюда они уходили во главе с Глуховым к Таманскому полуострову в район озера Соленого, чтобы окончательно очистить от фашистов Кавказ.
Чугуенко, сойдя с тральщика на берег, с любопытством разглядывал Геленджик.
Он и раньше бывал в этом курортном городке: перед войной отдыхал и тренировался здесь в спортивном лагере. С Геленджиком были связаны воспоминания о голубом море и солнечном пляже, о терпком вине и каленом черноморском загаре. Чугуенко слышал от старожилов, что Геленджик в переводе на русский язык означает Белая невеста. И городок в ту весну действительно утопал в белом цветении деревьев.
А сейчас Геленджик, как и все приморские города, находившиеся вблизи фронта, лежал в развалинах: разбросанные взрывом камни мостовых, разбитые дома, разрушенные заборы и изгороди. У обрыва возле бухты виднелись темные провалы окопов, колючая проволока. Но в порту было оживленно. У низкой широкой пристани разгружалась баржа. Солдаты, сбросив шинели и ватники, выкатывали по крутым сходням бочки с солониной, вытаскивали мешки с мукой. Другие весело, с шумом грузили все это на автомашины, стоящие в очереди у причалов. Груженые автомашины с надрывным гулом уходили по пыльной дороге к Новороссийску.
- Все тылы на Тамань потянулись! Скоро будет бросок на Крым! Видишь, что делается, Иван Васильевич? - проговорил Чугуенко. [141]
- Дело за нами, - ответил флагмин. - Как только протралим фарватер, так и пойдут баржи и пароходы с грузами на Новороссийск и Анапу!
По прибытии в Геленджик контр–адмирал Новиков связался со штабом военно–морской базы. Штаб находился уже в Новороссийске. Надо было договориться о планах и сроках работ и об участии минеров базы в тралении.
Чугуенко провел весь день в хлопотах, размещая людей и расставляя корабли в бухте.