7
Как-то начальник заставы, возвращаясь с участка, заехал по пути на стрельбище.
Бойцы уже собрались домой.
- А где Терехин? - оглядев строй, спросил капитан молодого лейтенанта.
- На огневом рубеже, тренируется холостыми патронами… Я разрешил.
- Не получается у него?..
- Все приборы перепробовали, все методы… Видно, правила стрельбы составляли не для Терехина, - вздохнул лейтенант. - Вместо того, чтобы целиться в мишень, он улыбается мне, будто я девица красная. Не втиснуть нам его в правила стрельбы, слишком рамки узки.
Капитан из практики знал, что порой не грех отступить от правил стрельбы при обучении таких "оригиналов" как Терехин.
- Товарищ Терехин!.. Не надо вставать. Лежите. Перед вами не мишень, а, считайте, живой фашист! И не убьете вы его, так он вас… не пожалеет. Понятно?
- Понятно, товарищ капитан. Убьет он меня, - вздохнул Терехин.
Старшина только передернул плечами: что, мол, поделаешь с ним?
- Почему? - лицо капитана сделалось строгим.
- Холостыми не достанешь, товарищ капитан…
Начальник заставы даже приподнял козырек фуражки, неожиданно рассмеялся.
- Выдайте Терехину три боевых патрона, - приказал он.
Когда боец зарядил карабин, Светлов сказал:
- Слышите песни? Мы уходим со стрельбища. Вы останетесь с "фашистом" один-на-один. Отстреляетесь - позовете нас.
Боец выждал, потом все же оглянулся через плечо: ушли или нет? Раньше всегда кто-нибудь стоял над ним. Успокоившись, он поудобнее улегся, зажмурил левый глаз, стал наводить карабин в цель, и ему показалось, что перед ним не тонкий щит разрисованной фанеры, а звериное лицо живого врага.
Прозвучали выстрелы.
Терехин бросился к мишени и, забыв, что рядом никого нет, закричал:
- Попал, двумя попал, товарищ капитан!..
В эту минуту можно было подумать, что он и в самом деле "извел" фашиста.
8
Терехин встретил зиму в том же "звании" отстающего.
Однажды, почистив коровники и нарубив старшине дров, он отогрел в казарме руки и занялся винтовкой.
- Терехин! - позвал его дежурный по заставе. - Капитан оставил тебе газету. Тут заметка и портрет. Терехина Катя… Не твоя ли сестренка?
Обожженные морозом щеки Ивана побелели. Он почти вырвал газету у дежурного, который уже отвечал по телефону.
- Двух бойцов… с оружием и топором в район впадения Холодного Гирла в реку Бурунча!.. Есть! Разрешите выполнять, товарищ лейтенант? Есть!
Сержант положил трубку, почесал затылок.
- Кого же послать? Одни в наряде, другие - только из наряда… - рассуждал он вслух.
- Я пойду, товарищ сержант! - выпрямился Терехин, продолжая сжимать в руке газету. Его лицо постепенно заливала краска смущения.
Хорошенькую шутку сыграла с ним Катя: обещала искать его портрет - при этом воспоминании Иван еще сильнее покраснел, - а получилось…
- Правильно! Топором ты умеешь орудовать. Напарником пойдет Очкасов, больше некого. Так, значит, капитан угадал: сестра?
- Катя, - ответил боец и глаза у него радостно заблестели.
На месте, куда прибыли Терехин с Очкасовым, лейтенант объяснил обстановку.
- Ожидается в наш тыл банда. С наступлением темноты бандиты группой или поодиночке попытаются прорваться через границу. В каком месте? Об этом знают только они, - зябко улыбнулся он.
- Ваша задача сделать в реке прорубь, лед затопить. Преграду замаскировать снегом. Прорубь сделать так…
Лейтенант провел сапогом по рыхлому снегу дугу, закрывавшую вход в Гирло со стороны реки Бурунча.
- После выполнения задания вернетесь на заставу. В случае чего, действовать по обстановке. Старший наряда… Терехин!
Бойцы работали до сумерок. Сделанная ими прорубь полумесяцем окаймляла вход в Гирло. Оставалось только раздробить лед, но Очкасов, перехватывая из одной руки в другую топор, уронил его в воду. Полосу льда повернуло течением поперек проруби, образовался как бы мост, ведущий в Холодное Гирло. Получилось то, чего не нужно было пограничникам. К тому же началась пурга. Окрестность окутало снежной пылью, мороз к ночи усиливался.
- Пошло все насмарку, - буркнул Терехин, глядя на своего напарника, который дул на окостеневшие руки.
- Сами останемся за наряд? - спросил Очкасов и поежился под порывом ледяного ветра.
- А кто же? Задачу не выполнили.
Пограничники расположились за трехпалой корягой, над обрывом Холодного Гирла.
Вырубить прорубь и затопить лед - задача простая. Но и она не выполнена. Досада одолела Ивана. Он осмотрелся, раздумывая, что бы предпринять.
Чужой берег был не такой обрывистый, но зато густо поросший лозняком, он курился снежной пылью, как дымом, словно кто-то невидимый потягивал там гигантскую папиросу, из-за укрытия посматривая на пограничников.
- Вот мы и в секрете… - сипло проговорил Терехин и немного поддал локтем в бок своему напарнику.
Вокруг коряги ютились чахлые пагонки вербы. Под напором свистящего ветра они с мерзлым хрустом клонились к коряге, словно моля о защите. В них было что-то жалкое. Очкасов показался самому себе одним из этих ломких прутиков, - так тоскливо и одиноко стало ему в ревущей снежной замяти.
- Ты не заметил, за нами никто не наблюдал с той стороны… когда мы работали? - неожиданно спросил его Терехин.
- Нет. А что? - с беспокойством поднял тот серую от снега голову.
- Надо глядеть в оба. Может, и заметишь…
Очкасов прикрыл перчаткой лицо от ветра и снежной пыли и стал наблюдать за тем берегом. Вскоре он повернулся, глаза его слезились.
- За работой вспотел, а сейчас руки и ноги, как деревянные. Все от проклятой ангины… Валенки промочил… - смотрел он на Терехина с жалобным видом.
Терехин знал, что в такой мороз валенки промочить не так-то легко, вода едва коснется, как сразу же превращается в ледяную корку. Однако Иван постарался придать своему голосу сочувственные ноты.
- Сам до заставы дойдешь?
- Дойду, не маленький… - откровенно обрадовался Очкасов и стал быстро подниматься.
Эта поспешность задела Ивана.
- Скажи дежурному, что нужно смену… - сказал он уже вдогонку Очкасову, но тот, согнувшись, быстро уходил.
- Постой! Я передумал… - окончательно озлился Терехин.
Очкасов повернулся, хотел выругаться, но ему ветер забил снегом рот.
- Обоим нельзя. Нам попадет… задание не выполнено! Нужно действовать по обстановке… - выплевывая снег, быстро заговорил Очкасов, видя, что Терехин тоже встал.
- Ничего. Старший наряда отвечает… Идем.
Терехин явно что-то задумал, но что - Очкасов не мог понять.
Вскоре они вышли на высоту "Голова Собаки". Вьюга подгоняла их в спину.
- Иди медленней… Еще медленней!.. - командовал Терехин своему напарнику.
- Зачем? Зачем медлить? - преодолевая ветер, злился тот.
- Чтобы с той стороны увидели, что мы уходим. Поняла глупая твоя голова?
Пограничники спустились в лощину, затянутую предвечерними сумерками. В ней было тихо, хотя вверху выл ветер.
- Сядем! - предложил Терехин и, не обращая внимания на недоумение напарника, стал рассуждать - Сейчас мы по лощине обойдем высоту. Потом по Гирлу незаметно вернемся к коряге. Пусть думают, что мы ушли… - кивнул он головою в сторону реки.
- Ты что, Иван? - совсем побледнел Очкасов. - Окоченеем. Оставаться в секрете нам никто не приказывал. Там всю душу из тела за ночь выдует…
- Значит, без души жить будем.
Терехин снял перчатку, вывернул ее наружу теплой влажной от пота шерстью, поднес к носу.
- Обойдусь без тебя… Дашь понюхать Амуру. Понял? - Иван бросил на своего напарника неприязненный взгляд.
- Да этот зверь меня разорвет! - испугался Очкасов. Потом что-то сообразил и зашарил по карманам. - Нужно волочь перчатку за собою по снегу… У меня где-то была бичевка…
- Знаю… У меня тоже разные канаты водятся.
Терехин достал из кармана тонкую, но прочную бичевку метров двух длины и крепко привязал перчатку.
- Не отрывай от земли до будки… Амур поймет в чем дело и тебя не тронет… Только не трусь.
Очкасов спешил уйти. Он боялся, как бы Терехину опять что-нибудь не взбрело в голову.
- Ступай! - сказал тот и бросил перчатку на снег. - Оставь мне свою! Эх!.. Обрадовался…
Но слова Терехина заглушил свист ветра. Очкасов даже не оглянулся.
9
Пограничник лежал за трехпалой корягой. Вьюга то с одной, то с другой стороны набрасывалась на бойца, слепила глаза, жгла лицо.
Коряга содрогалась всем своим задубевшим на морозе причудливым телом и временами, казалось, кричала человеческим голосом. Терехин еще никогда не испытывал такого чувства, как сейчас. Он готов был поверить, что не коряга ревет, а он сам кричит неистово и вызывающе.
Терехин не переставал вглядываться в сторону проруби, которая в ночном сумраке напоминала заскорузлый шрам на смутно видневшемся льду реки.
Ветер, перед тем как стихнуть, обычно меняет направление.
Раньше он дул Терехину в лицо, а потом стал заходить в спину.
Где-то к середине ночи вместе с порывами вьюги донеслись с левого фланга заставы отдаленные выстрелы.
"Банда уже орудует там", - подумал Терехин и весь напрягся. Сильнее приник к коряге. Ему почудилось, что лед на реке словно постанывает… Пограничник пристально всмотрелся в темень. И тут же почувствовал, что рубаха прилипла к спине. Стало жарко. Из ночной мглы одна за другой на Бурунче появились человеческие фигуры, смутные и непередаваемо зловещие.
"Амур, ты балуешь? Всегда с фокусами… Ну, сиди, сиди. Знаю, что ты уже здесь и не подведешь меня", - мысленно успокаивал себя Иван, стискивая зубы. Бойцу казалось, что его кто-то трогает зубами за шинель на спине.
Неизвестные двигались гуськом. Невдалеке от входа в Холодное Гирло они остановились. Постояли. Один - выше остальных на целую голову - шагнул к проруби, постучал о лед каблуком. Подумал и повел группу в обход, к такому же утесистому выступу берега как и тот, на котором притаился Терехин.
Вскоре из-за берегового выступа донеслись глухие удары топоров.
"Главарь приказал рубить лозу… Подождем, Амур, и приготовимся", - Терехин неторопливо вытер с казенной части винтовки снег, подумал: снять со ствола колпачок или нет? Снял, ствол прикрыл перчаткой.
Терехин делал все это машинально. Перед глазами маячили знакомые картины: то он рубит дрова, то стоит перед капитаном и ничего не может рассказать про свою область…
Неизвестные показались опять. Они приволокли что-то похожее на мат и перекинули через прорубь; двое осторожно перешли по настилу на лед Холодного Гирла.
- Больше ждали, а теперь не долго осталось… Сиди, торопыга, - уговаривал Терехин Амура, хотя твердо знал, что уговаривает только себя одного.
Все нарушители уже перебрались через прорубь.
"Приготовься, Амур!" - Терехин подтянулся на локтях поближе к коряге и стал медленно выдвигать винтовку.
Главарь махнул рукою, темная кучка шевельнулась бандиты кинулись врассыпную.
- Стой! - приказал Терехин, как это требовалось по уставу.
Но нарушители имели, видимо, свое особое мнение насчет устава. Двое из них бросились к обрыву и поползли вверх, остальные открыли стрельбу. О корягу звонко шлепались пули, лицо Терехина обдали осколки льда и щепки дерева.
Двое бандитов на обрыве! Иван нажал крючок. Грянул выстрел. Один из врагов скатился вниз. Его спутник с топором в руке, припадая к снегу, подползал к пограничнику… Терехин суматошно дергал рукоятку затвора, перезаряжал винтовку.
Вот локти нарушителя поднялись на уровень косматого треуха, а лезвие топора взлетело еще выше!..
В последнюю долю секунды Иван увидел Катю. Ему даже почудилось, что односельчанин Стенька Копчик занес над головою… только не кнут, а топор!..
- Гах!.. - выдохнул нарушитель. И сталь о сталь выкресала искры!
В тот самый момент, как лезвие топора начало опускаться, Терехин рванулся вперед и вонзил штык в приподнявшегося врага. Но и топор сделал свое дело: скользнув по винтовке, снес рукоятку затвора и как огнем обжег Терехину кисть правой руки…
С шинели вскочившего бойца, как мерзлые воробьи, посыпались отсеченные пальцы, онемевшая рука беспомощно скользнула по прикладу.
Как мешает плащ! - чуть не заплакал Иван.
Трое нарушителей уходят, а он бессилен…
Пограничник взял винтовку между колен; левой рукой надел брезентовый капюшон на один из отрогов коряги и присел, - плащ послушно сполз. Обрадованный боец приник всем туловищем к коряге. "В патроннике есть патрон!!" - вспомнил Иван.
На беспомощную, истекающую кровью правую руку Терехин положил винтовку, как на упор, и стал целиться. "Один патрон! Всего один патрон!"- звучало в сознании. Трое нарушителей бежали вверх по Гирлу; вот-вот их скроет темная грива камышей. Пограничник ловил па мушку среднего.
Гирло было узкое, убегающие почти касались друг друга плечами… Выстрел!.. Винтовка дернулась в сторону раненой руки; крайний справа нарушитель свалился.
- Амур, наперерез! - закричал каким-то совершенно незнакомым голосом Терехин и не сошел, а съехал с обрыва. Он в это мгновение твердо верил в присутствие своего четвероногого друга.
Лед стонал под сапогами бойца. Иван остановился…
Двое бандитов, суматошно цепляясь друг за друга, лезли на крутой обрыв. Они, видимо, решили, что стрельба привлечет наряды и поэтому углубляться по узкому гирлу невыгодно: оно может оказаться ловушкой.
- Стой! - крикнул Терехин. В нем окрепла странная уверенность, хотя рукоятка затвора отбита и нечего было и думать перезарядить винтовку одной левой рукой.
Над головами нарушителей что-то темнело, свисая с обрыва. Потерявшему много крови Ивану это "что-то" показалось притаившейся собакой.
- Амур! Взять их! - крикнул боец. Оба бандита, как по команде, выстрелили: один вниз, в Терехина, а второй - вверх, в темный выступ.
Иван ухватился за грудь, а бандиты с засыпанными землею и снегом глазами упали на лед.
- Руки вверх! - пересиливая в груди жгучую боль, скомандовал Терехин. Нарушители во время падения потеряли оружие; они поспешно встали па ноги: один повис над Иваном своими вылезшими из рукавов и угрожающе шевелящимися руками, другой выбирал момент, чтобы броситься пограничнику под ноги.
На какую-то долю секунды Терехин повел глазами. Только теперь он понял, что он один, совершенно один.
Он поник. Этим воспользовались враги: один бросился пограничнику под ноги, а второй изготовился навалиться на него сверху.
Терехин, как бы удивленный их поступком, спокойно отступил и на голову низкорослому опустил приклад винтовки; чтобы не быть придавленным вторым нарушителем, истекающий кровью боец присел, прижался всем телом к поставленной торчмя винтовке…
Холодное Гирло огласил крик ярости и боли…
Вероятно, уже было близко к утру, потому что вьюга давно стихла; на сером небе, как на вытертой до дыр шинели, серебряной медалью высветилась луна. На ее круглом диске, словно в память о проходившей на земле схватке, были как бы высечены человеческие фигуры: одна неуклюже держала другую на штыке!..
10
Во второй половине ночи наряды задержали двух нарушителей. Капитан приказал своему помощнику собирать участников поимки, а сам, со связным, поспешил на заставу. Только послышался скрип его лыж во дворе, как стал выть и рваться Амур.
- Терехина! - приказал начальник заставы.
- Его нет, товарищ капитан. Он в районе Холодного Гирла, - доложил дежурный. - Очкасов только что прибыл за сменой. - Терехин дал ему свою перчатку, просил отвязать Амура, но Очкасов в темноте потерял перчатку по дороге…
- Всех свободных на лыжи! - крикнул начальник заставы.
Капитан вонзил шипы лыжных палок в утоптанный снег и одним прыжком повернулся к воротам. От него не отставал Сизов.
Пограничники спешили к устью Холодного Гирла по той же дороге, по которой ночью возвращался на заставу Очкасов.
Начальник заставы, увлекаемый Амуром, бежал изо всех сил. Он за ночь не сомкнул глаз, все время был на ногах, но сейчас некогда было думать об отдыхе.
- Амур, вперед! - скомандовал Светлов, но собака тянула его в сторону. Там лежал какой-то предмет, вроде куска овчины, припорошенного снегом. Шедший рядом Сизов нагнулся.
- Смотрите, товарищ капитан! - он отворачивался от наскакивавшего и жалобно скулившего Амура и показывал перчатку, вывернутую наружу мехом и привязанную к бичевке.
- Перчатка Терехина! - вскрикнул Сизов. - Вот инициалы химическим карандашом…
Амур вырвал у Сизова перчатку хозяина, взвыл на весь заснеженный мир и побежал по вчерашнему следу Очкасова.
* * *
На востоке заалело небо. Но еще мерцали, как искры мороза, звезды, готовые вот-вот исчезнуть. Кустистые берега Бурунчи, подобно овчине, забиты снегом, лед отливает холодной синевою.
Тишина. На коряге висит задубевший плащ. Рядом с ним, над самым обрывом Гирла остановились пограничники. Пораженные увиденным, они сняли винтовки, словно готовясь дать салют.
Внизу, на вылизанном ветром льду Холодного Гирла виднелись продолговатые серые сугробы… Один из них похож на сидящею в раздумье человека. То к нему, то к пограничникам с жалобным воем бросался Амур. Глаза его, казалось, о чем-то умоляли.
- Ав-ав-у-гу-у! - взвыл он, и эхо пошло по Гирлу, пронеслось над ледяной броней реки Бурунча.
Амур разгребал лапами сугроб. Сухой и сыпучий снег летел белым куревом. Из сугроба показалась поникшая голова бойца.
Пограничники сбежали на лед.
- Ах, Терехин… А мне хотелось порадовать тебя, товарищ Терехин… - Светлов наклонился и осторожно вынул из-за обшлага шинели, туго застегнутой на груди бойца, газету, ту самую газету, которую дал Ивану дежурный. На ней жарко алела кровь.
Капитан выпрямился и с силой рванул с головы шлем. Подержал его, крепко прижимая к глазам, провел по лицу и опустил. Пограничники тоже сняли головные уборы.
- Товарищ Сизов! Вам боевая задача… - начальник заставы передохнул. - Боевая задача! - повторил он. - Вы станете часовым у тела пограничника Терехина, отдавшего свою жизнь за Родину.
Одев шлем, капитан осмотрел остальные сугробы. Из-под снега выглядывали сапоги, желтели полы полушубков.
Скрюченные пальцы одного из врагов, казалось, судорожно тянулись к чужому горлу, да так и не дотянулись.
С одной стороны от Ивана стоял на карауле Сизов, с другой - лежал Амур, уронив голову на лапы. Часто мигая умными глазами, он смотрел на Светлова. Капитан отвел взгляд, отошел в сторону и торопливо стал доставать папиросу.
У его ног на льду ярко горели мазки крови. Они рваным красным пунктиром тянулись от сугроба Терехина. Бережно обходя их, Светлов пошел вверх по руслу. Перед его глазами оживала ночная схватка: одного против пяти.