Вот что значит один раз оплошать. Все в полку, да не только в полку, знали, что орудие мне предназначалось в подарок, а попало Яснову за здорово живешь, из-за коварной шутки наводчика, которого и след простыл.
Я ходил сам не свой.
Слава Яснова и его орудия росла с каждым днем.
Чтобы не видеть мою унылую физиономию, командование послало меня в артиллерийское училище…
После окончания школы пошли фронты, госпиталя, опять фронты. Наступать мне посчастливилось по тем же дорогам, что и отходить.
После одного из ранений, как только срослась ключица, меня назначили в новую часть командиром батареи. В Бендерах узнаю, что мое подразделение где-то западнее города. Стараюсь выбраться с площади, заваленной танками, пушками, легковыми, грузовыми, штабными и еще черт знает какими машинами, отмеченными орлами да крестами. Иду, под ногами чвакает. Спотыкаюсь. Это указатель дорог повалился набок и выглядывает из грязи. На нем орел со свастикой в когтях кажется издыхающим.
А вот и красная звезда на белой фанерке выглянула из-за угла дома.
Теперь все фронтовые стрелки на запад показывают!
Вспомнились мне те дни, когда они показывали на восток.
"Где теперь Яснов? Наверно, командир дивизиона, не меньше".
Прихожу в батарею и знакомлюсь с людьми и материальной частью, и вдруг… Вдруг читаю табличку на пушке и не могу унять дрожи в сердце.
- Вы знали Яснова? - спрашиваю командиров огневых взводов и бойцов.
- Как же, знаем, - говорят те. - Это наш командир расчета. А вы его знаете? - спрашивают.
- Я ли знаю Яснова?!
Показали мне шинель в скатке, стоптанные кирзовые сапоги, пилотку, защитную пару обмундирования, выбеленного солнцем и дождем. В гимнастерке не хватает рукава, выгорел бок.
- Минуточку, товарищи… Я сейчас. Я сейчас… - извиняюсь и, стиснув до боли зубы и сжав кулаки, иду в сторону. Борюсь с собой… И не могу. В груди клокочет, горло перехватило, накипают слезы.
- Не сметь плакать! Назад! К орудиям!.. - шепчу, а перед глазами седая женщина, мальчик, Яснов, как живой…
"Не сметь плакать! Назад! К орудиям!.."
Зеленый экспресс
Поезд удалялся от границы. Перед ним расступались горы и медленно проплывали мимо, овраги бросались под самые колеса.
- Ту-ту! Чах-чах! - разносилось по горам.
Вечерело. Солнце опустилось в лохматую черную тучу, сразу наступила темнота. Ночью зашумел ливень.
Узкий коридор предпоследнего вагона отсвечивал стеклянной желтизной. Но квадраты окон, несмотря на резкий электрический свет, были угольно черны. В них вспыхивала серебристая россыпь, светились матовые струи, обнажалась жуткая темнота. Ночь, как бы завидуя свету, заглядывала в окна.
На глухом полустанке в вагон вошли пограничники. Они еще в тамбуре сняли намокшие зеленые плащи и приступили к делу: двое автоматчиков встали у выходов, а капитан и сержант вместе с проводником пошли по купе.
Пассажиры собрались в коридоре, переговаривались, курили.
- Видели, как они умаялись? Наверно, хорошую пробежку совершили по горам, - обратился к соседям пассажир в полосатой пижаме. Он, волоча шлепанцы, обутые на босую ногу, осторожно приблизился к последнему, еще не проверенному купе, в которое вошли пограничники.
* * *
Купе это находилось рядом со служебным.
Капитан бегло осмотрел его. Справа, внизу, храпел под ватным одеялом и бобриковым пальто полный мужчина средних лет. Голова его с одутловатым потным лицом была запрокинута вверх подбородком, концы влажных усов торчали рогачами.
- Водянка, - уловив взгляд капитана, сочувственно сказал проводник, стоявший в дверях.
На второй полке, без постели, согнувшись, лежал лицом к стенке старик в истоптанных яловых ботинках и серых бумажных штанах, испачканных известью. Тощую спину старика прикрывал черный поношенный пиджак.
Нижняя полка слева - пустовала, а на средней, раскинув длинные ноги, спал под наброшенным на голову кителем военный. Его грудь высоко и ровно поднималась, сиреневая майка в такт дыханию то натягивалась, то собиралась в морщинки.
Капитан провел рукой по слипавшимся от дремоты глазам. Кивнул проводнику. Тот внушительно объявил:
- Товарищи, проверка! - и после солидной паузы добавил - Просьба предъявить документы и показать вещи.
Старичок со второй полки, привстав и пошарив в кармане, первым подал свой потрепанный паспорт и проездной билет.
Больной приподнял голову и стал ощупывать затекший затылок.
- А меня, что же… ох… в расчет не принимаете? - обиженно спросил он, когда капитан, возвратив старику документы, повернулся было в другую сторону.
- Как так! Примем. Вы, наверно, папаша, буфет боитесь прозевать на ближайшей станции? Только смотрите, а то, неровен час, усы в пиве утонут… - пошутил сержант, пробуя на вес корзину больного.
- Ох, и мастак же, видно, ты, сынок, позубоскалить, - улыбнулся усатый.
Дошла очередь до спавшего под кителем. Когда проводник слегка потормошил его, тот только сладко потянулся и опять ровно задышал.
- Демобилизованный офицер, - объяснил железнодорожник. - Едет на целину. Отсыпается парень. Стоит ли будить?
- Будите.
Проводник слегка потянул демобилизованного за Руку.
- А? Что? Тревога? - схватился с койки здоровяк и стукнулся макушкой о верхнюю полку. Он втянул голову в плечи и часто замигал глазами. Губастое веснушчатое лицо этого светловолосого молодого парня выражало боль и недоумение.
Потрогав ушибленное место, он широко заулыбался.
- Ах, вот в чем дело! Наконец-то дошло… Документы!.. - он легко соскочил на пол; подтянул голенища поношенных сапог, отряхнул крылья габардиновых галифе. Выпрямился. И только тогда полез рукой во внутренний карман. Китель он придерживал на себе приподнятыми плечами.
- Все там… - сказал он, передавая капитану потрепанный клеенчатый бумажник.
Капитан, щурясь на свет, стал просматривать документы.
- Значит, на Алтай? - спросил он.
- На Алтай! - улыбнулся военный.
- И домой не заезжаете?.. Отдохнуть, с родными повидаться?
- Нужно бы. Да не знаю, куда раньше направиться - в детдом или в железнодорожное училище, из которого призывался. Наверно, поработаю с годок, потом уж…
- Александр Матросов тоже, кажется, из железнодорожного пошел в армию.
- Читал. Мы с ним одногодки, между прочим.
- Вещи отдельно отправили?
- Вещи? У меня их не так много. Там где-то "сидор Иванович" валяется, - кивнул пассажир на нишу багажника.
Сержант, стоя на раскладной лесенке, потянулся к нише.
- Это и есть ваш саквояж? - спросил он, слегка подкидывая на руке вещевой мешок с болтавшимися лямками. - А этот беспризорный "красавец"?
Сержант приподнялся на носки и вытянул невзрачный рыжеватый чемодан.
- Неужели вещи развязались? Разрешите!.. - демобилизованный подхватил вещмешок и чемодан. Он положил их на пустовавшую полку, стал связывать.
Не сходя с лесенки, веселый сержант спросил:
- А что, коли и мне податься на целинные земли после армии, товарищ капитан? Дослужу срок, свои "сидоры" в охапку, как товарищ офицер запаса, и махну.
- Мысль неплоха, - откликнулся светловолосый. - Вот! - затянул он последний узел на чемодане и вещевом мешке.
- Дайте-ка, я их опять на место водворю, - предложил сержант.
Пассажир, ехавший на целину, уже было поднял связанные вещи, потом опустил.
- Да ничего, не беспокойтесь. Я их ткну вон туда под нижнюю полку. Скоро пересадка.
- Мысль замечательная, - задумчиво протянул капитан, глядя на согнутую спину молодого пассажира, задвигавшего вещи под полку.
- Это вы насчет будущей поездки сержанта на Алтай?.. - вытирая платком руки, хозяин "сидора" повернулся к капитану.
- Именно. Документы у вас в порядке. Получите, - протянул тот демобилизованному клеенчатый бумажник.
Сержант спрыгнул с лесенки.
- До побачення! - шутливо раскланялся он с пассажирами.
- Счастливо и вам, ребятки, - напутствовал уходивших старик.
- Бывайте всегда здоровыми… - пожелал больной.
- Всех благ! - весело подмигнул светловолосый.
Как только затихли шаги пограничников, в двери показался пассажир в полосатой пижаме.
- Что, не сказали, кого ищут? - направил он свой утиный нос прямо на проводника, возвратившегося с веником и кружкой.
- Станут они распространяться… - простонал больной.
- Скоро узловая, - проговорил проводник. Пройдя на середину купе, он набрал в рот воды, прыснул на пол, готовясь подметать. - Кого они ищут, говорите? - спросил и опять поднес ко рту кружку.
Светловолосый рассмеялся.
- Ну и дипломат же наш проводник: знает пользу воды. Вот бы болтунам прописать такой рецепт: зачесался язык, сразу за кружку. Тогда государственную тайну никто не выболтал бы… - и светловолосый многозначительно поглядел на пассажира с утиным носом.
- При чем тут государственная тайна? - обиделся тот. - Я просто так…
- Я тоже просто так.
Вверху зашевелился старик; он надел пиджак, завязал платком горло.
- В девятьсот четырнадцатом на Знаменском узле служил официантом Котька "Неходибосой"… - почесывая кадык, начал он без всяких предисловий. - Бывало, подвыпивший поручик только щелкнет портсигаром, а Котька уж подносит зажженную спичку. Как-то охмелевший штабс-капитан замахнулся кулаком, чтобы разбить пенснэ на носу купеческого сынка, а угодил в морду услужливому Котьке. Одарил "Неходибосого", чтобы не попадался под руку. Тот только кланяется. Или проигрался фронтовик. Без Котьки не обойдется. Пошепчутся, "Неходибосой" шаркнет штиблетами, взмахнет белой салфеткой и фронтовик бежит в зеленую комнату с пачкой ассигнаций отыгрываться. А когда кайзер Вильгельм оккупировал Киев, Котьку на Крещатике в мундире капитана германской армии видели…
Все молчали. Было слышно, как старик поскребывает заскорузлыми пальцами жесткую щетину на кадыке.
- Ну и историю вы поведали. Я как жабу проглотил! - поморщился демобилизованный. Он сидел на нижней полке, поставив локти на колени и подперев кулаками подбородок. - Водились же такие типы!
- Ох… А сейчас разве не водятся? - простонал больной. Он пристально посмотрел на стоящего в дверях угреватого с утиным носом пассажира и устало прикрыл глаза.
- Теперь совсем другое дело… - светловолосый встал, прошелся по купе. - Во времена Котьки сама царица Александра шпионила. Да и Николай не особенно переживал, что из-за какого-то непойманного Котьки гибли в Карпатах целые дивизии… Сейчас Котька не дослужился бы до капитана, будь он трижды босым. Видели. как пограничники все проверили… Теперь сунься такой тип: два-три месяца продержался, а на четвертый, смотришь, сообщение в "Правде": высшая мера по указу. Рожа выдает такого…
- Да, так оно и есть, - сказал мужчина в полосатой пижаме. Он потоптался у двери и тихо ушел.
Демобилизованный вытер платочком лоб.
- Не по вкусу наш разговор полосатому матрасу. Ушел…
Над головами что-то прогромыхало. Будто сломанная ветка дерева пробарабанила по крыше вагона.
В купе словно похолодело. По темному окну текли извилистые дождевые струи. Костлявая рука старика замерла у шеи, обмотанной клетчатым шарфом. Застыл и проводник с опущенным на пол веником.
- Лезет!.. Лезет!.. - закричал больной и стал суматошно отодвигаться от окна.
- Кто? Где? - бросились к нему.
- Ох… - усатый опустил на пол отекшие ноги и, опасливо поглядывая в окно, стал потирать руками рыхлую грудь.
- Ох… вздремнул, аль наяву… вижу, понимаете, голову. А шляпа на ней вертится, вертится!.. Фу, устал, лягу… завесили бы окно.
- Ну и шутник наш больной! Ха-ха-ха! - раскатисто рассмеялся светловолосый. - Представьте, даже я труса дал.
В дверях показалась голова поездного радиста.
- Проводник третьего непромокаемого здесь? А, вот со своим пылесосом, а пол так и неподметенный. Поторопись-ка к главному. Побыстрее! Вызывает.
* * *
Начальник поезда и капитан Фролов, старший наряда пограничников, готовились пить чай.
Фролов, среднего роста плотный крепыш, усталыми, но внимательными глазами поглядывал на бойцов, которые старались вместить на одном крючке три плаща, торчавших коробами.
- Ну, ребята, присоединяйтесь, - повернулся к ним железнодорожник. - Побродили по горам да и дождь вас прохватил. Что-то сержанта долго нет. Не случилось бы с ним чего-нибудь. Как он парень?..
- Будет все в порядке! - успокоил железнодорожника капитан. - Сержант дело знает. А вот прием - не из лучших… Пассажиры…
- Ради такого дела можно и рискнуть, - начальник поезда взялся за свой стакан, - Пассажиры у нас народ понимающий…
Он отхлебнул обжигающий глоток чаю.
* * *
В дороге привыкают к своим проводникам.
- Долгонько нет нашего вожатого, - поглядывая на открытую дверь, проговорил старик.
- Чайку бы, - добавил усатый больной. Только здоровяк молчал.
Проводник вернулся. Он привел еще одного пассажира, одетого в черный резиновый плащ и широкополую серую шляпу. Из-под шляпы незнакомца виднелась коричневая повязка на правом глазу.
- Это будет ваше место, - показал проводник странному новичку на пустовавшую нижнюю полку, а сам слегка провел тряпкой по "заплаканному" от дождя окну….
Новый пассажир прошел к столику, сел, поставил возле себя большой дорожный портфель; выдернул из рукава "Крокодил" и уставился в него одним глазом.
Старожилы купе переглянулись. Старик взялся рукою за свою полку и в таком положении и остался. Больной приподнял голову и старался увидеть лицо прибывшего. Ему мешал раскрашенный яркими красками "Крокодил".
Вагон монотонно постукивал на стыках и еще больше навевал на старожилов купе какое-то странное, почти тревожное чувство.
- Сон в руку, - шепнул больному демобилизованный.
- А? Что? Какой там сон… - вздохнул усач. - Если бы сон, - начал он и спохватился. - А может быть, и сон!..
- Довольны кубриком? - закончив вытирать окно, спросил проводник нового пассажира. Одноглазый кивнул, потом достал из кармана коробку "Казбека" и сунул в руку железнодорожнику.
- Спасибо, - пробормотал бывший матрос и - направился к выходу. Мимоходом он помог старику взобраться на полку. В коридоре его догнал демобилизованный.
- У этого типа, который вас "оказбечил", пограничники документы проверяли? - спросил он.
- Я в такие подробности не вхожу. Человек предъявил билет и баста: получай место, - ответил проводник.
- Ну, знаете… а еще на флоте служили. Вы так любого пристроите. Здесь же граница!.. Капитан со своими сошел?
- Кажется, у начальника поезда.
- Вот хорошо…
- Вы к пограничникам?..
- Не мешало б…
- Присмотрите за ним, а капитану я сам доложу…
Проводник ушел, светловолосый вернулся в купе.
- Кто мои вещи выдвинул? - спросил он и недружелюбно посмотрел на уткнувшегося в журнал пассажира.
- Никто их не выдвигал. Нужно было человеку ноги поставить куда-нибудь, не станет же он их отвинчивать… Вот и подвинул вашего "сидора" немного, - примирительно сказал усач.
На этом разговор оборвался, так как вошли два пограничника. Без плащей они выглядели совсем молодыми ребятами.
- Вы на какой станции садились, гражданин? - спросил ломким голосом один из них, остроносый и худощавый, пассажира с "Крокодилом".
Тот передернул плечами и продолжал перелистывать журнал. Пограничник повернул преувеличенно строгое лицо к своему напарнику, на вид малому порешительней.
- Вам придется пройти к капитану, коль нам отвечать не хотите, - сказал тот веско.
Незнакомец в дождевике встал, журнал положил на столик и молча направился к выходу.
- Хм… Видали, какой гусь! - хмыкнул пассажир, ехавший на целину.
Через несколько минут вернулся остроносый боец, унес портфель и оставленный неизвестным "Крокодил".
- Ох… что же это, пересадку ему делать будут, раз вещи забрали?
- Скорее всего "посадку", - вставил светловолосый. - Не его ли шляпу вы видели в окне?
У больного глаза округлились.
- Его! Его!.. - аж приподнялся усач. - Фу… Разве он мог так быстро переправиться с крыши в вагон?
- Времени прошло порядком, - светловолосый посмотрел на дверь: там вырос черный дождевик. За ним показались капитан и начальник поезда, потом два молодых автоматчика… Не было только веселого сержанта.
Пассажир в дождевике направился к столику. Он стал, спиною к окну, заслонил его собой. По бокам двери вытянулись солдаты с автоматами на груди. Капитан и начальник поезда остановились посредине купе. Демобилизованный, чтобы дать им место, услужливо отодвинулся к окну. Пригласил их сесть. Те поблагодарили и остались на месте.
- Вот что, товарищи. Этот гражданин, - капитан кивнул на пассажира в дождевике, - жалуется. У него пропажа. Тень падает и на бойца… С вашего согласия, конечно, разрешите осмотреть вещи. Думаю, возражений не будет? - Фролов обвел всех присутствовавших улыбающимися глазами.
- Ну, что вы, товарищ капитан, - одевая китель, встал здоровяк. - Портфель находился в купе всего несколько минут. А потом, кто бы себе позволил?..
- Нет уж, голубчик, пусть товарищи проверят… ох… да будем спать.
- Чего тут, пусть… какая может быть обида, - поддакнул старичок.
- Вот видите, большинство "за", - сказал Фролов.
На путях замелькали редкие мутные огоньки. Поезд сбавлял ход.
- А потом, почему бы это… грязное дело не поручить железнодорожной милиции? - настаивал на своем молодой пассажир.
- Ничего, мы тоже не брезгливые. Приступим… Дедушка, примите участие… - попросил капитан старика.
- Ну что ж, тогда давайте, только побыстрее, а то скоро узловая. Хотелось поесть чего-нибудь горяченького, - светловолосый нервно зевнул и направился к раскладной лесенке.
- Посторонитесь, вы с портфелем. Сейчас увидите, способен ли я воровать или нет… - уже другим тоном сказал он пассажиру в дождевике.
- Зачем же, ваши вещи под полкой… Ведь вы их сами… - Фролов не договорил.
Здоровяк резко и сильно ударил в грудь пассажира с перевязанным глазом. Тот упал на столик и заслонил собой окно.
"Не покалечил бы"- мелькнула у Фролова мысль. В ту же секунду здоровяк обернулся и толкнул капитана на железнодорожника, а сам бросился к окну.
- Стреляю! - крикнул Фролов. Начальник поезда тоже вскочил с пола… Но ни тот, ни другой стрелять не стали.
Цепляясь раскинутыми руками за средние полки, светловолосый отлетел от окна и рухнул на пол, как куль. Это его "угостил" ногой пассажир в дождевике.
Капитан нагнулся к задержанному и вынул у него из кармана, вшитого под мышкой кителя, какое-то незнакомое оружие; подержал на ладони.