Яснов
На рассвете по пересохшей южной степи пробежал дождь. Планета Земля, казалось, вдруг вспыхнула: где заря, а где отсвет фронтовых пожарищ, - трудно разобраться.
Наше орудие притаилось прямо возле указателя дорог. На прибитой к столбу фанерной стрелке какая-то добрая душа нарисовала красную звездочку, а ниже, во всю длину фанерки вывела название города.
Тогда все фронтовые стрелки показывали на восток…
Вот-вот должно начаться то. что уже повторялось несколько дней - новая атака на город. От нарастающего, будто подземного гула указатель дорог вздрагивает. При каждом взрыве с фанеры соскальзывают скупые, еще не успевшие испариться дождевые капли.
Началось!.. Где-то справа трещат мотоциклы, "юнкерсы" ходят колесами по самым головам, а в перекрестие оптического прицела ползет брюхатая махина. Она неуклюже переваливается через бугры, взбивает волны пыли и несется прямо на орудие.
Я выбираю точку в ее бронированном теле, подвожу, подвожу… сейчас будет выстрел… и вдруг!..
Лучше бы вообще в природе не существовало "вдруг!.." Старая женщина прямо на перекрестии прицела!.. Седые волосы распущены, лицо возбуждено, она смотрит мне в глаза, идет на ствол орудия да еще смуглолицого мальчика тянет за собою.
Судите сами - каково мне было тогда.
Стою перед командиром полка и комиссаром. От взрывов землянка трясется и осыпается. Майор сердито кричит в телефон, а батальонный комиссар дает мне взбучку. До меня доходят только отдельные слова и отрывочные фразы.
"Противник"… "подавить волю к сопротивлению"… "первая жертва". "Нельзя доверить орудие"…
"Это, наверно, я первая жертва".
Командир полка резко бросает трубку.
- Перед второй батареей опять танки…
Это моя батарея.
- Струсил? - окинув меня уничтожающим взглядом, спрашивает он комиссара.
- Вместо того, чтобы бить по врагу, побежал… - спокойно говорит тот.
- Лучший наводчик? С поля боя?! - передергивает плечами майор.
- Вместо того, чтобы скомандовать "выстрел", забежал перед стволом орудия… - говорит комиссар.
- Тьфу! Что же он там увидел?.. Муху на стволе?.. - уже кричит командир.
- Беженка с мальчишкой оказались перед пушкой… поторопился их спрятать в укрытие…
- А-а-а, это другое дело, - говорит майор. - Это совсем другое дело…
- Хорошо еще, что номерные не растерялись. Танк бы проутюжил и расчет и орудие… Пожалуй, оставлять командиром…
Землянка тряслась и гудела, телефон дребезжал, и майор, наверно, не расслышал последних слов комиссара.
- Ясно! - воскликнул он нетерпеливо. - Отправляйтесь в свой расчет! - приказал мне. - Да хорошенько запомните слова батальонного… Лучший наводчик… - Последние слова прозвучали иронически.
Да, я был лучшим наводчиком. На учебных стрельбах занимал первые места, в общей суматохе боя тоже вел себя будто не хуже других. Так то же расчет какой был!..
В ночь перед этой неудачей меня перевели в другую батарею на место раненого сержанта Яснова. Утром дай, думаю, я покажу своим подчиненным, как нужно бить по движущимся целям… И вот показал…
"Хорошо еще, что так обошлось", - раздумываю, подходя к огневой позиции нашей батареи.
Атака танков отбита, тишина. По ходу сообщения приближаюсь к укрытию своего орудия. Слышу, мои подчиненные не иначе как меня "прорабатывают"…
- А зачем мальчик возвращался да еще с таким грузом за плечами? - с добродушным смешком спрашивает хриплый бас в землянке.
- Узнать фамилию нашего командира… - не без ехидства отвечает тенорок.
- А зачем фамилию?
- Представить вояку к награде… За геройство… Хи-хи!.. - это я "вояка".
- И ты дал позывные?..
- А как же, дал, еще какие… Полевая почта - такая-то… Сержант Яснов, Устим Федорович.
- Так это же наш бывший командир…
- Ну и что?.. Он нами пока руководит… А новый… наперегонки со снарядами бегает.
"Еще неизвестно, как бы ваш Яснов вышел из такого положения", - с досадой думаю и вваливаюсь в землянку.
- Смирно!.. расчет в полном составе… немцы решили пообедать, а потом наступать!.. - докладывает хозяин тенорка, наводчик. В его глазах поблескивают плутоватые огоньки. Чувствую, мой авторитет в этом расчете умер, не родившись. А все из-за этой старухи и ее мальчика…
Оставляем город. Опять цепляемся то за реку, то за высоту. Номерные побаиваются как бы их бывший командир не застрял где-нибудь вместе с медсанбатом. Они все же надеются, что сержант вернется. Не понимаю: чего он им так дался. Все меряют его аршином. Только и слышно: сержант то сделал бы так, а это этак…
- Выходит, Яснов сам за вас все делал? - спрашиваю их однажды. - Пушка неделю не чистится, банник отдали соседу внаймы, "Явдоху" на дрова употребили… Встать! - командую и тут же приказываю, кому чем заняться.
Делают, а сами то один, то другой, нет-нет да и посмотрят на меня этаким хитрым взглядом.
"Песочил вас, наверно, Яснов как следует, спуску не давал, вот вы и не можете его никак забыть", - думаю. Я и раньше замечал, что требовательного командира подчиненные начинают по-настоящему ценить, когда того уже нет с ними.
- Кто "Явдоху" пустил на дрова? - спрашиваю.
- Ну я… - улыбается наводчик, стоя возле орудия.
- Яснов бы вам благодарность вынес за это?.. Так, да? - прискипался я к своему заместителю.
- Другую "Явдоху" приказал бы сделать и не волынил бы…
- Так вот, сделайте. Сейчас же.
Речь шла о деревянной "пушке". Мы ее выставляли в ложном окопе "приманкой" для "юнкерсов". Тоже, между прочим, изобретение Яснова.
Однажды мы укрылись в кустарнике и вели огонь по скоплению мотопехоты противника. Фашистская батарея исковыряла всю землю, а накрыть нас не могла.
Когда я сделал "отбой", все так и повалились от усталости. Смотрим, "рама" висит над нами.
- Как бы поступил Яснов в таком случае?.. - не без ехидства спрашиваю своих хлопцев, которые лежат без задних ног.
Улыбаются, устало глядя на небо.
- "Рама" пошла докладывать наши координаты. Нужно подрывать, пока не поздно… - говорит замковый.
- К орудию!.. На запасную!.. - командую.
Теперь уже я сам, как только что, завожу разговор о Яснове. Оказалось, он не кадровый артиллерист. Билась в окружении застава. После того, как гитлеровцы все же ее взяли, на батарею прибежал с обломком винтовки, весь израненный, в изорванной одежде младший сержант-пограничник. Он на заставе командовал минометами, а потому попросил, чтобы дали ему пушку. На батарее были большие потерн и Яснова взяли в расчет…
- Яснова копируете! - подначивал меня наводчик, когда я напускал на себя строгость.
- Да, стараюсь, чтобы вы о нем меньше скучали.
- Не всякий стоит того, чтобы за ним скучать, - однажды заявил наводчик, и мне ничего не оставалось, как проглотить пилюлю.
В Приазовья наш полк отводят в тыл. Приводим в порядок себя, материальную часть. Тут уж я, что называется, пришпорил своих хлопцев, наводчику же не давал покоя особенно. Вдруг ночью тревога. Катим всем полком к реке Донец. Там трещит фронт. В ту же ночь устанавливаем орудия, маскируем. Как только за нашими отходившими частями покажется противник - обрушиться на него огнем!.. Такая задача. Три раза налетали "юнкерсы". На четвертый все же разбомбили пушку! Не обошлось и без жертв: убит подносчик снарядов, а правильный ранен.
Расчет с огневых позиций сняли. Сидим в запасной штабной землянке и в глаза друг другу не смотрим. Направят всех в пехоту, - пошли разговоры.
- Нужно готовить обмотки, накрасовались в кирзоступах. Хватит. - переобуваясь, бурчит замковый.
- Дали бы взвод пехотушки, тогда бы ничего, - подает голос наводчик.
- Вот так зафугасил!.. - смеются номерные…
- А что? Вот наш командир всего ефрейтор… А руководит расчетом… Правда, безпушечным.
Наводчик опять обнаглел, опять смеется мне прямо в глаза. Хочу оборвать его, но меня опережает наш правильный, не ахти грамотный, но прямой и честный боец.
- Орудию не уберегли, а языками чесать мастера. Яснов, сержант, тот пушку без малого на руках не нашивал… вокруг кургана в прятки с "юнкерсами" играл, а под бомбы не давал…
Вот те на: оказывается Яснов еще и в прятки играл с "юнкерсами" вокруг курганов.
- Хватит болтать! - вскакиваю. И кстати: входит сам командир полка в сопровождении командира батареи.
- Смирно! Расчет в полном составе! - докладываю, а сам аж дрожу от злобы, так допекли.
- Вижу, что в полном составе! - махнул рукой майор. Я понял, что он хотел этим сказать. Стою, потупившись. Номерные тоже, как приговоренные.
- Ладно, не вешайте носы, вояки. Пушка будет! - говорит командир полка. - Но уж эту берегите. Новинка!.. прошибает танк насквозь.
Мы совсем растерялись. Даже не знаем, что ответить майору.
Он оглядел наше жилье и говорит командиру батареи.
- На днях возвращается из медсанбата сержант Яснов… Наводчика переведите в другой расчет, - показывает он на нашего хвастуна. - На его место станет ефрейтор… - Это я, значит. - Новая система орудия, новые оптические приборы… Освоить нужно немедля.
Пока майор говорил, я, грешным делом, ловил на перекрестие воображаемого прицела вражеский танк. Вдруг ноги мои похолодели будто в голенища кто ледяной воды налил. За перекрестием представляемого мною прицела, как за крестовиной окна, я увидел старуху и мальчика!.. С тяжелыми котомками за спинами, они смотрели мне прямо в глаза…
"Какая чепуха!.. Нервы сдали… Пройдет! - успокаиваю себя и тут же думаю - А вдруг я опять подведу расчет… Как возле указателя дорог".
Хочу доложить о своей опаске командиру полка, но встречаюсь с злорадными глазами наводчика, он, конечно, доволен, что меня снизили, и молчу.
Наводчик в тот же день рассчитался. Я вызвался его проводить.
- Теперь нас сравняли… Почему ты так взъелся на меня с первого же дня? - спрашиваю своего бывшего подчиненного.
Улыбается:
- Война… Кому охота быть мишенью раньше времени…
- Это как же?
Опять улыбается.
- Тебе приходилось когда-нибудь пересаживаться с боевого коня на пугливого меринка, который на каждый куст храпит?
- Значит, я пугливый меринок?.. А почему ты назвал фамилию Яснова, а не мою, когда тебя мальчик спрашивал?
- Просто так, ради шутки…
- Скажи, из зависти, да?
- К кому? - ухмыльнулся наводчик. - Вот Яснов станет на расчет - еще не раз убедишься, стоит ли тебе-завидовать.
Этот намек на меня особенно не подействовал. Но вскоре я узнал, что на войне плохие предсказания сбываются, а хорошие обходят стороною.
Вечером выходим в "парадной" форме на построение. Присматриваемся: делегаты из всех батарей! Внутри строя, похожего на букву П, новенькая пушка, полуприкрытая брезентом. Просто не верится: нас прямо к ней вместо номерных. За какие заслуги?! Я даже слышу приятный запах металла. Так и хочется прикоснуться рукой к орудию.
Через несколько минут раздается команда "смирно". Пришли командир и комиссар полка.
Командир полка откинул с орудия брезент, улыбнулся нам. Теперь пушка видна вся. Окрашенная в свежий зеленый цвет, она не блестит при луне, а словно вбирает в себя свет. Низка - для меньшей уязвимости, колеса маленькие, части расчетливо подогнаны, от рамы - две разводные станины, ствол длинный, с ноздреватым пламегасителем - не орудие, а игрушка. Да так браво смотрит. что у нас прямо дух захватывает.
Комиссар положил руку на щит и начал речь. Он говорил, как трудятся рабочие и колхозники, ничего не жалеют, все отдают, только бы мы хорошо дрались и отстояли свою Родину от проклятых захватчиков. Потом стал рассказывать о мальчике, который нашел в развалинах много ценностей, перешел с ними через линию фронта и попросил, чтобы Верховный Главнокомандующий разрешил в счет этих ценностей отлить пушку. Ничего удивительного - тогда многие делали подарки фронтовикам. Но когда комиссар упомянул о мальчике, перешедшем линию фронта, я насторожился.
Майор щелкнул электрическим фонариком. На щит орудия упал огонек. И мы увидели металлическую табличку. На ней блестела надпись:
УСТИМУ ФЕДОРОВИЧУ ЯСНОВУ!
БЕЙТЕ ФАШИСТОВ! ГОНИТЕ ИХ С НАШЕЙ ЗЕМЛИ!
Так обычно заканчивались письма, которые мы получали из дому. Но мне в этих словах послышался отчаянный детский крик, живой крик. Я опять увидел старуху и ее смуглолицего мальчика, которых я без малого не расстрелял из собственного орудия…
Мальчик спрашивал фамилию командира расчета. Вместо меня ему назвали Яснова… "Не в этом ли все дело?" - подумал я, пораженный неожиданной догадкой.
Орудие мы в ту же ночь выдвинули на огневые позиции. Настоящий артиллерист так же легко узнает "голос" своей пушки, как голос близкого друга. И когда ударило наше "подарочное", артиллеристы сразу запомнили его "разговор". Минут десять оно "пело" в одиночку. Потом "заговорил" весь полк.
Наступило утро. Кругом - сухая степь. На западе, извиваясь в извилинах русла, поблескивает река. До нее километров семь. На нашей стороне курган, и за рекою, на серой возвышенности, - тоже курган.
Мимо кургана с запада на восток идет дорога, над дорогой стоит непроглядная рыжая полоса пыли. К реке она провисает, а над переправой клубится охровым туманом… Туда изо всех стволов бьет наша батарея.
"Новинка" чуть ли не упирается лафетом в курган. Осеннее солнце не грело, но нам было жарко. В расчете каждый работал за двоих и с двойной энергией. Нужно было помочь пехоте стряхнуть с себя противника, который повис у нее на плечах. Войска идут и идут. Над ними дымовой завесой повисла пыль. И вот, видим, вынырнул из-под этой завесы и, прихрамывая, торопливо зашагал к нам не то боец, не то командир. Он всматривается в нас и спешит. Только взлетают полы его серого халата, да мелькают истоптанные сапоги.
"Убежал из госпиталя, раненый", - думаю я. Тогда такие случаи бывали. Не доходя метров десяти, он оглянулся на дорогу. Потом провел рекой по круглой стриженой голове и крепким скулам. Щетина будто задымилась - такая поднялась из нее пыль.
В эту ночь мы огневую позицию готовили наскоро. Вырыли узкую яму, с отлогим въездом для пушки, и только. Стреляли на дальние дистанции и ствол орудия торчал вверх градусов на сорок.
- Вот почему вас не узнать, - приостановился вояка в госпитальном халате. - У вас большие перемены, - добавил он.
"Яснов!" - догадался я.
- Похоронили нашу старушку… - говорит сержант сокрушенно.
Номерные посмотрели на меня и заухмылялись. Было ясно, о чем они думали. Перевариваю их взгляды - что делать, хорошо еще, что ехидного наводчика нет.
- Уже санбат снимался, когда я узнал ваши координаты, - передохнув, Яснов продолжал: - Пристроился на крыло полуторки… держусь за кабину… Слева фрицы катят наперегонки… Буду искать своих возле кургана… Еще в пути решаю. Характер мне ваш известный. И вот не ошибся… И вот не ошибся… - глядя на дорогу, повторяет сержант переменившимся голосом.
Прямо против нашего кургана пыль заклубилась и поднялась к небу, как от взрыва. Из-под нее боком вылетела автомашина. Разбрасывая по сухому придорожью людей, она рухнула вниз кузовом.
- Все же пожаловали!.. - говорит Яснов. А сам так и сучит пальцами.
Раздавив полуторку, прямо к нам мчится вражеский танк. Со ствола его орудия свисают обломки растрощенного кузова. За первым второй, третий танк…
Я и Яснов стоим над окопом. Остальные - внизу, возле орудия. Чтобы хоть что-нибудь сделать, нужно пушку выкатить… Миг, легкая и приземистая, она уже смотрит стволом в сторону дороги.
- Действуйте! - торопит меня Яснов. - Действуйте!
Я не увидел старуху л ее мальчика, а только подумал о них; рванулся было к пушке, но Яснов меня опередил.
- Расчет! - потряс сержант кулаками. - Орудие! - закричал он и, путаясь без привычки руками, заработал механизмами; стал целиться в танк прямо через ствол.
"Скорее бы выстрел!.. Скорее бы!.. Сейчас танки!.. Сейчас!.. Скорее!" - мысленно тороплю я сержанта.
- Снаряд! - кричит он.
- Есть снаряд! - отвечаю, как новичок на учении. Глазам не верю: первый танк стоит, а с его пушки растерянный фашист сбивает ногой обломки кузова…
"Вот так выстрел упустил я!"
- Tax! - бьет наше орудие.
Нужно спешить за снарядами… Делать больше нечего.
Возвращаюсь - нет пушки! Держу на бедрах по снаряду и мечусь, как мышь в решете. Один танк обходит курган с запада, второй, тот что остановился было, волчком крутится на месте. Из него валит во все стороны черный дым. Теперь не видно ни фашиста, сидевшего верхом на стволе орудия, ни обломков кузова; третий крадется к кургану с востока.
"Пушка укрылась с южной стороны!" - наконец, соображаю и бегу.
- Ложись, ложись! - бьет мне команда прямо в лицо, а орудие смотрит в грудь. Метрах в сорока за ним уже горит второй танк, что обходил курган с запада. Корпус у него разворочен, башня свисает набок.
Tax!.. Тах!.. - слышу над головой. Ползу на животе под стволом пушки и думаю с досадой: и мне нужно было положить бабушку с ее внуком, как меня положил Яснов. Потом извинился бы…
- Учту!.. Учту!.. - дежу сквозь зубы и выползаю из-под орудия.
- Отбой! - командует Яснов. Потом срывает с себя халат и вытирает рукавом лицо. Выцветшая гимнастерка у него разлезлась, из нее выпирает лопатка.
- У вас новый хозяин, - поворачиваясь ко мне, говорит он. С номерных ручьями течет пот, но они только улыбаются. Разве не показал себя сержант? - читаю у них в глазах. Я похож на пареного рака. Такое во мне растет против самого себя зло, что хоть сквозь землю провались.
- Ну, будем знакомы, - протягивает мне руку Яснов. - Как там у вас, локотки не пооблезли? Не падайте духом, я тоже не сразу' привык смотреть танку в ствол. Теперь и у вас дело пойдет не хуже моего, - подбадривает он меня, не иначе как из вежливости.
- Все решили первые выстрелы, - говорю я.
- Решил снаряд, который вы мне подали, - уточняет сержант. - А если бы не этот снаряд…
- Нашелся бы другой.
Скриплю зубами, но упрямлюсь.
- Был бы нам гроб с музыкой, если бы фашисты не затеяли возню со своей "бертой". Переднему танку нужно было идти на таран. А он сам остановился и остальных задержал.
Ясное передернул плечами.
- Ну, я пошел к командиру батареи, может и мне такую дадут, - говорит он, окидывая любовным взглядом пушку.
Теперь номерные не вытерпели.
- Она же вам дадена! Посмотрите, товарищ сержант! - закричал громче всех правильный.
- Что?.. Вижу, арапа заправлять вы так и не разучились и при новом начальнике? - сердится сержант.
Тогда взял я его за локоть, подвел к щиту и показал на табличку. Сержант читает, а рука его шарит за плечами, будто он хочет натянуть на себя халат, которого на нем нет. Бледный, как стена, смотрит на нас непонимающими глазами.
Я стараюсь поймать взгляд кого-нибудь из номерных, но те отворачиваются.
"Удружили, называется… все это наводчик".
- Меняем позиции!.. - как всегда с насмешкой объявляет связной. Тут и грузовик подходит за орудием.
Вскоре Яснов получил письмо от мальчика.